АЛЕКСАНДР I, Благословенный, был первым сыном наследника российского престола, великого князя Павла Петровича и его супруги Марии Феодоровны; родился в царствование своей бабки, императрицы Екатерины ІІ, 12 декабря 1777 г. Его рождение было встречено с восторгом, как великою императрицей, так и всею Россией, в которой со времен Петра Великого порвалась прямая нисходящая линия царствующего дома и спутался правильный порядок престолонаследия. Это было время всеобщих смутных ожиданий грядущего счастья и с рождением Александра почему то соединялось представление о „заре новых дней“. Такое общественное настроение выразилось в известной оде Г. Р. Державина «На рождение на севере порфирородного отрока». Ода эта заканчивается пожеланием: «будь на троне человек».
До сих пор не вполне разгаданная духовная личность Александра слагалась под влиянием двух факторов, противоположных друг другу: влияния воспитателя, известного Лагарпа, и окружающей обстановки. Останавливаясь на одной стороне своего характера, Александр сам говорил впоследствии: „без Лагарпа не было бы и Александра. Лагарпа я люблю и почитаю, как только благодетеля любить и чтить возможно“.
Лагарп сам был республиканец, но не считал республику единственною наилучшею формою правления и высказывался, что всякая форма правления законна, если она возникла по свободному соглашению народа и оправдана продолжительным опытом. За неограниченной монархией, по мнению Лагарпа, должно было признать два преимущества: во-первых, что время от времени она попадает в руки действительно достойных правителей, во-вторых — что в ней исполнительная власть действует с большею скоростью, энергией и решительностью. Сам будучи из среды тех избранных людей, которые мечтают о всеобщем благе человечества, Лагарп стремился выработать из своего царственного питомца такого человека, который бы воспользовался для блага людей всеми правами самодержавной власти и был застрахован против искушений абсолютизма. К этой цели Лагарп и направлял свои воспитательные уроки.
Он внушал Александру, что на свете не было бы самонадеянных гордецов, если бы люди чаще спрашивали себя, кто я, что я знаю, что хорошего я сделал, у одного ли меня на всём свете есть ум, дарование, заслуги? Безрассудная гордость — порок, который непростителен в правителях народа и они часто жестоко бывают наказаны от тех, которых оскорбляли и презирали. Великий император римский Траян, вручая меч начальнику своей страны, сказал: действуй им за меня, если буду поступать хорошо, и обрати его против меня, если стану поступать дурно. Особенно вредны для государя бывают придворные льстецы, люди своекорыстные и ничтожные; они могут уверить государя, что он не одинакового происхождения со всеми смертными и свободен от всяких обязанностей в отношении к родине и к человечеству. Ложно понятая слава влечет за собою множество бед. Продажное перо стихотворцев и литераторов всегда найдется и станет восхвалять всякого владыку, но потомство отвергает величие в человеке, приносившем десятки и сотни тысяч человеческих жизней в жертву своим честолюбивым замыслам и грабительским войнам, изгоняющем из страны своих подданных и ставящем свой личный произвол выше всякого закона и требований правосудия и справедливости. «Мертвые друзья», т. е. сочинения благородных мыслителей, надежнее для монарха друзей живых, на честность и неподкупность которых никак нельзя положиться. Читайте и перечитывайте произведения Цицерона. Они должны войти в состав вашей избранной библиотеки, — внушал Александру Лагарп. Гражданину, призванному к великой общественной деятельности, некогда тратить время на чтение книг, в которых слабая доля истины затоплена целым морем многословия; но ему необходимо читать произведения, в которых ясно и верно изображаются его обязанности, как человека и как гражданина. Не полагаясь на изменчивый и лицемерный голос окружающих, правитель народа должен искать верных друзей в творениях великих писателей, и в безмолвной беседе с ними укреплять дух и черпать познание жизни и людей. Живых же друзей у монарха не должно быть. Он сам, собственным умом должен взвешивать доводы своих министров, советы друзей и похвалы царедворцев. Образцом частной жизни монарха служит Август римский. Повелитель могущественнейшей в мире монархии, он не покидал своего прежнего скромного жилища, не держал многочисленной прислуги, в общественных собраниях помещался с прочими посетителями и неоднократно являлся даже в суд, то свидетелем, то адвокатом. Придворный этикет стесняет правителя, отнимает у него время, расслабляет его душу. Лагарп старался внедрить в душу Александру любовь к низшему сословию, любовь к просвещению, уважение к свободе человеческой. Крестьянское сословие — самое не испорченное и приносящее наиболее пользы: из него вышло наиболее великих людей. А между тем никто не дает себе труда позаботиться о просвещении этого сословия, и оно обречено на невежество со всеми его грубыми и необузданными порывами. Какому-то победителю, вроде Юлия Цезаря, какой-то вор сказал: вся разница между мною и тобою та, что я ворую один и по необходимости, а ты грабишь во главе многих тысяч для своего удовольствия и окружен льстецами, восхваляющими тебя за твой грабеж. На место владычества грубой силы государь должен обладать владычеством духовным, которое дается заботами о просвещении подданных. Предел безумных желаний деспотизма есть владычество над мыслями подданных. Иначе думает и действует мудрый правитель. Он сознает, что каковы бы ни были заблуждения и предрассудки народа, их невозможно истребить насильственными мерами, и народ отстаивает с великою стойкостью и упорством всё то, что привык считать за истину. Как же следует поступать в этом случае просвещенному правителю, проникнутому чувством гражданина? Он должен дать свободу слова писателям, и они разоблачат ложные мнения логическими доводами и неотразимою силою насмешки. Он должен пересоздать общественное воспитание и тем подготовить у новых поколений иной образ мыслей, свободный от предрассудков, унижающих человеческое достоинство. Только таким путем задуманное дело получит прочность и силу. Всякие же быстрые, внезапные и насильственные меры бывают действительны только на самое короткое время и неминуемо влекут за собою народное неудовольствие. Вместе с тем Лагарп внушал Александру мысль о преимуществах конституционной формы правления. „Монархия ограниченная“, — рассуждал он, — „не подвергаясь крайностям абсолютизма и республики, соединяет в себе выгоды и того, и другой, и потому она наиболее приближается к идеалу государственного устройства“.
Рядом с этим, на Александра действовали другого рода влияния. Любимый внук императрицы Екатерины II, он с ранних лет видел помпу пышного и распущенного её двора, видел суровую, солдатскую обстановку своего отца, наследника престола, не мог не замечать глубокого разлада, существовавшего между могущественною бабкой и его отцом, привык молчать и слагать в сердце своем всё то, что просится в его возрасте наружу. Будучи развит лагарповой философией не по летам, он писал: „двор создан не для меня. Я всякий раз страдаю, когда должен являться на придворной сцене. Сколько крови портится при виде всех низостей, совершаемых ежеминутно для получения какого-нибудь отличия, за которое я не дал бы медного гроша. Истинное несчастье — находиться в обществе таких людей. Словом, я сознаю, что не создан для такого места, которое занимаю теперь, а еще менее для того, которое предназначено мне в будущем. Я дал обет отделаться от него тем или иным путем. Мой план такой, чтобы по отречении от этого трудного поприща поселиться с женой на берегах Рейна, где буду жить спокойно частным человеком, наслаждаясь своим счастьем в кругу друзей и в изучении природы“.
Не нужно особенной проницательности, чтобы видеть, что воспитание, данное Лагарпом Александру, было не целесообразным. Мысли и правила, сами по себе прекрасные и весьма похвальные, не вполне соответствовали тем условиям, в которых предстояло жить царственному воспитаннику. И наш известный баснописец И. А. Крылов в своей басне о воспитании льва орлом, тонко заметил, что „львенок не тому, что надобно, учился“. Воспитанию придана была излишняя мягкость, мечтательность, отвлеченность от жизни, чересчур далёкие от тех условий суровой действительности, в которых предстояло работать и которые требовали твердости, мужества. Слишком заметно в воспитании также отсутствие православно-религиозного и патриотического элементов. Екатерина следила за воспитанием своего внука: просматривала Лагарповы уроки и говаривала Лагарпу: „будьте якобинцем, республиканцем, чем вам угодно. Я вижу, что вы честный человек, и этого мне довольно“. И воспитание Лагарпово наложило на нравственный облик Александра некоторые действительно симпатичные черты: скромность в частной жизни, заботы о просвещении, сочувствие к низшему классу, уважение прав человечества в каждом человеке, как бы низко он ни стоял на ступенях служебной лестницы. Но при отсутствии твердости и способности к осуществлению своих мечтаний и желаний, — качеств, воспитание которых было совершенно пренебрежено, — Александр впоследствии явился истинным „мучеником на троне“, когда всё свое долгое царствование оказался вынужденным оставаться только беспомощным свидетелем страшного противоречия своих мечтаний и той действительности, которой он в сущности был властелином.
12 марта 1801 года состоялось восшествие Александра на всероссийский престол. Сам Александр вступал на престол с тяжелым чувством. Еще будучи наследником, он тяготился огромностью ожидавшей его самодержавной власти. Внезапная и поразительная смерть отца довела чувство уныния, объявшее Александра, до крайней степени. Есть известие, что только усиленные настояния окружающих заставили Александра покориться своей судьбе, ради спасения отечества от угрожавшей ему анархии.
Но всем государством воцарение Александра, после тяжелого царствования императора Павла I, встречено было с неописуемою радостью. По словам очевидцев, „все, знакомые и незнакомые, при этой вести приветствовали друг друга, как в день светлого праздника. Настроение Александра ни для кого не было тайной, и все ожидали, что воцарение Александра принесет с собою новую эру“.
Политическое международное положение России было таково, что после блестящего царствования Екатерины II, России некого было опасаться извне и она могла в спокойствии посвятить свои силы внутреннему развитию и усовершенствованию.
При вступлении на престол Александр заявил, что он будет править „по законам и сердцу Екатерины.“ И с первых же дней нового царствования радостные надежды, связанные с воцарением Александра, стали осуществляться. Александр спешил отменить те из указов Павлова царствования, которые стесняли свободное течение народной жизни. Из этих указов более примечательны: о снятии запрещения на вывоз различных товаров и продуктов из России и на привоз иностранных в Россию; об освобождении заключенных в крепостях и сосланных в каторжную работу по делам, производившимся в тайной экспедиции; об амнистии беглецам, укрывавшимся в заграничных местах; о восстановлении дворянских выборов и жалованной грамоты дворянству; о свободном пропуске приезжающих в Россию и выезжающих из неё; об отмене запрещения привоза в Россию заграничных книг и нот; об открытии вновь частных типографий и о дозволении печатать в них книги и журналы; о восстановлении городового положения; об уничтожении тайной экспедиции и пыток; об освобождении священнослужителей от телесного наказания; о непринимании Академиею Наук для напечатания в её ведомостях объявлений о продаже крестьян без земли, — распоряжение, идущее против крепостного права. Издан указ о „свободных хлебопашцах“, первая проба отмены крепостного права. Прекращена раздача крестьянских душ от царя сановникам, так широко практиковавшаяся в предыдущие царствования. Одному сановнику, просившему пожалования крестьянскими душами, государь сказал: „большая часть крестьян в России рабы; считаю лишним распространяться об уничижении человечества и о несчастии подобного состояния; я дал обет не увеличивать числа их и поэтому взял за правило не раздавать крестьян в собственность.“ Главною заботою нового царствования было изменить весь вообще характер существовавшего управления, поставить в основу правления закон, равно обязательный для правителя и для управляемых и оградить отечество однажды навсегда от случая и произвола. Один раз Александру было сказано, что его личность заменяет конституцию и служит лучшею гарантией для подданных. „Пусть так“, возразил Александр, „но всё-таки это будет только счастливая случайность“. Желание выдвинуть на первый план силу закона, внести в общественную жизнь начала права, справедливости, особенно рельефно выразилось в рескрипте государя графу Завадовскому об устройстве комиссии составления законов. „Поставляя в едином законе начало и источник народного блаженства и быв удостоверены в той истине, что все другие меры могут сделать в государстве счастливые времена, но один закон может утвердить их на века, в самых первых днях царствования моего и при первом обозрении государственного управления, признал я необходимым удостовериться в настоящем сей части положении. Я всегда знал, что с самого издания уложения до дней наших, т. е. в течении почти одного века с половиною законы, истекая от законодательной власти различными и часто противоположными путями, и быв издаваемы более по случаям, нежели по общим государственным соображениям, не могли иметь ни связи между собой, ни единства в намерениях, ни постоянности в действии. Отсюда всеобщее смешение прав и обязанностей каждого, мрак, облежащий равно судью и подсудимого, бессилие законов в их исполнении и удобность переменять их по первому движению прихоти или самовластия“. Для того, чтобы устранить все эти недостатки не случайными только постановлениями, а во имя общих государственных соображений, император и приступил к переустройству государственного управления. План вырабатывался в так называемом „интимном комитете,“ состоявшем из немногих близких к государю лиц, интимных его друзей: Кочубея, Строганова, Новосильцева и Чарторыжского. Работа комитета началась обозрением разных частей управления в тогдашнем их состоянии, чтобы потом предпринять реформу всех частей. Результатом деятельности комитета было точное определение деятельности Сената, униженного в предшествовавшее царствование, и учреждение 8-и министерств в 1802 году. Но далее работы комитета приостановились и сам он прекратил свое существование в 1803 году. Одною из главнейших причин неосуществления комитетом его планов было то, что в комитете были всё мечтатели, но не было работника, способного к систематическому черному труду. Александр, не покидавший своих планов, вскоре нашел себе такого работника в лице известного Сперанского, ставшего к государю одним из самых приближенных лиц. Выработанный Сперанским, по указаниям государя, план государственного переустройства, в своей основе ставил два положения: первое, — что основные законы государства должны быть делом нации, второе, — что основные законы государства полагают границы абсолютной власти. Во главе всех государственных учреждений, по этому проекту стоял государственный совет, как последнее звено всей государственной организации, чрез которое восходят к престолу действия всех других высших государственных учреждений, именно: государственной думы, облеченной властью законодательною, Сената, коему вверена судебная власть, и министерств, обладающих властью административною. Государственная дума имела значение законодательного собрания, из депутатов от всех свободных классов. Она должна была обсуждать законы, предлагаемые правительством, получать отчеты от министерств и назначать сенаторов. Следующими инстанциями были: для выработки законодательства — губернская, уездная и волостная думы, для суда — губернский, уездный и волостной суд, для администрации — губернское, уездное и волостное управление. При рассмотрении этого проекта можно подумать, что он составлен заговорщиками против самодержавной монархии, если бы не было известно, что он служит только сделанным Сперанским систематическим изложением мыслей самого государя. Из учреждений, предлагаемых проектом, осуществлено было только одно — государственный совет, открытый в 1810 году, да относительно Сената и министерств приняты меры к более точному определению подлежащих их рассмотрению дел. Осталась не осуществленною и мысль введения к этому проекту, написанного Сперанским, касательно отношения крестьян к их владельцам. Миллионы крестьян это введение считает полезнейшею частью населения, а горсть владельцев называет такими людьми, которые присвоили себе все права и привилегии Бог знает почему, и поэтому, какие бы трудности не представляло уничтожение крепостного права, крепостное право всё-таки должно быть уничтожено, потому что оно противно здравому смыслу и должно быть считаемо временным злом, которое неминуемо должно иметь свой конец, и чем скорее, тем лучше. Дано было только разрешение помещикам, кто пожелает, увольнять крестьян от крепостного рабства с землею, целыми селениями.
Против проекта стали раздаваться голоса со стороны убежденных государственных людей. Известный историк Карамзин выступил со своею знаменитою запискою „о старой и новой России“ в защиту самодержавия. „Кто верит Провидению“, писал он, „да видит в злом самодержце бич гнева небесного. Снесем его, как бурю, землетрясение, язву, — явления страшные, но редкие: ибо мы в течение девяти веков имели только двух тиранов“.
Особенно яркий след царствование Александра I оставило в истории развития народного образования. Историк царствования Александра I, Богданович, замечает, что благодаря усилиям правительства и жажде к науке народа, устремившегося на встречу образования, сделано было по этой части в первые восемь лет царствования Александра I более, чем во всё предшествовавшее столетие. Екатерининские главные училища преобразованы в гимназии, малые училища — в уездные, учреждены приходские училища, основаны инженерное училище, царскосельский лицей, учреждены три университета — в Харькове, Казани (1804 г.) и Петербурге (1819 г.), преобразован юрьевский, учрежден педагогический институт. До какой степени возбудительно действовал на общество личный пример и образ мыслей государя относительно народного образования, видно из тех щедрых пожертвований, которые потекли от частных лиц на дело народного образования. Довольно упомянуть пожертвования Демидова и Безбородки, обеспечившие открытие и существование лицеев в Ярославле и Нежине. В истории развития духовного образования царствование Александра I должно быть признано блестящею эпохой. Уже много десятков лет считала наша духовная школа с той поры, как в царствование Петра Великого впервые появились заботы об общем устройстве духовных училищ в епархиях, и однако она всё еще не имела правильной и прочной организации. К началу царствования Екатерины II „архиерейские семинарии состояли в весьма малом числе учеников, в худом учреждении для наук и в скудном содержании“. Был тогда составлен учебный план, обнимавший все части духовно-учебного строя, необходимые для правильной постановки дела духовного образования, но остался не осуществленным, и только расход государства на дело духовного образования с 40,000 рублей в год был увеличен до 77,000. В царствование Павла I этот расход был увеличен до 180,000 рублей, но всё же дело духовного образования оставалось вообще в жалком и неопределенном положении. Существование духовных школ, как учреждений епархиальных и не обеспеченных, было подвержено всяким случайностям. Программы не были строго определены, и семинарии представляли в учебном отношении большое разнообразие, не имели правильности и полноты в учебных курсах, которые могли изменяться по произволу епархиальных начальников, терпели скудость в учебном персонале. Школы существовали без общего надзора, не имели общего устава и систематического устройства. И академии и семинарии „вмещали в себе все предметы учения, так что круг их, стесненный в одном месте и от первоначальных познаний простирающийся до самых высших наук, не имел ни надлежащего времени, ни нужного пространства.“ Господствовал схоластический формализм в преподавании, стеснявший преподавание, и лишавший его развивающей силы и жизненности. Отвлеченное, схоластическое преподавание богословских наук не соответствовало жизненным умственным и нравственным потребностям духовенства и народа. Приобретенные схоластические познания оказывались малоупотребительными для наставления народа, обманывали самих учеников мнимою важною ученостью и препятствовали „углублению в основание учения.“ Если прибавить ко всему материальную несостоятельность духовной школы, ведшей свое дело среди нужд и лишений, дополнявшей скудные свои оклады сборами с духовенства и „обеспеченной более терпением и неутомимостью, нежели обилием пособий“, то можно будет понять, что все стороны духовно-школьной жизни ждали себе нового устройства.
Личное обращение монарха с духовенством и распоряжение его в церковной области показывали в нём желание „дать пример уважения к священному сану в народе, укоренить в нём самом то чувство почтения к себе, какое служителям Вышнего, приносящим бескровные жертвы, должно быть паче других свойственно“, и „укрепить тот союз мира, любви и доброго разумения, какой должна полагать вера между пастырями и их духовным стадом“. Это, в связи с теми широкими мерами, какие принимались к развитию светского просвещения, дало повод лучшим представителям духовенства приняться за переустройство и дела духовного образования. Ученый префект александро-невской академии Евгений Болховитинов, впоследствии митрополит киевский, „натолковал идею“ митрополиту петербургскому Амвросию приступить к организации и духовноучебного строя. Амвросий представил свои соображения вниманию государя, который их одобрил. Было поручено тому же Евгению составить „предначертание реформы. Государь интересовался этой работой. Во время составления проекта Евгений четыре раза был представлен государю“. По окончании, проект был „читан государю и отменно уважен“, затем рассмотрен Синодом, одобрен в общем и подвергнут дальнейшей разработке, в которой особенно заметное участие принял могилевский преосвященный Анастасий, член Св. Синода. Ему между прочим, будто бы принадлежала мысль восстановить для обеспечения духовных училищ и духовенства исключительное право продажи церковных свечей одними церквами, на основании забытого к этому времени указа императора Петра Великого.
В 1807 г. государь повелел удвоить сумму, отпускаемую на духовные училища, „в праведном уважении к столь несоразмерному положению их в способах содержания“. В том же году, 29-го ноября, по высочайшей воле, для предварительного обсуждения приготовленных уже „предначертаний“ и верных способов практического их применения, был учрежден особый комитет духовных училищ, под председательством митрополита Амвросия и с такими членами, как М. М. Сперанский, кн. А. Н. Голицын, обер-прокурор Св. Синода, и епископ калужский Феофилакт. Государь близко интересовался работами комитета и после каждого заседания выслушивал доклады о результатах комитетских постановлений. Так как „начертания“ были составлены людьми талантливыми и сведущими, то рассмотрение их комитетом не было продолжительно, и уже в июне 1808 года комитет успел выработать окончательно „начертание правил о образовании духовных училищ и о содержании духовенства при церквах“. Реорганизация строя духовных училищ вызвала собою тесно связанный с нею вопрос об обеспечении духовенства.
„Новое начертание (пользуемся словами Е. М. Прилежаева) придавало духовным училищам небывалый прежде характер цельной организации, в которой последовательно проводилась стройная постепенность и в учебных заведениях, и в круге учебных предметов, и в порядке управления“. Духовная школа разделялась на четыре степени: академии, семинарии, уездные училища, приходские училища. Все они связаны отношениями строгой постепенной подчиненности, так что приходские училища были подчинены духовным, духовные своей епархиальной семинарии, семинарии — окружной академии, а для общего и высшего управления всеми духовно-учебными заведениями учреждалась комиссия духовных училищ. Порядок административный и организационный был в общем заимствован от строя преобразованных уже светских училищ. Вместе с административною связью все училища были строго разграничены в учебных курсах. С отделением элементарных познаний в курс училищ, семинарии, также прежде занимавшиеся начатками учения, теперь могли расширить свою программу. Соответственно прямому назначению семинарий, в них получил большую полноту состав богословского учения; в общем образовании, кроме наук философских и словесных, видное место отведено наукам историческим. Сообщая духовным школам классический характер, „начертание“ в то же время предостерегало их от прежнего преобладания схоластической латыни и пренебрежения греческою и отечественною письменностью. Академии могли теперь стать вполне высшими учебными заведениями. Духовная школа получала определенные права и положение, которых прежде не имела, и впервые приличные штаты. 26 июня 1808 года доклад комитета с новым учебным планом и штатами получил высочайшее утверждение и самый комитет был переименован в комиссию духовных училищ.
Современники были исполнены понимания высокого значения того, что совершилось. Св. Синод, „понимая во всём пространстве и важности“ „толико для церкви благотворный монарший подвиг“, торжественно, от лица всей церкви, принес государю „признательнейшее благодарение“ в речи своего первенствующего члена, митрополита Амвросия, который говорил: „между прочими милостями и щедротами, присно на служителей веры от престола твоего изливаемыми, ныне тобою возниспосланное благо, в виде нового постановления о усовершенствовании духовных училищ, есть дар для самой церкви, дар совершенный, сошедый свыше от Отца светов. Ваше величество ведая апостольски, что телесное обучение вмале, а благочестие на всё полезно есть, преподав правила и способы к распространению общенародного просвещения, не укоснили равно усилить вящшими познаниями и духовенство, предположа достаточнейшие меры и для приобретения в оных желаемых успехов, и для подкрепления всего сословия, служащего алтарю Господню, да послужит с радостью, а не воздыхающе“.
Комиссия духовных училищ начала свое дело торжественным открытием с.-петербургской духовной академии 17 февраля 1809 года. Так как это являлось так сказать пробным камнем реформы, которую применять решено было постепенно, а не сразу, то понятно, к академии была приложена особливая заботливость комиссии. Студенты были выбраны лучшие из всех епархий. Профессора были назначены также из лучших сил духовных и светских. Когда в 1814 году состоялся первый выпуск, это был действительно блестящий выпуск. Комиссия сочла долгом сделать о нём доклад государю. Это было время торжества России над всею Европой, после изгнания французов. Государь был полон сознания сказавшихся в пережитых им великих событиях чудесных Проявлений промысла, полон желания, особенно живого и решительного, посвятить себя и всё свое царствование Божию имени и славе. При докладе комиссии государь сказал: „слава и благодарение Всевышнему, благословившему мои намерения доставить церкви достойных пастырей“. В указе на имя комиссии, изданном вслед за тем, вверяя комиссии как новообразованных учителей, так и училища, и поручая ей, призвав Спасителя на помощь, употребить все усилия к достижению предположенной ею цели, государь писал: „просвещение, по своему значению, есть распространение света, и, конечно, должно быть Того, Который во тьме светится и тьма Его не объят. Сего-то Света держась во всех случаях, надлежит вести учащихся к истинным источникам и теми способами, коими учит Евангелие очень просто, но премудро. Там сказано, что Христос есть путь, истина и жизнь. Следовательно, внутреннее образование юношей к деятельному христианству да будет единственною целью сих училищ. На сем основании можно будет созидать то учение, кое нужно им по их состоянию, не опасаясь злоупотребления разума, который будет подчинен освящению Вышнему“.
Реформа, предположенная комиссиею духовных училищ относительно обеспечения духовенства, не осуществилась главным образом вследствие постигших Россию испытаний в 1812 году. Но духовно-учебная реформа принесла неисчислимые плоды. Довольно сказать, что она оживила духовную науку, освободив от схоластики, и, освободив от латыни, поставила ее на родную почву. Первые выпуски петербургской академии оставили глубокий след в духовной жизни России. И низшие духовно-учебные заведения, семинарии и духовные училища, оживились и сделались доступнее, так как прежнее их число — к началу царствования Александра — 150 возросло к концу его царствования до 344. Весь „организм духовного просвещения“ оживился, „впервые получив систематические, прочные основы и верные задатки для своего прогресса“.
Резкую черту в психической жизни императора Александра и в характере его царствования произвели наполеоновские войны. Александр сначала вступил в борьбу с Наполеоном в союзе с Австрией, потом с Пруссией, оба раза неудачно. Затем последовало сближение между двумя императорами и Наполеон предлагал Александру разделить пополам весь мир. Но вскоре Александр и Наполеон сделались непримиримыми врагами. Начался памятный в мировой истории поход на Россию „двадесяти язык“, русская земля буквально залита была кровью, Москва сожжена, храмы подвергались поруганию. Александр заявил, что он скорее удалится в Сибирь, нежели поддастся Наполеону. „Он, или я; но вместе мы царствовать не можем“. Россия, как один человек, поднялась на защиту веры и отечества. Началось отступление дикой армии, завершившееся полною катастрофой для недавнего победителя мира — Наполеона. Что видел, слышал Александр в тяжелые эти времена, что перечувствовал, осталось в тайниках его духа. Нашел ли он в трудные минуты поддержку среди своих, или оставался одинок. Какое впечатление произвело на него то, что армия народов, считавшихся культурными, оскверняла храмы, грабила, жгла невинное патриархальное государство, словно дикая орда зверей. Александр об этом никому ничего не говорил, но всеми замечено, что после наполеоновских войн он стал совсем уже не тот. „Благодушие Александра помутилось: его всегдашняя кротость и доброта не исчезли; но они утратили свою свежесть и непосредственность, они казались более следствием самообладания, чем непосредственным излиянием благостной природы. Бывали времена, когда черные тучи надвигались на душу Александра и кроткий государь становился неузнаваем“. Продолжительное пребывание в условиях, когда в его руках колебалось положение всего мира и когда слепое счастье то переходило в его руки, то ускользало из них, то опять возвращалось, — развило в нём мистико-созерцательное настроение. К сожалению, отсутствие прочных основ православного воспитания было причиною того, что, посещая православных отшельников и подвижников, Александр едва ли не более сближался с различными экзальтированными лжеучителями и лжеучительницами, что при полной религиозности государя, которого митрополит Филарет называл в истинном смысле оправдывавшим свое именование благочестивейшего и вселенским проповедником благочестия, Россия стала притоном всевозможных сект, свивавших себе гнезда даже в высших правящих сферах и известных под общим именованием мистицизма.
Последние годы жизни Александра стали для него эпохою всеобщих разочарований. Против светлых реформ первой половины его царствования возникла реакция, увлекшая и его в конце концов на свою сторону. Сперанский подвергся почетному изгнанию, приближенным оказался Аракчеев, скоро ставший всесильным и своею деятельностью и обращением сделавший в потомстве хорошо известными так называемые аракчеевские времена. Филарет, впоследствии митрополит московский, подвергся немилости, а в милости оказывался тоже довольно известный юрьевский архимандрит Фотий, „исступленный фанатик“. Даже тот „священный союз“, который Александр заключил в 1815 году с двумя важнейшими государями Европы — католическим австрийским и протестантским прусским, заключенный в цели сохранения всеобщего мира и братства народов, в руках хитрой политики, помимо воли государя, сделался обыкновенным политическим орудием к угнетению слабых.
Александр становился всё меланхоличнее, задумчивее, мнительнее. Он начал уединяться, проводил много времени в дальних путешествиях и редко принимал даже министров с делами. Государь, по выражению Вигеля, оставившего подробные мемуары о царствовании Александра, был похож на господина, который, наскучив сам управлять имением, сдал всё на руки строгого управителя, будучи уверен, что при нём крестьяне не избалуются. Государь стал мечтать о сложении с себя императорского сана и о переходе в жизнь частного человека. Во время своей последней поездки в Крым в октябре 1825 г. государь говорил уже об этом с большею определительностью. Вместе с Волконским занимаясь выбором места для дворца в Крыму и проектом его постройки, государь изъявлял желание, чтобы всё было устроено, как можно проще. Но Господь судил ему иное. В Крыму государь заболел лихорадкою, и, после двухнедельной болезни, 19 ноября 1825 г. скончался в Таганроге.
Кроме великой войны двенадцатого года, в царствование Александра была война с Турцией, закончившаяся бухарестским миром, по коему к России присоединена Бессарабия, а Сербии дана автономия, и война с Швецией, закончившаяся Фридрихсгамским миром, давшим России Финляндию и аландские острова. В результате войны с французами было присоединение к России варшавского герцогства, по парижскому миру 1815 года.
Александр I был в супружестве с принцессою баденскою Елизаветою Алексеевною, имел двух дочерей, Марию и Елизавету, которые умерли обе, на втором году жизни, в 1800 и 1808 годах.
Из сочинений об императоре Александре наиболее замечательна „История Александра I и его времени“, Н. Шильдера, Спб. 1898 г., в трех больших томах. Из прежних — „История царствования императора Александра I“, М. Богдановича, Спб. 1869—1871, 6 томов. Для истории церковной жизни более значительны: Ф. Терновского, „Характеристика императора Александра I“, Киев, 1878; П. Знаменского „Чтения по истории русской церкви в царствование Александра I“; Е. Прилежаева, „Царствование Александра I в истории духовной школы“, Спб. 1878; А. Покровского, „Царствование Александра I“ — „Христ. Чт.“ 1878. Множество материала разбросано в журналах: „Вестнике Европы“, „Русской Старине“, „Русском Архиве“, „Русском Вестнике“ и др.