Принц и нищий (Твен; Ранцов)/СС 1896—1899 (ДО)/Глава VII

[36]
ГЛАВА VII.
Первый обѣдъ Тома во дворцѣ въ роли принца.

Немного болѣе часа пополудни. Томъ безропотно подчинился церемоніалу одѣванья къ обѣду. Онъ нашелъ новый свой костюмъ столь же изящнымъ, какъ и предшествовавшій, но только все было теперь иное, начиная съ воротничка и заканчивая чулками. Нарядивъ такимъ образомъ мальчика, его торжественно провели въ обширную богато убранную комнату, гдѣ былъ уже накрытъ столъ всего для одной персоны. Весь приборъ былъ изъ массивнаго золота, но главную цѣнность придавала ему художественная работа, такъ какъ онъ вышелъ изъ мастерской Бенвенуто Челлини. Столовая оказалась до половины заполненной знатными придворными, явившимися, чтобы прислуживать принцу за обѣдомъ. Какъ только священникъ прочелъ молитву, Томъ, который послѣ долгой голодовки чувствовалъ изрядный аппетитъ, хотѣлъ немедленно же приняться за стоявшія передъ нимъ вкусныя яства, но его нѣсколько задержалъ милордъ графъ Беркелей, который повязалъ ему вокругъ шеи салфетку. Должность повязывателя салфетокъ принцу Уэльскому была наслѣдственная въ семьѣ этого вельможи. Кравчій принца тоже оказался на лицо и предупреждалъ всѣ попытки Тома налить себѣ самому вино. Испытатель яствъ при его высочествѣ принцѣ Уэльскомъ стоялъ тутъ же, въ готовности по первому требованію отвѣдать любое блюдо, которое покажется подозрительнымъ и такимъ образомъ подвергнуть себя риску умереть отъ яда. Въ то время, о которомъ идетъ рѣчь, должность эта являлась чистою синекурой. Испытателю яствъ никогда почти не приходилось выполнять обязанности своего званія, но, въ прежнія времена, оно было сопряжено съ серьезными опасностями и не представлялось особенно соблазнительнымъ. Повидимому, можно было бы возложить испытаніе подозрительныхъ яствъ на собаку или простого чернорабочаго, но англійскіе короли разыгрывали тогда роль земныхъ божковъ, и пути ихъ были неисповѣдимы. Старшій камеръ-юнкеръ, милордъ д’Арси, присутствовалъ въ столовой Богъ знаетъ зачѣмъ, вѣроятно, потому, что это требовалось традиціями придворнаго этикета. Лордъ старшій дворецкій тоже находился на своемъ посту за стуломъ Тома, откуда имѣлъ верховный надзоръ за всѣмъ церемоніаломъ, выполнявшимся подъ непосредственнымъ руководствомъ лорда великаго стольника и лорда великаго повара, стоявшихъ: одинъ по правую, а другой по лѣвую его сторону. Кромѣ нихъ, у Тома имѣлось еще триста восемьдесятъ четыре служителя благороднаго [37]званія. Разумѣется, изъ нихъ развѣ лишь четвертая часть находилась въ столовой. Къ тому же Томъ даже и не подозрѣвалъ, что у него столько слугъ.

Всѣмъ придворнымъ было вбито только-что передъ тѣмъ въ голову, что принцъ временно не въ своемъ умѣ и что ни подъ какимъ видомъ не слѣдуетъ выказывать хотя бы тѣни удивленія по поводу его странностей. Эти странности не замедлили проявиться совершенно открыто, но вызывали у всѣхъ присутствовавшихъ лишь сожалѣніе и скорбь, а не веселье. Всѣмъ было тяжело и грустно видѣть, что принцъ, пользовавшійся общей любовью, сраженъ такимъ ужасающимъ недугомъ.

Бѣдняга Томъ ѣлъ по преимуществу пальцами, но никто не смѣлъ, глядя на это, улыбнуться, или хотя бы даже показать видъ, что замѣчаетъ августѣйшую его неблаговоспитанность. Тщательно и съ большимъ интересомъ осмотрѣвъ свою салфетку, которая была дѣйствительно очень изящна и красива, мальчикъ простодушно замѣтилъ:

— Пожалуйста снимите ее съ меня прочь, а то я по неосторожности, чего добраго, ее еще запачкаю!

Наслѣдственный повязыватель салфетки почтительно снялъ таковую безъ всякаго возраженія или протеста.

Пристально поглядѣвъ на рѣпу и салатъ, Томъ освѣдомился, что это такое и съѣдобные ли это предметы? Дѣло въ томъ, что въ Англіи недавно лишь стали разводить эти овощи, которыя выписывались передъ тѣмъ изъ Голландіи и считались предметами роскоши. На его вопросъ отвѣтили съ почтительнѣйшей серьезностью, не выражая ни малѣйшаго изумленія. Къ концу дессерта онъ набилъ себѣ карманы орѣхами, но никто не подалъ вида, что это замѣтилъ, или же этимъ смутился. Въ слѣдующее затѣмъ мгновенье самъ мальчикъ, однако, пришелъ въ величайшее смущеніе и почувствовалъ себя до крайности неловко. Единственное, что ему дозволено было сдѣлать собственноручно за обѣдомъ, это насыпать орѣховъ въ карманъ, а между тѣмъ онъ явственно сознавалъ, что это было поступкомъ безтактнымъ и неумѣстнымъ для принца. Какъ разъ въ это мгновенье мышцы его носа начали сокращаться и вздрагивать, при чемъ самый кончикъ означеннаго органа сталъ подозрительно вздыматься вверхъ и колыхаться. Носъ не хотѣлъ угомониться, и это приводило Тома въ величайшее отчаяніе. Онъ бросалъ умоляющіе взоры поперемѣнно на всѣхъ окружавшихъ его знатныхъ лордовъ, и слезы выступили у него на глаза. Придворные встревоженно устремились къ Тому и тоже съ выраженіемъ отчаянія на лицѣ просили объяснить, что именно его обезпокоиваетъ. Мальчикъ отвѣтилъ съ совершенно искреннимъ волненіемъ: [38] 

— Извините пожалуйста, но только носъ у меня страшно чешется. Какъ именно слѣдуетъ поступить теперь по правиламъ этикета? Рѣшите пожалуйста сами, но только поторопитесь, такъ какъ я не въ силахъ долго выдержать.

Дикто не улыбнулся, но всѣ пришли въ величайшее недоумѣніе и поглядывали другъ на друга, какъ бы ожидая услышать добрый совѣтъ. Всѣ оказались, однако, въ данномъ случаѣ припертыми къ стѣнѣ за неимѣніемъ въ англійской исторіи прецедента, на основаніи котораго можно было бы теперь постудить. За отсутствіемъ церемоніймейстера никто не рѣшался взять на себя починъ разрѣшенія столь важной задачи, тѣмъ болѣе что не имѣлось въ данномъ случаѣ никакихъ историческихъ указаній. Придворный штатъ принца Уэльскаго оказывался, увы, неполнымъ. Въ немъ не былъ предусмотрѣнъ наслѣдственный великій носочесальщикъ. Тѣмъ временемъ у Тома выступили уже слезы и начали струиться по щекамъ. Носъ его морщился и колыхался, требуя настоятельнѣе, чѣмъ когда-либо безотлагательной помощи. Наконецъ, природа одержала верхъ и ниспровергла всѣ рамки придворнаго этикета. Томъ съ внутренней мольбой о помилованіи, если онъ поступаетъ на самомъ дѣлѣ дурно, облегчилъ смущенныя сердца своихъ придворныхъ, собственноручно почесавъ себѣ носъ.

По окончаніи обѣда подошелъ къ Тому благородный лордъ съ большимъ, но неглубокимъ золотымъ блюдомъ, наполненнымъ душистой розовой водою, предназначенной для того, чтобы выполоскать ротъ и вымыть пальцы. Другой благородный лордъ, а именно наслѣдственный повязыватель салфетки стоялъ тутъ же, держа ее наготовѣ. Томъ съ недоумѣніемъ глядѣлъ секунды двѣ на блюдо, затѣмъ взялъ его въ руки, поднесъ къ губамъ и величественно отпилъ глотокъ розовой воды. Возвращая блюдо почтительно ожидавшему лорду, мальчикъ сказалъ:

— Нѣтъ, это не по моему вкусу, милордъ! Запахъ довольно хорошъ, но никакой крѣпости въ напиткѣ нѣтъ.

Эта эксцентричная выходка умопомѣшаннаго принца вызвала глубочайшую скорбь во всѣхъ сердцахъ, но никому даже и въ голову не пришло разсмѣяться.

Вслѣдъ затѣмъ Томъ сдѣлалъ другой безсознательный промахъ, вставъ и выйди изъ-за стола въ то самое мгновеніе, когда капелланъ сталъ позади его стула, поднялъ лицо и руки къ потолку и, зажмуривъ глаза, собирался прочесть благодарственную молитву. Никто, однако, не подалъ вида, будто замѣчаетъ, что принцъ учинилъ опятъ необычайный поступокъ.

По собственному требованію маленькаго нашего пріятеля его отвели въ кабинетъ и оставили тамъ одного. Стѣны этого кабинета выложены были дубомъ, а на крючкахъ по нимъ висѣли [39]отдѣльныя части блестящей стальной брони, украшенной великолѣпными золотыми арабесками. Томъ тотчасъ же надѣлъ наколѣнники, перчатки, шлемъ съ перьями и другія части вооруженія, которыя можно было возложить на себя безъ посторонней помощи. Эта великолѣпная броня принадлежала настоящему принцу Уэльскому, которому недавно подарила ее королева, г-жа Парръ. Все приходилось Тому какъ нельзя лучше впору, и онъ хотѣлъ было уже призвать кого-нибудь изъ камеръ-юнкеровъ, чтобы совершенно одѣться въ латы, но вспомнилъ про орѣхи, принесенные съ собою съ обѣденнаго стола. Мальчику тотчасъ представилось удовольствіе, съ которымъ онъ станетъ ѣсть ихъ теперь, когда никто на него не смотритъ и никакіе наслѣдственные придворные сановники не навязываютъ ему непрошенныхъ своихъ услугъ. Поэтому Томъ повѣсилъ всѣ хорошенькія вещицы опять на прежнія мѣста и немедленно же принялся грызть орѣхи, причемъ почувствовалъ себя почти счастливымъ, впервые послѣ того, какъ Богъ, въ наказаніе за грѣхи, сдѣлалъ его принцемъ. Когда всѣ орѣхи были съѣдены, Томъ нечаянно нашелъ въ одномъ шкапчикѣ нѣсколько интересныхъ для себя книгъ, въ числѣ которыхъ имѣлось также и описаніе англійскаго продворнаго этикета. Эта книга была для него поистинѣ желанной находкой. Улегшись на роскошный диванъ, онъ принялся съ самымъ искреннимъ усердіемъ учиться. Оставимъ же его временно за этимъ занятіемъ.