Ромео и Джульетта (Шекспир; Михаловский)/ПСС 1899 (ВТ)/Действие третье
| ← Действие второе | Ромео и Джульетта — Действие третье | Действие четвёртое → |
| Оригинал: англ. The Tragedy of Romeo and Juliet. — Источник: Информационно-исследовательская база данных «Русский Шекспир», Шекспир В. Ромео и Джульетта. Трагедия в пяти действиях. Перевод Д. Михаловского // Полное собрание сочинений В. Шекспира в переводе русских писателей: В 3 т. / Под ред. Д. Михаловского. — СПб., 1899. — Т. 3. — С. 43—97. |
- Википроекты
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.
СЦЕНА I.
Меркуцио, прошу тебя, уйдём:
День жарок, и не дома Капулетти;
А встреть мы их — быть ссоре: в зной такой
Клокочет кровь, и так легко взбеситься.
МЕРКУЦИО. Ты похож на одного из тех молодцов, что, войдя в тратторию, ударяют своею шпагой по столу, и говорят: «дай Бог, чтобы ты мне не понадобилась», но когда выпьют вторую чашку, то ни с того, ни с сего обнажают эту шпагу против прислужника.
БЕНВОЛИО. Так я похож на такого молодца?
МЕРКУЦИО. Ну да; когда ты в дурном расположении духа, ты горяч, как любой забияка в Италии, а тебя так легко привести в подобное состояние, — и тогда ты вспыхиваешь вдруг.
БЕНВОЛИО. Что же дальше?
МЕРКУЦИО. А то, что будь на свете двое таких людей, как ты, скоро у нас не стало бы ни одного из вас: вы убили бы друг друга. Ты!.. Да ты способен поссориться с человеком из-за того, что у него в бороде одним волосом больше или меньше, чем у тебя; ты готов затеять ссору с человеком, щёлкающим орехи, на том основании, что у тебя глаза орехового цвета. Ну, чей глаз, за исключением твоего, может увидеть в этом повод для ссоры? Твоя голова наполнена ссорами, как яйцо жидкостью, хоть из-за этого задора она и разбита у тебя, как негодное яйцо. Ведь, поссорился же ты с одним прохожим за то, что он кашлял на улице и своим кашлем разбудил твою собаку, спавшую на солнце. Не ты ли обругал портного за то, что он надел свой новый камзол, не дождавшись Пасхи, а ещё кого-то за то, что он свои новые башмаки затянул старыми тесёмками? И ты поучаешь меня — избегать ссоры!
БЕНВОЛИО. Если б я был задорен, как ты, то продал бы свою жизнь первому встречному, кто поручился бы за неё на час с четвертью времени.
МЕРКУЦИО. Поручиться за неё! Как же, нашёл дурака!
БЕНВОЛИО. Клянусь головой моей, сюда идут Капулетти.
МЕРКУЦИО. Клянусь моей пяткой, мне до этого нет никакого дела.
Идите вслед за мной, мне нужно с ними
Поговорить. — Синьоры, добрый день!
С одним из вас я обменяюсь словом.
МЕРКУЦИО. Словом — с одним из нас? Прибавьте к этому слову ещё что-нибудь; скажите — словом и ударом.
ТИБАЛЬДО. Я готов, синьор, если вы подадите к этому повод.
МЕРКУЦИО. А сами вы разве не можете найти его и без меня?
ТИБАЛЬДО. Меркуцио, ты принадлежишь к хору Ромео.
МЕРКУЦИО. К хору! Да разве мы музыканты? А если мы музыканты, то ты не услышишь от нас ничего, кроме разноголосицы. Вот мой смычок, — он заставит тебя плясать. Чёрт побери! хор!
Мы говорим на площади; зайдём
Куда-нибудь, чтоб обсудить спокойно,
В чём состоят обиды ваши; — или
Совсем уйдём: все тут глядят на нас.
И пусть глядят, — на то глаза даны;
Ни для кого не тронуся я с места.
Ну, хорошо, синьор, довольно; вот
Мой человек идёт.
Будь я повешен,
Когда твою ливрею носит он!
Ты вызови его на поединок,
И будет он готов тебе служить;
Твой человек он только в этом смысле.
Моя любовь к тебе, Ромео, может
Придумать лишь одно тебе названье:
Ты — негодяй.
Причина, по которой
Тебя любить, Тибальдо, должен я,
Мне не даёт отдаться взрыву гнева
За дерзкие слова твои. Я вовсе
Не негодяй. Итак, прощай; я вижу —
Не знаешь ты меня.
Мальчишка, это
Не извинит тех оскорблений, что
Нанёс ты мне. Ну, вынимай же шпагу.
Я никогда тебя не оскорблял;
Тебя люблю я больше, чем ты можешь
Вообразить, не зная о причине
Моей любви. Мой добрый Капулетти,
Чьё имя мне так мило, как моё,
Не горячись.
Позорное смиренье!
Alla stoccata устранит его.
Ну, крысолов Тибальдо, выходи. (Вынимает меч.)
ТИБАЛЬДО. Что тебе нужно от меня?
МЕРКУЦИО. Ничего, достойный царь котов, кроме одной из ваших девяти жизней; а остальные я буду выбивать из вас, смотря по вашему обращению со мной. Не угодно ли вам вытащить за уши ваш меч из кожаного футляра? Не то — мой меч ещё прежде этого очутится возле ваших ушей.
ТИБАЛЬДО. Я к вашим услугам.
Меркуцио, вложи свой меч в ножны.
МЕРКУЦИО. Ну, синьор, делайте же ваше passadо.
Бенволио, меч обнажи и выбей
Оружие из рук их. Господа,
Не стыдно ль вам! Оставьте эту ссору.
Меркуцио! Тибальдо! Герцог драки
На улицах Вероны запретил.
Постой, Тибальд! Меркуцио!
Я ранен;
Чума на вас, — на оба ваши дома!..
Покончено со мной… и он ушёл!
И неужли совсем он цел остался?
Ты ранен?
Да, — царапина одна,
Царапина, но этого довольно.
Эй, паж, ступай и приведи врача.
РОМЕО. Ободрись, друг мой, эта рана не может быть глубока.
МЕРКУЦИО. Да, она не так глубока, как колодезь, и не так широка, как церковная дверь, но и её довольно: она сделает своё дело. Приходи ко мне завтра, и ты найдёшь меня покойным человеком. Я уже не гожусь для этого мира. Чума на оба ваши дома! Чёрт возьми! Чтобы какая-нибудь собака, кошка, мышь оцарапала меня до смерти! Хвастун, бездельник, негодяй, который дерётся по правилам арифметики! И на кой чёрт ты сунулся между нами? Я ранен из-под твоей руки.
РОМЕО. Я хотел уладить всё к лучшему.
В какой-нибудь дом отведи меня,
Бенволио, не то — я упаду
Без чувств. Чума на оба ваши дома!
Я из-за них стал пищей для червей,
И мне конец. — Чума на оба дома!
Из-за меня смертельно ранен друг мой
И родственник столь близкий государя!
Ругательством Тибальда честь моя
Запятнана, — Тибальда, что за час
Тому назад был всё равно, что брат мне.
О, милая Джульетта, красота
Твоя мой нрав железный умягчила
И сделала изнеженным меня!
Ромео, о Ромео! умер храбрый
Меркуцио! дух доблестный его,
Безвременно презревши эту землю,
На небеса подняться поспешил.
Дня этого зловещая судьба
На много дней продлится; им беда
Лишь началась, а кончится с другими.
Вот бешеный Тибальд идёт опять.
Он жив, свою победу торжествуя,
А между тем Меркуцио убит!
Прочь от меня, уступчивая кротость!
Пусть бешенство теперь ведёт меня!
Тибальд, ты дал мне имя негодяя —
Возьми его; Меркуцио душа
Ещё парит у нас над головами
И ждёт твоей, чтоб вместе улететь.
Иль ты, иль я, иль оба мы должны
Сопутствовать ему.
Мальчишка жалкий,
Ты был его приятелем, и ты
С ним полетишь.
Ну, это меч решит.
Беги, беги, Ромео!
Тибальд убит, и граждане в тревоге.
Чего ж ты здесь растерянный стоишь?
Приговорит тебя, ведь, герцог к смерти,
Когда тебя застанут здесь. Беги!
Моя судьба глумится надо мною.
Что ж ты стоишь? Беги, беги, Ромео!
Куда бежал тот, кто убил Меркуцьо?
Куда ушёл Тибальд, его убийца?
Вот он лежит.
Вставай, иди за мной,
Я требую во имя государя.
Где подлые зачинщики резни?
Я рассказать могу вам, государь,
Подробности несчастной этой ссоры.
Вот человек, которым был убит
Твой родственник Меркуцио. Лежит он
Убитый сам за то рукой Ромео.
Племянник мой Тибальдо, брата сын!
О, герцог, муж мой, дядя! пролилась
Кровь милого племянника! О, герцог,
О государь, когда ты справедлив,
За нашу кровь пролей ты кровь Монтекки!
Племянник мой!..
Бенволио, кто был
Зачинщиком кровавой этой драки?
Тибальдо, что убит рукой Ромео.
С ним ласково Ромео говорил,
Прося понять безумье этой ссоры;
Грозил ему и вашим гневом он;
Но это всё, — хоть высказано было
С спокойствием во взглядах и словах
И с кроткою мольбою, — не могло
Взрыв бешенства Тибальда успокоить;
Остался он к внушеньям мира глух —
И бросился с пронзающею сталью
На смелого Меркуцио; и тот,
Не менее горячий, чем Тибальдо,
С противником вступил в смертельный бой.
С воинственным презреньем отражал он
Смерть от себя и отсылал обратно
Её врагу, который, в свой черёд,
Искусно отражал её. Ромео
Вскричал: «Друзья, довольно, перестаньте!»
Быстрее слов была его рука —
И выбила клинки их роковые;
Но из-под ней успел уже Тибальд
Меркуцио нанесть удар смертельный.
Тибальд бежал, но вслед затем вернулся.
Тут бешенством Ромео закипел,
И в тот же миг они вступили в битву.
Ещё меча я вынуть не успел,
Чтоб их разнять, как уж упал Тибальдо.
Убив его, Ромео убежал.
Вот истина, клянусь моею жизнью.
Он родственник Монтекки и, понятно,
Он, ради их, неправду говорит.
До двадцати сражавшихся тут было,
А между тем один Тибальд убит.
Прошу я вас о правосудьи, герцог!
Обязаны вы правосудным быть, —
Тибальд убит, его убил Ромео,
А потому и он не должен жить.
Но он убил того, кто был убийцей
Меркуцио; за дорогую кровь
Меркуцио кто должен заплатить мне?
Конечно, не Ромео, государь!
Он другом был Меркуцио, и он
Убил того, кого б казнил закон;
Вот вся его вина.
И за неё
Немедленно его мы изгоняем.
От ваших ссор и сами мы страдаем:
Тут пролилась родная кровь моя,
И накажу за это строго я.
Так что, неся тяжёлую расплату,
Оплачете вы всё мою утрату.
Ко всем мольбам останусь я глухим;
Ни слёзы, ни мольбы, ни извиненья
Здесь искупить не могут преступленья,
И потому — не прибегайте к ним.
Пусть поспешит Ромео удалиться,
А если нет — он с жизнию простится.
Прощать убийц! да это всё равно,
Что с ними быть в убийстве заодно.
СЦЕНА II.
Вперёд, вперёд, на огненных ногах,
Неситеся быстрее, кони Феба,
К его дворцу. Когда б у вас возницей
Был Фаэтон, погнал бы он хлыстом
К закату вас, и ночь бы наступила
Немедленно. Любви подруга, ночь!
Раскинь своё густое покрывало,
Чтобы ничьи нескромные глаза
Во тьме твоей Ромео не видали;
Чтоб кинулся в объятья он мои,
Подкравшися неслышно и незримо.
Влюблённые способны видеть всё,
Что нужно им, довольствуяся светом
Их красоты; когда любовь слепа,
То более всего ей ночь подходит.
Приди же, ночь степенная, скорей,
Вся в чёрное одетая матрона,
И научи меня — как проиграть
Мне в той игре, которую ведут
Два девственных и непорочных сердца.
Прикрой мою бунтующую кровь,
Которая в лицо мне ударяет,
Ты чёрною одеждою своей,
Пока моя стыдливая любовь,
Смелее став, не свыкнется с той мыслью,
Что в истинной любви всё — только скромность.
Приди же, ночь, скорей; приди, Ромео,
Мой день во тьме; на крыльях этой ночи
Ты явишься мне чище и белей,
Чем первый снег у ворона на перьях.
О, тихая, ласкающая ночь,
Ночь тёмная, приди, дай мне Ромео.
Когда же он умрёт, возьми его
И раздроби на маленькие звёзды:
Украсит он тогда лицо небес,
Так что весь мир, влюбившись в ночь, не будет
Боготворить слепящий солнца свет.
Купила я себе приют любви,
Но не вошла ещё я во владенье;
Я продана сама, но покупщик
Пока ещё не пользуется мною.
Мне этот день томителен, как ночь
Пред праздником томительна ребёнку,
Который ждёт и не дождётся дня,
Чтобы надеть готовые обновки.
Входит Кормилица, с верёвочною лестницей.
Но вот идёт кормилица моя
И весть несёт. Небесным красноречьем,
Мне кажется, владеет тот язык,
Что имя лишь Ромео произносит.
Что нового? Что у тебя там, няня?
Верёвки, что ль, которые тебе
Велел принесть Ромео?
Да, верёвки.
Ах, что с тобой? Что ты ломаешь руки?
О, горе мне! Он умер, умер, умер!
Пропали мы, погибли, синьорина;
Злосчастный день! скончался, мёртв, убит!
Иль небеса так злобны?
Зол Ромео,
А небеса не могут злыми быть.
Ромео! о, Ромео! кто бы мог
Когда-нибудь себе представить это?
Ты демон, что ль, что мучишь так меня?
Твои слова — ведь это — пытка ада!
Или убил Ромео сам себя?
Скажи лишь «да» — простое это слово,
Простое «да» способно отравить
Скорей, чем взгляд смертельный василиска.
Я — уж не я, коль есть такое «да»,
Когда глаза закрылись, о которых
Ты скажешь «да». Так говори же «да»,
Когда убит он; если ж нет, то — «нет».
Ты порешишь одним коротким звуком,
Блаженству мне отдаться или мукам.
Сама, сама я видела ту рану;
Ужасный знак! — тут, на его груди…
Несчастный труп, — и бледный точно пепел,
Весь, весь в крови, в запёкшейся крови!
При виде том, я в обморок упала.
Разбейся же, о сердце: ты — банкрот,
Разбейся вдруг; глаза мои, в темницу!
Уж больше вам на воле не смотреть.
Презренный прах, отдайся снова праху;
Пусть кончится скитальчество твоё
Здесь на земле; ты и Ромео — оба
Покойтеся вдвоём под крышкой гроба!
Тибальд, Тибальд, мой ласковый Тибальд,
И лучший друг, какого я имела,
Тибальд, такой честнейший господин!..
И дожила я до его кончины!
Какой на нас нанёсся ураган?
Ромео мой убит, Тибальдо умер!
Мой дорогой кузен и мой супруг,
Что мне ещё дороже. Если так,
Труби, труба, всеобщую погибель!
Кто жив ещё, коль этих двух уж нет?
Тибальд убит, его убил Ромео,
И изгнан он.
О, Боже, неужели
Тибальда кровь Ромео пролил?
Да.
Злосчастный день! да, да, он пролил, пролил!
Цветущее лицо, с змеиным сердцем!
Скрывался ли в таком прекрасном гроте
Когда-либо дракон? Злодей-красавец!
Ты, ангелу подобный падший дух!
О, ворон злой, но в перьях голубицы!
Свирепый волк во образе ягнёнка!
Тварь гнусная с божественным челом!
Контраст всему, чем кажешься ты с виду!
Святой в грехах, в почёте негодяй!
О, что ж тебе, природа, остаётся
Творить в аду, когда ты духу зла
Дала приют в раю столь нежной плоти?
Видал ли кто столь чудный переплёт
На книге с столь позорным содержаньем?
Как мог обман подобный обитать
В таком дворце роскошном?
Нет в мужчинах
Ни совести, ни честности, ни правды;
И все они лгуны и лицемеры:
Никто из них не соблюдает клятв.
Где мой слуга? — Подай мне aqua vitae.
Несчастие такое, это горе
До времени состарило меня…
Позор тебе, позор тебе, Ромео!
Пусть волдыри покроют твой язык,
За эту брань. Не на позор Ромео
Родился в свет, и на его челе
Бессовестный позор сидеть стыдится:
Оно есть трон, где восседает честь,
Единая властительница мира.
О, что за зверь была я, что его
Бранила так!
Но неужель хвалить
Того, кто был убийцею кузена?
Могу ль о нём я дурно говорить?
Он мой супруг. — Мой бедный муж, кто имя
Твоё добром помянет, если я,
Твоя жена не больше трёх часов,
Его уже так истерзать успела?
За что ж убил, негодный ты, кузена?
За то, что он, негодный мой кузен,
Хотел убить тебя, мой муж. Прочь слёзы
Безумные, вернитесь к своему
Источнику: вы — данники печали,
И счастью дань ошибкой принесли.
Живёт мой муж, которого Тибальдо
Хотел убить, а сам Тибальдо умер…
Всё радость тут; из-за чего ж я плачу?
Но слово здесь я слышала одно,
Что хуже, чем Тибальда смерть: убило
Оно меня, и позабыть его
Желала б я; но в памяти моей,
Увы! оно настойчиво гнездится,
Как тяжкий грех у грешника в уме.
Тибальд убит, а мой Ромео изгнан!
И это «изгнан», только слово «изгнан»
Убило мысль о тысячах Тибальдо.
Тибальда смерть — достаточное горе,
Хотя бы всё несчастье было в ней.
Но ежели, сообщество любя,
Беда с бедой должна соединяться,
То почему за вестью, что Тибальд
Убит, тотчас не сказано мне было,
Что мой отец иль мать моя, иль оба
Скончалися они? Такое горе
Я выплакать могла бы. Но сказать —
«Тибальд убит» и вслед за тем прибавить:
«Ромео изгнан» — значит умертвить
Отца и мать, Тибальдо и Ромео,
И самую Джульетту, — всех убить!
Ромео изгнан! В смерти этих слов
Нет ни конца, ни меры, ни предела, —
Их бедствия нельзя изобразить.
Где мать, отец?
Рыдают над Тибальдом.
Ты к ним пойдёшь? Я провожу тебя.
Нет, пусть они слезами омывают
Там раны у покойника, а я
Об изгнанном Ромео буду плакать,
Когда уже обсохнут слёзы их.
Возьми верёвки. — Бедные верёвки,
Обмануты вы так же, как и я:
Ромео изгнан, путь к моей постели
Устроил он из вас, но я, девица,
Так и умру девицею-вдовой.
Кормилица, пойдём, возьми верёвки,
Хочу я лечь на брачную постель.
Ромео мой не посетит её,
Пусть смерть возьмёт девичество моё!
Иди в свою ты комнату, а я
Найду его, чтобы тебя утешить.
Я знаю, где он. Слушай, твой Ромео
Здесь будет в эту ночь; пойду к нему —
Скрывается он в келье у Лоренцо.
Иди, иди, отдай ему вот это
Кольцо; скажи, чтоб он пришёл проститься.
СЦЕНА III.
Ну, выходи, Ромео, выйди трус;
Печаль в твои достоинства влюбилась,
И с бедствием повенчан ты.
Отец,
Что нового? Чем герцог порешил?
Какое мне грозит знакомством горе,
Которого ещё не знаю я?
Мой милый сын, ты слишком хорошо
Знаком и так с угрюмою печалью.
Известие о приговоре принца
Тебе принёс я.
В чём он состоит?
Не в смерти ли?
Он не на столько строг:
Ты присуждён не к смерти, а к изгнанью.
К изгнанию? Будь милостив, скажи,
Что к смерти: мне страшней гораздо ссылка;
Не говори ты мне о ней, отец.
Ты изгнан лишь отсюда, из Вероны;
Не унывай: обширен божий мир.
Вне стен её нет никакого мира;
Там мука лишь, чистилище и ад.
Изгнание отсюда есть изгнанье
Из мира, а изгнание из мира
Есть та же смерть, с названием другим,
Неправильным; и называя смерть
Изгнанием, ты голову мне рубишь
Секирою из золота, следя
С улыбкою за гибельным ударом.
О, смертный грех — твоя неблагодарность!
Проступок твой, по нашему закону,
Смерть заслужил, но добрый герцог наш,
Из милости к тебе, закон нарушил,
И приговор он смертный заменил
Изгнанием. Большая это милость,
И этого не понимаешь ты!
Мученье, а не милость; небеса —
Здесь, где живёт Джульетта. Каждый кот,
Собака, мышь, последнее творенье
Ничтожное живут здесь, в небесах, —
Все на неё тут могут любоваться;
Ромео — нет. У мух навозных больше
Почётных прав, свободы для любви,
Чем у него: они свободно могут
К её руке прекрасной припадать,
Бессмертное блаженство похищать,
По временам, с её невинных губок,
Что, в чистоте девической своей,
Самих себя касаяся, краснеют.
Дозволено всё это делать мухам,
Мне ж велено от этого бежать;
Им — воля, мне — изгнание. И ты
Мне говоришь, что ссылка лучше смерти!
Иль у тебя нет яда под рукой,
Иль острого ножа, или другого
Готового орудия для смерти, —
Лишь бы не столь ужасного, как ссылка,
Чтобы меня убить? — Я изгнан… О!
Ведь, это слово грешники в аду
Со скрежетом и стоном произносят:
Как у тебя, духовного лица,
Врача души, решителя грехов
И моего испытанного друга —
Как у тебя теперь достало духу
Меня терзать ужасным словом «изгнан»?
Помешанный, безумный человек!
Дай мне сказать два слова.
Чтоб опять
Заговорить о ссылке?
Я хочу
Оружье дать тебе, чтоб это слово
Ты отразил. В беде услада — мудрость.
Она тебя утешит и в изгнаньи.
Опять оно, изгнанье! — К чёрту мудрость!
Не может, ведь, создать она Джульетту,
Переместить Верону, отменить
Мой приговор. Когда она бессильна,
То нечего о ней и говорить.
Я вижу, что нет слуха у безумцев.
Как быть ему, когда у мудрецов
Нет зрения?
Обсудим-ка с тобою
Твои дела.
Как можешь ты судить
О том, чего не чувствуешь? Когда бы
Ты молод был, как я, любил Джульетту,
Обвенчан был лишь час тому назад,
Сведён с ума и умертвил Тибальда,
И изгнан был, как я, — тогда бы ты
Мог говорить; ты волосы бы рвал
И на землю упал бы так, как я,
Чтоб мерку снять для будущей могилы.
Вставай, уйди, Ромео! Милый, спрячься.
Не спрячусь я, пока пары от вздохов
Меня от глаз не скроют, как туман.
Кто там стучит? кто там? — Вставай, Ромео.
Вставай; тебя здесь могут захватить.
Беги в мою молельную. — Сейчас!
О, Господи, как он упрям. — Иду!
Кто громко так стучится? Вы откуда?
Что нужно вам?
Впустите, и тогда
Узнаете. Синьорою Джульеттой
Я прислана.
О, если так, добро
Пожаловать.
Святой отец скажите —
Где муж моей синьоры, где Ромео?
Вон, на полу, он опьянел от слёз.
Как и моя синьора: с нею то же.
О, горькое сочувствие! бедняжки!
Как раз вот так лежит она и плачет
Без удержа. — Да будьте же мужчиной;
Ну, встаньте для Джульетты, для неё!
Зачем вздыхать так глубоко?
Ах, няня!
Синьор, синьор, ведь, смерть — конец всему.
Ты о Джульетте здесь упомянула?
Ну, что она? считает ли меня
Она теперь убийцей закоснелым?
Ведь, колыбель счастливых наших дней
Я запятнал столь близкою ей кровью!
Что делает, что говорит она,
Она, моя супруга в тайном браке, —
Теперь, когда расторгнут наш союз?
Да ничего не говорит, всё плачет;
То упадёт в постель, то вскочит снова,
Зовёт Тибальда, вскрикнет вдруг «Ромео!»
И падает.
Как будто это имя
Убьёт её внезапно, точно пуля,
Подобно как её кузен убит
Проклятою рукой того ж Ромео!
Скажи, монах, скажи мне, где та часть
Презренная вот этой самой плоти,
Где имя то гнездится, чтобы я
Разрушить мог приют тот ненавистный!
Мужчина ль ты? По виду — да, мужчина,
Но женские ты проливаешь слёзы
И действуешь, как неразумный зверь.
О, женщина, во образе мужчины,
В двух видах зверь! Меня ты изумляешь.
Клянусь святым я орденом моим,
Я думал, что характером ты твёрже.
Ты умертвил Тибальда, а теперь
Себя убить ты думаешь — и вместе
Убить жену, живущую тобою,
Проклятие обрушив на себя!
Что восстаёшь ты на своё рожденье,
На небо, землю, — так как все они
В тебе слились, и ты намерен разом
Расторгнуть их тройной союз. Стыдись!
Позоришь ты свой образ и свой разум,
Свою любовь, — ты ими наделён
С избытком, но, как ростовщик, не хочешь
Извлечь из них ту истинную пользу,
Которая украсила бы их.
Что сделалось с твоею благородной
Наружностью? На восковую куклу
Ты стал похож, утратил твёрдость мужа;
Твоя любовь — лишь клятвопреступленье,
Так как убить ты хочешь ту любовь,
Которую поклялся ты лелеять;
Твой ум, краса и тела, и любви,
В поступках их обоих исказился:
Как порох у неловкого солдата
В его суме: он вспыхнул вдруг, — и ты
Разорван им, не зная — как владеть
Орудием для собственной защиты.
Ну, полно, встань, ободрись; ведь, Джульетта,
Из-за которой чуть не умер ты,
Жива, — и в этом случае ты счастлив.
Тебя Тибальд хотел убить, но ты
Убил его, — и здесь ты тоже счастлив.
Закон, что смерть сулил тебе, смягчён:
Ты не казнён, а изгнан, — снова счастье!
Да, сыплются все блага на тебя,
Фортуна льнёт к тебе, облекшись в лучший
Наряд, но, как сердитая девчонка,
Ты дуешься на счастие своё
И на любовь свою. Остерегайся, —
Не то — дойдёшь до жалкого конца.
Ступай к своей возлюбленной, как было
Условлено; к ней в комнату войди,
Утешь её; но там не оставайся
До той поры, как ставят часовых, —
Иль в Мантую тебе уж не пробраться.
Жди в Мантуе, пока мы не найдём
Возможности всем объявить о браке,
С ним помирить друзей и испросить
Прощения у герцога. В Верону
Мы вызовем тогда тебя, — и радость
Твоя сильней в сто тысяч будет раз,
Чем этот плач при отправленьи в ссылку.
Кормилица, ступай вперёд, поклон
Мой передай синьоре; пусть уложит
Пораньше всех своих домашних спать, —
Не мудрено устроить это: все
Утомлены своим тяжёлым горем.
Скажи ей, что идёт Ромео.
Боже!
Готова я остаться тут всю ночь —
Разумные такие речи слушать.
Учёность-то, учёность-то что значит!
Я госпоже моей скажу, синьор,
Что вы сейчас придёте.
Хорошо.
Скажи, чтобы она была готова
Меня бранить.
О, Господи, к предчувствиям зловещим
Склонна моя душа: теперь, когда
Ты там, внизу сдаётся мне, что вижу
Я мертвеца во глубине могилы…
Или глаза так изменяют мне,
Иль бледен ты.
Поверь, что точно так же
Ты бледною мне кажешься отсюда.
Скорбь жадная пьёт нашу кровь. Прощай!
Тебя зовут изменчивой, Фортуна;
А если ты изменчива, то что
Тебе до тех, кто верен? Оставайся
Изменчивой: тогда, надеюсь, ты
Вернёшь его мне скоро.
Дочь, ты встала?
Кто там зовёт? Не мать ли? Неужели
Она ещё спать не легла, до поздней
Такой поры, или так рано встала?
Зачем она идёт в подобный час?
Джульетта, как ты чувствуешь себя?
Нехорошо.
Всё плачешь о кузене?
Иль из земли его ты хочешь вырыть
Потоком слёз? Когда б ты и могла,
То всё ж его ты воскресить не можешь.
Оставь свой плач: печаль есть знак любви,
Излишество печали — безрассудство.
Но дайте мне поплакать о такой
Чувствительной утрате.
Так ты будешь
Лишь чувствовать свою утрату: друга
Не воскресишь.
Но, чувствуя утрату,
Я не могу не плакать и о друге.
Нет, девочка, не столько о Тибальдо
Ты плачешь, как о том, что жив мерзавец,
Что умертвил его.
Какой мерзавец?
Да тот же всё, Ромео.
Вот уж это
Название совсем нейдёт к нему.
Прости ему Господь, а я прощаю
От всей души, хотя никто, как он,
Не причинял ещё мне столько горя.
Тем именно, что он, убийца, жив.
И далеко от рук моих. Никто бы
Не мог отмстить так хорошо, как я,
За смерть кузена!
О, не беспокойся:
Мы отомстим, Джульетта. Полно плакать.
Там, в Мантуе, где этот подлый ссыльный
Теперь живёт, есть некто у меня,
Кому я поручу поднесть такого
Питья ему, что и Ромео скоро
Отправится к Тибальду; и тогда,
Надеюсь, ты довольна будешь.
Нет.
Не буду я довольна по тех пор,
Пока его я не увижу… мёртвым…
Да, мёртвым стало сердце у меня,
Тоскуя о покойнике. Синьора,
Найдите лишь такого человека,
Который бы отнёс Ромео яд;
А я его так хорошо составлю,
Что тотчас же спокойно он заснёт,
Приняв его. Как больно сердцу — слышать
Ромео имя и не обладать
Возможностью пойти к нему тотчас же,
Чтоб всю любовь, которую к Тибальдо
Питала я, обрушить на убийцу!
Готовь свой яд; такого человека
Я отыщу. Теперь же, дочь моя,
Скажу тебе я радостную новость.
В столь грустные минуты радость кстати;
В чём эта новость состоит, синьора?
Дитя моё, заботлив твой отец:
Чтобы тебя избавить от печали,
Он выбрал день для радости внезапной,
Нежданной для тебя и для меня.
Какой же день? Какая это радость?
Дитя моё, в четверг, поутру, в храме
Петра тебя прекрасный граф Парис,
Достойный, благородный, назовёт
Счастливою своей женой.
Нет, храмом
Петра клянусь, святым Петром клянусь,
Что не назвать ему меня женою!
Да и притом, я так изумлена
Поспешностью такою. Как возможно,
Венчаться с тем, кто моего согласья
На этот брак не спрашивал? Синьора,
Пожалуйста скажите вы отцу,
Что выходить я замуж не желаю
Покуда; а когда пойду, клянусь,
Я выберу скорее уж Ромео, —
Которого так ненавижу я, —
Чем графа. Да действительно, сказали
Вы новость мне!
Вот твой отец идёт.
Скажи ему сама, и ты увидишь —
Как примет он решение твоё.
С закатом дня роса на землю сходит,
Но моего племянника закат
Принёс нам дождь. Что, девочка-фонтан?
Ты всё в слезах, не унялся их ливень?
Теперь в твоём миниатюрном теле
И море есть, и ветер, и ладья:
Твои глаза, что я назвал бы морем,
Вздымаются приливом горьких слёз;
Средь этого солёного потока
Плывёт ладья — твоё, Джульетта, тело;
А ветер, что с потоком этим спорит
Так бешено, изображают вздохи.
И если штиль внезапный не придёт,
Твою ладью сломает эта буря.
Ну, что, жена, передала ль ты ей,
Что мы с тобой решили?
Да, синьор;
Но ничего она не хочет слышать,
И вас она благодарит. Уж лучше б
С могилой ей, безумной, повенчаться!
Постой, жена; дай мне понять, — ужели
Ломается и нам неблагодарна?
Иль гордости не чувствует она?
Или себя счастливой не считает
Тем, что в мужья мы выбрали для ней
Достойного такого человека?
Я выбором подобным не горжусь,
Но за него я всё ж вам благодарна.
Я не могу гордиться тем, что мне
Не нравится, но благодарной быть
Могу я и за ненавистный дар,
Придуманный любовью.
Что за вздор!
Ты чересчур мудришь. Что это значит?
То я «горжусь», и вас «благодарю»,
То «не горжусь» «и всё же благодарна».
Но, госпожа причудница, оставь, —
Не нужно мне твоих благодарений,
Ни гордости, — а к четвергу готовь
Прекрасные суставчики свои,
Чтобы идти во храм Петра с Парисом,
Иль я тебя насильно потащу.
Прочь с глаз моих, зелёный ты стервёнок!
Вон, сволочь, дрянь, с безжизненным лицом!
Ну, можно ль так? Иль ты сошёл с ума?
Отец, молю вас выслушать меня
С терпением; сказать мне дайте слово.
Прочь от меня, негодная девчонка,
Упрямая ты тварь! знай наперёд:
Или в четверг отправишься ты в церковь,
Иль никогда являться мне не смей.
Молчи, не возражай, не отвечай мне;
Мои уж руки чешутся… Жена,
Считали мы благословеньем Бога,
Что Он нам дал одну лишь эту дочь;
Но вижу я теперь, что и одна —
Излишний дар, что в ней — проклятье наше.
Вон, дохлая!
Спаси её, Господь!
Стыд вам, синьор, так девочку позорить.
А почему, моя синьора Мудрость?
Сдержи язык, благая Осторожность,
Ступай болтать с подобными себе.
Я ничего дурного не сказала.
Проваливай!
Иль говорить нельзя?
Молчи, молчи, бормочущая дура!
Побереги премудрость ты свою
Для болтовни за чаркою; а нам
В ней нужды нет.
Ты слишком горячишься.
Но, Господи Владыка! Это сводит
Меня с ума. Ведь я и днём, и ночью,
Во всякий час, за делом, за игрой,
Наедине и в обществе — всё думал,
Как мужа ей найти — и вот, нашёл
Ей жениха из знатного семейства:
Он молод и воспитан, и богат,
Красив, умён; он обладает всем,
Чего желать возможно человеку; —
И вдруг теперь — вот эта дура, плакса
Негодная, вот эта кукла, дрянь,
Когда само ей счастье лезет в руки,
Ломается и хнычет: «не пойду
Я замуж», «я ещё так молода»,
«Я не могу любить его»; «простите,
Прошу я вас». Ну, хорошо, прощу;
Но если ты не выйдешь замуж, то
Питайся, где ты хочешь — ты не будешь
Со мною жить. Подумай же об этом,
И вспомни, что шутить я не привык.
Коль ты мне дочь, то выходи за графа.
Не выйдешь — так повесься, голодай,
Будь нищею, на улице подохни, —
Но никогда — клянусь моей душой! —
Я дочерью тебя уж не признаю,
Моё твоим не будет никогда.
Подумай же и верь: сдержу я клятву.
Иль в небесах нет жалости? Ведь, взор их
До дна моей печали проникает.
Мать милая, не прогоняй меня,
Прошу я вас отсрочить брак на месяц,
Хоть на неделю; если же нельзя,
Устройте мне вы брачную постель
В том тёмном склепе, где лежит Тибальдо.
Не говори: я отвечать не буду.
Что хочешь, то и делай; я с тобою
Покончила.
О, Господи! ах, няня,
Что делать мне? как избежать мне брака?
Муж на земле, а клятва в небесах:
Возможно ль ей на землю возвратиться,
Пока мой муж сам не пришлёт её
Сюда с небес, оставив эту землю?
Дай мне совет, утешь меня. Увы!
Увы, зачем, с какою целью Небо
Устроило такую западню
Против меня, столь слабого созданья?
Что скажешь ты? Иль слова утешенья
И радости нет, няня, у тебя?
Есть. Вот оно: Ромео твой — изгнанник;
Всем поручусь, что не посмеет он
Явиться здесь, чтоб требовать супругу;
Прийти сюда он может лишь тайком.
Итак, тебе, я полагаю, лучше
За графа выйти. Славный господин!
В сравненьи с ним Ромео — просто тряпка.
Таких живых, прекрасных, светлых глаз,
Как у него, нет у орла, синьора!
Я думаю — и клятву я даю —
Что счастлива ты будешь в этом браке.
Он первый брак твой превосходит всем.
Но если бы он даже был не лучше,
То первого теперь уж мужа нет:
Хоть он и жив, но для тебя он умер.
Ты говоришь от сердца?
И от всей
Моей души. На сердце и на душу —
Проклятие, когда не так.
Аминь.
Что?
Ты чудно так утешила меня.
Теперь ступай и матушке скажи,
Что я ушла к духовнику, к Лоренцо.
Разогорчив отца, в моём грехе
Я принести желаю покаянье.
Сейчас иду. Вот это — так умно.
О, демон злой, проклятая старуха!
Что может быть преступней, как желать
Чтобы свою нарушила я клятву,
Иль унижать так мужа моего,
Тем языком, что столько тысяч раз
Превозносил его превыше меры?
Советница негодная, иди;
Отныне мы чужие друг для друга.
Пойду-спрошу — что скажет мне монах:
Коль средства нет, то мужество и силу
Имею я — сама сойти в могилу.