Одинъ русскiй студентъ погибъ отъ того, что любилъ ботанику.
Пошелъ онъ въ поле собирать растенiя. Шелъ, пѣсенку напѣвалъ, цвѣточки рвалъ.
А съ другой стороны поля показалась толпа мужиковъ и бабъ изъ Нижней Гоголевки.
— Здравствуйте, милые поселяне, — сказалъ вѣжливый студентъ, снимая фуражку и раскланиваясь.
— Здравствуй, щучiй сынъ, чтобъ тебѣ пусто было, — отвѣчали поселяне. — Ты чего?
— Благодарю васъ, ничего, — говорилъ имъ студентъ, наклоняясь и срывая какую-то травинку.
— Ты — чего?!!
— Какъ видите: гербаризацiей балуюсь.
— Ты — чего?!!?!
Ухо студента уловило, наконецъ, странныя нотки въ настойчивомъ вопросѣ мужиковъ.
Онъ посмотрѣлъ на нихъ и увидѣлъ горящiе испугомъ и злобой глаза, блѣдныя лица, грязные жилистые кулаки.
— Ты — чего?!!?!
— Да что вы, братцы…... Если вамъ цвѣточковъ жалко, — я, пожалуй, отдамъ вамъ ваши цвѣточки… И выдвинулся изъ среды мужиковъ мудрѣшiй среди иихъ старикъ, Петръ Савельевъ Неуважай-Корыто.
Былъ онъ старикъ бѣлый, какъ лунь, и глупый, какъ колода.
— Цвѣточки собираешь, паршивецъ, — прохрипѣлъ мудрѣйшiй. — Брешетъ онъ, ребята! Холеру пущаетъ.
Авторитетъ стариковъ, бѣлыхъ, какъ лунь, и глупыхъ, какъ колода, всегда высоко стоялъ среди поселянъ…
— Правильно, Савельичъ!.. Хватай его, братцы… Заходи оттелева!
Студентъ завопилъ.
— Визгани, визгани еще, чертовъ сынъ! Можетъ, дьяволъ, — твой батя — и придетъ тебѣ на выручку. Обыскивай его, дядя Миняй! Нѣтъ ли порошку какого?
Порошокъ нашелся.
Хотя онъ былъ зубной, но такъ какъ чистка зубовъ у поселянъ села Гоголевки происходила всего разъ въ недѣлю у казенной винной лавки и то — самымъ примитивнымъ способомъ, то культурное завоеванiе, найденное у студента въ карманѣ, завернутымъ въ бумажку, — съ наглядностью удостовѣрило въ глазахъ поселянъ злокозненность студента.
— Вотъ онъ, порошокъ-то! Холерный… Какъ, ребята, располагаете: потопить парня, али такъ, помять?
Обѣ перспективы оказались настолько не заманчивыми для студента, что онъ сказалъ:
— Что вы, господа! Это простой зубной порошокъ. Онъ не вредный… Ну, хотите — я съѣмъ его?
— Брешешь! Не сѣшь.!
— Увѣряю васъ! Съѣмъ — и мнѣ ничего не будетъ.
— Все равно, погибать ему, братцы. Пусть слопаетъ!
Студентъ сѣлъ посрединѣ замкнутаго круга и примялся уписывать за обѣ щеки зубной порошокъ.
Болѣе сердобольныя бабы, глядя на это, плакали навзрыдъ и шептали про себя:
— Смерть-то какую, болѣзный, принимаетъ! Молоденькiй такой… а безъ покаянiя. — Весь! — сказалъ студентъ, показывая пустой пакетикъ.
— Ѣшь и бумагу, — рѣшилъ Петръ Савельевъ, бѣлый, какъ лунь и глупый, какъ колода.
По газетнымъ извѣстiямъ насыщенiе студента остановилось на зубномъ порошкѣ, послѣ чего — его, якобы, отпустили.
А на самомъ дѣлѣ было не такъ: студентъ, морщась, проглотилъ пустой пакетикъ, послѣ чего его стали снова обыскивать: нашли записную книжку, зубочистку и флаконъ съ гуммиарабикомъ.
— Ѣшь! — приказалъ распорядитель неприхотливаго студенческаго обѣда, Неуважай-Корыто.
Студентъ хотѣлъ поблагодарить, указавши на то, что онъ сытъ, но когда увидѣлъ наклонившiяся къ нему рѣшительныя бородатыя лица, то безмолвно принялся за записную книжку. Покончивъ съ ней, раздробилъ крѣпкими молодыми зубами зубочистку, запилъ гуммиарабикомъ и торжествующе сказалъ:
— Видите, господа? Не правъ-ли я былъ, утверждая, что это совершенно безопасныя вещи?..
— Видимое дѣло, — сказалъ добродушный мужикъ по прозванiю Коровiй-Кирпичъ. — Занапрасну скубента изобидѣли.
— Темный вы народъ, — сказалъ студентъ, вздыхая.
Ему бы нужно было, ругнувши мужиковъ, раскланяться съ ними и удалиться, но студента погубило то, что онъ былъ интеллигентъ до мозга костей.
— Темный вы народъ! — повторилъ онъ, — Знаете ли вы, напримѣръ, что эпидемiя холеры распространяется не отъ порошковъ, а отъ маленькихъ такихъ штучекъ, которыя бываютъ въ водѣ, на плодахъ и овощахъ — такъ называемыхъ вибрiоновъ, столь маленькихъ, что на каплѣ воды ихъ гораздо больше, чѣмъ нѣсколько тысячъ.
— Толкуй! — недовѣрчиво возразилъ Петръ Савельевъ, но кое-кто сдѣлалъ видъ, что повѣрилъ. Въ общемъ, настроенiе было настолько благожелательное, что студенту простили даже его утвержденiе, будто-бы молнiя происходитъ отъ электричества, и что тучи есть слѣдствiе водяныхъ испаренiй, переносимыхъ вѣтромъ съ одного мѣста на другое.
Глухой ропотъ поднялся лишь послѣ совершенно неслыханнаго факта, что луна сама не свѣтитъ, а отражаетъ только солнечный свѣтъ.
Когда же студентъ осмѣлился нахально заявить, что земля круглая, и что она ходитъ вокругъ солнца, то толпа мужиковъ навалилась на студента и стала бить…
Били долго, а потомъ утопили въ рѣкѣ.
Почему газеты объ этомъ умолчали — неизвѣстно.
Выгнанный за пьянство телеграфистъ Васька Свищъ долго слонялся по полустанку, ища какого-нибудь выхода изъ своего тяжелаго положенiя.
И совершенно неожиданно выходъ былъ найденъ, въ видѣ измятой кокарды, оброненной между рельсами какимъ-то загулявшимъ офицеромъ.
— Дѣло! — сказалъ Васька Свищъ.
Приладилъ къ своей телеграфистской фуражкѣ офицерову кокарду, надѣлъ тужурку, нанялъ ямщика и, развалившись въ кибиткѣ, скомандовалъ:
— Пшелъ въ деревню Нижняя Гоголевка! Жив-ва!!. Тамъ заплатятъ.
Лихо звеня бубенцами, подлетѣла тройка къ старостиной избѣ.
Васька Свищъ молодцовато выскочилъ изъ кибитки и, ударивъ въ ухо изумленнаго его параднымъ видомъ прохожаго мужика, крикнулъ:
— Меррзавцы!! Запорю!! Начальство не уважаете?? Безпутничаете! Старосту сюда!!
Испуганный, перетревоженный выскочилъ староста. — Чего изволишь, батюшка?
— «Батюшка»? Я тебѣ, ррракалiя, покажу, — батюшка!! Генерала не видишь? Это кто тамъ въ телѣгѣ ѣдеть?.. Ты кто? Шапку нужно снять или не надо? Какъ тебя?
— Ко...коровiй-Кирпичъ.
Телеграфистъ нахмурился и ткнулъ кулакомъ въ зубы растерявшагося Коровьяго-Кирпича…
— Староста! Взять его! Впредь до разбора дѣла. Я покажу вамъ!!! Распустились тутъ? Староста, сбей мнѣ мужиковъ сейчасъ: бумагу прочитать.
Черезъ десять минутъ всѣ мужики Нижней Гоголевки собрались сѣрой испуганной, встревоженной тучей.
— Тихо! — крикнулъ Васька Свищъ, выступая впередъ. — Шапки долой! Бумага: вслѣдствiе отношенiя государственной интендантской комиссiи санитарныхъ образцовъ съ приложенiемъ сургучной печати, по соглашенiю съ эмеритурнымъ отдѣломъ публичной библiотеки — собрать со всѣхъ крестьянъ по два рубля десять копѣекъ троттуарнаго сбора, со внесенiемъ онаго въ Санктъ-Петербургскiй мировой съѣздъ!.. Поняли, ребята? Виновные въ уклоненiи подвергаются заключенiю въ крѣпость срокомъ до двухъ лѣтъ, съ замѣной штрафомъ до 500 руб. Поняли?!
— Поняли, ваше благородiе! — зашелестѣли мужицкiя губы.
— Благоро-о-оодiе?.! — завопилъ телеграфистъ. — Меррзавцы!!! Кокарды не знаете? Установленiй казенной палаты на предметъ геральдики не читали?! Староста! Взять этого! И этого! Пусть посидятъ! Тебя какъ? Неуважай-Корыто? Взять!
Черезъ часъ староста съ поклономъ вошелъ въ избу, положилъ передъ телеграфистомъ деньги и сказалъ робко:
— Можетъ, оно… на счетъ бумаги… поглядѣть бы… Касательно печати….
— Оселъ!!! — рявкнулъ телеграфистъ, сунулъ въ карманъ деньги, брезгливо отшвырнулъ растеряннаго старосту съ дороги и, выйдя на улицу, вскочилъ въ кибитку. — Я покажу вамъ, негодяи, — погрозилъ старостѣ телеграфистъ и скрылся въ облакѣ пыли.
Мудрѣйшій изъ мужиковъ Петръ Савельевъ Неуважай-Корыто, бѣлый, какъ лунь и глупый, какъ колода, подошелъ къ старостѣ и, почесавшись, сказалъ:
— Съ самого Петербурху. Чичасъ видно! Дешево отдѣлались, робята!
