Трудно себѣ представить болѣе парадное сватовство, касайся оно хоть королевской дочери, чѣмъ-то, которое затѣялъ Гольдрейхъ изъ Коломеи въ семьѣ Фейерштейна. Искалъ онъ для своего сына Илія руки одной изъ дочерей Фейерштейна; при этомъ какъ водится былъ по началу направленъ къ отцу невѣсты сватъ, необходимый посредникъ въ дѣлахъ подобнаго сорта, и лишь тогда, когда этотъ сватъ должнымъ образомъ излѣдовалъ почву, когда сдѣлалось вполнѣ очевиднымъ, что Фейерштейнъ относится симпатично къ сватовству его дочери за Илія Гольдрейха, въ домъ отца невѣсты направились для переговоровъ отецъ жениха и самъ женихъ. Но дѣло въ томъ, что Фейерштейнъ, хотя и носилъ платье сшитое по еврейски, хотя и строго слѣдовалъ Талмуду, но все-же его болѣе коснулись вліянія времени чѣмъ закоснѣлаго талмудиста-еврея Гольдрейха. Поэтому послѣднему, по прибытіи въ домъ невѣсты пришлось услышать отъ отца ея нѣчто весьма удивительное, а именно: Фейерштейнъ нашелъ, что весьма не мѣшало-бы прежде чѣмъ окончательно рѣшать дѣло, дать молодымъ людямъ познакомиться между собой.
— Къ чему такое безполезное затягиваніе дѣла? — удивился Гольдрейхъ.
— Я хочу видѣть свое дитя счастливымъ! — уперся на своемъ Фейерштейнъ. — Ни одна изъ моихъ дочерей не выйдетъ замужъ противно ея волѣ.
Илій, молодой человѣкъ очень красивый собою, съ умнымъ, блѣднымъ лицемъ, иронически засмѣялся при этихъ словахъ.
— Кто-же спрашиваетъ мнѣнія женщины въ серьезныхъ вопросахъ? — замѣтилъ онъ. — Женщина все-же есть подчиненное существо, духъ котораго паритъ не высоко, примѣрно, не выше штрицеля съ изюмомъ[1] или новаго платья.
— Но супруги должны-же любить другъ друга! — горячился Фейерштейнъ.
— Любовь недостойна мудраго мужа, — наставительно позволилъ себѣ замѣтить Илій. — Мнѣ доступна лишь та сокровенная отъ всѣхъ духовная красота, о которой говоритъ Талмудъ, которую находитъ человѣкъ въ Каббалѣ.
— Но ты можешь однако поговорить съ дѣвушкой! — сказалъ отецъ Гольдрейхъ.
— Съ удовольствіемъ если ты этого желаешь, — согласился сынъ, — и если это согласуется съ желаніями господина Фейерштейна.
Во время этого разговора въ сосѣдней комнатѣ находились три дѣвушки: двѣ дочери Фейерштейна, Рахиль и Сара и близкая ихъ подруга Афра Рабиновичъ. Заинтересованныя визитомъ Гольдрейховъ, онѣ подслушивали у двери и поочередно глядѣли на говорившихъ, на сколько это позволяла замочная скважина. По началу Рахиль нашла молодаго талмудиста очень красивымъ, Сарѣ понравились только его выразительные глаза, Афра-же не сказала о немъ ни слова. Затѣмъ, когда Илій выразилъ свое классически-еврейское мнѣніе о женщинахъ, мнѣнія трехъ слушательницъ о немъ сразу измѣнились: Сара нашла его отвратительнымъ. Рахиль назвала его безсердечнымъ животнымъ и обѣ онѣ единогласно выразили, что ни за что на свѣтѣ онѣ не были бы согласны выдти замужъ за подобнаго человѣка; совсѣмъ иной эффектъ произвелъ подслушанный разговоръ на Афру Рабиновичъ; съ сверкающими глазами, порывисто откинувъ рукою назадъ свои золотисто-рыжеватые волосы, она произнесла: «я выбираю его себѣ!» При этомъ на губахъ ея заиграла довольно злая улыбка.
— Ты Афра? — удивленно воскликнула Сара.
— Ты, вѣчно выглядѣвшая ненавистницей мужчинъ? — удивилась и Рахиль. — Ты, просвѣщенная, вѣчная проповѣдница того, что любви вовсе нѣтъ на свѣтѣ? Афра Рабиновичъ, которой всѣ мужчины трусятъ, про которую они говорятъ, что она «зла какъ красива?»
Афра продолжала улыбаться.
— Именно поэтому! — пояснила она. — Я возьму этого человѣка себѣ, чтобъ его наказать.
Обѣ сестры захохотали.
— О, тогда ты права! — сказала Рахиль. — Если ты сдѣлаешься его женой, я несомнѣваюсь въ томъ, что онъ окажется достаточно наказаннымъ. Но ты забываешь одно: вѣдь и для тебя это будетъ не очень-то сладкое иго.
— Отчего? — замѣтила совершенно покойно Афра. — Если мнѣ не понравится жить съ нимъ вмѣстѣ я сумѣю разойтись съ нимъ.
Въ эту минуту Фейерштейнъ вошелъ въ комнату, гдѣ сидѣли дѣвушки.
Когда онъ возвратился къ своимъ гостямъ, онъ проговорилъ имъ со вздохомъ:
— Вы не должны на меня сѣтовать господа, ни одна изъ обѣихъ моихъ дочерей рѣшительно не желаетъ еще выходить замужъ, вообще предпочитая продолжать нѣкоторое время пользоваться свободой дѣвической жизни. Но тутъ съ ними есть одна дѣвушка, Афра Рабиновичъ, ихъ подруга, очень образованная, умная дѣвушка, притомъ красавица и багачка, много багаче каждой изъ моихъ дочерей; она говоритъ, что была бы согласна сдѣлаться женой Илія Гольдрейха.
— Ну чтожъ! Это еще можно выслушать безъ особаго огорченія, — замѣтилъ старикъ Гольдрейхъ.
— Но Афра не есть еврейское имя! — возразилъ Илій.
— Вы правы, — пояснилъ ему Фейерштенъ. — Эта образованная, вполнѣ просвѣщенная дѣвушка изъ оригинальности носитъ и христіанское имя, и христіанское платье, но она еврейка. Только, какъ оно всегда бываетъ съ слишкомъ умными женщинами, она претендуетъ имѣть на плечахъ свою собственную голову.
— Мой Илій сумѣетъ выработать ея нравъ, — самодовольно замѣтилъ Гольдрейхъ. — Я соглашаюсь на эту невѣсту. Можно ее видѣть?
— Нѣтъ! Она находитъ, что это безполезно.
— Я тоже нахожу это безполезнымъ, — сказалъ Илій. — Къ чему намъ теперь видѣться? Если мой отецъ согласенъ и я согласенъ тоже. Позвольте узнать, когда мы назначимъ свадьбу?
Затѣмъ все дѣло было обтолковано и покончено на чисто жидовскій манеръ, и Илій, возвратившись въ Коломею, забылъ даже думать о своей невѣстѣ. Гольдрейхъ принялся отдѣлывать одинъ изъ своихъ домовъ для будущаго жительства молодыхъ, а у Фейерштейна закипѣло дѣло почасти изготовленія приданаго Афры.
Сама невѣста приготовлялась къ свадьбѣ въ высшей степени оригинально; въ сущности образованіе ея и безъ того уже не оставляло желать ничего лучшаго, и она навѣрное была во всѣхъ отношеніяхъ образованнѣе ея жениха, во всѣхъ отношеніяхъ кромѣ знакомства съ Талмудомъ, которымъ Илій имѣлъ основаніе щеголять. Талмудъ и Тора были его спеціальностью, его настольными книгами. Невѣста пожелала теперь восполнить свое образованіе именно съ этой стороны и съ удивительнымъ для дѣвушки рвеніемъ принялась за изученіе Талмуда и Торы. Никто не понималъ зачѣмъ это нужно, но Афра очевидно знала, что дѣлала.
Свадьба состоялась, какъ это подобало, на полдорогѣ между городками, гдѣ жили женихъ и невѣста, и тамъ-же отпразднована. Невѣста вручена была Илію въ синогогѣ, съ головою закутанною въ покрывало; женихъ надѣлъ ей на палецъ обручальное кольцо, проговоривъ при томъ обычную Фразу: „беру тебя въ супруги отнынѣ и до вѣка“. Раввинъ благословилъ новобрачную чету и кубокъ, изъ котораго пили они оба, былъ разбитъ на сотни кусковъ въ ознаменованіе того, что бракъ такъ не долженъ быть расторгнутъ, какъ безполезно было-бы стремиться собрать осколки разбитаго кубка въ одно цѣлое. Затѣмъ молодые сѣли въ приготовленныя для нихъ крытыя сани и отправились въ Коломею, въ домъ Илія, причемъ послѣдній продолжалъ не видѣть лица своей молодой жены.
— Развѣ ты не хочешь открыться? — были его первыя слова, когда молодые сѣли въ сани
— Нѣтъ! — отвѣчала молодая и еще плотнѣе закуталась въ покрывало и мѣховую шубу.
Былъ вечеръ, когда они вступили въ свой новый домъ. Молодая вошла въ свою комнату и заперла за собою дверь.
— Будешь ты вмѣстѣ со мною ужинать? — спросилъ Илій.
— Да, буду, — услышалъ онъ въ отвѣтъ.
Когда столъ былъ накрытъ и ужинъ поданъ, Афра, вошла въ столовую съ видомъ, важной, гордой дамы. Илій смотрѣлъ на нее съ изумленіемъ. Сѣрое шелковое платье съ длиннымъ шлейфомъ и малиновая бархатная жакетка, отороченная собольимъ мѣхомъ, охватывали стройную Фигуру Афры и придавали ей, и безъ того эффектной, видъ какой-то величавости. Съ ея прекраснаго, свѣжаго лица смотрѣла на Илія пара умныхъ, глубокихъ, темныхъ глазъ и смотрѣла какъ будто съ легкой насмѣшкой; отдѣланная драгоцѣнными камнями перевязь, увѣнчивала словно короной прекрасный лобъ Афры и охватывала ея роскошные, золотистые волосы ниспадавшіе на плечи. Илій невольно опустилъ глаза передъ подавляющей красотой свое жены. Видѣть передъ собою такую красоту было, конечно, не меньшимъ наслажденіемъ чѣмъ „созерцать душею сокровенныя красоты Талмуда,“ какъ говорилъ прежде Илій; въ этомъ, какъ кажется, онъ не прочь былъ-бы теперь сознаться самому себѣ.
Афра сѣла за столъ. Илій прочелъ молитву. Окончивъ ее и взглянувъ на жену, онъ увидалъ нѣчто приведшее его въ ужасъ.
— Афра! — воскликнулъ онъ. — Зачѣмъ ты не дала обрѣзать свои волосы?
— А къ чему-бы это могло быть нужно? — покойнымъ голосомъ возразила она. — Ни одна разумная дѣвушка не позволитъ безобразить себя такъ безцѣльно въ день свадьбы.
— Но Моисей приказалъ обрѣзывать женщинамъ волосы!
— Если-бы даже онъ и приказалъ это, оно было-бы для меня безразлично. Я полагаю, что и съ короткими волосами женщина можетъ быть дурною, и съ длинными она можетъ быть хорошею. А главное то, кто-же это тебѣ сказалъ, что Моисей именно приказалъ рѣзать дѣвушкамъ волосы при вступленіи ихъ въ бракъ?
— Какъ, кто сказалъ? Это написано въ Торѣ?
— Ну а кто сказалъ тебѣ, что Моисей написалъ Тору? — продолжала свой допросъ Афра, иронически поглядывая на мужа, и откидывая лѣвой рукой отороченный мѣхомъ правый рукавъ жакетки, отчего въ глаза Илія блеснула словно выточенная изъ слоновой кости голая рука красавицы.
— Что? Тору написалъ не Моисей? — воскликнулъ тѣмъ не менѣе Илій. — Жена, да ты въ умѣ-ли?
— Разумѣется Тору написалъ не Моисей, — невозмутимо возражала молодая женщина, — И не могъ онъ ее написать. Въ пятой книгѣ Моисея, въ главѣ 11-ой разсказана смерть Моисея, а ты, конечно, понимаешь, что ни одинъ человѣкъ, ни даже Моисей, не могъ-бы самъ описывать свою смерть. Затѣмъ въ той-же главѣ, стофа 10-ая значится: „и не было съ тѣхъ поръ пророка въ Израилѣ подобнаго Моисею.“ Конечно, и эти слова достаточно доказываютъ, что книга писана не только не Моисеемъ, но и даже въ гораздо позднѣйшія времена.
Илій онѣмѣлъ отъ изумленія. Слова замерли на его устахъ и онъ началъ чувствовать себя какъ-бы червякомъ, попавшимъ подъ ноги этой величественной женщины.
— И еще талмудисты называютъ отступниками, — продолжала свою казнь Афра, — всѣхъ, кто не вѣрилъ, будто Моисей писалъ всякое слово Торы подъ диктовку Іеговы! Я почитаю и сама Тору, почитаю Талмудъ, но потому только, что въ нихъ заключается наше религіозное ученіе, и потому, что рядомъ съ чрезвычайнымъ вздоромъ тамъ имѣются высказанными глубочайшія философскія истины. Но нужно-же умѣть отдѣлять зерно отъ высѣвка и истину отъ пустяковины!
— Какъ? Вздоръ написанъ въ Талмудѣ? Вздоръ въ величайшемъ изъ священныхъ твореній еврейской литературы? И ты не боишься Афра, что земля разступится подъ тобой?
Но земля не разступилась и не поглотила красавицу, хотя она въ добавокъ ко всему еще засмѣялась искреннему ужасу своего мужа и продолжала: — я знаю Талмудъ и Тору получше тебя, такъ какъ я умѣю понимать ихъ надлежищимъ образомъ, въ связи со всѣмъ тѣмъ, съ чѣмъ знакомитъ меня наука. Ну а ужь про остальное-то я и не говорю! Тамъ ты, конечно, гораздо слабѣе меня съ твоими знаніями. Знаешь-ли ты напр., что нибудь объ остальныхъ мірахъ кромѣ земнаго?… Нѣтъ!… А знаешь-ли ты разныхъ писателей, художниковъ и ихъ произведенія? Знаешь-ли исторію прошлой жизни человѣчества, исторію древняго міра? Знаешь-ли ты чѣмъ были Афины и Римъ и кѣмъ были Периклъ и Римскіе Цезари?… Конечно нѣтъ!… Можешь-ли ты напр., назвать мнѣ хотя-бы немногія главнѣйшія изъ звѣздъ первой величины, что свѣтятся теперь на небѣ для насъ съ тобой и которыхъ не видятъ милліоны людей другаго полушарія? Разскажи-ка мнѣ какъ зараждается, ростетъ и умираетъ растеніе? Ничего ты этого незнаешь! Такъ оставь меня въ покоѣ съ моими длинными волосами!
Илій то краснѣлъ, то блѣднѣлъ во время этой длинной, обличительной рѣчи. Ему совѣстно было, что онъ ни словомъ не могъ возразить Афрѣ и еще того болѣе совѣстно было сознаться себѣ, что глядя на красоту своей жены, онъ невольно думалъ: „Боже, какъ она хороша! Какъ не полюбить такую женщину?“
— Но однако наше кушанье простынетъ, — вывела его изъ размышленій Афра.
Молча сѣлъ Илій напротивъ жены. Оба они поужинали, затѣмъ Афра встала изъ за стола и подойдя къ окну начала любоваться чистыми ночными небесами. Въ это же время Илій любовался ею самой и вставъ хотѣлъ попытаться подойдти къ женѣ; но увы! Ноги его не слушались, страхъ передъ дивной женщиной совершенно сковалъ ихъ движеніе.
— Покойной ночи! — проговорила Афра и ушла въ свою комнату.
Онъ не только не осмѣлился пойдти за нею но не осмѣлился даже поцѣловать ее на прощанье.
Разбитый въ пухъ и прахъ этой женщиной, въ конецъ пристыженный ею, Илій долго сидѣлъ надъ раскрытой книгой Талмуда; но и сидя надъ обтянутымъ кожею фоліантомъ, онъ не видѣлъ, въ немъ ни одной буквы, не видѣлъ душою «сокровенной въ Талмудѣ духовной красоты», такъ какъ передъ его телесными очами вставала, словно живая, та вещественная красота, которая только что недавно столь постыдно для него насмѣялась надъ нимъ.
Когда на слѣдующее утро, за завтракомъ, Афра наливала кофе и, накладывая въ чашки сахаръ, дотронулась какъ-бы нечаянно своей хорошенькой ручкой до руки своего мужа, тотъ вспыхнулъ, какъ маковъ цвѣтъ; но очевидно эта не удовлетворило побѣдительницу. Послѣ кофе она встала изъ за стола, и подойдя къ зеркалу, начала граціозными движеніями поправлять свои роскошные волосы; она видѣла при этомъ, что мужъ буквально пожираетъ ее глазами. Она смѣялась надъ нимъ въ душѣ, но и это опять таки не удовлетворило ее.
— Я пойду въ городъ, — проговорила она — Мнѣ нужно купить кое что.
— Долженъ я тебя проводить? — поинтересовался Илій.
— Зачѣмъ? — бросила она ему съ нѣсколько злой усмѣшкой. — Я вовсе не хочу отвлекать тебя отъ наслажденія сокровенной духовной красотой Талмуда.
Илій поблѣднѣлъ какъ полотно, а прекрасное лицо Афры освѣтилось улыбкой полнаго торжества: красавица поняла въ эту минуту, что мужъ уже влюбленъ въ нее. Въ комнатѣ наступила такая тишина, что паденіе на полъ какой нибудь шпильки или булавки могло-бы быть услышано; и дѣйствительно упала шпилька изъ головы Афры, которую она, грѣшнымъ дѣломъ, намѣренно постаралась выронить.
— Илій, — произнесла она не поворачивая къ нему головы, — подними-ка мою шпильку.
Онъ безпрекословно нагнулся къ полу; поднялъ шпильку и подалъ ее женѣ; красавица глубоко вздохнула: игра ея была выиграна.
Прошелъ годъ. Втеченіи этого времени Афра съ тою-же сосредоточенной злостью преслѣдовала своего мужа, побѣдоносно разбивая его тупыя вѣрованія въ то, чего онъ по своей односторонности не понималъ; за все это время несчастному Илію ни разу не довелось набраться настолько храбрости, чтобъ рѣшиться хоть поцѣловать руку красавицы жены.
Снова падалъ снѣгъ, и снова на окнахъ блистали узоры, разписанные морозомъ. Афра въ своей мѣховой жакеткѣ сидѣла у себя въ комнатѣ, задумчиво наблюдая пламя пылавшее въ каминѣ. Въ комнату вошелъ Илій; удивленная неожиданностью, небывалостью факта, молодая женщина повернула къ нему голову, направивъ на вошедшаго вопросительный взглядъ своихъ прекрасныхъ глазъ.
— Ты недовольна жизнью Афра, — робко началъ онъ. — Скажи мнѣ, что долженъ я дѣлать, чтобъ ты стала хоть немного счастливѣе?
— Кто-же спрашиваетъ мнѣнія женщины въ серьезныхъ вопросахъ? — съ злой улыбочкой повторяла Афра фразу, сказанную слишкомъ годъ тому назадъ Иліемъ во время сватовства. — И какого вообще мнѣнія можешь ты, мужчина, ждать отъ женщины? Вѣдь женщина все-же есть подчиненное существо, духъ котораго не можетъ парить выше штрицеля съ изюмомъ!
Илій вытаращилъ на нее глаза.
— Теперь я наконецъ понимаю тебя! — воскликнулъ онъ послѣ минутнаго молчанія. — Ты слышала тогда сказанныя мною глупыя слова, и за нихъ-то ты такъ ненавидишь меня.
— Я вовсе не ненавижу тебя, а только не люблю, — равнодушнымъ тономъ отвѣчалала Афра.
— Мнѣ и этого болѣе чѣмъ достаточно, — со-вздохомъ проговорилъ Илій, — такъ какъ я-то именно люблю тебя, люблю настолько, что готовъ на все, чтобъ сдѣлать тебя счастливой.
— Любовь недостойна мудраго мужа! — со смѣхомъ воскликнула жестокая красавица. — Если-же не смотря на это ты хочешь сдѣлать меня счастливой, возврати мнѣ свободу. Я вышла за тебя замужъ только чтобъ наказать тебя хорошенько и я этого достигла; если-же теперь ты силою заставишь меня оставаться у тебя въ домѣ, то, ручаюсь тебѣ: ты получишь вмѣстѣ со мною цѣлый адъ въ своей домашней жизни.
Илій грустно улыбнулся.
— Положимъ, — сказалъ онъ, — что тамъ, гдѣ ты, для меня не можетъ быть ада; но я тебя люблю слишкомъ много, чтобъ видѣть тебя несчастною.
И съ этими словами онъ оставилъ ее одну. Когда черезъ нѣсколько времени онъ снова возвратился въ ея комнату, въ рукѣ его была бумага, которую онъ и положилъ женѣ на колѣни. Бумага эта оказалась только что написаннымъ имъ разводнымъ листомъ.
Молча прочла Афра разводный листъ, молча, задумчивымъ взглядомъ окинула стоявшаго передъ ней съ грустнымъ лицемъ мужа. Затѣмъ она немедленно начала собираться къ отъѣзду, а онъ пошелъ приказать заложить ей сани.
Когда все было готово, Афра съ головой закутанной въ башлыкъ, съ большой дорожной шубой на плечахъ, остановилась среди той комнаты, гдѣ сѣла она въ первый разъ съ мужемъ за ужинъ; она вздохнула и молча протянула Илію руку. Онъ благоговѣйно взялъ эту руку, на сей разъ холодную какъ ледъ, и, молча склонившись надъ нею, нѣжно поцѣловалъ ее, при чемъ на холодную ручку жены упала горячая слеза изъ глазъ влюбленнаго мужа…
Вдругъ Афра рѣзкимъ движеніемъ вырвала свою руку, разорвала пополамъ разводный листъ и, бросивъ его на полъ, упала со слезами въ объятія мужа…
На этотъ разъ всякія слова были излишни между ними.
- ↑ Примѣч. Штрицель — еврейское печенье.