многія главнѣйшія изъ звѣздъ первой величины, что свѣтятся теперь на небѣ для насъ съ тобой и которыхъ не видятъ милліоны людей другаго полушарія? Разскажи-ка мнѣ какъ зараждается, ростетъ и умираетъ растеніе? Ничего ты этого незнаешь! Такъ оставь меня въ покоѣ съ моими длинными волосами!
Илій то краснѣлъ, то блѣднѣлъ во время этой длинной, обличительной рѣчи. Ему совѣстно было, что онъ ни словомъ не могъ возразить Афрѣ и еще того болѣе совѣстно было сознаться себѣ, что глядя на красоту своей жены, онъ невольно думалъ: „Боже, какъ она хороша! Какъ не полюбить такую женщину?“
— Но однако наше кушанье простынетъ, — вывела его изъ размышленій Афра.
Молча сѣлъ Илій напротивъ жены. Оба они поужинали, затѣмъ Афра встала изъ за стола и подойдя къ окну начала любоваться чистыми ночными небесами. Въ это же время Илій любовался ею самой и вставъ хотѣлъ попытаться подойдти къ женѣ; но увы! Ноги его не слушались, страхъ передъ дивной женщиной совершенно сковалъ ихъ движеніе.
— Покойной ночи! — проговорила Афра и ушла въ свою комнату.
Онъ не только не осмѣлился пойдти за нею но не осмѣлился даже поцѣловать ее на прощанье.
Разбитый въ пухъ и прахъ этой женщиной, въ конецъ пристыженный ею, Илій долго сидѣлъ надъ раскрытой книгой Талмуда; но и сидя надъ
многие главнейшие из звезд первой величины, что светятся теперь на небе для нас с тобой и которых не видят миллионы людей другого полушария? Расскажи-ка мне как зарождается, растет и умирает растение? Ничего ты этого не знаешь! Так оставь меня в покое с моими длинными волосами!
Илий то краснел, то бледнел во время этой длинной, обличительной речи. Ему совестно было, что он ни словом не мог возразить Афре и еще того более совестно было сознаться себе, что глядя на красоту своей жены, он невольно думал: „Боже, как она хороша! Как не полюбить такую женщину?“
— Но однако наше кушанье простынет, — вывела его из размышлений Афра.
Молча сел Илий напротив жены. Оба они поужинали, затем Афра встала из-за стола и подойдя к окну начала любоваться чистыми ночными небесами. В это же время Илий любовался ею самой и встав хотел попытаться подойти к жене; но увы! Ноги его не слушались, страх перед дивной женщиной совершенно сковал их движение.
— Покойной ночи! — проговорила Афра и ушла в свою комнату.
Он не только не осмелился пойти за нею, но не осмелился даже поцеловать ее на прощанье.
Разбитый в пух и прах этой женщиной, в конец пристыженный ею, Илий долго сидел над раскрытой книгой Талмуда; но и сидя над
