Проѣзжая въ 791 году малую часть сѣверныхъ предѣловъ обширнаго нашего отечества, встрѣчался я нечаянно съ нѣкоторыми нарѣчіями, которыхъ до того никогда не слыхивалъ; въ разсужденіи чего, по усердной моей преданности и признанію къ трудамъ почтеннаго вашего общества, имѣю честь вамъ поднести нѣкоторыя изъ оныхъ, въ возблагодареніе за попеченіе о языкѣ нашемъ.
1. Пробѣгая нѣкогда стихотворцевъ чужестранныхъ, останавливался я всегда на словѣ écueil или Klippe, и досадовалъ, думая въ незнаніи моемъ, будто величественный и изобильный языкъ нашъ сего ограбленъ наименованія; но обрадовался, когда въ поѣздкахъ моихъ нашелъ, что ихъ два, вещь и смыслъ обширнѣе и громогласнѣе означающія. Ecueil значитъ подводный камень; но выражаетъ ли оно всю мысль? Подводные камни суть иные, совсѣмъ закрытые водою, другіе торчатъ изъ поверхности водъ, а пофранцузски вообще называются écueils, понѣмецки же Klippen: мы обоимъ имъ имѣемъ различныя наименованія. На Ладожскомъ озерѣ у всехъ рыбныхъ промышленниковъ называется подъ водой совсѣмъ закрытый камень луда, а на Бѣломъ морѣ всѣми жителями по Поморью именуются оные, ежели немного изъ воды временемъ выходятъ, ланами; каменные же мысы или небольшіе острова, но невысоко отъ поверхности воды поднявшіеся, называются корги; которые жъ высоко и утесисто поднялись, называются скалами; а обширные каменные острова зовутся кузавами. Вотъ сколько названіевъ имѣемъ мы на россійскомъ языкѣ, когда чужестранцы только двумя похвастать могутъ: rochers и écueils, или Felsen и Klippen.
Переплывая по Бѣлому морю болѣе двухсотъ нѣмецкихъ миль, заѣхалъ я и на Соловецкій островъ. Извѣстно, какъ сей большой кряжъ земли играющею природою изрытъ и испещренъ въ своихъ видахъ, ибо на немъ однихъ озеръ съ прѣсною водою до полуторыхъ сотъ считается. Разъѣзжая тщательно изъ монастыря по острову, по озерамъ, по заливамъ, по пустынькамъ и по пристанямъ, и освѣдомляясь обо всемъ, что мнѣ любопытнымъ быть казалось, изловилъ я между прочимъ и нѣсколько нарѣчій тамошнихъ обывателей, какъ напримѣръ: губа́, ото́къ, на́волокъ, прога́локъ, проли́въ, про́сушь, са́лма, и съ трудомъ добрался до прямаго ихъ означенія.
2. Губа́ есть заливъ, имѣющій широкое отверстіе, на прикладъ: Онежская губа, простирающаяся отъ Соловецкаго острова до рѣки Онеги, верстъ на триста длины и на полтораста широты; Пуръ-На́волоцкая или Архангельская губа, между Керетскаго-Носу и между Ухъ-Наволока до устья Сѣверныя Двины на четыре-или триста верстъ длины и широты; Кондала́жская губа на сѣверозападной сторонѣ моря, на шестьсотъ верстъ длины и слишкомъ на двѣсти широты. Однакожъ онѣ не по одной величинѣ губами называются, ибо и малыя за̀вани или за̀води, широко въ землю вдавшіяся, то же названіе носятъ.
3. Ото́къ — то̀-же, что заливъ, но долженъ быть чрезвычайно обширенъ; напримѣръ: Бѣлое или Соловецкое море есть заливъ, или отокъ изъ Сѣвернаго океана; ибо еслибы Святой и Канинъ носы не составляли узкаго входа или створовъ въ сіе море, то бы оно называлось губою, а не отокомъ или заливомъ. Сіе названіе подтверждается и тропаремъ Соловецкихъ угодниковъ: яко свѣтильници всесвѣтліи, явистеся во отоцѣ океана моря &&... Но я нахожу сіе слово еще испорченнымъ въ употребленіи или перепискѣ, ибо его выговаривать должно не отокъ, а оттокъ, потому что первое значить обтечь вокругъ, отъ глагола отекать или обтекать, также значитъ и водяную болѣзнь, отокомъ называемую; второе же значить оттечь, отдѣлиться, излиться &&...
4. На́волокъ есть часть земли, вдавшейся въ море или въ озеро узкимъ языкомъ и называется въ различныхъ мѣстахъ иначе, то есть мысъ, полуостровъ, коса, гукъ, носъ, языкъ, рогъ. Всѣ они означаютъ одинъ предметъ, но различаются въ положеніяхъ, напримѣръ: мысъ, коса, гукъ, острые, тупые, клиномъ, отрубомъ, и сему подобное. Наволоку можно дать истолкованіе и изъ того, что его — всегда видится — наволокло наносною землею при наводненіяхъ.
5. Прога́локъ мокрый и сухой. Прогалокъ мокрый есть сквозной протокъ воды, или проливъ изъ моря, изъ озера, въ другую часть, такую же. Прогалокъ сухой есть межа, или перешеекъ между небольшихъ озеръ или рѣкъ.
6. Про́сушь означаетъ точно чужестранное наименованіе isthme, то-есть, узкій перешеекъ земли между водъ. Ихъ на Соловецкомъ островѣ самыхъ примѣтныхъ три: Просушь Онуфріевская близъ самаго монастыря; Просушь Бѣлая между Бѣлаго и Исакіевскаго озеръ; Просушь Савватіевская между моря и между Исакіевскаго озера. Сіи названіи тамошними обывателями такъ и приняты, и на Соловецкомъ планѣ, у меня имѣющемся, означены.
7. Проли́въ тотъ же имѣетъ смыслъ въ водяныхъ положеніяхъ, что перешеекъ, просушь, прогалокъ, или isthme, означаютъ на сухомъ пути, какъ и на планѣ у меня видно: проливъ Глубокій и два пролива Муксалмскихъ.
8. Са́лма есть обширная пліоса, или площадь водъ, двух, трехъ и больше сторонъ къ островамъ или матерой землѣ прилегающая, напримѣръ: Муксалмская салма простирается между Соловецкаго, Анзерскаго и Муксалмскаго острововъ. Она тѣмъ разнится отъ пліосы, что сіи только на небольшихъ озерахъ названіе имѣютъ, а салмы на моряхъ и на величайшихъ озерахъ. Да не подумаютъ однакоже, чтобъ слово салма было дитя чухонскаго нарѣчія, ибо и они также въ Финскомъ заливѣ сіе наименованіе употребляютъ, какъ на прикладъ: Рочертъ-Залмская салма, Па́ра-салма, &&. И почему жь бы не утверждать намъ, что старобытные финны не у нашихъ сѣверянъ его заняли, чѣмъ оные у нихъ? Первобытные финны, бывъ единоплеменные и единоязычные народы съ сарматами, то-есть, нашими сѣверянами, которые, обнимая своими селеніями часть Варяжскаго моря, берега озеръ: Нева, или Ладожскаго, Онега, Бѣлаго моря, и весь сѣверный край, даже до самаго устья Оби, уже втеченіе многихъ вѣковъ разсыпавшись на многія области, потеряли коренной свой языкъ въ премѣсившихся племенахъ и обычаяхъ. И такъ, помянутые финны, отщутившись отъ сарматъ, праотцевъ своихъ, симъ образомъ названіе салмы еще отъ сарматскаго нарѣчія у себя сохранили. Но хотя бы и не то ему было основаніе, то извѣстно, сколько наши народы остроумны и замысловаты въ приличности наименованій предметовъ, ихъ окружающихъ; къ тому же и вещь самая къ нашему языку болѣе приличествуетъ. Сіи пліосы или салмы прежде открытаго моря тонкимъ льдомъ или саломъ осенью покрываются; а у чухонъ ледъ саломъ не зовется. Въ Бѣломъ же морѣ вода гораздо солонѣе, нежели въ Финскомъ заливѣ, слѣдовательно и отъ слова соли произойтить могло, ибо у бѣломорцевъ вкругъ оныхъ салмъ множество соловаренъ бывало, и преимущественно предъ капитальною широтою, гдѣ бури, приливъ и отливъ имъ дѣлать могли разореніи и помѣшательствы въ промыслѣ ихъ. Но самое и наименованіе Салавки́ и Соловецкое море полно не слову ли салмы своимъ именемъ обязаны? Сверхъ того, главнѣйшія мнѣ извѣстныя салмы отверстіемъ своимъ лежатъ къ югу и къ матерой землѣ; слѣдовательно не столько обуреваніямъ сѣверныхъ вѣтровъ подвержены, стало быть служатъ часто промышленникамъ убѣжищемъ отъ гибельныхъ погодъ; а поелику наши сѣверяне, какъ и славяне, пріобыкли всѣ свои названіи относить по большей части къ славѣ, что́ во многихъ словахъ примѣтно, какъ напримѣръ: славно спасся, славно побѣдилъ, славно прошелъ, и сему подобное; то рыбаки, когда-нибудь убѣгая отъ потопленія и спасшись въ сихъ отишіяхъ, могли сказать: славно спаслись, отчего, привыкнувъ часто называть: славно убѣжище, славно пристанище, славно завѣтріе, славно угомонище, преложили временемъ славно въ салму; а потомъ и всякая пліоса въ морѣ, прикрываемая нѣсколько отъ вѣтровъ, прослыла салмою. Кромѣ же того, промышленники морскихъ звѣрей извѣстно, что изъ нихъ болѣе саломъ пользуются, и во время лову стараются болѣе бѣлохъ, нерповъ, тюленей &&&... заставать въ сихъ салмахъ, гдѣ они больше стадятся и держатся, и гдѣ по способности у ловцовъ и салотопни построены; слѣдовательно, сіе названіе и къ промыслу сала относится, то-есть, пліоса салма, или пліоса сальна. Самое и сходства въ голосѣ, выговаривая сарматъ и салма, не дасть ли повода къ сему заключенію? Ибо видно, колика скользка стезя отъ сармата до салмы въ превращеніяхъ времянъ и въ переворотахъ выговоровъ. И столько ли еще играетъ человѣческое своевольство въ премѣнахъ своихъ нарѣчій? Можно ли подумать, чтобъ чудь, разродясь, произвели чухонъ и Чудское озеро; или еще страннѣе, изъ сарматъ истекъ финнъ, корелъ, лопарь, зырянинъ? &&.
9. Теперь позвольте мнѣ оставить мразные предѣлы и приступить къ любезному моему слову годство. Съ досадою всегда слышалъ я, какъ неблагодарные наши нахлѣбники чужестранцы порицали дражайшее наше отечество, будто мы добродѣтели, то есть vertu, ясно понимать и въ дѣлахъ обнаруживать неспособны. Сія язвительная укоризна тѣмъ была чувствительнѣе, что они подпирали оную, хотя неосновательнымъ, однакоже доказательствомъ: ибо, говорятъ они, и въ языкѣ вашемъ даже не имѣется слова, сіе превосходное свойство душъ выражающаго. Я бѣсился и рвался на сію унизительную клевету, зная, сколь сильно дѣла моихъ соотчичей свѣдѣніе онаго опытами доказывали, и никогда не могъ вѣрить, чтобъ наибогатѣйшій, прекраснѣйшій и величественный нашъ идіомъ, или языкъ, ограбленъ былъ такого преимущества, которымъ даже пользуются и побочные язычонки латинскаго нарѣчія; но не могъ токмо входить въ споры, зато, что въ самомъ дѣлѣ склееное наше словцо добродѣтель, употребленіемъ принятое и ничего болѣе какъ bienfaisance означающее, нѣсколько оправдывало неправильное ихъ заключеніе. Копавшись нѣкогда въ полезномъ произведеніи московскаго истолкователя словенскихъ древнихъ реченій, подъ титломъ Церковнаго словаря, обрадовался я чрезмѣрно, толкнувшись нечаянно во второй части на сіе громкое слово и изящную мысль годство, совершенно смыслъ, свойство и происхожденіе сего качества душъ означающее.
Virtus, vertu, Tugend, по дефиниціи ихъ, значатъ силу, или свойство, или дѣйство, наклонность, навыкъ, способность или годность качествъ душевныхъ, влекущихъ мысли и дѣла наши на общую пользу. Слѣдовательно, не изобразуетъ ли слово годство все пространство сего понятія? Virtus происходить отъ слова vir, то-есть, мужа, слѣдовательно, выражаетъ годныя силы къ храбрости, твердости, мужеству. Vertu французская — ничто, какъ незаконнорожденное дитя отъ латинцевъ; объ немъ и толковать излишное: оно есть слѣдствіе той же мысли. Но что́ значитъ коренное германское слово Tugend? Thun, дѣлать, не толь, что годность, или способность къ дѣйствію, дѣятельности, творенію? И такъ, почто не облечь намъ слова годство во всю величественную броню, мужества, силы, дѣятельности, пользы, трудолюбія и привычки къ общимъ выгодамъ? Мнѣ видится даже, что ежели бы человѣкъ, неимѣющій понятія о латинскомъ virtus, о германскомъ Tugend и объ россійскомъ годствѣ потребовалъ бы истолкованія оной мысли, то первое бы взялъ понятіе объ ней изъ нашего годства, нежели изъ другихъ. Ибо, что одна сила безъ другихъ годностей человѣка къ общему благу? Въ этомъ смыслѣ будетъ слонъ почтеннѣйшимъ гражданиномъ, а лошадь бы по справедливости была Калигулою произведена въ римскіе сенаторы; обезьяна, безпрестанно движущаяся и суетящаяся, должна попасть у германцевъ въ дѣятельнѣйшаго члена общества; но человѣкъ, одаренный всѣми годностями къ общему блаженству, долженъ по справедливости признанъ быть за наиполезнѣйшаго, ибо не подходитъ ли подъ годность или потребность гражданина неустрашимость, рвеніе, забвеніе себя и самой жизни, и прочее...?
Зачнемъ отъ самыхъ площадныхъ нарѣчій! У простыхъ людей называется гожій дѣтина работный, способный, понятный, сильный, красивый, честный и наипохвальнѣйшій, словомъ сказать на все доброе пригодный; у них извѣстна даже ходитъ пословица: то ужъ молодецъ! куды хошъ, тутъ гожъ! куды кинь, тутъ клинъ! Не самое ли то́ означаетъ, что сей молодецъ всѣми дарованіями снабденъ и всѣ добродѣтели въ себѣ заключаетъ? Въ Малороссіи употребляютъ нарѣчіе годе, разумѣвъ притомъ довольно, то-есть, что дѣло какое-нибудь доведено до надлежащаго окончанія, и большаго прибавленія уже не требуетъ. Гора есть возвышенное мѣсто, стало быть, противъ другихъ превосходство означаетъ. Выражая аллегорически о комъ-нибудь пошелъ въ гору! значитъ, что онъ сталъ на пути благополучномъ и подвивулся къ совершенству. Въ сельскихъ положеніяхъ разумѣются угодами такія части земли, гдѣ всякія потребности изобильно обрѣтаются; напримѣръ: плодоноснѣйшая земля, тучныя пажити, пространыя и обильнѣйшія дубравы и прочія всякаго рода выгоды именуются угодою. Городъ есть средоточіе уѣзду, гдѣ судъ и расправа хранятъ законы; гдѣ всѣ потребности, торгъ и веселости составляютъ точку превосходную надъ другими. Гордость есть страсть, вселяющая внутреннее признаніе какого-либо совершенства, которое человѣкъ хотя не въ самомъ дѣлѣ въ душѣ, то по крайности мечтательно въ себѣ ощущаетъ. Доброжелательство при новомъ годѣ есть изъявленіе радости, что нѣкто окончалъ угодно теченіе солнечнаго годичнаго круга, и желаніе, чтобъ онъ болѣе въ наступающемъ свои хотѣніи узрѣлъ довершенными. Голова есть часть господствующая, самая важная и нужная въ человѣческомъ составѣ, слѣдовательно, и наисовершеннѣйшая. Голова стрѣлецкая есть чинъ военачальника надъ стрѣльцами, слѣдовательно, главный членъ воинственнаго сего тѣла, и такъ нужнѣйшій и совершеннѣйшій. Голова въ городѣ или думѣ какой означаетъ человѣка, вышними способностями одареннаго изъ всего того околотку. И такъ ясно, что вездѣ, гдѣ только слово годность или нѣчто похожее на то́ помѣщается, тамъ нельзя истребить смыслъ совершенства. Во всѣхъ дѣйствіяхъ человѣческихъ имя существительное готовность и нарѣчіе готово не выходятъ изъ того же понятія, ибо готово есть дѣло совершенное. Глаголъ угодить не то́ ли значитъ, что совершенно и годно выполнить повелѣніе владычествующей власти, не только частно, но и общественно? Поступить въ точности по предписанію начальниковъ, законовъ, государя, — то́ же, что угодить начальству, законамъ, государю. Прилагательное имя годный не точно ль значитъ достойнаго человѣка? Выкликая одобреннаго кого обществомъ къ какому-либо званію, всѣ говорятъ, что онъ самый достойный; но въ мысляхъ скромнѣе себѣ представляютъ, что онъ самый годный къ выполненію налагаемыя должности, для исполненія ожидаемыхъ выгодъ. Примѣромъ сіе яснѣе докажется: какъ нѣкогда возлюбленное наше отечество, утомленное подъ тяжкимъ бременемъ татаръ, изъязвленное наглостію ляховъ, изнуренное внутренними неустройствами, и окровавленное крамолами неистовыхъ изувѣровъ, на потрясенномъ своемъ престолѣ воздыхая, погашеніемъ мужескаго Романова исчадія къ конечному паденію вѣнценосную выю подклонило; тогда духовенство и верховная дума князей и бояръ избирая въ высочайшее сіе достоинство годнѣйшаго члена общества, прежде всѣхъ взоръ свой на дальновиднаго Годунова устремили, а не на Пожарскихъ, не на Долгорукихъ, не на Курочкиныхъ &&&... и возлагая на него препряду, виссонъ и бармы, съ народомъ возводя на царство, должны были прорещи единогласно: "Да здравствуетъ и царствуетъ надъ нами не токмо имянемъ, но и годностями, изящнѣйшій нашъ великій царь Годуновъ, Борисъ Федоровичъ!"
Я, не опасаясь нареканія, смѣло даже припишу годству происхожденіе словъ: господинъ, государь, Господь; ибо они, ясно видится, имѣютъ его однимъ проистеченіемъ, хотя разнятся въ произношеніи и смыслѣ, возводя постепенно понятіе господствія или владычества; слуху же нашему неоспоримо источникъ свой показуютъ.
Названіе древнее гость, или купецъ, должно пониматься человѣкомъ, твердымъ въ словѣ и знающимъ торговлю; ибо безъ сихъ двухъ существенныхъ качествъ званіе купца исчезаетъ. Гость или посѣтитель значить также достойнаго человѣка, заслуживающаго наше съ нимъ обращеніе, ибо, не предполагая достоинствъ въ знакомствѣ нашемъ, мы онаго гнушаемся и убѣгаемъ.
Самое слово угодникъ Божій заключаѣтъ въ себѣ наидобродѣтельнѣйшаго или годнѣйшаго изъ смертныхъ, выполнившаго всю связь божественныя воли; слѣдовательно можемъ устроить слѣдующій силлогизмъ: кто въ жизни своей въ точности доброты годственныя по предписанію божественному выполнилъ, той есть святъ; но угодникъ Божій выполнилъ означенныя условія, убо угодникъ Божій есть святъ. Почерпнутое правило въ священномъ писаніи и въ катехизисѣ помѣщенное: годствуетъ юнымъ всегда въ дѣлѣ быти, служитъ подкрѣпленіемъ моимъ доказательствамъ, поелику понятіе сего правила состоитъ въ томъ, что молодой человѣкъ, упражняясь въ трудолюбіи, дѣлаетъ себя твердымъ и приготовляетъ быть способнымъ къ общему благосостоянію. Сколь же ясно въ семъ правилѣ обнаруживается германская Tugend и латинское virtus.
Трудолюбіе влечетъ за собою германскую дѣятельность; твердость же требуетъ латинское мужество, а обои они сливаются въ годство, то-есть, общій смыслъ способности къ общему благу; а короче сказать, трудолюбіе и твердость составляютъ годственнаго гражданина. Обширный смыслъ годства не исключаеть изъ себя даже многихъ и собственныхъ имянъ: первостепенный посадникъ великаго Нова-града Гостомыслъ въ немъ же почерпнулъ свое наименованіе. Исторія намъ повѣствуетъ великія достоинствы сего первостатейнаго боярина; а умствованіе толкуетъ его нареченіе вотъ какъ: Госто-мыслъ — годственъ-смыслъ, то-есть, премудрый мужъ знаніемъ, совѣтомъ, истиною и усердіемъ.
Но заглянемъ и въ древность самую, въ сіи темныя жилищи праотцевъ нашихъ! Войдемъ въ мрачные ихъ вертепы, заросшіе забвеніемъ, гдѣ при слабомъ свѣтильникѣ вѣроятности недостаточное мое свѣдѣніе, не находя ни единаго вѣрнаго шагу, ступать будетъ по острымъ и разсѣяннымъ стремнинамъ гипотезисовъ.
Ежели положимъ въ основаніе заселенію земли Ноя патріарха, съ дѣтьми спасшагося отъ всемірнаго потопа, то вѣроятно, что поколѣніе Симово, по смежности Араратской горы, предѣлы между Каспійскаго и Евксинскаго морей подъ имянемъ скиѳовъ прежде заселили. Извѣстно, что искони бѣ древніе народы поставляли себѣ въ честь разсылать свои селеніи по неизвѣстнымъ краямъ, и на то́ избирали всегда лучшее, мужественнѣйшее, знатнѣйшее и годнѣйшее свое юношество; и такъ, стѣсняясь своимъ размноженіемъ, чаятельно, отправили свои колоніи далѣе отъ себя къ сѣверу. Поелику отпущены они отъ отчизны своей въ видѣ избраннѣйшихъ и годнѣйшихъ сыновъ, то чаятельно принявъ имя готѳовъ положили основаніе своимъ областямъ по средней полосѣ Европы до самаго Балтійскаго моря, и можетъ быть до озеръ Нева и Илмера. Но когда человѣческой волѣ и желаніямъ нѣтъ оплоту, то могутъ ли они насытить свои хотѣніи? Сіи выходцы, можетъ быть, при самомъ своемъ поселеніи уже въ недоумѣніе впали, чтобъ не быть подверженнымъ такому же затѣсненію какъ скиѳы, предки ихъ; а можетъ быть и сами послѣ захотѣли погордиться своимъ могуществомъ, и для того немирныхъ и недоброжелательныхъ стали еще отъ себя посылать далѣе къ полночной сторонѣ, говоря имъ: подите отъ насъ, вы намъ засорили землю. И потому сіи ссорившіеся или засорившіе народы вообще, нарекшись сарматами, распространились и заняли сѣверный берегъ Балтійскій, западный Ладожскаго озера, окрестности Онеги, Бѣлаго моря, рѣки Печоры, до самаго устья рѣки Оби. Но не ясно ли видятся кореннымъ своимъ происхожденіемъ, относятся къ старобытнымъ скиѳамъ, внукамъ Ноевымъ? И для того все еще по связи своей однимъ народомъ имяноваться должны. Но когда сія вавилонская громада отъ страстей человѣческихъ позыбнулась (ибо кто достовѣрно утвердить понахалится, чтобъ вавилонская башня не метафорически въ переселеніи народовъ и въ премѣшеніи языкъ ихъ существовала?), и когда вѣками и разнообразными предлогами корыстей разбитая на огромныя кучи разсыпалась, тогда премѣсившіяся племена на неисчетные виды и владычествы переобразовались и нарекли себя разнолично. Нордъ-маны заняли себѣ отъ норда или сѣвера свое наимянованіе; нордъ-вежцы, устремясь далѣе по полуночному пути, извлекли оттоль свое имя; остроготѳы разсѣялись и сѣли на остѣ или востокѣ; визиготѳы, удалясь къ весту или западу, расположили тамъ свои селеніи; скудный нашъ сосѣдушка варягъ почерпнулъ свое названіе изъ моря, изъ котораго кормился и по которому разбойничалъ; прочіе назвались разнообразно и самопроизвольно: иной отъ своего истукана, другой отъ озера, печенѣгъ отъ Печоры, третій отъ города или мѣстоположенія, а иные отъ имянъ своихъ военачальниковъ, или царей, или побѣдителей, и сему подобное. Но гдѣ жъ ты, побѣдоносный славянинъ нашъ, дѣвался? Разсудокъ мнѣ претитъ ниже тебя поставить, нежели совремянниковъ и собратій твоихъ — готѳовъ и сарматъ. Ты, безъ сомнѣнія, ихъ единоплеменникъ, почтенный предокъ нашъ! Готѳы древностію своею и побѣдами, не спорю, прежде въ исторіи грековъ и римлянъ прогремѣли, нежели славяне; но это не оттого, чтобы ихъ племена далѣе въ бытіяхъ свои отрасли распустили, но для того, что они прежде подъ симъ имянемъ путь къ помянутымъ народамъ проложили, онымъ сдѣлались страшны, отъ нихъ прежде грамоту, нѣкоторыя свѣдѣнія, науки заняли, и ранѣе художества и ремеслы съ завоеваніями въ свою внесли отчизну. И почему жъ бы не думать, что самые сѣверные народы, или сарматы, отщепясь нѣкогда отъ юговосточныхъ скиѳовъ, не готѳами вообще нарицались и не въ то же единоначаліе включены были? Бывъ равно храбры, сильны, трудолюбивы, къ завоеваніямъ алчны, къ общему благу стремительны, носили они общее названіе готѳы, то-есть, годные люди покорять всю имъ тогда извѣстную землю и единовластвовать надъ нею. Такъ какъ и нынѣ примѣтно, что называется по нѣмецки, rascher Kerl, ряжій дѣтина, то-есть хорошій дѣтина въ ряду: sehr rascher Kerl, изрядный, то-есть, такъ хорошъ, что изъ ряду вонъ; a guter, vider Kerl, гожій, дюжій дѣтина, есть наилучшій, наисильнѣйшій изъ всѣхъ, слѣдовательно лучшій въ превосходительной степени; и такъ можемъ сказать, что готѳы, бывъ гожій и дюжій народъ въ превосходительной степени, стали отъ всѣхъ покоренныхъ и сосѣдственныхъ языкъ такъ названы и признаны. А когда уже они побѣды свои пронесли въ южныя части Европы, трофеями своими сдѣлались грозны, богатствомъ завоеваннымъ завидны и почтены, то украсили себя и отличили отъ другихъ готѳовъ именемъ славянъ, то-есть, годные люди до самой славы. А чтобъ тверже уставить себя въ семъ названіи, построили или нарекли обширный свой городъ Славенскъ, въ который чаятельно ввели занятую въ походахъ своихъ архитектуру или зодчую науку отъ грековъ и римлянъ, извѣстную подъ правиломъ готѳическимъ. Но поелику думать можемъ, что у готѳовъ и у славянъ одно проистеченіе, одни законы, одно владычество, одинъ промыселъ искони бывали, то слѣдственно и одни обычаи, и одно идолопоклонство; такъ неминуемо принять должны, что одинъ былъ и языкъ; слѣдовательно имя готѳовъ проистекло отъ слова годности или годства, а самые превосходные готѳы въ славѣ, въ непобѣдимости, въ подвигахъ и въ трудолюбіи суть готѳы-славяне, то-есть, не только годны сами собою, но и славятся своею годностію. Премѣшеніе народовъ и премѣсило первобытный ихъ языкъ и уставы то климатомъ, то склонностьми, обыкновеніями, случаями и упражненіями, и всеюдно распространило сіи тмочисленныя нарѣчіи, которыя и о сію еще пору подъ нѣмецкимъ или германскимъ языкомъ намъ примѣтны кажутся. Но несмотря на пепелъ древности, все еще искры единоязычія съ нами изметаютъ, сохраняя наше годство или годность; напримѣръ: нарѣчіе güt хорошо, Gutheit добро́та не явно ли къ нему относятся? Самое и наименованіе всевышняго существа тому же слову годство причастно. Gott Богъ, Gottheit Божество, знаменующее всѣ совершенствы, доброты, годности, не вмѣщаются ли въ обширнѣйшей ихъ степени въ единое слово годство, то-есть, источникъ всякаго совершенства, годности и доброты? Когда жъ нареченіе Богъ въ племенахъ славяно-россійскихъ распространилось, а готѳы чуждыми нареклись народами, тогда, можетъ быть, и сіе названіе отъ насъ къ нимъ однимъ преселилось. Признаюсь, что связь сія мнѣ и самому темна кажется, но кто отважится столько повеличаться остротою своего зрѣнія, чтобъ могъ проникнуть мрачную завѣсу источника древнихъ народовъ, и запутанную связь темнотою времянъ дерзнулъ разобрать своимъ остроуміемъ? Самъ Александръ притупилъ бы свой мечъ, разсѣкая твердый сей узелъ. И такъ лучше скажу съ Михайломъ Васильевичемъ Ломоносовымъ: вѣроятности отрещись не могу, достовѣрности не вижу.
Тщетно налегаютъ мои соотчичи на слово доблесть или доблественность и ему превосходное сіе дать хотятъ нареченіе! Первое, оно столько жъ новостью своею темно, какъ и годство; второе, оно идетъ только на храбрость воинскую, на красоту, сановитость, величественность, надменность, чванство. Но здѣсь не о томъ дѣло! Это лучше идетъ на павлина, нежели на гражданина; ближе къ фанфарону, чѣмъ къ Катону. Годный гражданинъ, прямой сынъ отечества, есть существо частно чувствамъ не подвластное, пылающее общественнымъ огнемъ любви, усердія, безпристрастія къ узаконенному порядку. Безспорно, онъ долженъ быть здоровъ и трудолюбивъ, но долженъ быть и во всемъ годенъ. Послушаемъ Неронова учителя, какъ онъ прямаго гражданина описуетъ: "вотъ зрѣлище прямо достойное, чтобъ на него отецъ боговъ и весь олимпъ заглядѣлся, и въ образѣ своего созданія порадовался! Это мужъ правдивый и неустрашимый въ борьбѣ съ злосчастіемъ, а особливо, когда онъ еще и наступатель! Нѣтъ! Я не вижу ничего в подсолнечной, превышающаго Катона, который на трупахъ низложенныя его дружины незыблемо и неколебимо стоитъ среди развалинъ мира!"
И для того, не страшась нареканія, буду годство мое употреблять при всякомъ пристойномъ случаѣ, желая алчно, чтобъ годственное академическое собраніе, пекущееся о обогащеніи языка нашего, нашло оное годнымъ къ помѣщенію въ словарѣ ихъ; дражайшіе жъ мои соотчичи не только бы хотѣли доблественными быть, но даже годными и годственными въ дѣланіи добра. Не могу надивиться, что мысль сія увернулась отъ нашего Михайла Васильевича Ломоносова, отъ Александръ Петровича Сумарокова, отъ Михаила Матвѣевича Хераскова и отъ Василія Кирилловича Тредьяковскаго; а они столько усердствовали о языкѣ нашемъ! Смѣшно подумать, что слово сіе будетъ служить эпохою россійскаго годства! Но что нужды! Сосѣди наши прежде узнали наименованіе, а мы искони бѣ являли дѣло, вещь и употребленіе онаго.
Остерегаясь продолжить мою матерію, чтобы не обременять терпѣнія вашего, милостивые государи, прерываю стезю мою, надѣясь, что вы мои недостатки удостоите прикрыть вашимъ великодушіемъ; поступокъ же мой къ усердію, а не къ тщеславію, приписать не отречетесь, не для того, чтобъ ободрить мои впредь подношенія, ибо знаю, что вамъ въ оныхъ мало нужды, а во мнѣ свѣдѣнія такъ мало, что на подобіе искры коль скоро вспыхнетъ, мгновенно и угасаетъ; но для того, чтобъ попыткомъ моимъ не остудить въ другихъ охоты къ подобнымъ сему перепискамъ. А если кто изъ спосажденныхъ съ вами вознегодуетъ на мою ревность, то да вспомнитъ онъ муравья, который, нося и сбирая всякую мелочь на свою груду, драгоцѣнное строитъ хранилище благоуханныхъ и цѣлебныхъ своихъ сокровищъ. Когда жъ напротивъ того вы, почтенные господа, благосклонныхъ взоромъ маловажный трудъ мой осчастливите, то съ какимъ восторгомъ нѣкогда, удивляясь вашему великолѣпному зданію, про себя скажу: "въ сей пышный и полезный памятникъ не возгнушались господа строители и мою вмѣстить кирпичинку, единственно только за то́, что я всегда былъ, есмь и буду,
Мая 14, 1793.
Въ Санктъ-Петербургѣ.