Сахалин (Дорошевич)/Вольная тюрьма
| ← Тюрьма кандальная | Сахалин (Каторга) — Вольная тюрьма | Мастерские → |
| Опубл.: 1903. Источник: Новодворский В., Дорошевич В. Коронка в пиках до валета. Каторга. — СПб.: Санта, 1994. — 20 000 экз. — ISBN 5-87243-010-8. |
Люди на работах.
В тюрьме остались только староста, «каморщики», то есть уборщики камер, парашечники, — вообще «чиновники», как их насмешливо называет каторга.
Метут, скребут, чистят, прибирают.
Везде белят.
Из ельника делают очень живописные узоры и убирают ими стены.
Ждут приезда начальства, — и, конечно, тогда тюрьма не будет иметь того вида, какой она имеет теперь в своём обычном, повседневном, будничном уборе.
Вольная тюрьма, — и Корсаковская и всякая другая на Сахалине, — производит впечатление просто-напросто ночлежного дома.
Очень плохого, очень грязного, где собираются самые подонки городской нищеты.
Где никто не заботится ни о воздухе, ни о чистоте, ни о гигиене.
Пришёл, выспался — и ушёл!
— Пропади она пропадом!
Грязные, тусклые окна пропускают мало света.
Нары — посреди каждого «номера» — скатом на две стороны. Нары вдоль стен.
Грязь — хоть ножом отскабливай. Мылом никаким не отмоешь.
Когда моют полы, поднимают одну из половиц, и грязь просто-напросто стекает под пол.
Мы застаём как раз такую картину.
— Ах, свиньи, свиньи! — качает головой смотритель, словно в этом виноваты одни «свиньи».
Пробую палкой, — палка чуть не на пол-аршина уходит в жидкую грязь в подполице.
На этом-то болоте из грязи стоит тюрьма. Этими испарениями дышат люди.
— Очень, очень скверная тюрьма! — подтверждает смотритель. — Теперь ещё ничего, только сыро. А зимой — холод. Скверно, очень, очень скверно.
Почти во всякой тюрьме, в каком-нибудь номере, вы непременно увидите скрипку. Она висит обыкновенно на передней стене, где висит всё, что есть наиболее ценного у тюрьмы, — образ, лубочные картины, какие есть, лучшее платье. Около этой же стены стоит обыкновенно и отдельная, сравнительно чистая постель всегда «чисто» одетого в своё платье старосты.
Скрипка — любимый инструмент каторги.
Помню, я рассказал кому-то из каторжных ту сцену из «Мёртвого дома», где Достоевский описывает, как загулявший каторжанин нанимает скрипача, и тот целый день ходит за ним и пищит на скрипке.
Мой собеседник даже словно обрадовался.
— Вот-вот, — для этого самого! Загуляет кто! Это господин, про которого вы изволите говорить, верно описал.
— Да ведь он описывал давнишнее время.
— Всё одно, — и теперь-с. Скрипка — первая штука, ежели гулять. Весёлый струмент.
В одной из камер на стене висели самодельные картины одного из каторжных, Бабаева. Картины изображали скачущих верхами генералов.
— А где сам художник?
— На обвахте сидит. В одиночке содержится.
— Вот что, я возьму одну картину, — на тебе рубль, передай Бабаеву. Ему, чай, на табачишко, на сахар нужно! — дал я нарочно, чтобы испытать, передаст ли человек деньги своему ещё более страждущему товарищу.
— Смотри же, передай!
— Помилте!
Деньги переданы не были.