званія. Разумѣется, изъ нихъ развѣ лишь четвертая часть находилась въ столовой. Къ тому же Томъ даже и не подозрѣвалъ, что у него столько слугъ.
Всѣмъ придворнымъ было вбито только-что передъ тѣмъ въ голову, что принцъ временно не въ своемъ умѣ и что ни подъ какимъ видомъ не слѣдуетъ выказывать хотя бы тѣни удивленія по поводу его странностей. Эти странности не замедлили проявиться совершенно открыто, но вызывали у всѣхъ присутствовавшихъ лишь сожалѣніе и скорбь, а не веселье. Всѣмъ было тяжело и грустно видѣть, что принцъ, пользовавшійся общей любовью, сраженъ такимъ ужасающимъ недугомъ.
Бѣдняга Томъ ѣлъ по преимуществу пальцами, но никто не смѣлъ, глядя на это, улыбнуться, или хотя бы даже показать видъ, что замѣчаетъ августѣйшую его неблаговоспитанность. Тщательно и съ большимъ интересомъ осмотрѣвъ свою салфетку, которая была дѣйствительно очень изящна и красива, мальчикъ простодушно замѣтилъ:
— Пожалуйста снимите ее съ меня прочь, а то я по неосторожности, чего добраго, ее еще запачкаю!
Наслѣдственный повязыватель салфетки почтительно снялъ таковую безъ всякаго возраженія или протеста.
Пристально поглядѣвъ на рѣпу и салатъ, Томъ освѣдомился, что это такое и съѣдобные ли это предметы? Дѣло въ томъ, что въ Англіи недавно лишь стали разводить эти овощи, которыя выписывались передъ тѣмъ изъ Голландіи и считались предметами роскоши. На его вопросъ отвѣтили съ почтительнѣйшей серьезностью, не выражая ни малѣйшаго изумленія. Къ концу дессерта онъ набилъ себѣ карманы орѣхами, но никто не подалъ вида, что это замѣтилъ, или же этимъ смутился. Въ слѣдующее затѣмъ мгновенье самъ мальчикъ, однако, пришелъ въ величайшее смущеніе и почувствовалъ себя до крайности неловко. Единственное, что ему дозволено было сдѣлать собственноручно за обѣдомъ, это насыпать орѣховъ въ карманъ, а между тѣмъ онъ явственно сознавалъ, что это было поступкомъ безтактнымъ и неумѣстнымъ для принца. Какъ разъ въ это мгновенье мышцы его носа начали сокращаться и вздрагивать, при чемъ самый кончикъ означеннаго органа сталъ подозрительно вздыматься вверхъ и колыхаться. Носъ не хотѣлъ угомониться, и это приводило Тома въ величайшее отчаяніе. Онъ бросалъ умоляющіе взоры поперемѣнно на всѣхъ окружавшихъ его знатныхъ лордовъ, и слезы выступили у него на глаза. Придворные встревоженно устремились къ Тому и тоже съ выраженіемъ отчаянія на лицѣ просили объяснить, что именно его обезпокоиваетъ. Мальчикъ отвѣтилъ съ совершенно искреннимъ волненіемъ:
