Mythologia, Μυθολογία, учение о мифах древних языческих народов, преимущественно греков, так как у греков миф достиг самого свободного и богатого развития; часто разумеется также под этим словом вся совокупность мифов. Μῦθος означало у греков первоначально речь, рассказ (Гомер); позднее под этим словом разумелись те рассказы, содержание которых относилось к доисторическим временам. «То, что греческие ученые называли μύθους и что под этим названием, как однородный материал, было собрано в сборниках, состоит из массы рассказов о деяниях и судьбах отдельных лиц, которые взаимными отношениями и существующей между ними связью изображают время, довольно определенно отделяющееся от собственно исторического времени Греции» (K. O. Müller). Содержание мифов весьма разнообразно; можно сказать, что древний человек вложил в мифы все свое мировоззрение, свое знание и свои мысли. Эти мифы легко могут быть разделены на два класса, именно на мифы, содержание которых относится главным образом к одному известному божеству, и на мифы, средоточие которых составляют древнейшие люди, герои страны. Поэтому в настоящее время мифы и делят так, что мифы первого рода называются мифами, а второго рода — сказаниями. Те и другие имеют между собой ту общую черту, что в них тесно связано действительно случившееся с вымыслом, реальное с идеальным. В мифе в собственном смысле, в особенности в космогоническом и теогоническом, преобладает идеальное; в форме рассказа о чем-нибудь фактическом, случившемся выражаются идеи из области физического и морального мира. Мысли о существе и силе богов, об отношениях богов между собою и человека к богам и т. д. (напр., Гея родила Урана, Зевс с Фетидою произвел Гор; Зевс поглотил Метиду, чтобы она внутри его открывала ему доброе и злое и т. п.). В основании сказаний, напротив, лежит что-либо исторически верное, хотя видоизмененное и перемешанное с различными вымыслами. Сказания рассказывают о происхождении и деяниях местных героев, о переселениях, основании городов и т. п.; примешанный же к ним вымысел состоит в постоянном вмешательстве богов, в идеях права и нравственности и т. д. Таким образом, религия составляет главный элемент М., так что часто М. принимают за суть религии, хотя эти два понятия никоим образом не могут считаться тождественными. Происхождение мифов кроется в отдаленной древности народа; при их возникновении религия и язык должны были иметь уже известную степень развития. М. основывается на особенном характере религии, состоящем в поклонении природе; признавая стихийные силы божественными, религия олицетворяет их, так что они являются и действуют в человеческом образе. Фантазия является тут главною действующею силою, которая превращает каждое существо в личность, а каждое отношение — в действие. В создании мифов приняли участие не только отдельные умственно выдающиеся личности, но мифы суть произведение бессознательного творчества всего народа. Народ признавал в созданиях своей фантазии нечто действительное, верил в них и в виде устного предания, расширяя, сочетая и преобразовывая их, передавал в течение столетий из поколения в поколение. Это создание мифов можно назвать бессознательною, естественною поэзиею, которая в известный период народной жизни была, должно быть, особенно оживленна и деятельна. Греки благодаря своим природным дарованиям, счастливому положению своей родины и свободному национальному развитию опередили в этом отношении все остальные народы, и М. их по поэтической красоте и внутреннему смыслу достигла полного совершенства. На востоке между тем господствующая каста жрецов создала систему M., a находившийся под их опекою народ, погруженный в тупую чувственность и увлекаемый разнузданным своим воображением, не мог придать определенных образов своим религиозным представлениям. Италийские народы, напротив, обратились больше к практической, обрядной, стороне культа, и потому М. их мало развита, чему причиной было еще и то, что их национальное развитие было задержано взаимными покорениями и влиянием иноземных, более образованных народов. Греки же древнего времени благодаря своим богатым способностям были в состоянии совершенно преобразовать и сделать полным своим достоянием то, что приходило к ним извне. Созданные в доисторическое время мифы не представляли чего-либо цельного, раз навсегда законченного. Миф, по своему естеству, способен к переделке, к восприятию и выражению различных воззрений и настроений. Поэзия в особенности завладела областью мифа и видоизменяла его, соображаясь с духом времени. Гомер, переработав в духе своего времени существовавший до него запас мифов, в некоторые из них вложил совершенно иной смысл в сравнении с прежним их значением. Гомер весьма важен для изучения религии и М. греков не только потому, что он представляет древнейший источник для мифологических исследований, но и потому, что, продолжая и заканчивая собою ряд предшествовавших эпических поэтов, он превратил тесно связанные с природою древние божества греков в определенные личности, нравственно свободные существа, и, наконец, потому, что он сделал мифологические и религиозные воззрения своего времени господствующими в течение многих столетий и, устранив местные частности, создал единство религиозного верования и основанного на нем мифического предания. Поэтому-то Геродот говорит (2, 53), что Гомер и Гесиод создали для греков М. Значение Гесиода для М. не менее важно, чем значение Гомера. В то время как Гомер служит представителем героической М., имеющей много точек соприкосновения с божествами, бывшими предметами культа, М. космогоническая и теогоническая имеет своего представителя в Гесиоде, который показывает, каким образом господствующее современное поколение богов произошло посредством рождения и переворотов из прежнего поколения титанов и как эти в свою очередь произошли от первичного естества природы. В последующее время М. составляет главный материал как для поэзии и пластических искусств, так и для научной деятельности греков. Эпические поэты, после Гомера и Гесиода, занимались главным образом тем, чтобы собрать мифологический материал и заключить его в определенные циклы. Лирики более свободно обращаются с мифологическими сюжетами, то видоизменяя, то расширяя или сокращая их в видах приспособления к требованиям своего времени и высшей нравственности и сообразно с целями своих стихотворений. Пиндар, напр., не сомневается в фактической стороне мифов, но где какой-либо факт, по его мнению, находится в противоречии с нравственностью или достоинством богов и героев, там он изменяет миф, в уверенности, что это противоречие есть плод неразумия или злой воли рассказчиков (ol. 1, 47). Трагики также свободно обращались с мифами, изменяя их сообразно со вкусом публики и требованиями трагической поэзии, стараясь польстить национальной гордости афинян, округляя содержание предания и выдвигая на первый план трагические его моменты. Эсхил, которому свойственна наклонность к спекулятивным и теологическим воззрениям, и Софокл, оказывавший предпочтение фактическому и историческому, вернее сохраняли мифическое предание, чем Еврипид, который принадлежит уже периоду религиозного рационализма и находится под влиянием философского скептицизма. Александрийцы и стоящие с ними в связи римские поэты старались блеснуть и привлекать читателей, избирая для своих произведений неизвестные, местные мифологические сюжеты. Пластическому искусству М. доставляла материал для украшений и характеристической отделки сосудов и различной утвари, а также всякого рода зданий, причем мифологический материал, разработанный уже поэзиею в своих поэтических мотивах, выразился также в пластической, изящной форме вещественных произведений. Особенною производительностью в этом отношении отличалось ваяние, которое представило народу в видимых образах идеалы богов, впервые ясно изображенные поэзией Гомера. Между прозаическими писателями логографы и древнейшие исторические писатели продолжали дело циклических эпиков, передавая в сжатой и связной форме предания, взятые из местных мифологий и из эпических произведений. Такова же была деятельность позднейших собирателей мифов (напр., Аполлодора), комментаторов и периегетов (напр., Павсания). Геродот и Фукидид иногда, кстати, касаются мифов и извлекают из них исторические результаты, не следуя, однако, при этом строгому научному методу. Позднейшие историки, напр., Ефор и особенно Евгемер, к которым относится также Диодор Сицилийский, пользуются мифами с точки зрения прагматизма, т. е. стремятся сделать из мифов историю, чему положили начало еще логографы. Философия с самого начала стала в двоякое отношение к мифу: она или стремилась оправдать его существование, или же решительно объявляла содержание его вымыслом. Эти два направления существовали рядом в продолжение всей греческой истории, но с особенною ясностью выступили под конец существования язычества. Так, неоплатоники и гностики пользовались самым произвольным образом аллегорическим толкованием мифов для подкрепления своих теологических догм, а против этого нелепого и фантастического догматизма все решительнее и энергичнее выступал скептицизм. В это время упадка в область М. и народной веры проникли, благодаря постепенному вторжению иноземных, преимущественно восточных, культов и мифологических систем, постоянно возраставшее суеверие и спутанный синкретизм, безнравственные и чудовищные мифы которого доставляли поборникам христианства удобный материал для сильных и успешных нападок на язычество. Что касается науки о М. в новое время, то в 17 и 18 вв. мифы рассматривали то как действительную историю, то смотрели на религию древних с предвзятой точки, либо как на приготовление к христианству, либо как на искажение его. В начале нынешнего столетия во взглядах на М. господствовала, под влиянием известного направления философии, теория о первобытном народе на востоке в Индии, Египте, на азиатском плоскогорье и т. д., который будто бы владел чистым богопознанием. Эта первичная мудрость, полагали, была распространена жрецами между грубыми народами земли и в том числе между необразованными греками; ввиду недостаточной образованности этих народов и неспособности их воспринять отвлеченные идеи, это учение будто бы передано было им в форме мифа, аллегорически, т. е. намеренно созданных образах, между тем как отвлеченное учение о чистой религии сохранялось в мистериях, как достояние немногих посвященных. К представителям этого направления относятся: Fr. Schlegel, Görres, Schelling, Creuzer и в некоторой степени Heyne, предшественник Крейцера. Другой ряд почти современных мифологов (Voss, Lobeck, G. Hermann, — Buttmann, Welcker, K. O. Müller) придерживаются противоположного мнения; эти ученые, хотя и имеют между собою существенные черты различия, все сходятся в том, что, отказываясь от некритичного метода и лишенных исторического основания предложений, заменяют их строгим и основательным разбором предания и осмотрительным исследованием мифов; таким образом, вникнув в само существо мифа, они признали его не вымыслом, но естественным выражением жизни известного периода, а вместе с тем доказали национальное происхождение и национальное развитие греческой религии. Из новейших исследований этой трудной и вместе с тем весьма важной области древности представили замечательные труды: C. Schwenck, Eckermann, E. Braun, I. F. Lauer, W. F. Rink, L. Preller, E. Gerhard, I. F. Hartung и F. G. Welcker. Популярные сочинения o M. написали: Heffter, Geppert, Iacobi, Stoll; атласы гравюр: Millius, mythol. Gallerie, K. O. Müller, Denkmäler der alten Kunst, E. Brauns, Vorschule der Kunstmythologie и Gonze Heroen — und Götterrgestalten der griech. Kunst. Сравнительное исследование языков и мифов, представителями которого являются Kuhn, Max Müller и др., восходя до времен нераздельного состояния индоевропейских племен и стараясь выяснить происхождение и суть мифов, при осмотрительном применении может служить к разъяснению, пополнению и подтверждению фактов греческой М.