Великаны, видя, что ихъ лагерь подвергся наводненію, вынесли своего короля Анарха на плечахъ ихъ форта, подобно тому, какъ Эней — отца своего Анхиза изъ охваченной пожаромъ Трои. Когда Панургъ увидѣлъ ихъ, то сказалъ Пантагрюэлю:
— Видите ли вы этихъ великановъ, вышедшихъ изъ форта; задайте-ка имъ хорошенько перцу вашей мачтой; наступилъ часъ показать вашу отвагу. А мы, съ своей стороны, отъ васъ не отстанемъ. И ручаюсь, что многихъ побью. Велика важность! Вѣдь Давидъ убилъ же Голіаѳа безъ труда. Да и толстякъ Эстенъ, который силенъ какъ четыре быка, не пожалѣетъ силъ. Мужайтесь, бейте ихъ и въ хвостъ и въ голову.
— Ну-у, — отвѣчалъ Пантагрюэль, — мужества у меня наберется слишкомъ на пятьдесятъ франковъ. Но, однако, и самъ Геркулесъ не смѣлъ никогда выступать одинъ на двоихъ.
— Вотъ глупости, — замѣтилъ Панургъ, — вы сравниваете себя съ Геркулесомъ? Да вы зубастѣе и сильнѣе во сто разъ Геркулеса. Человѣкъ стоитъ того, какъ онъ себя оцѣняетъ.
Пока они такъ разговаривали, Оборотень появился съ толпой своихъ великановъ, но, увидя Пантагрюэля одного, проникся такимъ самомнѣніемъ и самоувѣренностью, что понадѣялся одинъ справиться съ нимъ. А потому сказалъ соратникамъ-великанамъ:
— Клянусь Магометомъ, если кто-нибудь изъ васъ вздумаетъ сразиться съ этимъ молодцомъ, я того казню жестокой смертью. Я хочу, чтобы вы предоставили мнѣ сражаться одному; вы же, тѣмъ временемъ, смотрите на насъ.
Послѣ этого всѣ великаны вмѣстѣ со своимъ королемъ отступили къ тому мѣсту, гдѣ стояли бутылки съ виномъ, а за ними послѣдовалъ и Панургъ со своими соратниками. Панургъ прикидывался, будто онъ боленъ: вертѣлъ шеей, дергалъ пальцами и говорилъ хриплымъ голосомъ:
— Объявляю вамъ, пріятели, мы съ вами не воюемъ; угостите насъ, пока наши господа дерутся.
Король и великаны охотно согласились и посадили ихъ пировать вмѣстѣ съ собой.
Тѣмъ временемъ, Панургъ разсказывалъ имъ басни про Тюрпена, легенды про Св. Николая и волшебныя сказки. Оборотень же атаковалъ Пантагрюэля стальной палицей, вѣсившей слишкомъ девять тысячъ семьсотъ центнеровъ, халибской стали[1], и на концѣ которой находилось тринадцать заостренныхъ брилліантовъ, изъ которыхъ меньшій былъ, чтобы не соврать, величиной съ самый большой колоколъ собора Нотръ-Дамъ въ Парижѣ. Палица была волшебная и не могла переломиться, но, напротивъ того, ломала все, до чего ни притрогивалась. И вотъ въ то время, какъ Оборотень надменно выступалъ противъ него, Пантагрюэль поднялъ глаза къ небу, поручилъ себя отъ всего сердца Богу и произнесъ слѣдующій обѣтъ:
— Господи Боже мой! Ты всегда былъ моимъ Покровителемъ и Хранителемъ. Ты видишь, въ какой бѣдѣ я теперь нахожусь. Меня сюда привело не что иное какъ естественное усердіе, въ силу котораго Ты повелѣваешь людямъ охранять и защищать женъ ихъ и дѣтей, отчизну и семью, — все, за исключеніемъ Твоего собственнаго дѣла, а именно вѣры, такъ какъ въ этомъ дѣлѣ Ты не хочешь иныхъ пособниковъ, кромѣ приверженности католическому исповѣданію и служенію Слову Твоему, и воспретилъ всякое иное оружіе, ибо Ты, Всемогущій Богъ, въ Своемъ собственномъ дѣлѣ Самъ можешь защититься такими силами, какихъ и перечислить невозможно; ибо у Тебя есть легіоны ангеловъ, изъ которыхъ слабѣйшій можетъ избить всѣхъ людей и повернуть небо и землю по-своему, какъ это и было нѣкогда съ арміей Сеннахериба. Итакъ, если Тебѣ угодно въ этотъ часъ придти мнѣ на помощь, то въ Тебѣ все мое упованіе и надежда; я даю обѣтъ, что во всѣхъ странахъ, какъ въ Утопіи, такъ и въ иныхъ, гдѣ только будетъ признаваться моя власть и авторитетъ, я прикажу проповѣдывать Евангеліе просто, чисто и безъискусственно, и что злоупотребленія цѣлой толпы ханжей и лже-пророковъ, которые путемъ искаженныхъ людскихъ учрежденій и измышленій отравили весь міръ, будутъ вокругъ меня искоренены.
Затѣмъ, когда Пантагрюэль увидѣлъ, что Оборотень надвигается на него съ разинутой пастью, онъ смѣло пошелъ ему навстрѣчу и закричалъ во все горло:
— Смерть тебѣ, злодѣй, смерть!
Чтобы испугать его своимъ ужаснымъ крикомъ, сообразуясь съ тактикой лакедемонянъ.
Послѣ того бросилъ въ него изъ своей барки, которая была прикрѣплена къ его поясу, восемнадцать бочекъ и осьмину соли, которою забилъ ему горло, глотку, носъ и глаза.
Раздраженный этимъ, Оборотень замахнулся на него палицей, желая разбить ему голову, но Пантагрюэль былъ ловокъ и всегда отличался твердостью въ ногахъ и вѣрностью глаза; однако, ему не удалось уклониться настолько отъ удара, чтобы онъ не попалъ на барку, которая разломилась на четыре тысячи восемьдесятъ шесть кусковъ, и соль просыпалась на землю.
Видя это, Пантагрюэль, ловко вытянувъ руку, ударилъ его, по всѣмъ правиламъ фехтовальнаго искусства, толстымъ концомъ своей мачты по груди, затѣмъ, отклонивъ оружіе налѣво, нанесъ ему сильный ударъ между шеей и нагрудникомъ и, наконецъ, ударилъ его концомъ мачты въ животъ, при чемъ разбился марсъ и пролились три или четыре бочки вина, которыя въ немъ оставались.
Не довольствуясь этимъ, Пантагрюэль хотѣлъ повторить ударъ; но Оборотень, поднявъ палицу, продвинулся къ нему и изо всѣхъ силъ собирался опустить ее на Пантагрюэля; и, дѣйствительно, съ такой силой замахнулся ею, что если бы Богъ не спасъ Пантагрюэля, онъ бы разсѣкъ его пополамъ съ головы до селезенки; но Пантагрюэль успѣлъ уклониться, и палица вонзилась болѣе нежели на семьдесятъ три фута въ землю сквозь толстую скалу, изъ которой искръ посыпалось больше, чѣмъ девять тысячъ шесть бочекъ.
Пантагрюэль, увидѣвъ, что Оборотень занятъ тѣмъ, что вытаскиваетъ палицу, застрявшую въ землѣ, подбѣжалъ къ нему и хотѣлъ отсѣчь ему голову, но мачта его, къ несчастію, слегка дотронулась до кончика палицы Оборотня, и такъ какъ палица была волшебная, какъ это мы сказали раньше, мачта переломилась на три пальца разстоянія отъ рукоятки, чему Пантагрюэль очень удивился и вскричалъ:
— Эй, Панургъ, гдѣ ты?
Услышавъ это, Панургъ сказалъ королю и великанамъ:
— Ей богу! Они искалѣчатъ другъ другъ друга, если ихъ не разнимутъ.
Но великаны распировались точно на свободѣ. И когда Карпалимъ захотѣлъ встать, чтобы идти на помощь своему господину, одинъ изъ великановъ сказалъ ему:
— Клянусь Голфэримомъ, племянникомъ Магомета, я тебя запрячу въ свои штаны какъ промывательное, тѣмъ болѣе, что страдаю запоромъ.
Между тѣмъ Пантагрюэль, лишившись палицы, схватилъ обломокъ мачты и колотилъ зря великана, но причинялъ ему этимъ такъ же мало вреда, какъ если бы кто вздумалъ дать щелчокъ наковальнѣ кузнеца.
А Оборотень тѣмъ временемъ вытащилъ свою палицу изъ земли и замахивался ею на Пантагрюэля, который вертѣлся во всѣ стороны, уклоняясь отъ его ударовъ, но, видя, что Оборотень все еще угрожаетъ ему, — сказалъ, наконецъ:
— Злодѣй, сейчасъ я изрублю тебя какъ начинку для пирога. Никогда больше люди по твоей милости не испытаютъ жажды.
И тутъ Пантагрюэль такъ сильно ударилъ его ногой въ животъ, что тотъ полетѣлъ вверхъ ногами; Пантагрюэль схватилъ его за ноги и протащилъ далеко по землѣ. У Оборотня кровь пошла горломъ, и онъ закричалъ:
— Магометъ! Магометъ! Магометъ!
На этотъ крикъ всѣ великаны поднялись, чтобы идти ему на помощь. Но Панургъ сказалъ имъ:
— Господа, не ходите, послушайтесь меня, потому что нашъ господинъ не въ своемъ умѣ и бьетъ направо, и налѣво, не разбирая, куда попадетъ.
Но великаны не послушали его, видя, что Пантагрюэль безоруженъ. Но когда Пантагрюэль увидѣлъ, что они приближаются, онъ взялъ Оборотня за обѣ ноги и приподнялъ его въ воздухѣ какъ пику и, вооружившись его тѣломъ, точно наковальней, сталъ бить великановъ въ каменныхъ панцыряхъ и валилъ ихъ на землю, пока не свалилъ всѣхъ до единаго. Каменные панцыри, разбиваясь, производили такой же страшный шумъ, какой слышался, помнится мнѣ, когда большая Сентъ-Этьенская Масляная башня, находившаяся въ Буржѣ, растаяла на солнцѣ. Тѣмъ временемъ Панургъ вмѣстѣ съ Карпалимомъ и Эстеномъ убивали поверженныхъ на землю. Будьте покойны, ни одинъ изъ нихъ не спасся, и, глядя на Пантагрюэля, казалось, что косецъ своей косой (косу изображалъ Оборотень) коситъ траву луга (лугомъ были великаны). Но въ этомъ бою Оборотень лишился головы какъ разъ въ тотъ мигъ, какъ Пантагрюэль свалилъ съ ногъ великана, котораго звали Рифландуйль, и на которомъ былъ панцырь изъ песчаника, и одинъ осколокъ его пробилъ горло Эпистемону. У другихъ панцыри были изъ туфа или изъ сланца. Въ концѣ концовъ, увидѣвъ, что всѣ великаны мертвы, Пантагрюэль швырнулъ трупъ Оборотня въ городъ, гдѣ онъ упалъ плашмя, какъ лягушка, на главную площадь и, падая, убилъ на мѣстѣ обожженнаго кота, мокрую кошку, ощипанную утку и взнузданнаго гуся.
- ↑ Самый твердый изъ металловъ, извѣстныхъ въ древности.