АЛЕКСАНДР I ПАВЛОВИЧ,Император Всероссийский, род. 12 дек. 1777 г., старший сын Имп. Павла и его второй супруги, Марии Феодоровны (принцессы Виртембергской). Воспитание А. происходило под высшим наблюдением и по указаниям бабки его Екатерины II, горячо любившей своего внука и предназначавшей его к наследованию престола, помимо нелюбимого ею Павла. Главным воспитателем («попечителем») Вел. Кн. А. и его брата Константина был ген.-анш. гр. Н. И. Салтыков, ловкий, но ограниченный, царедворец, лишенный всякой педагогической подготовки. Собственно же воспитание и обучение А. было поручено швейцарцу Лагарпу, стороннику республиканских идей, поклоннику Локка и Руссо, сумевшему заслужить уважение и дружбу своего воспитанника. Воспитание А., будучи весьма отвлеченным, привило ему либеральные идеи, хотя и крайне неопределенного характера, но серьезных знаний ему не дало. 16-ти лет А. женили на 14-летней Баденской принцессе Луизе, получившей имя Елизаветы Алексеевны. Ранний брак прервал воспитание. Если теоретическое образование и воспитание А. протекали под влиянием Екатерины II и выбранных ею наставников, то своей военной подготовкой он всецело б. обязан своему отцу, у которого в «Гатчинской кордегардии» он учился строю. Юность А. направлялась так. обр. двумя противоположными течениями, — бабки и отца, при чём к обоимь он чувствовал горячую привязанность и мучительно страдал от их враждебных отношений. В необходимости угождать обеим сторонам, скрывать от них многие свои мысли и чувства, беспрестанно притворяться и т. п., следует искать зародыш той черты характера А., которая является первенствующей в его нравственной личности — двойственности, м.-б., даже известной двуличности, осложненной скрытностью и недоверием к окружающим. Военная школа Павла развила в А-ре, сохранившиеся в нём до конца жизни увлечение фронтом, солдатской выправкой и «парадоманию». В этом увлечении, видя в «муштре» альфу и омегу военного дела, А. превзошел даже своего брата Константина, считавшегося и бывшего на самом деле утонченнейшим фронтовиком: в 1817 г. Цесаревич Константин Павлович писал г.-ад. Сипягину: «Ныне завелась такая во фронте танцевальная наука, что и толку не дашь…, я более 20-ти лет служу и могу правду сказать, даже во время покойного государя был из первых офицеров, а ныне так премудро, что и не найдешься». Ежедневные маневры, учения и парады в Павловске, в рядах Гатчинских войск, устроенных и одетых по Фридриховскому образцу и отличавшихся крайне грубым и необразованным составом офицеров (по выражению одного из современников, гатчинские офицеры были «сором» Екатерининской армии), — отнимали у А-ра много времени, даже при жизни Екатерины. По вступлении же на престол Павла, А. почти исключительно должен был посвятить себя военной и преимущественно строевой службе. Он был сделан шефом л.-гв. Семеновского п., исправлял должности: Петербургского воен. губернатора, инспектора по кавалерии и пехоте в Петербургской и Финляндской дивизиях и председателя в военном департаменте (кроме того А. числился членом Совета и Сената). В действительности все эти многосложные обязанности сводились, глав. обр., к строгому выполнению массы ненужных служебных мелочей, и А., по собственному признанию, в Павловские дни терял всё свое время «на выполнение обязанности унтер-офицера». К этому же времени относится начало дружбы А. с Аракчеевым, легшей тенью на всё его царствование. Для характеристики А. любопытно отметить, что одновременно с искренней и горячей дружбой к Аракчееву, он мог питать столь же искреннее, хотя и оказавшееся менее прочным, расположение к людям совершенно противоположного рода — Ад. Чарторижскому, Строганову, Новосильцеву, Кочубею, Сперанскому… Под конец царствования Павла положение А-ра стало особенно трудно, хотя он и не принимал личного участия в том придворном заговоре, который в ночь с 11 на 12 марта 1801 г. лишил Павла жизни и престола. Тяжелое душевное состояние усилилось еще благодаря тому, что Павел, всё время не доверяя сыну, в виду ранее упомянутых намерений своей матери лишить его престола, заподозрил А. в честолюбивых замыслах. Покорность, внимание и предупредительность А. нимало не действовали на Павла, и тот не стеснялся вслух выражать предположение «усыновить» принца Евгения Виртембергского (плем. Им-цы Марии Феод.) и «возвести его на такую высокую степень, которая приведет всех в изумление». Наконец, дело дошло до того, что 11 мар. 1801 г., накануне катастрофы, Павел арестовал домашним арестом обоих сыновей — А. и Константина, и ген.-прокурор Обольянинов, по поручению Им-ра, водил братьев в церковь «вновь присягать в верности». — Вступив на престол, и встреченный горячими и искренними приветствиями всей России, А. в манифесте 12 марта объявил, что он «купно с престолом восприял обязанность управлять… по законам и по сердцу» бабки своей Екатерины II, при чём он выражал надежду «вознести Россию на верх славы и доставить ненарушимое блаженство всем верным подданным». А., действительно, был одушевлен самыми благими намерениями и начал свое царствование целым рядом либеральных и гуманных мероприятий: 15 мар. последовал указ об амнистии беглецам, укрывавшимся в заграничных местах; 31 мар. дозволено открывать частные типографии 2 апр. было восстановлено действие Екатерининских жалованной грамоты дворянству и городового положения, и уничтожена тайная экспедиция; в тот же день была учреждена комиссия для пересмотра уголовных дел Павловского времени, уничтожены пытки, восстановлен ввоз иностранных книг; 22 мая было установлено освобождение священно-служителей от телесных наказаний и т. д. Еще раньше, 15 марта, было освобождено до 700 арестантов, и Петропавловская крепость вдруг опустела — и надолго. В числе освобожденных от наказаний были, между проч., знаменитый А. Н. Радищев и артиллерии подполковник А. П. Ермолов, бывший в ссылке в Костроме. Сверх того, было повелено: «всех выключенных по сентенции военного суда и без суда генералов, штаб и обер-офицеров, считать отставленными от службы»; эта милость была распространена и на гражданских чиновников всех ведомств. Число лиц, восстановленных этими актами в правах, простиралось до 12,000 чел. Из первых распоряжений А. по военной части следует отметить: во 1-х, объявление 31 марта 1801 г. росписи кав. и пех. полкам, коим было приказано именоваться прежними историческими именами, вместо введенного Имп. Павлом названия по именам шефов; во 2-х, указ 9 апр. — об обрезании пуклей у солдат, но косы еще были сохранены и, имея четыре вершка длиною, должны были завязываться в половину воротника. «Е. И. В., делая сие облегчение, говорится в указе, надеется, что гг. шефы тем более будут наблюдать опрятность нижних чинов». Вообще же русская армия избавилась от кос только во время второй войны с Наполеоном: 2 дек. 1806 г. воен. коллегия получила следующее Высочайшее повеление: — «Государь Император, в облегчение войск, Высочайше повелеть изволил всем нижним воинским чинам, исключая гвардии и гусарских полков, обрезать косы под гребенку; что же касается до генералов, штаб и обер-офицеров, Е. Вел. предоставляет им поступать в сем случае по собственной воле». Екатерининская форма обмундирования не была восстановлена А-ром в войсках: были установлены узкие и чрез меру короткие мундиры со стоячими воротниками, столь высокими «что голова казалась, как бы в ящике и трудно было ее поворачивать». — Первый период царствования А. (1801—1810) обычно называется «эпохой преобразований»; историк Н. К. Шильдер с большим основанием предлагает назвать этот период — «эпохой колебаний». Сперва А. предположил крупные реформы в управлении государством и приступил к ним при содействии особого келейного совета из гр. П. С. Строганова, Н. Н. Новосильцева и кн. А. Чарторижского; к этому делу был привлечен и Лагарп, но были осуществлены лишь частные преобразования. В 1802 г. 18 сентяб. было учреждено 8 министерств, в том числе два м-ства обороны: военных сухопутных сил и морских сил, во главе которых были поставлены ген.-от-инф. С. К. Вязьмитинов и адмир. гр. Н. С. Мордвинов (вскоре замененный вице-адмир. П. В. Чичаговым); военная и адмиралтейств коллегии были пока оставлены на прежнем основании, но подчинены м-рам. Одновременно с учреждением м-ств последовал указ о расширении прав Сената дозволением ему представлять Государю о таких указах, которые сопряжены с большими неудобствами при исполнении, либо несогласны с другими законами, либо не ясны. Однако практика показала, что первая же попытка Сената воспользоваться новым нравом (21 марта 1803 г.) была в тоже время и последней. 20 февр. 1803 г. последовал указ о вольных хлебопашцах — первый шаг крестьянской освободительной реформы. Затем, после первых войн с Наполеоном, восходит звезда М. М. Сперанского, и одновременно — звезда А. А. Аракчеева. Оба они в одно и то же время (в 1807—1810), как это ни странно, пользовались, по удостоверению современников, безграничною доверенностью А. Назначенный 13 январ. 1808 г., воен. м-ром, Аракчеев потребовал устранения ген.-ад. гр. Ливена от личного доклада, по военным делам Императору, уничтожения военно-походной канцелярии и хотел господствовать над г-щими действ. армий; А. на всё изъявил свое согласие. В то же время Сперанский совместно с А. вырабатывал проект учреждения Государств. Совета, являвшегося по мысли Сперанского второй палатой после предположенной тем же Сперанским первой палаты — Гос. Думы. Как известно, был учрежден только один Государственный Совет (1 янв. 1810 г.), в числе департаментов которого д-т военных дел являлся высшим законодательным учреждением по военным вопросам. Характерно, что Государь, при рассмотрении проекта Гос. Совета, составленного Сперанским, находясь всё время в сопровождении Аракчеева, держал последнего в полном неведении относительно предстоящей реформы и сообщил ему о ней лишь накануне обнародования. Крайне огорченный, Аракчеев, тем не менее согласился принять пост председателя деп-та воен. дел Гос. Совета. Учреждением Гос. Совета закончился первый период царствования А. В течение этого времени, кроме ряда мер внутренних, очень много внимания А. должен был уделять внешне-политическим осложнениям, вовлекшим Россию в целый ряд войн. Иностранными делами в России сперва ведал гр. Панин, сторонник англофильской политики, один из участников заговора против Павла. Последнее обстоятельство, в связи с тогдашними симпатиями А. к Бонапарту — первому консулу, привело к концу 1801 г. к устранению Панина от дел. При преемнике Панина, гр. Кочубее, А. сам стал с особенным усердием заниматься внешнею политикою. Хотя Кочубей был горячим приверженцем невмешательства в дела З. Европы, считая, что России не следует связывать себя союзами с кем бы то ни было и заключать какие-либо договоры, кроме торговых, будучи со всеми в то же время в хороших отношениях, чтобы всё внимание пр-ства могло быть посвящено улучшению внутреннего положения империи, — но, тем не менее, эти взгляды, одобренные формально А., не были осуществлены. Уже в начале 1802 г. был сделан первый шаг к совершенно иной политике: в Мемеле состоялось, вопреки настоянию Кочубея, свидание А. с прусским королем Фридрихом-Вильгельмом III и королевой Луизой, которое положило прочное основание личной дружбе А. к королевской чете: при содействии королевы Луизы, А. в Потсдаме, у гроба Фридриха В., поклялся в вечной дружбе к Пруссии и рыцарски сдержал эту клятву. Эта дружба впоследствии сделалась одним из влиятельнейших факторов русской внешней политики, и этой дружбе прусский король всецело был обязан сохранением своей монархии, Россия же взамен ничего не получила от Пруссии. В 1803 г. произошел новый разрыв между Францией и Англией, приведший к долгой и упорной борьбе, которая окончилась лишь со свержением Наполеона. Ко времени разрыва произошел также перелом в личных отношениях А. к Бонапарту: в 1802 году Б. принял звание пожизненного консула, после чего А. стал смотреть на него, как на преступного честолюбца, тирана, нарушителя конституции, и резко порицал его поведение (письма к Лагарпу). В 1804 г., после казни герцога Энгиенского (9 мар.), уже зародилась против Б. целая коалиция держав, душой которой явился А. Эта коалиция стала реальностью после принятия Бонапартом 6 мая 1804 г. императорского титула и бесцеремонного перекраивания им политической карты Европы. Хотя Австрия и Пруссия сильно колебались, труся перед Наполеоном, но А. твердо решил начать борьбу. В 1805 г. Россия, Швеция, Англия и Австрия составили коалицию, и к осени начались военные действия. Неудача при Аустерлице разорвала коалицию: Австрия немедленно отпала и русским пришлось заключить перемирие. Но мира с Наполеоном А. не желал; с начала 1806 г. было приступлено к усилению оборонительных средств России; прежде всего пришлось укомплектовать сильно расстроенную продолжительным походом армию, в которой к тому же появились эпидемии. Еще во время похода наши войска голодали, не имели сапог, у них появился упадок духа, некоторая распущенность и недовольство, выразившееся, между прочим, в том, что в Ольмюце 16 ноября 1805 г. А. был очень холодно и «в глубоком молчании» встречен своей армией. Поэтому нужно было употребить не мало усилий для подготовления армии к новой войне, которой А. жаждал как реванша за Аустерлиц. Распадение коалиции, смерть Питта, сближение Пруссии с Францией, хотя и побудили А. летом 1806 г. отправить в Париж Убри для мирных переговоров, но подписанный этим уполномоченным мирный трактат А. не ратификовал, найдя его «противным чести и обязанностям России в рассуждении союзников её, безопасности государства и общего спокойствия Европы». Вместе с тем, в виду неудовольствия Фридриха-Вильгельма против Наполеона, А., верный дружбе с королем Пруссии, вновь сблизился с ним, несмотря на весьма двусмысленное поведение Пруссии в 1805 г. На этот раз влияние А. возобладало в Пруссии: она внезапно отказалась от мирной политики и, вспомнив заветы Фридриха В., потребовала от Франции вывода её войск из Германии. В ответ на этот вызов Наполеон 24 сент. 1806 г. объявил войну Пруссии и через восемь дней сокрушил ее ударом под Иеной. Однако поражение Пруссии не остановило А.: 16 ноября 1806 г. он объявил о начатии войны с французами. Эта война, объявленная Св. Синодом народной, направленной против Бонапарта, как гонителя православной церкви, мечтавшего провозгласить себя Мессией, окончилась также неблагоприятно для России Тильзитским миром, давшим, впрочем, России Белостокскую область. Этим же миром была восстановлена Наполеоном Польша под названием Великого Герцогства Варшавского. К этому же периоду (конец 1806 г.) относится и начало войны с Турцией, вызванной восстанием сербов (Кара-Георгий) и окончившейся лишь к 1812 г. Одновременно происходила война и с Персией (1803—1813) из-за присоединения к России Грузии и Мингрелии, а также война со Швецией 1808—1809 гг. Эти три войны принесли России несколько новых земель: турецкая — довела наши границы до Прута и Дуная; персидская дала нам ханства — Бакинское, Кубинское, Дербентское, Нухинское и др.; шведская — всю Финляндию. — Если период с 1801 по 1810 г., несмотря на многочисленные войны, был всё же посвящен в значительной степени реформаторской деятельности, то всё последующее время царствования А. (1811—1825) было наполнено, гл. обр., борьбой с Наполеоном и вмешательством России в дела Зап. Европы, где, благодаря победе над Наполеоном, А. претендовал на гегемонию. Решительная борьба с Наполеоном должна была возникнуть благодаря тому, что соглашение с Францией в Тильзите не было искренним и сколько-нибудь прочным: А. не мог забыть своего унижения; Наполеон, честолюбие которого во много раз превосходило самолюбие А., не мог примириться с тем, что есть другой монарх в Европе, могущий не быть послушным исполнителем его велений. Внешними поводами к Отечественной войне явился целый ряд случайных обстоятельств: нежелание русского Двора согласиться на брак Наполеона с В. К. Анною Павловною, оскорбившее Н. (1809); присоединение к французской империи владений герцога Ольденбургского, родственника русского Императора, вызвавшее формальный протест России, не принятый Францией; таможенная борьба из-за введения Наполеоном континентальной системы, хотя и направленной против Англии, но оказавшейся вредной для русской торговли, и некоторые другие более мелкие факторы. Войне 1812 г. предшествовало удаление от дел Сперанского, и этим самым были окончены попытки преобразований. Опалой Сперанского А. предполагал достигнуть успокоения умов русского общества (чиновников и дворян), весьма враждебно относившегося как к планам реформ и к личности реформатора, так и к союзу с Францией, сторонником которого быль Сперанский; А. сознательно пожертвовал Сперанским, к которому были предъявлены заведомо несправедливые обвинения в «измене» и изменнических отношениях с Наполеоном, между тем как Сперанский был всего лишь приверженцем его реформаторских административных идей. Война 1812 г., последовавшие затем походы и войны 1813—1814 гг. (см. русск.-франц. войны) привела к Венскому конгрессу (см. это сл.), на котором была реставрирована карта всей Европы, в смысле восстановления по возможности дореволюционных границ государств. Россия при этом приобрела Царство Польское (из быв. Герцогства Варшавского), получившее значительную автономию и конституцию. С 1815 г. чрезвычайное влияние на все внутренние дела России приобретает Аракчеев, являющийся в это время как бы вице-императором; А. же, всецело занятый ролью спасителя и успокоителя Европы, участвует на всех международных конгрессах, увлекается идеей Священного Союза трех государей (русск., австрийск. и прусск.) и всеми силами хлопочет о подавлении всюду мятежного духа великой французской революции, вызвавшей бурную эпоху войн и переворотов во всех политических и социальных отношениях. Вынеся на своих плечах всю тяжесть борьбы с Наполеоном, принеся крайне тяжкие жертвы для торжества европейских интересов, Россия получила слишком мало выгод от мира; это видно хотя бы из того, что по Венскому конгрессу она увеличила свою територию всего лишь на 2100 кв. миль с 3 мил. народонаселения, между тем как Австрия и Пруссия в общей сложности приобрели 4517 кв. миль с 15 ½ мил. жителей; государствен. дефицита России, по исчислению проф. Мигулина, достиг до 35 милл. Такие результаты чрезвычайного напряжения русских сил, в связи с отказом пр-ства от каких бы то ни было либеральных преобразований, и последовавшие затем своеобразные «реформы», в роде военных поселений, вызывали в России большое недовольство всех общественных кругов, выразившееся впоследствии в образовании целого ряда тайных обществ, в брожении среди войск армии и гвардии (бунт Семеновского полка в 1820 г.), в волнениях среди крестьян и т. п. Большое внимание во второй период своего царствования А. уделял армии; влияние Аракчеева в военных делах сильно ослаблялось влиянием ген.-ад. кн. П. М. Волконского, ненавидевшего Аракчеева, называвшего его не иначе, как «проклятый змей», и выражавшего убеждение, что «изверг сей губит Россию, погубить и Государя». Но и Волконский, и Закревский, и Ермолов, и Киселев и др., в подобных же выражениях высказывавшиеся «о вреднейшей» деятельности Аракчеева, все единодушно признавали невозможность устранить его от дел. Из последнего периода царствования А., в области общегосударственного управления следует указать на могущественную струю мистицизма и набожности, отразившуюся в учреждении м-ства духовных дел и народ. просвещения, вверенного кн. А. Н. Голицыну, в образовании Библейского общества, в покровительстве всякого рода пиетистическим сектам и т. п. Торжественное открытие 15 (27) марта 1818 г. первого польского сейма, в связи с проникнутой конституционными мыслями речью А. и предоставлением автономии Финляндии, усилили в русских интеллигентных кругах либеральные надежды, но действительность показала, что А: на самом деле и не думал о какой-либо конституции для России и явно вступил на противоположный путь — откровенной реакции, вызвавшей закрытие всех тайных обществ, торжество Шишкова, Рунича, Магницкого, арх. Фотия и др. Министром иностр. дел в последний период был гр. Каподистрия, его сменил в 1822 г. гр. Нессельроде. Уход гр. Каподистрия был вызван упорным нежеланием А. помочь восставшим против султана грекам, так как А., по внушениям Меттерниха, смотрел на восстание греков исключительно как на революционное движение мятежных подданных против своего законного государя. В 1825 г., во время путешествия по России, 19 ноября А. умер в Таганроге после недолгой простудной болезни. Последние дни жизни А. были отравлены полученными им сведениями (донос Шервуда и др.) об обострении движения среди офицеров, о замыслах их совершить государственный переворот и добиться либеральных реформ. После смерти А. возникла легенда о том, что он, якобы, не умер в 1825 г. в Таганроге, а тайно скрылся и жил потом под видом странника «старца Федора Кузьмича» в течение нескольких десятков лет в Томске. Этот поступок б. будто бы вызван усилившимися религиозно-мистическими наклонностями А. и его желанием как-нибудь искупить свой грех — участие в замыслах против отца. Но следует признать, что эта легенда, которой склонялись верить многие очень серьезные люди, в роде, например, известного историка-биографа А. — Н. К. Шильдера, тем не менее, есть только легенда, не имеющая под собой сколько-нибудь солидных оснований (см. исследование по этому вопросу В. Кн. Николая Михаиловича, «Die Legende vom Tode Kaiser Alexanders I», в «Beiträge zur russischen Geschichte V. Schiemann» Berl. 1910). — Из войн, веденных при А., некоторые были вызваны важными государственными интересами, — такова война со Швецией 1808—1809 гг., которою закончилась многовековая борьба с нею за обладание берегами Балтийского моря, столь необходимого для России. Точно также нельзя не признать согласною с государственными интересами многолетнюю борьбу за упрочение нашего владычества на Кавказе, которая имела в виду твердо обосновать наши границы на юге. Все же другие войны А. — войны с Наполеоном и с Турциею являлись или продолжением начатого еще в XVIII в., при преемниках Петра В., вмешательства России в дела Зап. Европы, столь вредного для внутреннего развития русского народа, или же вызывались сочувствием к балканским народностям, будучи в то же время не нужными для собственно русских интересов, т. к. после обеспечения при Екатерине II обладания северными берегами Черного моря, дальнейшая борьба с Турцией представлялась явно излишней. — А. любил войну и военное дело, хотя очень часто вслух выражал противоположное мнение. Лично он участвовал в войне 1805 г.: был обстрелян впервые в авангардном деле у Вишау (16 нояб.), играл фактически роль гл-щего в битве под Аустерлицем; он бесстрашно подвергал себя опасности, бросаясь несколько раз во главе гвардейцев на ряды французов. Его храбрость — вне всякого сомнения, хотя он заливался горькими слезами после Аустерлицкого поражения, будучи сильно расстроен физически и нравственно. Ему не доставало хладнокровия и глазомера полководца; он это не сразу, но скоро, сознал: вмешиваясь в 1805 г. очень часто в военные распоряжения Кутузова, он к 1807 г. уже пришел к убеждению, что он не обладает военными талантами и отказался от руководительства Бенигсеном. Сознание отсутствия полководческих талантов весьма печалило А.: он считал себя даже «бесполезным для своего народа, оттого, что он не в состоянии командовать армией». После первой войны с Наполеоном, А. чувствовал «побитой не столько армию, как самого себя» (Де-Местр). За войну 1805 г. Кавалерская Дума св. Георгия поднесла А-ру знак этого ордена 1-й степени, но А. поручил объявить Думе, «что знаки первого класса ордена св. Георгия должны быть наградою за распоряжения начальственные, что он не командовал, а храброе войско свое привел на помощь своего союзника, который всеми онаго действиями распоряжал по собственным своим соображениям, и что потому не думал он, чтобы всё то, что он в сем случае сделал, могло доставить сие отличие; что во всех подвигах своих разделял он токмо неустрашимость своих войск и ни в какой опасности себя от них не отделял, и что сколько ни лестно для него изъявленное Кавалерскою Думою желание, но, имев еще единственный случай оказать личную свою храбрость, и в доказательство, сколь он военный орден уважает, находит теперь приличным принять только знак четвертого класса онаго». — Система воспитания и обучения войск русской армии при А. I была в сущности продолжением Павловской системы: мелочи строевой службы точно также ставились на первый план, отнимали массу времени, делали весьма тяжким положение офицеров и особенно солдат; жестокие взыскания неумолимо назначались за малейшие погрешности. А. видел в этой муштре причину наших военных успехов и не отступать от неё ни в чём, несмотря на то, что многие обращали его внимание на злоупотребления: профессор Паррот в письме к А. в 1805 г., напр., указывал, что «офицер тиранит солдат из-за мелочей» и предостерегал против увлечения «формой и экзерцициями». Правда, давались иногда предписания (наприм., циркул. воен. м-ра Барклая-де-Толли 1810 г.) о том, что не следует «всю науку, дисциплину и воинский порядок основывать на телесном и жестоком наказании» и обращаться с солдатами «бесчеловечно», но они не могли достигать цели в виду усиливавшейся с каждым днем парадомании и страсти к муштровке. Можно еще указать на гуманные наставления гр. Витгенштейна (предп. г.-л. Гельфрейху 14-го июля 1817 г.), запрещавшие наказывать телесно нижних чинов за учение, «особливо же таким жестоким образом, каким оно часто делается. Мнение, будто у них нет честолюбия и будто одни побои на них действуют, есть самое несправедливое и с истиной несогласное; я сам командовал, говорит В., 9 лет полком и знаю, что можно довести целый полк до того, что он превосходным образом учиться будет, не употребляя сих жестоких наказаний». Были и в уставах запреты телесных наказаний рекрут во время учения, были отдельные лица среди офицеров и генералов, которые избегали всеми мерами применения палок и розог, но всё это являлось на практике редким исключением из общего правила. Вот что о тогдашних строевой службе и военном быте пишут современники: «Я такихь теперь мыслей о гвардии, что ее столько у нась учат и даже за 10 дней приготовляют приказами, как проходит колоннами, что если гвардии стать на руки ногами вверх, а головою вниз и маршировать, так промаршируют, и не мудрено: как не научиться всему. Есть у нас в числе главно-командующих танцмейстеры, фехтмейстеры». (В. К. Константин Павлович, 1817 г.). «Нигде не слышно другого звука, кроме ружейных приемов и командных слов, нигде другого разговора, кроме краг, ремней и вообще солдатского туалета и учебного шага. Бывало, везде песни, везде веселье, теперь нигде его не услышишь, везде циц-гаузы, и целая армия состоят из учебных команд. Чему же учат? — Учебному шагу, стойке и проч. Не совестно ли старика, которого ноги исходили десятки тысяч верст, которого тело покрыто ранами, учить наравне с рекрутом, который, конечно, в короткое время сделается его учителем» (генер. Сабанеев, 1820 г.). Даже образованные люди своего времени, как, напр., известный декабрист, командир Вятского полка полковник Пестель, прибегали к телесным наказаниям и полагали, что «одна строгость может искоренить давнишнюю лень и сильное нерадение». Жестокости и муштровка приводили к волнениям и даже бунтам в войсках; так, напр., известный бунт л.-г. Семеновского полка (в 1820 г.) был вызван исключительно бесчеловечностью командира, полк. Шварца. Сильно возросли и побеги из войск солдат, которые вследствие 25-летн. срока службы почти не имели надежды уйти в отставку, дававшуюся лишь беспорочно-служащим. Личный офицерский составь был очень плох, еще хуже был высший командный составь: составленная в 1823 г. Киселевым для А. характеристика генералов 2-й армии свидетельствует, что из 30 генералов этой армии 20 безусловно не соответствовали своему назначению — по отсутствию всякого образования, пьянству, глупости и т. п. Немудрено, что А. был очень дурного мнения о высших военных деятелях; прусскому королю он в 1820 г. заявил, что, он «многих хотел прогнать, но на их место являлись такие же»; то же самое А. высказывал неоднократно и другим (де Санглену — в 1812 г., Энгельгардту, Веллингтону — в 1815 г. и др.). — Царствование А. I принесло много перемен в области высшего военного управления, сравнительно с предыдущими царствованиями. Выше упомянуто об учреждении министерства военных сухопутных дел (8 сент. 1802 г.); этой реформой закончилась долгая борьба коллегиального начала в управлении с началом единоличным, при чём вполне восторжествовало последнее. С 1802 г. начались преобразования в строевом управлении войск: в 1806—1807 гг. была введена дивизионная организация. Дивизия заключала в себе не только пехоту, кавалерию и артиллерию, но и инженерные войска; число людей в ней равнялось 17.000 чел.; в военное время дивизии сводились в корпуса (по две дивизии в корпусе). Одновременно с этим была произведена и реорганизация в артиллерии: основною, строевою и хозяйственною артил. единицею была принята рота (12 орудий); все роты одной дивизии составляли артиллерийскую бригаду того же №, как и дивизия; каждая артил. бригада имела одинаковый составь: две батарейные роты, одна легкая рота, одна конная и одна понтонная. Еще раньше, в 1802 г., последовало отделение инженерных войск от артиллерии, составлявших до того одно ведомство. 1805—1806 гг. вызвали к жизни особый военный институт — земское ополчение (маниф. 30-го нояб. 1806 г.), из которого впоследствии были выделены ратники в особое подвижное земское войско, в составе 200 т. чел. (1807 г.). С 13-го окт. 1808 г. Вязьмитинова в должности военного министра заменил гр. Аракчеев. Свою деятельность последний начал с уничтожения независимости военно-походной Е. В. канцелярии и генерал-аудиториата, которые ему удалось вполне подчинить военному министру, но попытки его упорядочить ведение дел в еще существовавшей военной коллегии не привели к каким-либо результатам. Управление воен. м-вом Аракчеева было непродолжительно: при учреждении 1-го янв. 1810 г. Г. Совета Аракчеев получил назначение на пост председателя д-та военных дел Г. Совета, находя, что он «сам будет лучше дядькою, нежели над собой иметь дядьку». Военным министром был назначен ген. М. Б. Барклай-де-Толли. При нём продолжались в воен. м-ве работы по преобразованию воен. управления, начатые при Аракчееве. Несколько помогло делу учреждение особой комиссии для составления военных уставов и уложений (9-го марта 1811 г.), во главе с М. Л. Магницким; благодаря связям этой комиссии с общими законодательными работами Сперанского, Магницкому удалось выработать «учреждение военного министерства», утвержденное в 1812 г. Военная коллегия с этого времени окончательно прекратила свое существование; во главе в. м-ва была поставлена единоличная власть министра; разделялось м-ство на семь департаментов (артил., инжен., инспект., аудит., комиссариат., провиант. и медиц.), канцелярию м-ра и особые установления (в.-топограф. депо, дежурство по рекрутской части, в.-ученый комитет и т. п.). Затем был учрежден особый совещательный орган — совет воен. м-ра. Одновременно было издано «учреждение для управления большой действующей армией», составленное комиссией Магницкого под сильным влиянием тогдашнего французского законодательства. В отношении строевого управления войск при Барклае было принято не мало мер: к окт. 1810 г. были сформированы корпуса; вместе с введением корпусной организации, из состава дивизии были выделены особые кавалерийские дивизии (2 кирасирские и 2 легкокавалерийские); прежние дивизии получили название пехотных. Затем в 1811 г. была сформирована особая внутренняя стража. Не мало усилий Барклай сделал для усиления численности русской армии, доведенной при нём с 600 т. чел. до 1 мил. 275 т. чел., считая ополченцев (1812 г.). В мар. 1812 г. Барклай был отправлен в действующую армию; заместителем его под названием «управляющего департаментами военного министерства» явился ген.-л. кн. А. И. Горчаков I, который был несколько ограничен в своих правах сравнительно с предшественниками: так, он не имел права личного всеподданнейшего доклада, права самостоятельного заключения контрактов на подряды и поставки и т. п. Как обнаружили последующие события, недоверие к кн. Горчакову имело полное основание: о его деятельности по обеспечению продовольствия армии и личных злоупотреблениях в этой области была образована следств. комиссия, согласно с которой Г. Совет признал Горчакова «подлежащим ответственности», от чего его избавила лишь смерть. В 1815 г. высшее управление воен. м-вом, по личной инициативе А., было радикально преобразовано на началах учреждения для управления большою действующей армией 1812 г. Во главе воен. ведомства был поставлен начальник гл. штаба Е. И. В. ген.-адъют. кн. П. М. Волконский, являвшийся докладчиком государю по всем военным делам. В подчинении начальника гл. штаба находился воен. м-р, область ведения которого была ограничена, гл. обр., хозяйственной стороной воен. управления. Кроме начальника гл. шт. и воен. м-ра, очень близко к военным делам стоял и всесильный глав. начальник военных поселений Аракчеев. Воен. м-ром при этом преобразовании был назначен ген.-ад. П. П. Коновницын. При управлении воен. ведомством кн. Волконского было принято не мало очень важных организационных мер: квартирмейстерская часть (часть ген. шт.) была впервые включена в состав центрального воен. упр-ия, было основано училище для колонновожатых — зародыш воен. академии, учрежден корпус топографов, учреждены ген.-инспекции артиллерии и инженеров. Строевые войска были разделены на две армии и пять отдельных корпусов (Финл., Литов., Грузинский, потом переименованный в Кавказский, Оренбургский и Сибирский). Отдельно была поставлена польская армия и земли казачьих войск. Целый ряд отдельных положений — о провиантском управлении (1816 г.), об управлении артиллериею (1817 г.), об инженерном корпусе (1819 г.) и др. — относится к этому же времени. В 1823 г. кн. Волконский был замещен ген.-ад., бар. И. И. Дибичем. Гр. Коновницына на посту военного министра еще раньше сменил ген.-ад. П. И. Меллер-Закомельский; в 1823 г. преемником последнего был сделан ген.-от-инф. Татищев. При Дибиче не было предпринято сколько-нибудь выдающихся преобразований, можно отметить только изменение положения о совете воен. м-ра, игравшем незначительную роль таких же советов при прочих министерствах и не имевшем какого-либо законодательного значения, и издание нового положения об управлении артиллериею (1824 г.). — Личность А. I представляется в высшей степени интересной. Он стоял в центре многих великих событий, придавших его царствованию «характер увлекательного интереса и изумительного величия». Прежде всего, в психологии А. поражает двойственность, о причинах которой выше уже говорилось. С именем А. неразрывны представления о его стремлениях к политической свободе, о его симпатиях к либерализму и сентиментализму. Но одновременно с этим у него была очень прочная привычка к самовластью. Один из весьма близких к А. людей — кн. А. Чарторижский, писал, что «император любит внешние формы свободы, как можно любить представление. Он любовался собою при внешнем виде либерального правления, потому что это льстило его тщеславию; но кроме формы и внешности, он ничего не хотел и ничуть не был расположен терпеть, чтобы они обратились в действительность; одним словом, он охотно согласился бы на то, чтобы каждый был свободен, лишь бы все добровольно исполняли одну только его волю». В душе А. уживались не только искренний конституционализм, выразившийся в даровании свободных учреждений Польше и Финляндии, со столь же искренним самодержавием, не позволившим ему согласиться даже на скромную реформу Сперанского, но в нём в то же самое время мирно уживались и теоретическая любовь к человечеству, и практическое презрение к людям. Обладая сравнительно малой энергией и не особенно сильной волей, он с точки зрения фаталиста смотрел на события, стараясь по возможности в них не вмешиваться, и очень неохотно, особенно во вторую половину жизни, брал на себя инициативу и решение. Невысокий нравственный и умственный уровень современного А-ру русского общества, крупные злоупотребления во всех сферах службы, явные хищения казенного имущества, — всё это с каждым годом всё более и более развивало в А. скептицизм по отношению к людям и убивало веру в плодотворность каких бы то ни было реформ. Победа над Наполеоном, в котором А. видел олицетворение злого начала, а себя считал, не без влияния лести окружающих, Божиим посланником, предназначенным Провидением для торжества справедливости, усилило рост мистицизма и набожности, пышно расцветшие в последние годы царствования, в связи с некоторыми душевными терзаниями и неудачами семейной обстановки. Русское общество встретило вступление на престол А. бурными ликованиями; первые годы царствования все были полны светлыми надеждами, но долгие годы войн, фактический отказ А. от стремлений его юности, тяжелые экономические условия жизни всех сословий государства, свирепый деспотизм Аракчеева — всё это изменило отношения к А. его народа, и в последние годы жизни А. уже никто от него ничего не ожидал. Потомство скоро поняло характер А. «Император А. I, — писал А. В. Никитенко, — быль человек с честными намерениями и возвышенным образом мыслей, но ума не глубокого и шаткой воли. Такого рода люди всегда искренно расположены к добру и готовы его делать, доколе им улыбается счастье. Но возникают на их пути трудности — а это неизбежно — и они теряются, падают духом, раскаиваются в своих прежних широких и благих замыслах. Роль их требует великих дел, а им отказано в органе, посредством которого те совершаются, — в характере». Точно так же относятся к личности А. и современные историки. Проф. Н. Н. Фирсов (Спб. 1910 г.) называет его «глубоко несчастным человеком», «благожелательным неудачником на троне», «коронованным Гамлетом» (по выражению Герцена), «моральной жертвой всей русской истории XVIII века», — благодаря отсутствию воли и глубокому впечатлению от ужасного события 11 марта 1801 г., которое фактически отдало его во власть того слоя русского общества, который он в душе презирал, и нелюбовь к которому перенес впоследствии на Россию и всё русское. Еще суровее отзывается об А. Великий Князь Николай Михаилович (Ист. Вест., 1910, V), подчеркивая в нём «чрезмерную скрытность, недоверие к людям, иногда зависть к успехам других»…, заставляющие «строго отнестись к его деятельности и к его характеру». Интересы России не всегда были интересами А.: он был чужд национальной политики; его больше интересовали дела Европы, чем России, и он, не задумываясь, решался на войну из-за нежных чувств к прусской королевской чете, жертвуя русской кровью. Эпоха А. не принесла России счастья и не поставила ее на рельсы новой жизни. — (Литература об А. I очень обширна. Главнейшие труды: М. И. Богданович. История Имп-ра А-ра I. Спб. 1869—1871; С. М. Соловьев. Имп. А. I (Политика. Дипломатия). Спб. 1877; А. Н. Цыпин. Обществ. движение при А. I. Спб. 1871; Н. К. Шильдер. Имп. А. I. Его жизнь и царствование. Спб. 1898; В. И. Семевский. Политич. и обществ. идеи декабристов. Спб. 1909 г.; проф. Шиман. Алекс. I, перев. с нем. М., 1908; А. Вандаль. Наполеон и Алекс. I, перев. с фр., т. I. Спб., 1910 г.).
.jpg)
.jpg)
.jpg)
.jpg)