Ромео и Джульетта (Шекспир; Михаловский)/ПСС 1899 (ДО)/Действие третье
| ← ДѢЙСТВIЕ ВТОРОЕ | Ромео и Джульетта — Дѣйствіе третье | ДѢЙСТВIЕ ЧЕТВЁРТОЕ → |
| Оригинал: англ. The Tragedy of Romeo and Juliet. — Источникъ: Информаціонно-исслѣдовательская база данныхъ «Русскій Шекспиръ», Шекспиръ В. Ромео и Джульетта. Трагедія въ пяти дѣйствіяхъ. Переводъ Д. Михаловскаго // Полное собраніе сочиненій В. Шекспира въ переводѣ русскихъ писателей: Въ 3 т. / Подъ ред. Д. Михаловскаго. — СПб., 1899. — Т. 3. — С. 43—97. |
- Википроекты
ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.
СЦЕНА I.
Меркуціо, прошу тебя, уйдемъ:
День жарокъ, и не дома Капулетти;
А встрѣть мы ихъ — быть ссорѣ: въ зной такой
Клокочетъ кровь, и такъ легко взбѣситься.
МЕРКУЦІО. Ты похожъ на одного изъ тѣхъ молодцовъ, что, войдя въ тратторію, ударяютъ своею шпагой по столу, и говорятъ: «дай Богъ, чтобы ты мнѣ не понадобилась», но когда выпьютъ вторую чашку, то ни съ того, ни съ сего обнажаютъ эту шпагу противъ прислужника.
БЕНВОЛІО. Такъ я похожъ на такого молодца?
МЕРКУЦІО. Ну да; когда ты въ дурномъ расположеніи духа, ты горячъ, какъ любой забіяка въ Италіи, а тебя такъ легко привести въ подобное состояніе, — и тогда ты вспыхиваешь вдругъ.
БЕНВОЛІО. Что же дальше?
МЕРКУЦІО. А то, что будь на свѣтѣ двое такихъ людей, какъ ты, скоро у насъ не стало бы ни одного изъ васъ: вы убили бы другъ друга. Ты!.. Да ты способенъ поссориться съ человѣкомъ изъ-за того, что у него въ бородѣ однимъ волосомъ больше или меньше, чѣмъ у тебя; ты готовъ затѣять ссору съ человѣкомъ, щелкающимъ орѣхи, на томъ основаніи, что у тебя глаза орѣховаго цвѣта. Ну, чей глазъ, за исключеніемъ твоего, можетъ увидѣть въ этомъ поводъ для ссоры? Твоя голова наполнена ссорами, какъ яйцо жидкостью, хоть изъ-за этого задора она и разбита у тебя, какъ негодное яйцо. Вѣдь, поссорился же ты съ однимъ прохожимъ за то, что онъ кашлялъ на улицѣ и своимъ кашлемъ разбудилъ твою собаку, спавшую на солнцѣ. Не ты ли обругалъ портного за то, что онъ надѣлъ свой новый камзолъ, не дождавшись Пасхи, а еще кого-то за то, что онъ свои новые башмаки затянулъ старыми тесемками? И ты поучаешь меня — избѣгать ссоры!
БЕНВОЛІО. Если бъ я былъ задоренъ, какъ ты, то продалъ бы свою жизнь первому встрѣчному, кто поручился бы за нее на часъ съ четвертью времени.
МЕРКУЦІО. Поручиться за нее! Какъ же, нашелъ дурака!
БЕНВОЛІО. Клянусь головой моей, сюда идутъ Капулетти.
МЕРКУЦІО. Клянусь моей пяткой, мнѣ до этого нѣтъ никакого дѣла.
Идите вслѣдъ за мной, мнѣ нужно съ ними
Поговорить. — Синьоры, добрый день!
Съ однимъ изъ васъ я обмѣняюсь словомъ.
МЕРКУЦІО. Словомъ — съ однимъ изъ насъ? Прибавьте къ этому слову еще что-нибудь; скажите — словомъ и ударомъ.
ТИБАЛЬДО. Я готовъ, синьоръ, если вы подадите къ этому поводъ.
МЕРКУЦІО. А сами вы развѣ не можете найти его и безъ меня?
ТИБАЛЬДО. Меркуціо, ты принадлежишь къ хору Ромео.
МЕРКУЦІО. Къ хору! Да развѣ мы музыканты? А если мы музыканты, то ты не услышишь отъ насъ ничего, кромѣ разноголосицы. Вотъ мой смычокъ, — онъ заставитъ тебя плясать. Чортъ побери! хоръ!
Мы говоримъ на площади; зайдемъ
Куда-нибудь, чтобъ обсудить спокойно,
Въ чемъ состоятъ обиды ваши; — или
Совсѣмъ уйдемъ: всѣ тутъ глядятъ на насъ.
И пусть глядятъ, — на то глаза даны;
Ни для кого не тронуся я съ мѣста.
Ну, хорошо, синьоръ, довольно; вотъ
Мой человѣкъ идетъ.
Будь я повѣшенъ,
Когда твою ливрею носитъ онъ!
Ты вызови его на поединокъ,
И будетъ онъ готовъ тебѣ служить;
Твой человѣкъ онъ только въ этомъ смыслѣ.
Моя любовь къ тебѣ, Ромео, можетъ
Придумать лишь одно тебѣ названье:
Ты — негодяй.
Причина, по которой
Тебя любить, Тибальдо, долженъ я,
Мнѣ не даетъ отдаться взрыву гнѣва
За дерзкія слова твои. Я вовсе
Не негодяй. Итакъ, прощай; я вижу —
Не знаешь ты меня.
Мальчишка, это
Не извинитъ тѣхъ оскорбленій, что
Нанесъ ты мнѣ. Ну, вынимай же шпагу.
Я никогда тебя не оскорблялъ;
Тебя люблю я больше, чѣмъ ты можешь
Вообразить, не зная о причинѣ
Моей любви. Мой добрый Капулетти,
Чье имя мнѣ такъ мило, какъ мое,
Не горячись.
Позорное смиренье!
Alla stoccata устранитъ его.
Ну, крысоловъ Тибальдо, выходи. (Вынимаетъ мечъ.)
ТИБАЛЬДО. Что тебѣ нужно отъ меня?
МЕРКУЦІО. Ничего, достойный царь котовъ, кромѣ одной изъ вашихъ девяти жизней; а остальныя я буду выбивать изъ васъ, смотря по вашему обращенію со мной. Не угодно ли вамъ вытащить за уши вашъ мечъ изъ кожанаго футляра? Не то — мой мечъ еще прежде этого очутится возлѣ вашихъ ушей.
ТИБАЛЬДО. Я къ вашимъ услугамъ.
Меркуціо, вложи свой мечъ въ ножны.
МЕРКУЦІО. Ну, синьоръ, дѣлайте же ваше passadо.
Бенволіо, мечъ обнажи и выбей
Оружіе изъ рукъ ихъ. Господа,
Не стыдно ль вамъ! Оставьте эту ссору.
Меркуціо! Тибальдо! Герцогъ драки
На улицахъ Вероны запретилъ.
Постой, Тибальдъ! Меркуціо!
Я раненъ;
Чума на васъ, — на оба ваши дома!..
Покончено со мной... и онъ ушелъ!
И неужли совсѣмъ онъ цѣлъ остался?
Ты раненъ?
Да, — царапина одна,
Царапина, но этого довольно.
Эй, пажъ, ступай и приведи врача.
РОМЕО. Ободрись, другъ мой, эта рана не можетъ быть глубока.
МЕРКУЦІО. Да, она не такъ глубока, какъ колодезь, и не такъ широка, какъ церковная дверь, но и ея довольно: она сдѣлаетъ свое дѣло. Приходи ко мнѣ завтра, и ты найдешь меня покойнымъ человѣкомъ. Я уже не гожусь для этого міра. Чума на оба ваши дома! Чортъ возьми! Чтобы какая-нибудь собака, кошка, мышь оцарапала меня до смерти! Хвастунъ, бездѣльникъ, негодяй, который дерется по правиламъ ариѳметики! И на кой чортъ ты сунулся между нами? Я раненъ изъ-подъ твоей руки.
РОМЕО. Я хотѣлъ уладить все къ лучшему.
Въ какой-нибудь домъ отведи меня,
Бенволіо, не то — я упаду
Безъ чувствъ. Чума на оба ваши дома!
Я изъ-за нихъ сталъ пищей для червей,
И мнѣ конецъ. — Чума на оба дома!
Изъ-за меня смертельно раненъ другъ мой
И родственникъ столь близкій государя!
Ругательствомъ Тибальда честь моя
Запятнана, — Тибальда, что за часъ
Тому назадъ былъ все равно, что братъ мнѣ.
О, милая Джульетта, красота
Твоя мой нравъ желѣзный умягчила
И сдѣлала изнѣженнымъ меня!
Ромео, о Ромео! умеръ храбрый
Меркуціо! духъ доблестный его,
Безвременно презрѣвши эту землю,
На небеса подняться поспѣшилъ.
Дня этого зловѣщая судьба
На много дней продлится; имъ бѣда
Лишь началась, а кончится съ другими.
Вотъ бѣшеный Тибальдъ идетъ опять.
Онъ живъ, свою побѣду торжествуя,
А между тѣмъ Меркуціо убитъ!
Прочь отъ меня, уступчивая кротость!
Пусть бѣшенство теперь ведетъ меня!
Тибальдъ, ты далъ мнѣ имя негодяя —
Возьми его; Меркуціо душа
Еще паритъ у насъ надъ головами
И ждетъ твоей, чтобъ вмѣстѣ улетѣть.
Иль ты, иль я, иль оба мы должны
Сопутствовать ему.
Мальчишка жалкій,
Ты былъ его пріятелемъ, и ты
Съ нимъ полетишь.
Ну, это мечъ рѣшитъ.
Бѣги, бѣги, Ромео!
Тибальдъ убитъ, и граждане въ тревогѣ.
Чего жъ ты здѣсь растерянный стоишь?
Приговоритъ тебя, вѣдь, герцогъ къ смерти,
Когда тебя застанутъ здѣсь. Бѣги!
Моя судьба глумится надо мною.
Что жъ ты стоишь? Бѣги, бѣги, Ромео!
Куда бѣжалъ тотъ, кто убилъ Меркуцьо?
Куда ушелъ Тибальдъ, его убійца?
Вотъ онъ лежитъ.
Вставай, иди за мной,
Я требую во имя государя.
Гдѣ подлые зачинщики рѣзни?
Я разсказать могу вамъ, государь,
Подробности несчастной этой ссоры.
Вотъ человѣкъ, которымъ былъ убитъ
Твой родственникъ Меркуціо. Лежитъ онъ
Убитый самъ за то рукой Ромео.
Племянникъ мой Тибальдо, брата сынъ!
О, герцогъ, мужъ мой, дядя! пролилась
Кровь милаго племянника! О, герцогъ,
О государь, когда ты справедливъ,
За нашу кровь пролей ты кровь Монтекки!
Племянникъ мой!..
Бенволіо, кто былъ
Зачинщикомъ кровавой этой драки?
Тибальдо, что убитъ рукой Ромео.
Съ нимъ ласково Ромео говорилъ,
Прося понять безумье этой ссоры;
Грозилъ ему и вашимъ гнѣвомъ онъ;
Но это все, — хоть высказано было
Съ спокойствіемъ во взглядахъ и словахъ
И съ кроткою мольбою, — не могло
Взрывъ бѣшенства Тибальда успокоить;
Остался онъ къ внушеньямъ мира глухъ —
И бросился съ пронзающею сталью
На смѣлаго Меркуціо; и тотъ,
Не менѣе горячій, чѣмъ Тибальдо,
Съ противникомъ вступилъ въ смертельный бой.
Съ воинственнымъ презрѣньемъ отражалъ онъ
Смерть отъ себя и отсылалъ обратно
Ее врагу, который, въ свой чередъ,
Искусно отражалъ ее. Ромео
Вскричалъ: «Друзья, довольно, перестаньте!»
Быстрѣе словъ была его рука —
И выбила клинки ихъ роковые;
Но изъ-подъ ней успѣлъ уже Тибальдъ
Меркуціо нанесть ударъ смертельный.
Тибальдъ бѣжалъ, но вслѣдъ затѣмъ вернулся.
Тутъ бѣшенствомъ Ромео закипѣлъ,
И въ тотъ же мигъ они вступили въ битву.
Еще меча я вынуть не успѣлъ,
Чтобъ ихъ разнять, какъ ужъ упалъ Тибальдо.
Убивъ его, Ромео убѣжалъ.
Вотъ истина, клянусь моею жизнью.
Онъ родственникъ Монтекки и, понятно,
Онъ, ради ихъ, неправду говоритъ.
До двадцати сражавшихся тутъ было,
А между тѣмъ одинъ Тибальдъ убитъ.
Прошу я васъ о правосудьи, герцогъ!
Обязаны вы правосуднымъ быть, —
Тибальдъ убитъ, его убилъ Ромео,
А потому и онъ не долженъ жить.
Но онъ убилъ того, кто былъ убійцей
Меркуціо; за дорогую кровь
Меркуціо кто долженъ заплатить мнѣ?
Конечно, не Ромео, государь!
Онъ другомъ былъ Меркуціо, и онъ
Убилъ того, кого бъ казнилъ законъ;
Вотъ вся его вина.
И за нее
Немедленно его мы изгоняемъ.
Отъ вашихъ ссоръ и сами мы страдаемъ:
Тутъ пролилась родная кровь моя,
И накажу за это строго я.
Такъ что, неся тяжелую расплату,
Оплачете вы всѣ мою утрату.
Ко всѣмъ мольбамъ останусь я глухимъ;
Ни слезы, ни мольбы, ни извиненья
Здѣсь искупить не могутъ преступленья,
И потому — не прибѣгайте къ нимъ.
Пусть поспѣшитъ Ромео удалиться,
А если нѣтъ — онъ съ жизнію простится.
Прощать убійцъ! да это все равно,
Что съ ними быть въ убійствѣ заодно.
СЦЕНА II.
Впередъ, впередъ, на огненныхъ ногахъ,
Неситеся быстрѣе, кони Феба,
Къ его дворцу. Когда бъ у васъ возницей
Былъ Фаэтонъ, погналъ бы онъ хлыстомъ
Къ закату васъ, и ночь бы наступила
Немедленно. Любви подруга, ночь!
Раскинь свое густое покрывало,
Чтобы ничьи нескромные глаза
Во тьмѣ твоей Ромео не видали;
Чтобъ кинулся въ объятья онъ мои,
Подкравшися неслышно и незримо.
Влюбленные способны видѣть все,
Что нужно имъ, довольствуяся свѣтомъ
Ихъ красоты; когда любовь слѣпа,
То болѣе всего ей ночь подходитъ.
Приди же, ночь степенная, скорѣй,
Вся въ черное одѣтая матрона,
И научи меня — какъ проиграть
Мнѣ въ той игрѣ, которую ведутъ
Два дѣвственныхъ и непорочныхъ сердца.
Прикрой мою бунтующую кровь,
Которая въ лицо мнѣ ударяетъ,
Ты черною одеждою своей,
Пока моя стыдливая любовь,
Смѣлѣе ставъ, не свыкнется съ той мыслью,
Что въ истинной любви все — только скромность.
Приди же, ночь, скорѣй; приди, Ромео,
Мой день во тьмѣ; на крыльяхъ этой ночи
Ты явишься мнѣ чище и бѣлѣй,
Чѣмъ первый снѣгъ у ворона на перьяхъ.
О, тихая, ласкающая ночь,
Ночь темная, приди, дай мнѣ Ромео.
Когда же онъ умретъ, возьми его
И раздроби на маленькія звѣзды:
Украситъ онъ тогда лицо небесъ,
Такъ что весь міръ, влюбившись въ ночь, не будетъ
Боготворить слѣпящій солнца свѣтъ.
Купила я себѣ пріютъ любви,
Но не вошла еще я во владѣнье;
Я продана сама, но покупщикъ
Пока еще не пользуется мною.
Мнѣ этотъ день томителенъ, какъ ночь
Предъ праздникомъ томительна ребенку,
Который ждетъ и не дождется дня,
Чтобы надѣть готовыя обновки.
Входитъ Кормилица, съ веревочною лѣстницей.
Но вотъ идетъ кормилица моя
И вѣсть несетъ. Небеснымъ краснорѣчьемъ,
Мнѣ кажется, владѣетъ тотъ языкъ,
Что имя лишь Ромео произноситъ.
Что новаго? Что у тебя тамъ, няня?
Веревки, что ль, которыя тебѣ
Велѣлъ принесть Ромео?
Да, веревки.
Ахъ, что съ тобой? что ты ломаешь руки?
О, горе мнѣ! Онъ умеръ, умеръ, умеръ!
Пропали мы, погибли, синьорина;
Злосчастный день! скончался, мертвъ, убитъ!
Иль небеса такъ злобны?
Золъ Ромео,
А небеса не могутъ злыми быть.
Ромео! о, Ромео! кто бы могъ
Когда-нибудь себѣ представить это?
Ты демонъ, что ль, что мучишь такъ меня?
Твои слова — вѣдь это — пытка ада!
Или убилъ Ромео самъ себя?
Скажи лишь «да» — простое это слово,
Простое «да» способно отравить
Скорѣй, чѣмъ взглядъ смертельный василиска.
Я — ужъ не я, коль есть такое «да»,
Когда глаза закрылись, о которыхъ
Ты скажешь «да». Такъ говори же «да»,
Когда убитъ онъ; если жъ нѣтъ, то — «нѣтъ».
Ты порѣшишь однимъ короткимъ звукомъ,
Блаженству мнѣ отдаться или мукамъ.
Сама, сама я видѣла ту рану;
Ужасный знакъ! — тутъ, на его груди...
Несчастный трупъ, — и блѣдный точно пепелъ,
Весь, весь въ крови, въ запекшейся крови!
При видѣ томъ, я въ обморокъ упала.
Разбейся же, о сердце: ты — банкротъ,
Разбейся вдругъ; глаза мои, въ темницу!
Ужъ больше вамъ на волѣ не смотрѣть.
Презрѣнный прахъ, отдайся снова праху;
Пусть кончится скитальчество твое
Здѣсь на землѣ; ты и Ромео — оба
Покойтеся вдвоемъ подъ крышкой гроба!
Тибальдъ, Тибальдъ, мой ласковый Тибальдъ,
И лучшій другъ, какого я имѣла,
Тибальдъ, такой честнѣйшій господинъ!..
И дожила я до его кончины!
Какой на насъ нанесся ураганъ?
Ромео мой убитъ, Тибальдо умеръ!
Мой дорогой кузенъ и мой супругъ,
Что мнѣ еще дороже. Если такъ,
Труби, труба, всеобщую погибель!
Кто живъ еще, коль этихъ двухъ ужъ нѣтъ?
Тибальдъ убитъ, его убилъ Ромео,
И изгнанъ онъ.
О, Боже, неужели
Тибальда кровь Ромео пролилъ?
Да.
Злосчастный день! да, да, онъ пролилъ, пролилъ!
Цвѣтущее лицо, съ змѣинымъ сердцемъ!
Скрывался ли въ такомъ прекрасномъ гротѣ
Когда-либо драконъ? Злодѣй-красавецъ!
Ты, ангелу подобный падшій духъ!
О, воронъ злой, но въ перьяхъ голубицы!
Свирѣпый волкъ во образѣ ягненка!
Тварь гнусная съ божественнымъ челомъ!
Контрастъ всему, чѣмъ кажешься ты съ виду!
Святой въ грѣхахъ, въ почетѣ негодяй!
О, что жъ тебѣ, природа, остается
Творить въ аду, когда ты духу зла
Дала пріютъ въ раю столь нѣжной плоти?
Видалъ ли кто столь чудный переплетъ
На книгѣ съ столь позорнымъ содержаньемъ?
Какъ могъ обманъ подобный обитать
Въ такомъ дворцѣ роскошномъ?
Нѣтъ въ мужчинахъ
Ни совѣсти, ни честности, ни правды;
И всѣ они лгуны и лицемѣры:
Никто изъ нихъ не соблюдаетъ клятвъ.
Гдѣ мой слуга? — Подай мнѣ aqua vitae.
Несчастіе такое, это горе
До времени состарило меня...
Позоръ тебѣ, позоръ тебѣ, Ромео!
Пусть волдыри покроютъ твой языкъ,
За эту брань. Не на позоръ Ромео
Родился въ свѣтъ, и на его челѣ
Безсовѣстный позоръ сидѣть стыдится:
Оно есть тронъ, гдѣ возсѣдаетъ честь,
Единая властительница міра.
О, что за звѣрь была я, что его
Бранила такъ!
Но неужель хвалить
Того, кто былъ убійцею кузена?
Могу ль о немъ я дурно говорить?
Онъ мой супругъ. — Мой бѣдный мужъ, кто имя
Твое добромъ помянетъ, если я,
Твоя жена не больше трехъ часовъ,
Его уже такъ истерзать успѣла?
За что жъ убилъ, негодный ты, кузена?
За то, что онъ, негодный мой кузенъ,
Хотѣлъ убить тебя, мой мужъ. Прочь слезы
Безумныя, вернитесь къ своему
Источнику: вы — данники печали,
И счастью дань ошибкой принесли.
Живетъ мой мужъ, котораго Тибальдо
Хотѣлъ убить, а самъ Тибальдо умеръ...
Все радость тутъ; изъ-за чего жъ я плачу?
Но слово здѣсь я слышала одно,
Что хуже, чѣмъ Тибальда смерть: убило
Оно меня, и позабыть его
Желала бъ я; но въ памяти моей,
Увы! оно настойчиво гнѣздится,
Какъ тяжкій грѣхъ у грѣшника въ умѣ.
Тибальдъ убитъ, а мой Ромео изгнанъ!
И это «изгнанъ», только слово «изгнанъ»
Убило мысль о тысячахъ Тибальдо.
Тибальда смерть — достаточное горе,
Хотя бы все несчастье было въ ней.
Но ежели, сообщество любя,
Бѣда съ бѣдой должна соединяться,
То почему за вѣстью, что Тибальдъ
Убитъ, тотчасъ не сказано мнѣ было,
Что мой отецъ иль мать моя, иль оба
Скончалися они? Такое горе
Я выплакать могла бы. Но сказать —
«Тибальдъ убитъ» и вслѣдъ за тѣмъ прибавить:
«Ромео изгнанъ» — значитъ умертвить
Отца и мать, Тибальдо и Ромео,
И самую Джульетту, — всѣхъ убить!
Ромео изгнанъ! Въ смерти этихъ словъ
Нѣтъ ни конца, ни мѣры, ни предѣла, —
Ихъ бѣдствія нельзя изобразить.
Гдѣ мать, отецъ?
Рыдаютъ надъ Тибальдомъ.
Ты къ нимъ пойдешь? Я провожу тебя.
Нѣтъ, пусть они слезами омываютъ
Тамъ раны у покойника, а я
Объ изгнанномъ Ромео буду плакать,
Когда уже обсохнутъ слезы ихъ.
Возьми веревки. — Бѣдныя веревки,
Обмануты вы такъ же, какъ и я:
Ромео изгнанъ, путь къ моей постели
Устроилъ онъ изъ васъ, но я, дѣвица,
Такъ и умру дѣвицею-вдовой.
Кормилица, пойдемъ, возьми веревки,
Хочу я лечь на брачную постель.
Ромео мой не посѣтитъ ее,
Пусть смерть возьметъ дѣвичество мое!
Иди въ свою ты комнату, а я
Найду его, чтобы тебя утѣшить.
Я знаю, гдѣ онъ. Слушай, твой Ромео
Здѣсь будетъ въ эту ночь; пойду къ нему —
Скрывается онъ въ кельѣ у Лоренцо.
Иди, иди, отдай ему вотъ это
Кольцо; скажи, чтобъ онъ пришелъ проститься.
СЦЕНА III.
Ну, выходи, Ромео, выйди трусъ;
Печаль въ твои достоинства влюбилась,
И съ бѣдствіемъ повѣнчанъ ты.
Отецъ,
Что новаго? Чѣмъ герцогъ порѣшилъ?
Какое мнѣ грозитъ знакомствомъ горе,
Котораго еще не знаю я?
Мой милый сынъ, ты слишкомъ хорошо
Знакомъ и такъ съ угрюмою печалью.
Извѣстіе о приговорѣ принца
Тебѣ принесъ я.
Въ чемъ онъ состоитъ?
Не въ смерти ли?
Онъ не на столько строгъ:
Ты присужденъ не къ смерти, а къ изгнанью.
Къ изгнанію? Будь милостивъ, скажи,
Что къ смерти: мнѣ страшнѣй гораздо ссылка;
Не говори ты мнѣ о ней, отецъ.
Ты изгнанъ лишь отсюда, изъ Вероны;
Не унывай: обширенъ божій міръ.
Внѣ стѣнъ ея нѣтъ никакого міра;
Тамъ мука лишь, чистилище и адъ.
Изгнаніе отсюда есть изгнанье
Изъ міра, а изгнаніе изъ міра
Есть та же смерть, съ названіемъ другимъ,
Неправильнымъ; и называя смерть
Изгнаніемъ, ты голову мнѣ рубишь
Сѣкирою изъ золота, слѣдя
Съ улыбкою за гибельнымъ ударомъ.
О, смертный грѣхъ — твоя неблагодарность!
Проступокъ твой, по нашему закону,
Смерть заслужилъ, но добрый герцогъ нашъ,
Изъ милости къ тебѣ, законъ нарушилъ,
И приговоръ онъ смертный замѣнилъ
Изгнаніемъ. Большая это милость,
И этого не понимаешь ты!
Мученье, а не милость; небеса —
Здѣсь, гдѣ живетъ Джульетта. Каждый котъ,
Собака, мышь, послѣднее творенье
Ничтожное живутъ здѣсь, въ небесахъ, —
Всѣ на нее тутъ могутъ любоваться;
Ромео — нѣтъ. У мухъ навозныхъ больше
Почетныхъ правъ, свободы для любви,
Чѣмъ у него: они свободно могутъ
Къ ея рукѣ прекрасной припадать,
Безсмертное блаженство похищать,
По временамъ, съ ея невинныхъ губокъ,
Что, въ чистотѣ дѣвической своей,
Самихъ себя касаяся, краснѣютъ.
Дозволено все это дѣлать мухамъ,
Мнѣ жъ велѣно отъ этого бѣжать;
Имъ — воля, мнѣ — изгнаніе. И ты
Мнѣ говоришь, что ссылка лучше смерти!
Иль у тебя нѣтъ яда подъ рукой,
Иль остраго ножа, или другого
Готоваго орудія для смерти, —
Лишь бы не столь ужаснаго, какъ ссылка,
Чтобы меня убить? — Я изгнанъ... О!
Вѣдь, это слово грѣшники въ аду
Со скрежетомъ и стономъ произносятъ:
Какъ у тебя, духовнаго лица,
Врача души, рѣшителя грѣховъ
И моего испытаннаго друга —
Какъ у тебя теперь достало духу
Меня терзать ужаснымъ словомъ «изгнанъ»?
Помѣшанный, безумный человѣкъ!
Дай мнѣ сказать два слова.
Чтобъ опять
Заговорить о ссылкѣ?
Я хочу
Оружье дать тебѣ, чтобъ это слово
Ты отразилъ. Въ бѣдѣ услада — мудрость.
Она тебя утѣшитъ и въ изгнаньи.
Опять оно, изгнанье! — Къ черту мудрость!
Не можетъ, вѣдь, создать она Джульетту,
Перемѣстить Верону, отмѣнить
Мой приговоръ. Когда она безсильна,
То нечего о ней и говорить.
Я вижу, что нѣтъ слуха у безумцевъ.
Какъ быть ему, когда у мудрецовъ
Нѣтъ зрѣнія?
Обсудимъ-ка съ тобою
Твои дѣла.
Какъ можешь ты судить
О томъ, чего не чувствуешь? Когда бы
Ты молодъ былъ, какъ я, любилъ Джульетту,
Обвѣнчанъ былъ лишь часъ тому назадъ,
Сведенъ съ ума и умертвилъ Тибальда,
И изгнанъ былъ, какъ я, — тогда бы ты
Могъ говорить; ты волосы бы рвалъ
И на землю упалъ бы такъ, какъ я,
Чтобъ мѣрку снять для будущей могилы.
Вставай, уйди, Ромео! Милый, спрячься.
Не спрячусь я, пока пары отъ вздоховъ
Меня отъ глазъ не скроютъ, какъ туманъ.
Кто тамъ стучитъ? кто тамъ? — Вставай, Ромео.
Вставай; тебя здѣсь могутъ захватить.
Бѣги въ мою молельную. — Сейчасъ!
О, Господи, какъ онъ упрямъ. — Иду!
Кто громко такъ стучится? Вы откуда?
Что нужно вамъ?
Впустите, и тогда
Узнаете. Синьорою Джульеттой
Я прислана.
О, если такъ, добро
Пожаловать.
Святой отецъ скажите —
Гдѣ мужъ моей синьоры, гдѣ Ромео?
Вонъ, на полу, онъ опьянѣлъ отъ слезъ.
Какъ и моя синьора: съ нею то же.
О, горькое сочувствіе! бѣдняжки!
Какъ разъ вотъ такъ лежитъ она и плачетъ
Безъ удержа. — Да будьте же мужчиной;
Ну, встаньте для Джульетты, для нея!
Зачѣмъ вздыхать такъ глубоко?
Ахъ, няня!
Синьоръ, синьоръ, вѣдь, смерть — конецъ всему.
Ты о Джульеттѣ здѣсь упомянула?
Ну, что она? считаетъ ли меня
Она теперь убійцей закоснѣлымъ?
Вѣдь, колыбель счастливыхъ нашихъ дней
Я запятналъ столь близкою ей кровью!
Что дѣлаетъ, что говоритъ она,
Она, моя супруга въ тайномъ бракѣ, —
Теперь, когда расторгнутъ нашъ союзъ?
Да ничего не говоритъ, все плачетъ;
То упадетъ въ постель, то вскочитъ снова,
Зоветъ Тибальда, вскрикнетъ вдругъ «Ромео!»
И падаетъ.
Какъ будто это имя
Убьетъ ее внезапно, точно пуля,
Подобно какъ ея кузенъ убитъ
Проклятою рукой того жъ Ромео!
Скажи, монахъ, скажи мнѣ, гдѣ та часть
Презрѣнная вотъ этой самой плоти,
Гдѣ имя то гнѣздится, чтобы я
Разрушить могъ пріютъ тотъ ненавистный!
Мужчина ль ты? По виду — да, мужчина,
Но женскія ты проливаешь слезы
И дѣйствуешь, какъ неразумный звѣрь.
О, женщина, во образѣ мужчины,
Въ двухъ видахъ звѣрь! меня ты изумляешь.
Клянусь святымъ я орденомъ моимъ,
Я думалъ, что характеромъ ты тверже.
Ты умертвилъ Тибальда, а теперь
Себя убить ты думаешь — и вмѣстѣ
Убить жену, живущую тобою,
Проклятіе обрушивъ на себя!
Что возстаешь ты на свое рожденье,
На небо, землю, — такъ какъ всѣ онѣ
Въ тебѣ слились, и ты намѣренъ разомъ
Расторгнуть ихъ тройной союзъ. Стыдись!
Позоришь ты свой образъ и свой разумъ,
Свою любовь, — ты ими надѣленъ
Съ избыткомъ, но, какъ ростовщикъ, не хочешь
Извлечь изъ нихъ ту истинную пользу,
Которая украсила бы ихъ.
Что сдѣлалось съ твоею благородной
Наружностью? На восковую куклу
Ты сталъ похожъ, утратилъ твердость мужа;
Твоя любовь — лишь клятвопреступленье,
Такъ какъ убить ты хочешь ту любовь,
Которую поклялся ты лелѣять;
Твой умъ, краса и тѣла, и любви,
Въ поступкахъ ихъ обоихъ исказился:
Какъ порохъ у неловкаго солдата
Въ его сумѣ: онъ вспыхнулъ вдругъ, — и ты
Разорванъ имъ, не зная — какъ владѣть
Орудіемъ для собственной защиты.
Ну, полно, встань, ободрись; вѣдь, Джульетта,
Изъ-за которой чуть не умеръ ты,
Жива, — и въ этомъ случаѣ ты счастливъ.
Тебя Тибальдъ хотѣлъ убить, но ты
Убилъ его, — и здѣсь ты тоже счастливъ.
Законъ, что смерть сулилъ тебѣ, смягченъ:
Ты не казненъ, а изгнанъ, — снова счастье!
Да, сыплются всѣ блага на тебя,
Фортуна льнетъ къ тебѣ, облекшись въ лучшій
Нарядъ, но, какъ сердитая дѣвчонка,
Ты дуешься на счастіе свое
И на любовь свою. Остерегайся, —
Не то — дойдешь до жалкаго конца.
Ступай къ своей возлюбленной, какъ было
Условлено; къ ней въ комнату войди,
Утѣшь ее; но тамъ не оставайся
До той поры, какъ ставятъ часовыхъ, —
Иль въ Мантую тебѣ ужъ не пробраться.
Жди въ Мантуѣ, пока мы не найдемъ
Возможности всѣмъ объявить о бракѣ,
Съ нимъ помирить друзей и испросить
Прощенія у герцога. Въ Верону
Мы вызовемъ тогда тебя, — и радость
Твоя сильнѣй въ сто тысячъ будетъ разъ,
Чѣмъ этотъ плачъ при отправленьи въ ссылку.
Кормилица, ступай впередъ, поклонъ
Мой передай синьорѣ; пусть уложитъ
Пораньше всѣхъ своихъ домашнихъ спать, —
Не мудрено устроить это: всѣ
Утомлены своимъ тяжелымъ горемъ.
Скажи ей, что идетъ Ромео.
Боже!
Готова я остаться тутъ всю ночь —
Разумныя такія рѣчи слушать.
Ученость-то, ученость-то что значитъ!
Я госпожѣ моей скажу, синьоръ,
Что вы сейчасъ придете.
Хорошо.
Скажи, чтобы она была готова
Меня бранить.
Вотъ вамъ кольцо отъ ней.
Скорѣй, синьоръ, становится ужъ поздно.
Какъ это все ободрило меня!
Иди, иди; спокойной ночи. Помни:
Твоя судьба зависитъ отъ того,
Чтобъ здѣсь не быть, какъ станутъ ставить стражу,
Или чуть свѣтъ уйти переодѣтымъ.
Жди въ Мантуѣ: чрезъ твоего слугу,
Котораго я отыщу, ты будешь,
По временамъ, извѣстья получать
О всемъ, что здѣсь въ твою случится пользу.
Дай руку мнѣ; ужъ поздно; ну, прощай,
Спокойной ночи.
Если бъ эта радость,
Что выше всѣхъ другихъ, не призывала
Меня теперь, то было бъ горько мнѣ
Съ тобою такъ поспѣшно разлучиться.
Прощай.
СЦЕНА IV.
Синьоръ, у насъ теперь такое горе,
Что времени еще мы не нашли
Поговорить съ Джульеттой; вѣдь, она
Любила такъ Тибальда, да и я
Его любилъ. Что дѣлать, родились мы,
Чтобъ умереть. Теперь ужъ очень поздно,
Сегодня ужъ она не выйдетъ къ намъ.
Я былъ бы самъ ужъ часъ назадъ въ постели.
Когда бъ не ваше общество.
Въ такія
Минуты горя не до сватовства.
Синьора, доброй ночи; передайте
Поклонъ мой синьоринѣ.
Передамъ
И распрошу Джульетту завтра утромъ,
Что думаетъ она на этотъ счетъ.
Теперь она вся отдалась печали.
Синьоръ Парисъ, рѣшаюсь поручиться
Я за любовь къ вамъ дочери моей.
Я думаю, — нѣтъ, я не сомнѣваюсь, —
Она во всемъ послушна будетъ мнѣ.
Жена, сходи къ ней, прежде чѣмъ ты ляжешь
Въ свою постель, и сообщи ей тотчасъ
О предложеньи сына моего
Париса; и скажи ты ей, что въ среду...
Но что у насъ сегодня?
Понедѣльникъ.
Ужели? Ну, такъ въ среду слишкомъ рано,
А пусть въ четвергъ. (Женѣ.) Скажи ей, что въ четвергъ
Вѣнчается она вотъ съ этимъ графомъ. (Парису.)
Вы будете ль готовы къ четвергу,
И нравится ль такая вамъ поспѣшность?
Отпразднуемъ мы свадьбу поскромнѣй:
Вотъ видите, Тибальдъ убитъ недавно,
А такъ какъ онъ нашъ родственникъ, то скажутъ,
Что смерть его намъ нипочемъ, когда
Мы пировать ужъ слишкомъ шумно будемъ.
Поэтому, съ полдюжины друзей —
И только. Что же думаете вы
О четвергѣ?
Синьоръ, желалъ бы я,
Чтобы четвергъ былъ завтра!
Хорошо.
Итакъ, въ четвергъ. Жена, иди къ Джульеттѣ
И сообщи о днѣ вѣнчанья ей.
Синьоръ Парисъ, прощайте. — Эй, огня
Мнѣ въ комнату! Свѣтите мнѣ. Теперь
Такъ поздно, что сейчасъ намъ будетъ можно
Сказать, что очень рано. — Доброй ночи!
СЦЕНА V.
Какъ! хочешь ты уйти? Но далеко
Еще до дня. Не жаворонокъ это,
А соловей твой робкій слухъ встревожилъ;
Онъ по ночамъ всегда поетъ вонъ тамъ,
На деревѣ гранатовомъ. Повѣрь мнѣ,
Мой дорогой, ты слышалъ соловья.
Не соловей, а жаворонокъ пѣлъ.
Смотри, моя любовь, какъ на востокѣ
Расходятся другъ съ другомъ облака
И полосы завистливыя свѣта
Какъ бахромы, охватываютъ ихъ.
Свѣтильники ночные догорѣли;
Веселый день на цыпочкахъ стоитъ,
Смотря черезъ туманныя вершины
Высокихъ горъ. Я долженъ уходить,
Чтобъ быть живымъ; иль здѣсь еще остаться —
И умереть.
Не утренній то свѣтъ,
А метеоръ; его послало солнце,
Чтобъ онъ твоимъ факелоносцемъ былъ
И освѣщалъ до Мантуи дорогу.
Пускай меня захватятъ и убьютъ;
Согласенъ я, когда тебѣ угодно.
Я признаю, что тотъ вонъ сѣрый свѣтъ
Не утра лучъ, а только блѣдный отблескъ
Отъ Цинтіи; не жаворонка пѣснь
Небесный сводъ надъ нами оглашаетъ.
Пріятнѣй мнѣ остаться, чѣмъ уйти.
Приди же, смерть! Джульетта такъ желаетъ.
Не правда ли, моя душа? Мы будемъ
Бесѣдовать, — теперь еще не день.
День, день! Спѣши, бѣги скорѣй отсюда!
То жаворонокъ фальшиво такъ поетъ,
Противная, пронзительная пѣсня! —
А говорятъ мелодія въ ней есть,
Пріятныя для слуха раздѣленья;
Неправда все: онъ раздѣляетъ насъ.
Слыхала я, что съ жабою глазами
Онъ помѣнялся: какъ желала бъ я,
Чтобъ голосомъ онъ помѣнялся тоже!
Встревожилъ насъ онъ голосомъ своимъ;
Объятія онъ наши расторгаетъ,
И, свой привѣтъ трубя лучамъ дневнымъ,
Отсель тебя, мой милый, прогоняетъ.
Иди, иди, растетъ все больше свѣтъ.
И вмѣстѣ съ нимъ — тьма нашихъ мрачныхъ бѣдъ.
Синьора!
Что ты, няня?
Ваша мать
Идетъ сюда; смотрите, берегитесь —
Уже разсвѣтъ.
Впусти же день, окно,
И жизнь мою ты выпусти отсюда.
Прощай, прощай! Одинъ лишь поцѣлуй,
И я спущусь.
Ужъ ты ушелъ, мой милый,
Моя любовь, мой мужъ, властитель, другъ!
О, каждый день въ теченіе часа
Должна имѣть я о тебѣ извѣстья:
Вѣдь, для меня такъ много дней въ минутѣ!
По этому разсчету, сильно я
Состарѣюсь до той поры, какъ снова
Увижу я Ромео моего.
Прощай, мой другъ; повѣрь, не пропущу
Ни одного я случая — послать
Тебѣ привѣтъ сердечный, дорогая.
Ты думаешь, мы свидимся опять?
Да, въ этомъ я сомнѣнья не имѣю;
И обо всѣхъ печаляхъ этихъ намъ
Современемъ пріятно будетъ вспомнить.
О, Господи, къ предчувствiямъ зловѣщимъ
Склонна моя душа: теперь, когда
Ты тамъ, внизу сдается мнѣ, что вижу
Я мертвеца во глубинѣ могилы...
Или глаза такъ измѣняютъ мнѣ,
Иль блѣденъ ты.
Повѣрь, что точно такъ же
Ты блѣдною мнѣ кажешься отсюда.
Скорбь жадная пьетъ нашу кровь. Прощай!
Тебя зовутъ измѣнчивой, Фортуна;
А если ты измѣнчива, то что
Тебѣ до тѣхъ, кто вѣренъ? Оставайся
Измѣнчивой: тогда, надѣюсь, ты
Вернешь его мнѣ скоро.
Дочь, ты встала?
Кто тамъ зоветъ? Не мать ли? Неужели
Она еще спать не легла, до поздней
Такой поры, или такъ рано встала?
Зачѣмъ она идетъ въ подобный часъ?
Джульетта, какъ ты чувствуешь себя?
Нехорошо.
Все плачешь о кузенѣ?
Иль изъ земли его ты хочешь вырыть
Потокомъ слезъ? Когда бъ ты и могла,
То все жъ его ты воскресить не можешь.
Оставь свой плачъ: печаль есть знакъ любви,
Излишество печали — безразсудство.
Но дайте мнѣ поплакать о такой
Чувствительной утратѣ.
Такъ ты будешь
Лишь чувствовать свою утрату: друга
Не воскресишь.
Но, чувствуя утрату,
Я не могу не плакать и о другѣ.
Нѣтъ, дѣвочка, не столько о Тибальдо
Ты плачешь, какъ о томъ, что живъ мерзавецъ,
Что умертвилъ его.
Какой мерзавецъ?
Да тотъ же все, Ромео.
Вотъ ужъ это
Названіе совсѣмъ нейдетъ къ нему.
Прости ему Господь, а я прощаю
Отъ всей души, хотя никто, какъ онъ,
Не причинялъ еще мнѣ столько горя.
Тѣмъ именно, что онъ, убійца, живъ.
И далеко отъ рукъ моихъ. Никто бы
Не могъ отмстить такъ хорошо, какъ я,
За смерть кузена!
О, не безпокойся:
Мы отомстимъ, Джульетта. Полно плакать.
Тамъ, въ Мантуѣ, гдѣ этотъ подлый ссыльный
Теперь живетъ, есть нѣкто у меня,
Кому я поручу поднесть такого
Питья ему, что и Ромео скоро
Отправится къ Тибальду; и тогда,
Надѣюсь, ты довольна будешь.
Нѣтъ.
Не буду я довольна по тѣхъ поръ,
Пока его я не увижу... мертвымъ...
Да, мертвымъ стало сердце у меня,
Тоскуя о покойникѣ. Синьора,
Найдите лишь такого человѣка,
Который бы отнесъ Ромео ядъ;
А я его такъ хорошо составлю,
Что тотчасъ же спокойно онъ заснетъ,
Принявъ его. Какъ больно сердцу — слышать
Ромео имя и не обладать
Возможностью пойти къ нему тотчасъ же,
Чтобъ всю любовь, которую къ Тибальдо
Питала я, обрушить на убійцу!
Готовь свой ядъ; такого человѣка
Я отыщу. Теперь же, дочь моя,
Скажу тебѣ я радостную новость.
Въ столь грустныя минуты радость кстати;
Въ чемъ эта новость состоитъ, синьора?
Дитя мое, заботливъ твой отецъ:
Чтобы тебя избавить отъ печали,
Онъ выбралъ день для радости внезапной,
Нежданной для тебя и для меня.
Какой же день? Какая это радость?
Дитя мое, въ четвергъ, поутру, въ храмѣ
Петра тебя прекрасный графъ Парисъ,
Достойный, благородный, назоветъ
Счастливою своей женой.
Нѣтъ, храмомъ
Петра клянусь, святымъ Петромъ клянусь,
Что не назвать ему меня женою!
Да и притомъ, я такъ изумлена
Поспѣшностью такою. Какъ возможно,
Вѣнчаться съ тѣмъ, кто моего согласья
На этотъ бракъ не спрашивалъ? Синьора,
Пожалуйста скажите вы отцу,
Что выходить я замужъ не желаю
Покуда; а когда пойду, клянусь,
Я выберу скорѣе ужъ Ромео, —
Котораго такъ ненавижу я, —
Чѣмъ графа. Да дѣйствительно, сказали
Вы новость мнѣ!
Вотъ твой отецъ идетъ.
Скажи ему сама, и ты увидишь —
Какъ приметъ онъ рѣшеніе твое.
Съ закатомъ дня роса на землю сходитъ,
Но моего племянника закатъ
Принесъ намъ дождь. Что, дѣвочка-фонтанъ?
Ты все въ слезахъ, не унялся ихъ ливень?
Теперь въ твоемъ миніатюрномъ тѣлѣ
И море есть, и вѣтеръ, и ладья:
Твои глаза, что я назвалъ бы моремъ,
Вздымаются приливомъ горькихъ слезъ;
Средь этого соленаго потока
Плыветъ ладья — твое, Джульетта, тѣло;
А вѣтеръ, что съ потокомъ этимъ споритъ
Такъ бѣшено, изображаютъ вздохи.
И если штиль внезапный не придетъ,
Твою ладью сломаетъ эта буря.
Ну, что, жена, передала ль ты ей,
Что мы съ тобой рѣшили?
Да, синьоръ;
Но ничего она не хочетъ слышать,
И васъ она благодаритъ. Ужъ лучше бъ
Съ могилой ей, безумной, повѣнчаться!
Постой, жена; дай мнѣ понять, — ужели
Ломается и намъ неблагодарна?
Иль гордости не чувствуетъ она?
Или себя счастливой не считаетъ
Тѣмъ, что въ мужья мы выбрали для ней
Достойнаго такого человѣка?
Я выборомъ подобнымъ не горжусь,
Но за него я все жъ вамъ благодарна.
Я не могу гордиться тѣмъ, что мнѣ
Не нравится, но благодарной быть
Могу я и за ненавистный даръ,
Придуманный любовью.
Что за вздоръ!
Ты черезчуръ мудришь. Что это значитъ?
То я «горжусь», и васъ «благодарю»,
То «не горжусь» «и все же благодарна».
Но, госпожа причудница, оставь, —
Не нужно мнѣ твоихъ благодареній,
Ни гордости, — а къ четвергу готовь
Прекрасные суставчики свои,
Чтобы итти во храмъ Петра съ Парисомъ,
Иль я тебя насильно потащу.
Прочь съ глазъ моихъ, зеленый ты стервенокъ!
Вонъ, сволочь, дрянь, съ безжизненнымъ лицомъ!
Ну, можно ль такъ? Иль ты сошелъ съ ума?
Отецъ, молю васъ выслушать меня
Съ терпѣніемъ; сказать мнѣ дайте слово.
Прочь отъ меня, негодная дѣвчонка,
Упрямая ты тварь! знай напередъ:
Или въ четвергъ отправишься ты въ церковь,
Иль никогда являться мнѣ не смѣй.
Молчи, не возражай, не отвѣчай мнѣ;
Мои ужъ руки чешутся... Жена,
Считали мы благословеньемъ Бога,
Что Онъ намъ далъ одну лишь эту дочь;
Но вижу я теперь, что и одна —
Излишній даръ, что въ ней — проклятье наше.
Вонъ, дохлая!
Спаси ее, Господь!
Стыдъ вамъ, синьоръ, такъ дѣвочку позорить.
А почему, моя синьора Мудрость?
Сдержи языкъ, благая Осторожность,
Ступай болтать съ подобными себѣ.
Я ничего дурного не сказала.
Проваливай!
Иль говорить нельзя?
Молчи, молчи, бормочущая дура!
Побереги премудрость ты свою
Для болтовни за чаркою; а намъ
Въ ней нужды нѣтъ.
Ты слишкомъ горячишься.
Но, Господи Владыка! это сводитъ
Меня съ ума. Вѣдь я и днемъ, и ночью,
Во всякій часъ, за дѣломъ, за игрой,
Наединѣ и въ обществѣ — все думалъ,
Какъ мужа ей найти — и вотъ, нашелъ
Ей жениха изъ знатнаго семейства:
Онъ молодъ и воспитанъ, и богатъ,
Красивъ, уменъ; онъ обладаетъ всѣмъ,
Чего желать возможно человѣку; —
И вдругъ теперь — вотъ эта дура, плакса
Негодная, вотъ эта кукла, дрянь,
Когда само ей счастье лѣзетъ въ руки,
Ломается и хнычетъ: «не пойду
Я замужъ», «я еще такъ молода»,
«Я не могу любить его»; «простите,
Прошу я васъ». Ну, хорошо, прощу;
Но если ты не выйдешь замужъ, то
Питайся, гдѣ ты хочешь — ты не будешь
Со мною жить. Подумай же объ этомъ,
И вспомни, что шутить я не привыкъ.
Коль ты мнѣ дочь, то выходи за графа.
Не выйдешь — такъ повѣсься, голодай,
Будь нищею, на улицѣ подохни, —
Но никогда — клянусь моей душой! —
Я дочерью тебя ужъ не признаю,
Мое твоимъ не будетъ никогда.
Подумай же и вѣрь: сдержу я клятву.
Иль въ небесахъ нѣтъ жалости? Вѣдь, взоръ ихъ
До дна моей печали проникаетъ.
Мать милая, не прогоняй меня,
Прошу я васъ отсрочить бракъ на месяцъ,
Хоть на недѣлю; если же нельзя,
Устройте мнѣ вы брачную постель
Въ томъ темномъ склепѣ, гдѣ лежитъ Тибальдо.
Не говори: я отвѣчать не буду.
Что хочешь, то и дѣлай; я съ тобою
Покончила.
О, Господи! ахъ, няня,
Что дѣлать мнѣ? какъ избѣжать мнѣ брака?
Мужъ на землѣ, а клятва въ небесахъ:
Возможно ль ей на землю возвратиться,
Пока мой мужъ самъ не пришлетъ ее
Сюда съ небесъ, оставивъ эту землю?
Дай мнѣ совѣтъ, утѣшь меня. Увы!
Увы, зачѣмъ, съ какою цѣлью Небо
Устроило такую западню
Противъ меня, столь слабаго созданья?
Что скажешь ты? иль слова утѣшенья
И радости нѣтъ, няня, у тебя?
Есть. Вотъ оно: Ромео твой — изгнанникъ;
Всѣмъ поручусь, что не посмѣетъ онъ
Явиться здѣсь, чтобъ требовать супругу;
Прійти сюда онъ можетъ лишь тайкомъ.
Итакъ, тебѣ, я полагаю, лучше
За графа выйти. Славный господинъ!
Въ сравненьи съ нимъ Ромео — просто тряпка.
Такихъ живыхъ, прекрасныхъ, свѣтлыхъ глазъ,
Какъ у него, нѣтъ у орла, синьора!
Я думаю — и клятву я даю —
Что счастлива ты будешь въ этомъ бракѣ.
Онъ первый бракъ твой превосходитъ всѣмъ.
Но если бы онъ даже былъ не лучше,
То перваго теперь ужъ мужа нѣтъ:
Хоть онъ и живъ, но для тебя онъ умеръ.
Ты говоришь отъ сердца?
И отъ всей
Моей души. На сердце и на душу —
Проклятіе, когда не такъ.
Аминь.
Что?
Ты чудно такъ утѣшила меня.
Теперь ступай и матушкѣ скажи,
Что я ушла къ духовнику, къ Лоренцо.
Разогорчивъ отца, въ моемъ грѣхѣ
Я принести желаю покаянье.
Сейчасъ иду. Вотъ это — такъ умно.
О, демонъ злой, проклятая старуха!
Что можетъ быть преступнѣй, какъ желать
Чтобы свою нарушила я клятву,
Иль унижать такъ мужа моего,
Тѣмъ языкомъ, что столько тысячъ разъ
Превозносилъ его превыше мѣры?
Совѣтница негодная, иди;
Отнынѣ мы чужія другъ для друга.
Пойду-спрошу — что скажетъ мнѣ монахъ:
Коль средства нѣтъ, то мужество и силу
Имѣю я — сама сойти въ могилу.