Михайла пригналъ гуртъ поздно, отца уже не было дома. Убравъ скотину, братья оставались въ избѣ одни. Михайла сидѣлъ за столомъ надъ книгой; Антонъ курилъ возлѣ печки.
Между братьями, какъ вообще водится въ крестьянскихъ семьяхъ, не существовало близости. Антонъ, какъ старшій, съ дѣтскихъ лѣтъ привыкъ относиться къ брату слегка пренебрежительно. Ему до сихъ поръ не приходило въ голову сдѣлать Михайлу соучастникомъ своихъ стремленій и видовъ на будущее. Теперь, глядя на мужественную фигуру брата и на его сосредоточенное лицо, Антонъ какъ бы впервые увидалъ въ немъ равное себѣ существо, способное понять его.
— Мишанька! — позвалъ онъ, бросая «цыгарку» подъ ногу.
— Что? — отозвался тотъ, не отводя глазъ отъ книги.
— А не толковалъ вамъ учитель про чужія земли?
— Про какія это?
— Ну, про Африку тамъ... про Америку?..
— Сказывалъ.
— Ну? — оживился Антонъ. — Что-жъ онъ говорилъ?
— Да все не перескажешь, — про звѣрей... про деревья... — нехотя отрываясь отъ книги, отвѣтилъ Михайла.
— Да я не про то! Люди какъ живутъ.
— Люди? Это дикари, что-ль?.. живутъ кто охотой, кто землю пашетъ... Книжка такая есть, называется «про дикаго человѣка»... вотъ бы тебѣ прочитать... Рыбинъ вчерась взялъ ее, Аѳанасій.
И Михайла опять уткнулся въ книгу.
«Что онъ? — подумалъ съ досадой Антонъ, — нарочно, аль не понимаетъ меня?.. Неужто у него еще покойна душа?»
Антонъ всталъ съ мѣста, выпрямился во весь ростъ и подошелъ къ столу.
На душѣ у него шевельнулось было недоброе чувство, но парень постарался подавить его.
Михайла мелькомъ окинулъ брата вопросительнымъ взглядомъ и продолжалъ читать.
Антонъ пристально глядѣлъ въ спокойное лицо брата и думалъ:
«Нѣтъ, не можетъ быть, чтобы Мишка спокойно къ жизни относился, онъ таится отъ меня... Потолковать развѣ съ нимъ?.. Вѣдь у насъ въ семьѣ-то и разговоровъ по душамъ никогда не бываетъ... Co своими-то товарищами, поди, онъ все говоритъ»...
— Мишанька! — продолжалъ онъ послѣ долгой паузы, присаживаясь къ столу. — А что учитель приметъ меня по вечерамъ-то учиться?
— Знамо, чай, приметъ.
— Ничего, что я экзаменъ не сдавалъ?
— Попросишь!.. Человѣкъ-отъ онъ хорошій... Что это тебѣ вздумалось?
— Вздумалось-то?.. Да, можетъ, я хоть отъ ученыхъ людей добьюсь: какъ это люди промежъ себя живутъ въ разныхъ земляхъ? Такъ же, какъ и у насъ, правды мало... Можетъ, онъ про это вамъ сказывалъ?
— Про это?.. — задумчиво переспросилъ Михайла и быстро съ тревогой добавилъ: — Нѣтъ! Про это онъ что-то совсѣмъ разговоровъ мало ведетъ... То-есть такъ прямо не говоритъ... вотъ какъ, примѣрно, мы съ тобой разговариваемъ, ну, а ежели всю науку понять, которую онъ намъ преподаетъ, то, правда, она уясняется...
— Какъ это? Гдѣ-жъ она?!.. — жадно спросилъ Антонъ.
— Да видишь ли ты... Трудно это тебѣ все сразу пояснить. Вотъ къ примѣру я скажу: читалъ онъ намъ книжку «Исторія культуры» называется... Про все тамъ сказано, про старину, какъ она, жизнь человѣческая, по началу устраивалась... И что же, братецъ ты мой! Ни единымъ словомъ... то-есть ни разу не обмолвился про то, къ примѣру, что Бога нѣтъ, аль понимать его надо какъ иначе... а какъ прослушалъ я книжку — вижу, что не тому мы молимся .. попы обманъ одинъ ведутъ... Все это у меня было въ мысляхъ и раньше, когда я по монастырямъ ходилъ. Помню это, каялся я, плакалъ даже, избавиться отъ своихъ нечестивыхъ мыслей желалъ, вродѣ какъ отъ хулы на духа... Стыдно мнѣ было не только людямъ, аль попу на исповѣди, — самому себѣ было стыдно сознаться; думалъ: одинъ я такой грѣшникъ, дуромъ у меня въ головѣ мозги работаютъ... А тутъ, говорю, какъ прослушали — Мишка Растеряевъ на что ужъ, кажется, парень не тово, — Михайла помахалъ пальцемъ между глазъ, — и то говоритъ: «братцы, а вѣдь Бога-то сами люди придумали!..»
Антонъ большими, растерянными глазами смотрѣлъ на брата и молчалъ.
— Оттого, видно, у разныхъ народовъ и вѣра разная, и законъ разный, а правда одна, — закончилъ свою мысль Михайла, — доходить надо до нея... добиваться...
— Эхъ! Кабы узнать такое мѣсто, гдѣ жить-то не тошно!.. — крикнулъ Антонъ.
— Ушелъ бы?
— Махнулъ бы, безо всякихъ!..
Братья замолчали.
Что-то теплое, сближающее почувствовали они теперь другъ къ другу, какъ будто это случайно брошенное слово открыло тайники ихъ душъ.
— А вѣдь тятенька-то женить тебя хочетъ! — заговорилъ вдругъ съ оживленіемъ Михайла.
— Давно онъ хочетъ, — нехотя промолвилъ братъ. — Да моя-то, видно, сужена гдѣ-нибудь въ Африкѣ неряжена ходитъ, — добавилъ онъ со смѣшкомъ.
— Вчера говорилъ... Мы вышли изъ училища, а онъ выпивши... «Нашелъ, говоритъ, и невѣсту»...
— У волостного, слышь, былъ; прибавку ему пропивалъ.
— А ты почемъ знаешь?
— Тимошка сказывалъ.
— Ну, вотъ, и про Тимошку тоже былъ разговоръ. «Прокляну, говоритъ, ежели что! Онъ, говоритъ, съ ворами связался!.. Дружитъ!..»
Лицо Антона передернулось злою улыбкой.
— Это съ Тимошкой-то? — переспросилъ онъ мрачно. — Да нешто онъ воръ?
— А то кто же?
— Онъ?.. Онъ правду ищетъ въ людяхъ.
— Правду?! — наивно удивился Михайла, — всетаки-жъ онъ воруетъ... и поджигатель.
— Воруетъ, да не какъ воры... Не ради корысти, а со зла! Потому — люди ему всю жизнь исковеркали, ну, онъ и вымещаетъ на богатыхъ-то... господъ поджигаетъ... А бѣдныхъ да честныхъ онъ не трогаетъ.
— Не трогаетъ? А на Покровъ кто у Мишиныхъ мазанку подломалъ?
— Это не онъ! Такъ, валятъ все на него... Тотъ и говоритъ, кто самъ воруетъ... ты думаешь, настоящіе-то воры въ лачугахъ живутъ?..
Михайла уставилъ удивленные глаза на брата. To, что сообщилъ сейчасъ Антонъ, было для него ново и мало вѣроятно, но глядя на серьезное лицо брата, онъ не могъ ему не вѣрить. Да и не сталъ бы Антонъ дружить съ настоящимъ воромъ. Михайла зналъ это.
На дворѣ залаяла собака. Стукнула калитка, и звякнула защелка.
«Кому-бъ это быть?» недоумѣвалъ Антонъ, приложивъ лицо къ окну и прислушиваясь.
Михайла мелькомъ взглянулъ въ окно и сказалъ:
— Это... Я знаю... Ко мнѣ...
Въ избу вошли два парня, товарищи Михайлы по вечернимъ классамъ, Аѳанасій и Василій Рыбины, дальніе родственники и закадычные друзья.
— Миръ честной бесѣдѣ! — промолвилъ Аѳанасій голосомъ, въ которомъ слышалась природная насмѣшливость, и, перекрестившись на ходу образамъ, сталъ совать братьямъ по очереди правую руку, а лѣвой утиралъ въ это время лицо, закрывъ сразу всей ладонью и носъ, и губы, и подбородокъ.
Онъ былъ небольшого роста, сутуловатый блондинъ съ большой головой и кривыми ногами. Наружность его и манера держать себя вызывали невольную улыбку. Василій, высокій, стройный брюнетъ съ угрястымъ лицомъ, молча вошелъ, не крестясь, порывисто поздоровался за руку и сѣлъ.
— О чемъ калякали? — продолжалъ Аѳанасій, садясь на лавку и щуря небольшіе сѣрые глазки на братьевъ.
— Да вотъ, Антонъ любопытствуетъ, про что намъ учитель толкуетъ, — отвѣтилъ Михайла.
— Да, любопытно... — тянулъ почти нараспѣвъ Аѳанасій, — вотъ про землю, какъ она кругомъ солнышка вертится... Ай-я-ай! Инте-е-ресно...
— Разскажи-ка... — полупрезрительно попросилъ Антонъ.
Ему стало немножко досадно, что этотъ, по уличному «соплякъ Аѳонька», заговорилъ такъ дѣловито о вращеніи земли. Антонъ слышалъ объ этомъ раньше и въ школѣ и въ разговорахъ, но плохо понималъ.
Аѳанасій продолжалъ:
— Вотъ, видишь ли: земля катилась бы вѣчно по прямой дорогѣ, потому ей препятствіевъ нѣтъ... пространство... А солнышко-то ее къ себѣ тянетъ!..
— Ну, ну?! — торопилъ Антонъ.
— Ну, вотъ и работаютъ двѣ силы: одна хочетъ, чтобы земля прямо неслась, а другая къ солнышку тянетъ... она и бѣжитъ по кругу...
— А вѣдь это на насъ похоже! — неожиданно заключилъ Антонъ, обрадовавшись своей мысли.
— Какъ на насъ?! — удивились собесѣдники.
— Да вотъ этакъ же!.. Вертимся цѣлый вѣкъ около отцовъ; а пристать къ жизни настоящей, мужицкой, не можемъ, какъ слѣдуетъ, все тянетъ куда-то. Уйти тоже нельзя — не пускаютъ... Такъ и маемся безъ пути, безъ дороги...
— Вѣрно! — громко брякнулъ Василій неожиданно и, точно испугавшись своего слова, стыдливо умолкъ.
— Ишь, куда метнулъ! — протянулъ Аѳанасій.
— Такъ и есть! — подхватилъ Михайла братнину мысль. — Либо шлепнешься вотъ въ такую жизнь, какъ нашъ Василій, и увязнешь; либо оторвешься и полетишь, Богъ знаетъ куда.
Сдѣлавъ такое неожиданное примѣненіе законовъ Ньютона, молодые мужики замолчали.
Молчаніе нарушилъ Аѳанасій.
— Что это, братцы, — сказалъ онъ, — нынче сыновья не въ ладахъ съ отцами жить стали: въ каждомъ дворѣ скандалъ! Времена что-ль измѣнились, старики сказываютъ?
— Ты какъ со своимъ отцомъ живешь? — спросилъ быстро Антонъ.
— Я-то живу хорошо! Въ ладахъ... А вотъ не пойму я другихъ-то...
— Слыхали?.. У Бабушкиныхъ большакъ-то ушелъ... — сообщилъ Михайла.
— Ушелъ? — удивился Антонъ.
— Ушелъ. Разругался съ отцомъ, взялъ поддевку да валенки — и въ городъ...
— Къ купцу, слышь, нанялся... Видали его... — дополнилъ Василій.
— Не хотѣлъ работать на отца — порадѣетъ на купца! — сострилъ Аѳанасій и засмѣялся.
— И что это, братцы, — спросилъ задумчиво Михайла, — гонитъ человѣка изъ дому? Ну, бѣдный туды-сюды, а вѣдь Бабушкины богачи. Отчего бы это?
— Необъяснимо! — отрѣзалъ Василій, — спроси самого Бабушкина-большака — не скажетъ!
— A я скажу! — торжественно заявилъ Антонъ.
Всѣ подняли на него глаза.
— Да, скажу! Ты говоришь богаты Бабушкины? — и повернулся всѣмъ корпусомъ къ Михайлѣ. — А въ чемъ ихъ богатство?.. Скотины много?.. Сѣютъ по многу?.. Изба хороша?.. Да, вѣдь, она, скотина-то, ни будни, ни праздникъ не даетъ ему покою, большаку-то! Ее надо напоить, накормить, караулить! Гдѣ бы послѣ большихъ-то посѣвовъ вашихъ отдохнуть, хошь въ праздникъ, аль заняться дѣломъ какимъ по душѣ, — ты ступай лошадей пасти! Ночуй на холодѣ, да на дождѣ! А въ хорошую-то избу могу я гостя привести, кто мнѣ любъ?.. Могу?.. Да старикъ придетъ пьяный, выгонитъ!.. А что я свѣтъ вольный вижу отъ богатаго-то житья? Ѣмъ, пью хорошо? Одѣваюсь?.. Аль хозяйственными да мірскими дѣлами занимаюсь? Эхъ вы! Пускай у купца я грошъ заработаю, да онъ мой!.. Праздникъ — мой!.. А тутъ работай на отцовъ-то, a у нихъ только и заботы, что подушное заплатить, кабакъ жестью покрыть, да земскому, аль становому потрафить!.. вотъ что!..
Незамѣтно Антонъ перешелъ съ Бабушкина на самаго себя и воодушевился еще больше.
— Ты думаешь, легко все это переносить? Да не только въ городъ... на край свѣта убѣжишь!
— Вѣрно! Что вѣрно, то вѣрно, — соглашался Василій.
— А то вотъ еще... женить хотятъ! — продолжалъ съ прежнимъ жаромъ Антонъ, — ты думаешь, за счастьемъ твоимъ гонятся?.. Какъ же! разинь ротъ... Рабу имъ въ домъ надо, работницу!.. Да чтобъ душъ наплодить побольше, а то земля-то нынче въ цѣнѣ!.. Тьфу!
Плюнувъ ожесточенно, Антонъ пошелъ къ печкѣ и сталъ со злобой свертывать «цыгарку».
— Нѣтъ, Антошъ, все-таки, пожалуй, эту задачу уходомъ не рѣшить... — сказалъ мягко Михайла. — Може и дома можно дорогу къ счастью найти... есть люди съ головой и у насъ...
— Знамо! — подхватилъ Аѳанасій, — недаромъ стары люди говорятъ: «Хорошо на Дону, да не какъ въ своемъ дому».
— Пошелъ ты къ лѣшему съ своими старыми людьми! — злобно огрызнулся Антонъ и замолкъ.