Ратклиф (Гейне; Михайлов)

Ратклиф
автор Генрих Гейне (1797—1856), пер. М. Л. Михайлов (1829—1865)
Оригинал: нем. Ratcliff («Der Traumgott brachte mich in eine Landschaft…»). — Из цикла «Возвращение домой», сб. «Книга песен». Перевод опубл.: 1869[1]. Источник: Михайлов М. Л. Сочинения в трёх томах / Под общей редакцией Б. П. Козьмина — М.: Государственное издательство художественной литературы, 1958. — Т. 1. — С. 327—330..

Ратклиф

Бог сна меня унёс в далёкий край,
Где ивы так приветно мне кивали
Зелёными и длинными руками;
Где на меня цветы смотрели нежно
И ласково, как любящие сёстры;
Где родственно звучал мне голос птиц;
Где даже самый лай собак казался
Давно знакомым; где все голоса,
Все образы здоровались со мной,
10 Как с другом старым; но где всё при этом
Являлось мне так чуждо — странно-чуждо.
Перед красивой деревенской дачей
Стоял я. Грудь как будто содрогалась,
Но в голове моей спокойно было.
15 И я спокойно отряхнул с дорожной
Одежды пыль и за звонок взялся.
Он зазвенел, и двери отворились.

Тут было много женщин и мужчин,
Всё лиц знакомых. Тихая печаль
20 И робко затаённый страх лежали
На них на всех. Как будто смущены,
Они смотрели на меня так странно,
С каким-то состраданьем, — и по сердцу
Вдруг быстрый трепет у меня прошёл
25 Предвестием неведомого горя.
Я тотчас же старуху Маргариту
Узнал и на неё взглянул пытливо.
Она не говорила. «Где Мария?» —
Спросил я, — и она, не отвечая,
30 Взяла мне руку и пошла со мной
По множеству блестящих длинных комнат,
Где царствовали роскошь, свет и всюду
Безмолвие могилы. Наконец
Мы очутились в сумрачном покое,
35 И, отвернувшись от меня лицом,
Она мне показала на софу.
«Мария, вы ли это?» — я спросил
И твёрдости вопроса своего
Сам подивился. Каменно и глухо
40 Послышался мне голос: «Да, меня
Так называют люди». Острой болью

По мне слова те пробежали. Этот
Тупой, холодный звук был всё ж когда-то
Прекрасным, нежным голосом Марии.
45 И эта женщина, в своем поблёкшем
Лиловом платье, кое-как надетом,
С отвисшими грудями, с неподвижно
Стоящими стеклянными зрачками
И с бледной, вялой кожей на щеках, —
50 Да, эта женщина была когда-то
Цветущей, нежной, милою Марией.
«Вы долго путешествовали, друг,—
Она сказала с пошлой и холодной
Развязностью. — Теперь не так вы хилы;
55 Поздоровели, пополнели вы;
Живот и икры очень округлились».
И сладкая улыбка пробежала
У ней по жёлтым, высохшим губам.
В смущеньи, машинально я сказал:
60 «Вы замуж вышли, говорили мне».
— «Ах, да! — она сказала равнодушно
И с громким смехом. — У меня теперь
Полено есть, обтянутое кожей,
И мужем называется. Конечно,
Полено — всё полено». И беззвучно,
65 Противно засмеялася она.
Холодный страх стеснил мне грудь, и я
Подумал: это ль чистые уста —
Как розы, чистые уста Марии?
Она тут поднялась, взяла со стула
70 Поспешно шаль, накинула её,
И, опираясь на руку мою,
Меня с собою быстро повлекла
В отворенную дверь, — и дальше, дальше —
Лугами, полем и опушкой леса.

75 Как огненный венец, катилось солнце
К закату; в пурпуре его горели
Цветы, деревья и река, вдали
Струившаяся строго-величаво.
«Как блещет это пламенное око
80 В лазури вод!» — воскликнула Мария.
«Молчи, несчастная!» — сказал я ей.
И предо мною в заревом мерцаньи
Свершалось будто сказочное что-то.
В полях туманные вставали лики,
85 И обнимались белыми руками,
И исчезали. С нежностью любви
Фиялки любовались друг на друга;
Один к другому припадали страстно
Венцы лилей; порывисто дышали,
90 В горячей неге замирали розы;
Огнём вилось дыхание гвоздик, —
И все цветы в благоуханьи млели,
Все обливались страстными слезами,
Шептали все: «Любовь! любовь! любовь!»
95 Порхали мотыльки; жучки, как искры,
Мелькали, напевая песню эльфов.
Вечерний ветер чуть дышал, и тихо
Шептались листья дуба. Соловей
Как будто таял в звуках чудной песни.
100 Под этот шёпот, шелест, звон и пенье
Мне женщина увядшая болтала,
Склоняясь к моему плечу, несносным,
Холодным, будто оловянным, тоном:
«Я знаю, в ночь вы бродите по замку.
105 Высокий призрак — малый недурной;
На всё сквозь пальцы смотрит он; а тот,
Что в голубом, — небесный ангел. Только
Вот этот красный очень вас не любит».
И много диких слов, ещё пестрее,
110 Она твердила мне без перерыву,
Пока не утомилась и не села
Со мною рядом на скамье под дубом.

Сидели мы уныло и безмолвно,
Порою взглядывали друг на друга,
115 И всё грустнее становились оба.
Казалось, вздох предсмертный проходил
По листьям дуба; соловей на нём
Пел песнь неисцелимой, вечной скорби.
Но сквозь листы прокрался алый свет
120 И лёг на белое лицо Марии,
И вызвал блеск в её глазах, — и прежним,
Мне милым голосом она сказала:
«Как ты узнал, что так несчастна я?
Прочла я всё в твоих безумных песнях».

125 Мороз прошёл по телу у меня;
Я ужаснулся своего безумья,
Прозревшего в грядущее; мой мозг
Как будто вдруг погас, — и я проснулся.


  1. Впервые — в журнале «Дело», 1869, № 11, с. 188—191.