Сахалин (Дорошевич)/Несчастнейшая из женщин
| ← Женская каторга | Сахалин (Каторга) — Несчастнейшая из женщин | Добровольно следующие → |
| Опубл.: 1903. Источник: Новодворский В., Дорошевич В. Коронка в пиках до валета. Каторга. — СПб.: Санта, 1994. — 20 000 экз. — ISBN 5-87243-010-8. |
От пристани до поста Александровского около двух вёрст. Дорога ведёт через лесок. Направо и налево от дороги, за канавой, тянется хвойная тайга, здесь повырубленная и довольно редкая. В ямах и ложбинках ещё лежит снег, а по кочкам и на прогалинах уже лезет из земли «медвежье ухо». Его жёлтый лист лезет из-под земли свёрнутый в трубочку и пышно развёртывается, словно хочет сказать: «Любуйтесь, какое я, медвежье ухо, красивое».
— Ах, чёрт её возьми! — сказал как-то один из служащих, когда я проходил с ним мимо леска. — Сашка Медведева уж стан свой раскинула. Ишь, и флаг её болтается. Ах, тварь! В этакий-то холод.
На одном из деревьев болталась грязная тряпка.
Познакомиться с Сашкой Медведевой, это значит — стать на одну из последних ступеней человеческого падения.
Сашка Медведева — знаменитость Александровского поста. Её знают все, а её клиентами состоят самые нищие из нищих каторги: бревнотаски, дровотаски, каторжане, работающие на кирпичных заводах. Сашку Медведеву презирают все. Даже самые последние из сахалинских женщин говорят о ней не иначе, как с омерзением. Женщина вообще пользуется небольшим почтением на Сахалине; обыкновенно их зовут-таки очень неважным титулом, но для Сашки существует особое наименование, дальше которого уже презрение идти не может.
Сашке около 45 лет. Плоское лицо, по которому и не разберёшь, было ли оно когда-нибудь хоть привлекательно. Вечно мутные глаза. Ветер, холод, непогоды «выделали» кожу на её лице, и кожа эта кажется похожей на пергамент. Одета Сашка, конечно, в отрепье.
Зимой эта почти уже старуха валяется[1] по ночлежным домам в Александровских слободках, — по этим ужасным ночлежным домам, содержимым бывшими тюремными майданщиками. Эти ночлежные дома и по обстановке совсем тюрьмы. Те же общие нары вдоль стен, где вповалку спят мужчины, женщины и дети. Здесь же валяется и Сашка Медведева, «припасая» на завтра на выпивку.
Но как только в воздухе повеет холодной и унылой сахалинской весной, Сашка переселяется в тайгу близ бойкой и людной дороги от пристани к посту; здесь, по образному выражению господ служащих, «разбивает свой стан» и выкидывает свой флаг, — вешает на одном из деревьев около дороги тряпку.
Это условный знак. И вы часто увидите такую сцену. Идёт себе, как ни в чём не бывало, по дороге каторжанин из «вольной тюрьмы», дойдёт до дерева с «флагом», оглянется — нет ли кого, грузно перепрыгнет через канаву и исчезнет в тайге.
А Сашка сидит целый день на полянке, иззябшая, продрогшая и поджидает посетителей. Проводя время в лесу, Сашка одичала, и если увидит какого-нибудь вольного человека, не каторжника, бежит от него так, как мы побежали бы, встретившись с каторжником. Если Сашке приходится нечаянно встретиться с кем-нибудь нос с носом, она боязливо пятится, и тогда в её мутных глазах отражается такой страх, словно её сейчас исколотят.
Контрибуция, которую она берёт со своих нищих посетителей, колеблется от двух до трёх копеек. Много ли зарабатывает Сашка? — Копеек двадцать в день, а в такие дни, когда, например, в ближних Александровских рудниках углекопам выдают «проценты» за добытый и проданный уголь, тогда заработок Сашки доходит копеек до сорока.
Такова «Сашка Медведева», эта человеческая самка, существующая для нищих каторги.
Вы думаете, однако, что коснулись ногой уже последней ступени человеческого падения. Нет. Бездонна эта пропасть и трудно сказать, где та грань, ниже которой не может уже пасть человек.
И у Сашки есть человек, к которому она может относиться с презрением.
Это бродяга Матвей. Её «сожитель». На что нужен он Сашке, — трудно понять. Может быть, это просто какая-то бессознательная привычка иметь «друга». Все отношения между ними ограничиваются, кажется, только тем, что они дерутся.
Для бродяги Матвея Сашка — средство к существованию.
Под вечер Сашка сидит на полянке и пересчитывает добытые за день деньги. Шестнадцать копеек. Ещё два посетителя, — и можно будет отправиться в какой-нибудь из притонов на базаре и в задней комнатке медленно, цедя через зубы, выпить большую рюмку сильно разбавленного водой спирта.
В тайге послышался треск сучьев. Кто-то идёт. Сашка насторожилась. Треск ближе и ближе. Между деревьями, осторожно ступая, крадучись, показывается Матвей. Сашка моментально вскакивает на ноги и бросается в тайгу.
— Стой, дьявол! — кричит Матвей и кидается за ней.
Уж из этого маневра он понял, что у Сашки есть деньги.
И начинается это[2] бегство, эта[2] травля, эта[2] погоня озверевшего человека за оскотинившимся. Борьба этих[2] двух человеческих существ за то, кто сегодня выпьет рюмку водки.
Сашка бежит по тайге, старается укрыться в чаще, кружит около деревьев, пока, зацепившись за кочку, истерзанная, изодранная колючими ветвями, не падает на землю. Матвей наваливается на неё, бьёт по чем ни попадя и вопит:
— Отдай деньги.
— Не дам! Не дам! — кричит Сашка и крепко зажимает в кулаке свои шестнадцать копеек.
Из носа у неё идёт кровь. Матвей бьёт её кулаком по лицу. Но Сашка не разжимает кулака. Матвей ломает ей пальцы, давит её коленями, крутит руки, — пока, наконец, от нестерпимой боли Сашка не разжимает кулака. Деньги теперь в кулаке Матвея.
Ударив её ещё раз, усталый Матвей поднимается. Но Сашка моментально вскакивает и, словно собака, схватывает его зубами за руку. Матвей оттаскивает её за волосы, кидает на землю и изо всей силы ударяет ногой в живот:
— Сдыхай, проклятая.
Сашка валится замертво. В кровь избитая, окровавленная Сашка приходит в себя, потому что кто-то толкает её ногой.
— Вставай, что ли. Да утрись хоть, окаянная. Погляди, на что рожа похожа.
Перед ней «посетитель». Сашка принимается вытирать слёзы, кровь и грязь, смешавшиеся на её лице.
Я не раз спрашивал себя, что это за отношения. Что ей этот Матвей? — Сожитель? Друг? Человек, к которому она привыкла?
Сама Сашка отлично определила это в разговоре со мной:
— Постоянный грабитель.
Так и живут на свете Сашка с её «постоянным грабителем».
И это тоже называется «жизнью».