ОТЕЛЛО,
ВЕНЕЦІЯНСКІЙ МАВРЪ.
править
(*) «Отелло» Шекспира не въ первый разъ является на русскомъ языкѣ: на сценѣ играютъ у насъ чрезвычайно-тяжолый и нескладный прозаическій переводъ, г-на Ив. П--ва; былъ въ «Репертуарѣ» даже, (когда онъ выходилъ отдѣльно отъ «Пантеона»), напечатанъ переводъ «Отелло» въ стихахъ; не-смотря на это, мы рѣшились напечатать переводъ г-на Лазаревскаго, въ той увѣренности, что хорошій переводъ Шекспировой піесы, на русскомъ языкѣ, будетъ всегда самою отрадною новостью. Ред.
Венеціанскій Дожъ.
Брабанціо, сенаторъ, отецъ Десдемоны.
Два другіе сенаторы.
Граціано, братъ Брабанціо.
Лодовико, родственникъ Брабанціо.
Отелло, Мавръ.
Мишель Кассіо, лейтенантъ.
Яго, знаменоносецъ Мавра.
Родриго, венеціянскій дворянинъ.
Сенаторы, офицеры, вѣстники, музыканты, матросы, свита.
Монтано, предшественникъ Отелло въ управленіи Кипромъ.
Шутъ при Отелло.
Герольдъ.
Десдемона, дочь Брабанціо, жена Отелло.
Эмилія, жена Яго.
Біанка, любовница Кассіо.
ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.
правитьСЦЕНА I.
правитьЭ, лучше замолчи ужъ Яго! — Мнѣ
Казалось-бы, что дѣло-то твое
Не больно чисто здѣсь; — подумай самъ —
Вѣдь ты другой хозяинъ въ кошелькѣ
Моемъ, — а ты вѣдь, Яго, зналъ объ этомъ….
Проклятіе! — Да слушайте-жъ, синьйоръ, —
Ну, если я когда-нибудь объ этомъ
Хотя во снѣ мечталъ — гнушайтесь мною!
Ты толковалъ о ненависти вѣчной….
Вы въ-правѣ презирать меня, синьйоръ,
Когда я эту ненависть забуду.
Представьте: трое знаменитыхъ гражданъ
Не-разъ просили лично гордеца,
Чтобъ сдѣлалъ, знаете, меня своимъ
Онъ лейтенантомъ; — и, клянуся честью,
Себѣ я цѣну знаю; — кажется,
Я стоилъ-бы такого повышенья;
Но изъ тщеславія и личныхъ выгодъ,
Онъ отъ просителей отдѣлался
Чертовски ловко, насказавъ имъ бездну
Великолѣпныхъ пустяковъ, закидавъ
Ихъ кучею военныхъ терминовъ,
И наконецъ — отказъ. — «Я, — говоритъ, —
Себѣ уже назначилъ лейтенанта!»
Кто-жъ это? — Вотъ ужъ мудреца нашелъ!
Какой-то Флорентинецъ Кассіо,
Нарядный шутъ, который радъ молиться
Любой смазливой дѣвочкѣ, — въ бою
Ни разу неводившій эскадрона,
И дѣло битвы понимающій
Не лучше пряхи, — но за то куда
Какъ бойкій на теоріи, на книгѣ….
Да, здѣсь и ветхіе сенаторы
Большіе то-же мастера у насъ!
Безъ практики пустая болтовня —
Вотъ все его военное искусство!
По все-таки онъ избранъ; ну — а мнѣ,
Который бился на его глазахъ
Въ Родосѣ, Кипрѣ и другихъ странахъ
Языческихъ и христіанскихъ, — мнѣ
Въ вознагражденье — бездна обѣщаній!
Оно и кстати, — этотъ ариѳметчикъ —
Ужъ лейтенантъ, а я, благословясь,
Остануся ихъ мавританской чести
Пока простымъ знаменоносцемъ.
О,
Клянуся небомъ, Яго, что теперь
Хотѣлъ-бы быть я палачомъ его.
Но гдѣ-же средства? — Гдѣ-жъ, Родриго, средства?…
Вотъ службы ходъ у насъ, синьйоръ, обычный:
Чтобы служить усердно, ревностно,
Съ примѣрной пользой — нужны только подлость,
Рекомендательныя письма — вотъ и все!
Гдѣ ты, святая правда старины,
Когда за первымъ шелъ всегда второй!…
Судите-же теперь, синьйоръ, вы сами —
Могу-ли Мавру преданнымъ я быть?
Но почему-жъ его ты не покинешь?
О, я скажу, синьйоръ, скажу причину….
Вотъ видите: мнѣ крѣпко-бы хотѣлось
Хоть чѣмъ-нибудь да заплатить ему.
Всѣ мы начальствовать не можемъ — такъ!…
За то-жъ не каждый и начальникъ можетъ
Имѣть усердныхъ, преданныхъ людей; —
Вы знаете, конечно, много ихъ —
Покорныхъ, пресмыкающихся слугъ,
Что, рабства своего лобзая цѣпи,
Влачатъ ярмо работы до могилы,
Какъ глупые ослы, за клокъ соломы;
А одряхлѣютъ — этихъ честныхъ слугъ
Кнутомъ женутъ!… Но есть, синьйоръ, такіе,
Что подъ приличной маскою усердья,
Хлопочутъ только о себѣ; — они,
Кажись, такъ вѣрно служатъ, — для чего?
Чтобы набить себѣ карманъ вѣрнѣе, —
А съ золотомъ, синьйоръ, скажите сами,
Кому у насъ откажутъ въ благородствѣ?
Вотъ это люди дѣльные, съ душой,
Какъ говорится; я — одинъ изъ нихъ.
Будь Мавромъ я, я-бъ не хотѣлъ быть Яго,
И это вѣрно такъ, какъ вы — Родриго.
Служа ему, — что-жъ — грѣшенъ! не могу
Забыть и Яго бѣдняка.
Пусть судитъ небо насъ, по глубоко,
Душевно ненавидя Мавра, долженъ я
Казаться преданнымъ ему, — хоть, разъ
Еще клянусь, для личныхъ чисто цѣлей….
Да если-бъ мы поступками своими
Разоблачали тайный помыслъ сердца —
Не все-ль равно, что кинуть это сердце
Такъ, на распутье…" Клюй, кому угодно!…
О, нѣтъ — я не таковъ, какимъ кажуся….
Да, нужно, чтобы этотъ толстогубый
Былъ счастливъ, если могъ успѣть
Подобнымъ образомъ уладить дѣло.
Ну, что-же! подымайте старика,
На свѣжій слѣдъ искусно наведите,
Облейте ядомъ бѣшеный восторгъ
Отелло…. ненавистнымъ именемъ
Его будите улицы; родню
Венеціянки подстрекните. Да,
Синьйоръ Родриго! онъ теперь въ раю
Восторговъ — бросьте-жъ ядовитый пламень
На розы счастія его, — и если
Ужъ суждено ему упиться благомъ —
Все-жъ какъ-нибудь да можно отравить
Блаженство это; — все-жъ таки вполнѣ
Не будетъ наслаждаться гнусный Мавръ.
Вотъ домъ ея отца; я вызову
Его моими криками.
Кричите,
Синьйоръ, отчаянья ужаснымъ воплемъ,
Который тяжкою, мертвящей
Тоской сжимаетъ мысль, когда средь ночи
Шипѣнье огненныхъ языковъ
Пожара — мирный сонъ нежданно будитъ.
Брабанціо! синьйоръ Брабанціо!
Брабанціо! проснитесь! воры! воры!
Вставайте! Осмотрите домъ, запоры!
Зовите дочь! Скорѣе! воры! воры!
Кто тамъ внизу?
Синьйоръ! семейство ваше….
Теперь семейство ваше все ли дома?
Всѣ ль двери ваши заперты, синьйоръ?
Что за вопросъ? къ-чему? что это значитъ?
Да значитъ то, что обокрали васъ!…
Но одѣвайтесь-же! Вамъ говорятъ —
У васъ украли половину сердца,
И душу вашу растерзали. Да,
Теперь, быть-можетъ, въ это самое
Мгновенье, дикій коршунъ заклевалъ
Уже голубку вашу…. 1) О спѣшите!
Набатомъ разбудите спящій городъ, —
Иначе дьяволъ васъ пожалуетъ
Почетнымъ титломъ дѣдушки, синьйоръ….
Идите-же, — вамъ дѣло говорятъ!
Что за вранье? — Вы спятили съ ума?
Почтеннѣйшій синьйоръ! узнали вы
Мой голосъ?
Нѣтъ! но кто ты?
Я — Родриго!
О, это низко! — я вѣдь запретилъ
Тебѣ топтать пороги у дверей
Моихъ! Забылъ ты? — Я сказалъ тебѣ
Однажды навсегда, что дочь моя
Не для тебя; — и вотъ опять, и въ полночь,
Безумно распаливши чувство
Роскошною трапезой и виномъ,
И полный странной дерзости, пришелъ
Ты мирный сонъ мой буйно возмущать….
Синьйоръ! синьйоръ! синьйоръ!
Но потрудитесь убѣдить себя,
Что я еще имѣю столько власти,
По сану своему, и столько силъ
Въ себѣ, что отплачу тебѣ за дерзость.
О будьте терпѣливѣе, синьйоръ!
Что ты горланишь мнѣ о воровствѣ?
Вѣдь это, кажется, Венеція
Еще, и домъ мой не въ лѣсу, не въ полѣ….
Я прихожу къ вамъ съ чистою душой,
Брабанціо!
Толкуй ты съ нимъ! — Вы, синьйоръ, одинъ изъ тѣхъ людей, которые, не задумавшись, кинутъ Бога, если чорту вздумается кликнуть ихъ. Мы пришли сдѣлать доброе дѣло, а вы считаете насъ чуть не разбойниками. — Подумаешь, право, что вы сами бьётесь изъ того, чтобы породниться съ мавританскимъ жеребцомъ; что вы сами желаете тѣшить слухъ свой ржаніемъ маленькихъ своихъ внуковъ 3), сами хлопочете о томъ, чтобы добыть родичей рысистой да скаковой породы. 4).
О несчастный! кто ты презрѣнный?
Я человѣкъ, синьйоръ; человѣкъ, который пришелъ доложить вашей милости, что Мавръ теперь въ упоительномъ восторгѣ, а ваша дочь — въ его объятіяхъ…. 5)
Ты подлецъ!
Вы — сенаторъ….
О, ты отвѣтишь мнѣ за все! Тебя,
Родриго, знаю я.
Я, синьйоръ, готовъ
Вамъ отвѣчать; но умоляю васъ —
Дослушать. Развѣ съ вашей воли,
На вашу радость, — что отчасти можетъ
Казаться вѣроятнымъ, — Десдемона
Въ глухую пору ночи, безъ проводниковъ
Въ наемной, бѣдной лодкѣ гондольера,
Летитъ упасть въ презрѣнныя объятья. —
Въ добычу сладострастнаго Отелло?
О, если это вамъ, синьйоръ, извѣстно,
И вы благословили вашу дочь, —
То мы, конечно, дерзко и безумно
Васъ оскорбили; если-жъ вы не знали
Объ этомъ ничего еще — то мой поступокъ
Оправданъ самъ собою, — и сама
Собой уничтожается обида.
Не думайте, что я безчувственно
И грубо насмѣхаюсь и шучу
Надъ вами. Повторю опять, синьйоръ,
Когда изъ-подъ родительскаго крова,
Безъ вашего согласья, ваша дочь
Бѣжала, — о неискупимъ тогда
Ея проступокъ!… Какъ! пожертвовать
Своею красотою, дѣтскимъ долгомъ,
Образованіемъ своимъ, богатствомъ,
Бродячему скитальцу, пришлецу
Всесвѣтному!… Но правда правдою
Себя докажетъ: посмотрите сами,
Когда она теперь въ опочивальнѣ,
Или, по-крайней-мѣрѣ, въ этомъ домѣ
Тогда пусть грозный приговоръ закона
На голову обманщика падетъ,
И клевету презрѣнную накажетъ.
Огня! Зажгите факелы!… На верхъ,
Сюда! Зовите всѣхъ людей! — Оно
Такъ сходно съ сномъ моимъ, несчастье это!…
Ему уже я вѣрю! о, не даромъ
Предчувствіе такъ давитъ, давитъ душу!…
Огня! огня!
Теперь, синьйоръ, прощайте.
Я оставаться больше-не могу, —
Не-кстати, знаете, да что и пользы —
Быть мнѣ свидѣтелемъ противу Мавра?
Останься-жъ я, вѣдь это неизбѣжно. —
Я знаю, — не смотря, что это дѣло
Сенату не покажется конечно, —
Онъ побоится отрѣшить его:
Теперь онъ занятъ, слишкомъ кипрскою
Войною, — а по мнѣнію его,
Другаго, кромѣ Мавра, нѣтъ у насъ,
Кто-бъ могъ съ успѣхомъ кончить дѣло.
И потому, хоть я люблю его
Какъ муки адскія, — однако все-жъ,
Сообразивши вѣрно и умно
Итогъ на-право и на-лѣво, я
Надѣну маску преданной любви,
Но, честію клянуся, только маску….
Чтобы вѣрнѣй найти его, начните
Вы поиски свои отъ Саджиттери; 6)
Я съ Мавромъ буду тамъ. Теперь, прощайте!
О Боже! слишкомъ ты вѣрна
Моя потеря! — Да, ушла!… и старости,
Моей печальной, горькой старости
Покинула лишь слезы… только слезы!…
Гдѣ-жъ видѣлъ ты ее, Родриго, гдѣ? —
Дитя несчастное! — Ты говорилъ,
Что съ Мавромъ? — Кто теперь захочетъ быть
Отцомъ? — Какъ ты узналъ ее, Родриго?
О, обманули вы меня, мои
Надежды! — Что-жъ она тебѣ сказала?
Давайте больше факеловъ; будите
Родныхъ моихъ! — Какъ думаешь — они
Обвѣнчаны уже? —
Я думаю;
По-видимому такъ…
О небеса! —
Но какъ она ушла? — И, кровь родная,
Она мнѣ измѣнила! — О, теперь,
Отцы, не вѣрьте сердцу дочерей,
Не вѣрьте ихъ поступкамъ. — Нѣтъ-ли здѣсь
Волшебствъ какихъ, которыми чаруютъ
Дѣвичье молодое сердце?… Вы
Ничего такого не читали?
Читалъ, синьйоръ; мнѣ помнится….
Ко мнѣ
Скорѣй просите брата. — О, за-чѣмъ
Я вамъ ее не отдалъ? — Разослать
По всѣмъ дорогамъ! — Вы незнаете,
Гдѣ можно ихъ найти?
Да, я найду
Ихъ, если вамъ угодно слѣдовать
Съ надежной стражею за мной.
Идемъ,
Мой другъ! Я буду спрашивать во всѣхъ
Домахъ, — во многихъ даже власть могу
Употребить…. Пусть люди всѣ вооружатся!
Да отыскать скорѣй ночную стражу!
О, я цѣню, синьйоръ, усердье ваше!
СЦЕНА II.
правитьХотя по долгу добраго солдата,
Я хладнокровно въ битвахъ убивалъ
Людей, но все-жъ-таки того я мнѣнья,
Что грѣхъ противу совѣсти — убить
Обдуманно; во мнѣ не достаетъ,
И очень-часто, злобы на душѣ,
Хоть пользы видны ясно — девять
Иль десять разъ мои вѣрный, острый мечъ
Просился съ боку моего въ чужой 7).
Я радъ, что ты порывъ свой удержалъ.
Но онъ такъ дерзко говорилъ о васъ,
Что съ маленькой моею добротой
На силу я себя переневолилъ.
Законно-ль вы обвѣнчаны, синьйоръ?
Со всѣми-ль формами, какъ водится
У насъ? — чтобъ это было вѣрно, знаете…
Не то — «великолѣпный» 8) такъ любимъ
И мнѣніемъ въ Совѣтѣ столько силенъ,
(Сильнѣе вдвое Дожа) что, пожалуй,
Еще и разведетъ онъ васъ; — своимъ
Вліяньемъ, съ помощью законовъ, онъ
Хлопотъ надѣлать можетъ бездну вамъ,
Мой генералъ.
Пусть онъ изобрѣтаетъ,
Какой ему угодно планъ: — въ отвѣтъ,
На жалобы его и клевету,
Я раскажу почетныя заслуги
Мои Республикѣ; — я объявлю
Мой знаменитый родъ; — когда
Увижу, что во мнѣніи людскомъ
Тщеславіе меня возвысить можетъ, —
Я укажу на предковъ царской крови….
По не могу-ли я безъ лишняго
Смиренія и то сказать, что счастіе
Мое всегда шло только на-ровнѣ
Съ моею личною заслугой.
Да Яго, не люби я жарко такъ,
Такъ беззавѣтно милой Десдемоны,
О, я не отдалъ бы раздольную свою
Судьбину и за всѣ сокровища
Морей… Но посмотри, что за огни
Сверкаютъ тамъ?
Конечно, пробужденный
Отецъ съ родней своей. — По мнѣ, синьйоръ,
Такъ лучше-бъ вамъ уйти отсюда.
Нѣтъ!
Я долженъ здѣсь остаться. Мой характеръ,
Мой санъ и совѣсть чистая меня
Правдиво выкажутъ… Такъ, это онъ
Дѣйствительно?
Клянуся Янусомъ,
Я, кажется… да, точно я ошибся.
Мой лейтенантъ и офицеры Дожа!
Да будетъ ночь, друзья, на радость вамъ!
Что новаго?
Привѣтствуетъ васъ Дожъ,
Мой генералъ! — онъ ждетъ васъ съ нетерпѣньемъ
Теперь, сію-жъ-минуту.
Дожъ? теперь?
Не знаешь-ли за-чѣмъ?
Мнѣ кажется,
Получены извѣстія изъ Кипра;
Дѣла должны быть важныя. Съ галеръ
Явились къ намъ, за эту ночь, уже
Двѣнадцать вѣстниковъ. Сенаторы
Почти ужъ всѣ у Дожа собрались;
Къ вамъ посылали на домъ много разъ,
Но васъ ни-разу дома не застали.
Теперь три партіи солдатъ вездѣ
Васъ по городу ищутъ.
Ну, я радъ,
Что вы нашли меня. Полслова только
Скажу домашнимъ, и потомъ пойдемъ
Всѣ вмѣстѣ.
Что подѣлываетъ здѣсь
Нашъ генералъ, скажи-ка, Яго!
Э, въ эту ночь, нашъ генералъ гальйонъ
Богатый захватилъ; и если призъ
Окажется законнымъ — дѣло въ шляпѣ!
Я ничего не понимаю, Яго!
Ну, онъ женился.
Яго! онъ женился?
На комъ?
На… Генералъ! угодно вамъ
Идти?
Идемъ скорѣе.
Вотъ другой
Отрядъ, который тоже ищетъ васъ.
Брабанціо! О, будьте осторожнѣй,
Мой генералъ! Конечно, онъ идетъ
Съ дурнымъ намѣреньемъ.
Остановитесь!
Синьйоръ, вотъ Мавръ!
Схватить ночнаго вора!
А, это вы, Родриго! Не угодно-ль вамъ
Начать со мною?
Вложите свѣтлые
Мечи! Да не покроетъ ржавчиной
Роса полночи доблестную сталь.
Синьйоръ! вы можете повелѣвать
Успѣшнѣй, нежели оружіемъ,
Своею честной сѣдиною здѣсь.
Безчестный воръ! гдѣ дочь? гдѣ дочь моя?
Проклятый, какъ твое искусство, ты
Очаровалъ ее. — Судите-жъ насъ,
Вы, люди добрые!.. Могла-ль она,
Безъ чаръ, безъ гнусныхъ заклинаній,
Она — прекрасная, счастливая,
Едва расцвѣтшая, любивши такъ
Свою дѣвичью волю, отказавши гордо
Богатымъ, благороднымъ женихамъ
Роднаго города… могла-ль она
Рѣшиться, — бросивъ на позоръ толпы
Безстыдно имя честное, — бѣжать
Въ глухую ночь отъ дѣвственнаго ложа
Въ объятья чорнаго урода, Мавра?..
Не правда-ль, отвращенье, а не страсть,
Вселить онъ только можетъ?.. Будь судьей
Моимъ весь міръ!.. О это слишкомъ-видно,
Что только чарами нечистыми
Ты могъ увлечь ее; что только травами,
Да наговорами могъ воспалить
Въ невинномъ сердцѣ темныя желанья…
О, это все разсмотрятъ! — Да… оно
Иначе быть не можетъ!.. Между-тѣмъ
Я долженъ взять тебя за твои развратъ,
За гнусную, проклятую науку,
Противную законамъ… Взять его!
Живаго или мертваго — по взять!
Остановитеся, рабы! — и вы,
Друзья мои, остановитесь…
О, если нужно дѣйствовать мечомъ,
Помощниковъ не нужно мнѣ!.. синьйоръ,
Гдѣ вамъ угодно выслушать меня?
Въ тюрьму тебя, — пока въ урочный срокъ
Не призовутъ къ отвѣту предъ лицо
Закона.
Какъ-же я могу, синьйоръ,
Повиноваться вамъ, не презирая
Велѣній Дожа? Вотъ кругомъ его
Служители… Они зовутъ меня
Въ Совѣтъ, по государственному дѣлу.
Дѣйствительно, достойнѣйшій синьйоръ!
Свѣтлѣйшій Дожъ уже въ Совѣтѣ. Къ вамъ
Я тоже, думаю, уже послали.
Какъ, Дожъ уже въ Совѣтѣ? Въ полночь? — Отвести-жъ
Его туда, и это дѣло важно.
Великій Дожъ и благородные
Сенаторы должны считать, мою
Обиду личнымъ оскорбленьемъ.
Да, ежели мы будемъ оставлять
Подобныя дѣла безъ наказанья…
Такъ скоро эта сволочь нехристей
Поганыхъ, да рабовъ, предписывать
Начнетъ свои законы самому
Сенату.
СЦЕНА III.
правитьВсѣ эти вѣсти столько разногласны,
Что трудно вѣрить ямъ.
Дѣйствительно,
Онѣ довольно-странны. — У меня
Въ письмѣ показано сто-семь галеръ.
Въ моемъ сто-сорокъ.
А въ моемъ такъ двѣсти.
Но хоть во всѣхъ извѣстьяхъ этихъ счетъ
Невѣренъ, — гдѣ однѣ догадки, тамъ
Противурѣчья ужъ необходимы, —
По-крайней-мѣрѣ, нѣтъ сомнѣнья въ томъ,
Что это Турки, и что этотъ флотъ
Идетъ на Кипръ.
Все это можетъ быть,
Но на извѣстьяхъ этихъ не хочу
Я строить никакихъ распоряженій)
Я признаю за вѣрное одно —
И, признаюся, — не совсѣмъ спокойно, —
Что намъ грозитъ опасность велика.
Ого!
Еще, еще!
Вотъ посланный съ галеръ!
Опять? Ну, что?
Турецкій флотъ готовъ
Начать осаду острова Родоса:
Синьйоръ Анджело приказалъ объ этомъ
Республикѣ донесть.
Что скажете
Объ этой перемѣнѣ плана?
Что это явное безуміе,
Или пустая хитрость; что они
Движеньемъ этимъ думаютъ закрыть
Прямую только цѣль. — Подумайте,
Какъ важенъ Туркамъ Кипръ, и какъ
Они прекрасно понимаютъ это;
Подумайте, что сколько онъ дороже
Для нихъ Родоса, столько-же слабѣй,
Что средства для защиты у него
Въ сравненіи съ Родосскими ничтожны; —
Примите это все въ соображенье,
И согласитесь послѣ, что враги
Не столько-же безумны, чтобъ, оставивъ
Въ тылу столь важный постъ, и презирая,
Съ побѣдой вѣрную, богатую
Добычу, — побѣжали дерзко такъ
На безполезную опасность.
Нѣтъ, по всѣмъ
Соображеньямъ — не Родосъ ихъ цѣль!
Еще извѣстье!
Корабли враговъ
Идутъ теперь открыто на Родосъ,
Уже соединившись съ новымъ флотомъ.
Охъ, такъ
И я разсчитывалъ!… Какъ полагать
Примѣрно можно-бы у нихъ число
Запасныхъ кораблей?
До тридцати
Судовъ. — Теперь враги идутъ на Кипръ,
Ни мало не скрывая ужъ своихъ
Намѣреній. — Синьйоръ Монтано, вашъ
Достойный, доблестный слуга, послалъ
Меня вамъ объявить объ этомъ дѣлѣ,
И проситъ вѣрить истинѣ его.
Теперь, по-крайней-мѣрѣ, знаемъ мы,
Что цѣль ихъ — Кипръ. — А гдѣ нашъ Маркъ Люккезе?
Теперь въ Флоренціи.
Пишите-же
Къ нему, чтобъ онъ немедленно пріѣхалъ.
Вотъ и Брабанціо, и храбрый Мавръ.
Достойный генералъ! судьба войны
Противъ враговъ всеобщихъ — Оттомаповъ
Должна принадлежать по праву вамъ.
Я васъ не вижу…. (Къ Брабанціо). Здравствуйте, синьйоръ!
Намъ такъ необходимы въ эту ночь
Совѣты ваши, ваша помощь….
Ахъ! и мнѣ
Необходима ваша помощь, Дожъ!
Простите мнѣ! Не долгъ мой, не дѣла
Республики меня подняли съ ложа; —
Теперь далекъ я отъ всего чужаго,
Теперь въ своей душѣ ношу я, Дожъ,
Суровую печаль; — для новыхъ чувствъ
Она окаменила сердце мнѣ.
Что съ вами?
Дочь моя! о дочь моя!
Что, умерла она?
Да! для отца,
Для старика сѣдаго умерла…
Ее, дитя, опутали соблазномъ,
Обвили чарами ей сердце молодое,
Ее украли у меня…. Могла-ль
Она, имѣя очи, здравый смыслъ,
Такъ глубоко сама упасть? — О нѣтъ!
Безъ чародѣйства это невозможно!
Кто-бъ ни былъ онъ, похитившій разсудокъ
У вашей дочери, и дочь у васъ —
Кто-бъ ни былъ этотъ человѣкъ, синьйоръ, —
Вы сами прочитаете предъ нимъ
Кровавыя страницы страшныхъ книгъ
Неумолимаго закона…. да!
Хотя-бъ вы обвинили нашего
Роднаго сына.
Дожъ, благодарю!
Благодарю васъ, справедливый Дожъ!
Онъ здѣсь, межъ нами; это — Мавръ!
Отелло? —
Какъ непріятно это намъ! — Ну, что-жъ
Вы можете сказать въ свою защиту? —
Да, что-жъ онъ скажетъ противъ истины
Святой!
Достойные, почетные
Синьйоры! Повелители мои
Великодушные и благородные!
Да, правду онъ сказалъ, что въ эту ночь
Я дочь его похитилъ; — что потомъ
Я обвѣнчался съ ней — и это правда.
Вотъ преступленіе мое!… Языкъ
Мой грубъ, я не умѣю фразъ клеить, —
Въ семь лѣтъ, чуть только заиграла сила
Въ крови горячей, дѣтскою рукой
Я мечъ схватилъ, — и, кромѣ девяти
Послѣднихъ лунъ, все нѣжилъ долю я
Свою въ широко-вольномъ полѣ битвъ,
Подъ бѣднымъ полотномъ солдатскаго
Шатра… Да, съ свѣтомъ вовсе незнакомъ я,
И все, о чемъ-бы могъ я говорить
Все только — кровь да битвы…. Какъ-же мнѣ
Осмѣлиться предъ вами защищаться?
Но все-жъ, надѣясь на терпѣнье ваше,
Довѣрчиво я разскажу простую,
Безъ вымысла, безъ украшеній, повѣсть
Любви моей, — и вы увидите,
Какою сверхъ естественною силой,
Какими чарами и заклинаньемъ,
Плѣнилъ я Десдемону.
Дѣвочка
Такая робкая, краснѣвшая
Стыдливо при движеньи каждомъ,
Такая тихая — могла-ль она,
Забывъ свой полъ, и родину, и честь. —
Все это принести ему на жертву,
Тогда, какъ на него смотрѣть она
Боялась? Можно-ли предполагать,
Чтобъ это чистое, прекрасное созданье,
Презрѣло всѣ законы естества
Само-собой? Не должно-ли искать
Причину заблужденья въ таинствахъ
Ужасныхъ ада? Повторяю вновь,
Что только зельями волшебными,
Воспламенившими тревожно кровь,
Что только очарованнымъ напиткомъ
Онъ могъ увлечь несчастную ее.
Но обвиненіе не есть улика;
Безъ доказательствъ болѣе прямыхъ
И ясныхъ, по однимъ догадкамъ вашимъ,
Основаннымъ на мелкихъ предразсудкахъ,
Законъ не можетъ обвинить его.
Но говори-жъ теперь ты самъ, Отелло!
Преступно-ли ты распалилъ любовь
И страсть на сердцѣ дѣвы молодой,
Или ты вымолилъ любовь у ней,
Или откликнулась душа ея
Да зовъ родной твоей души?
Прошу,
Синьйоры, васъ послать за ней…. И пусть,
Въ присутствіи отца, она сама
Разскажетъ все. — Когда вы изъ рѣчей
Ея увидите, что я преступникъ…
О, отнимите у меня тогда
Довѣрье ваше, мой высокій санъ…
Нѣтъ! мало этого — возмите честь
Мою и опозоренную жизнь.
Послать за Десдемоной.
Проводи
Ихъ, Яго; ты скорѣй найдешь ее.
Пока-жъ она придетъ, — такъ откровенно,
Какъ передъ небомъ исповѣдую
Грѣхи свои, — я разскажу предъ вами,
Какъ пріобрѣлъ любовь я Десдемоны,
Какъ Десдемона полюбила Мавра.
Мы слушаемъ, Отелло, васъ.
Отецъ
Ея любилъ меня; нерѣдко звалъ
Въ свои домъ; съ участьемъ спрашивалъ
О приключеніяхъ былыхъ, годъ за годъ;
О битвахъ, объ осадахъ, обо всемъ
Что встрѣтилъ я, что перенесъ. Предъ нимъ
Я развивалъ всю жизнь, отъ колыбели
До нашего послѣдняго свиданья.
Я говорилъ о бѣдствіяхъ своихъ,
О приключеньяхъ на моряхъ, на сушѣ;
О томъ, какъ я едва лишь избѣжалъ
Однажды вѣрной, страшной гибели
Въ остервененной схваткѣ на проломѣ;
О томъ, какъ одолѣвшій врагъ увлекъ
Меня въ неволю горькую, — и какъ потомъ.
Освободился изъ неволи я.
Я говорилъ о путешествіяхъ
Своихъ, — о безпредѣльности пустынь,
О мрачныхъ подземельяхъ и глухихъ
Пещерахъ, объ утесахъ, о горахъ,
Упершихся главами въ небеса;
О Каннибалахъ, пожирающихъ
Одинъ другаго, объ Антропофагахъ,
О людяхъ, у которыхъ плечи выше
Ихъ головы, — и скромную бесѣду
Мою любила слушать Десдемона…
Случалося: домашнія заботы
Ее отъ насъ нерѣдко отзовутъ,
Но какъ она, едва окончивъ ихъ,
Поспѣшно возвращалась къ намъ опять
И жадно слушала мои разсказы!
Я это видѣлъ — и не долго ждалъ,
Пока изъ милыхъ устъ ея услышалъ
Желанье доброй, пламенной души,
Чтобы опять я разсказалъ ей повѣсть
Моихъ прошедшихъ лѣтъ; одни отрывки
Извѣстны были ей. — Я говорилъ —
И слезы на очахъ ея дрожали,
Когда въ разсказѣ вѣрно отражались
Страданья бѣдной юности моей…
Когда я кончилъ — за мои страданья
Она мнѣ много вздоховъ подарила,
Потомъ, съ улыбкой грустнаго участья,
Она сказала: «Ахъ, какъ это странно!
О, какъ печально! какъ печально это!»
Она уже жалѣть была готова,
Что слушала меня; и между тѣмъ
Сама хотѣла быть мужчиной. — Нѣжно
Она меня благодарила… и потомъ
Сказала такъ наивно: «Если есть
У васъ, Отелло, другъ, который-бы
Меня уже любилъ, — такъ научите,
Его разсказывать исторью вашу,
Чтобъ полюбить и я его могла…»
И послѣ этого полупризнанья
Подумалъ я: — ты полюбила
Меня за горе, добрая душа, —
Я полюбилъ тебя за состраданье…
Вотъ все, чѣмъ я причаровалъ се!
По вотъ и Десдемона; пусть она
Сама разскажетъ вамъ.
Я думаю
О томъ, что если-бы разсказъ его
Слыхала дочь моя… О, добрый нашъ
Брабанціо! устройте къ лучшему
Все это. — Человѣкъ съ обломками
Оружія вѣрнѣе все-таки
Сражается, чѣмъ вовсе безоружный…
Постойте-жъ, слушайте ее; — и если
Она признается, что съ доброй воли
Покинула сѣдаго старика-отца, —
«О, пусть тогда проклятіе сожжетъ
Сѣдины эти, если я укоромъ
Хотя однажды опозорю Мавра.
Ко мнѣ, о благородная синьйора!
Ты не замѣтила, о дочь моя,
Средь этого блестящаго собранья
Того, кто столько правъ святыхъ имѣетъ
На все вниманіе твое?
Отецъ!
Судьба ужъ раздѣлила право это.
За жизнь, за воспитаніе свое,
Обязана я вамъ — и это все
Меня заставитъ уважать васъ вѣчно.
Вы были повелителемъ моимъ
По праву, — и, какъ женщина, до сей
Поры была я только дочь… по — вотъ
Мои мужъ. — Какъ мать моя повиновалась
Вамъ предпочтительно передъ отцомъ
Своимъ, — такъ я должна покорной быть
Супругу своему Отелло.
Да сохранитъ васъ Божья благодать! —
Я кончилъ… (Дожу) Не угодно-ль перейдти
Теперь къ дѣламъ общественнымъ. — О, легче
Любить пріемыша, чѣмъ милое
Дитя, изъ крови сердца нашего
Рожденное… Отелло! подойди
Ко мнѣ. Я отдаю ее тебѣ
Отъ всей души, — ее, которую
Отъ всей души хотѣлъ-бы я хранить
У своего покинутаго сердца…
Но ты уже владѣешь ею, Мавръ…
Мое сокровище! о дочь моя!
Я радъ, что не имѣю больше васъ…
Поступокъ твой заставилъ-бы меня
Жестокимъ быть, — заставилъ-бы меня
Ковать дѣтей цѣпями… Дожъ! я кончивъ.
Позвольте-жъ мнѣ за васъ договорить,
Синьйоръ! — Позвольте, убѣжденіе
Свое сказать, — и пусть оно поможетъ
Супругамъ молодымъ опять войдти
Въ любовь и милость вашу. — Если мы
Всѣ средства истощили для того,
Чтобы отвесть ударъ, и выпили до дна
Всю чашу горя — легче намъ тогда,
И сердце вновь знакомится съ надеждой…
Оплакивать былое горе — значитъ
Вновь это горе на сердце сбирать.
Кто переноситъ гордо, хладнокровно
Удары неизбѣжные судьбы, —
Тотъ самъ смѣется надъ судьбою…
Окраденный самъ крадетъ кое-что
У вора равнодушною улыбкой;
Горюя-жъ безполезно, самъ себя
Онъ добиваетъ только.
Ну, такъ пусть
Отнимутъ Турки Кипръ у насъ; его,
По-этому, ничуть не потеряемъ мы
До-той-поры, пока своей потерѣ
Смѣяться будемъ. Добрые совѣты
Тому пріятны, кто найдти умѣетъ
Въ нихъ утѣшеніе; по терпитъ тотъ
Вдвойнѣ — отъ горя и совѣтовъ дружнихъ,
Кто долженъ взять взаймы терпѣнья,
Чтобъ расплатиться хоть съ одной печалью…
Для утѣшенія или на смѣхъ
Читаются совѣты эти намъ —
Двусмысленны всегда они; — слова —
Всегда слова…. и я еще не слышалъ,
Чтобъ въ истинно-растерзанное сердце
Могли слова пустыя проникать. —
Я умоляю васъ, синьйоры, перейдемъ
Теперь къ общественнымъ дѣламъ.
Для осады Кипра Турки дѣлаютъ огромныя приготовленія. — Отелло, вы, конечно, лучше другихъ знаете крѣпкое положеніе этого острова; и — хотя мы имѣемъ тамъ совершенно-достойнаго офицера, — между-тѣмъ общее мнѣніе, этотъ полновластный рѣшитель событій, слишкомъ самоувѣренно указываетъ на васъ; — изъ благодарности вы должны пожертвовать восторгами еще новаго счастія для предпріятія труднаго и опаснаго.
Привычка — деспотъ; для меня теперь,
Достойные синьйоры, одръ желѣзный,
Да камень въ изголовьи-- тотъ-же пухъ
На.полѣ битвы…. Признаюсь — война,
Ея опасности, труды, лишенья,
Дарятъ мнѣ много, много наслажденья….
Я радъ идти противу Оттомановъ,
Но, преклонивъ главу мою, молю
Васъ о женѣ: не дайте ей замѣтить,
Что безъ меня, она здѣсь — сирота….
Она остаться можетъ, если вамъ
Угодно, у отца.
Я не хочу.
Ни я.
Ни я. — Минувшей горести
Своимъ присутствіемъ я не хочу
Напомипать ему. — Не правда-ли,
Не захотите вы, великодушный Дожъ,
Отвергнуть искренней мольбы моей? —
Она проста и такъ естественна,
Синьйоръ….
Что-жъ вамъ угодно, Десдемона?
Что истинно и глубоко люблю
Я Мавра — въ этомъ всѣхъ завѣрить можетъ
Моя рѣшимость — раздѣлить труды
Его опасной доли; — для него
Сдастся, полюблю я робкимъ сердцемъ
И самую войну; — лицо Отелло
Я видѣла въ душѣ его великой, —
И душу, и судьбу свою охотно
Я посвятила доблестной судьбѣ
Его. — И вотъ онъ безъ меня пойдетъ
На всѣ опасности войны, и я
Останусь чуждою той доблести,
Которой онъ очаровалъ меня…
И, грустная, должна я много дней
Тяжолыхъ пережить далеко отъ него….
Позвольте, Дожъ, мнѣ слѣдовать за Мавромъ.
Синьйоры! — ваши голоса, синьйоры….
Пусть вольно выберетъ она дорогу,
Я умоляю васъ. — Свидѣтель небо —
Теперь я забываю страсть свою;
И васъ прошу объ этомъ не за тѣмъ,
Чтобъ наслажденіемъ залить огонь
Ея…. О нѣтъ! по только, чтобъ душѣ
Ея покой и счастье подарить.
И пусть проститъ вамъ небо, если вы
Подумать можете, что чрезъ нее
На мигъ забуду я свой важный подвигъ….
Да, если страсть оцѣпенитъ мой духъ
Презрѣнной слабостью, забвеньемъ долга, —
Пусть бабы шлемъ мой боевой поставятъ
Между своихъ горшковъ, и имя Мавра
Пусть заклеймитъ на вѣкъ пятно позора.
Рѣшите-жъ сами это, какъ хотите….
Межъ-тѣмъ опасность все ростетъ,
И вамъ спѣшить необходимо. Вы
Должны уѣхать въ эту ночь.
Теперь,
Синьйоръ мой, въ эту ночь?
Да! въ эту ночь.
Отъ всей души.
А по-утру, часу
Въ девятомъ, мы увидимся опять,
Синьйоры, здѣсь. — Отелло! вы оставьте
Здѣсь офицера своего — онъ вамъ
Доставитъ вѣсть о томъ, на что рѣшимся;
А между-тѣмъ онъ можетъ выполнить
И ваши порученья.
Если вамъ
Угодно — я оставлю моего
Знаменоносца; въ вѣрности его
И честности я убѣжденъ; ему
Я поручу заботы о женѣ,
И все, чѣмъ вы, синьйоръ, снабдить меня
Благоволите.
Это кончено. —
Синьйоры! доброй ночи. — Да, Брабанціо,
Мой благородный другъ! вѣдь правда, что
Прямая доблесть не нуждается
Въ мишурной красотѣ…. и зять вашъ Мавръ
Прекрасенъ, — хоть и чоренъ онъ.
Прощайте, храбрый Мавръ! Блаженствуйте
Любовью Десдемоны.
Но гляди
За нею, Мавръ; но не спускай очей
Съ нея; она съумѣла обмануть
Отца, — обманетъ и тебя коварно.
Нѣтъ, жизнію ручаюсь за нее!…
Итакъ, мой честный Яго, Десдемону
Оставлю твоему усердью я;
Пусть ей сопуствуетъ твоя жена,
И въ добрый часъ устрой ты ихъ отъѣздъ.
Ко мнѣ, мой ангелъ Десдемона!… Часъ,
Часъ только намъ остался для любви,
Бесѣды, нѣжныхъ о тебѣ заботъ…
Что-жъ дѣлать? — повинуемся судьбѣ….
Яго!
Ну, что ты скажешь, доблестный Родриго?
А! угадай, на что рѣшился я?
Дѣло видимое — добраться до койки, да на боковую.
Я хочу утопиться, — непосредственно утопиться.
Топись — пожалуй; — но если ты это сдѣлаешь — кончено! я перестаю любить тебя. Да и для чего-бы это, многоумный синьйоръ мой?
Да, для того, Яго, что глупо-же жить, когда жизнь одно мученіе, — и если къ-тому-жъ единственный лекарь намъ смерть, то и слѣдуетъ, что при этомъ разѣ должно умереть.
О бѣдный! бѣдный! — Я гляжу на міръ уже цѣлые двадцать-восемь лѣтъ, и съ-тѣхъ-поръ, какъ научился различать благодѣянія отъ оскорбленій, ни разу не встрѣтилъ еще человѣка, который-бы постигъ великое искусство — любить себя…. И прежде — сказалъ-бы я — чѣмъ топиться изъ любви къ какой-нибудь дѣвчонкѣ, прежде я-бы обмѣнялся своимъ человѣчествомъ съ любою обезьяной.
Да что-жъ я буду дѣлать? Признаться, оно и самому мнѣ какъ-то неловко отъ этой дури, да какою-жъ добродѣтелью поможетъ ты горю?
Добродѣтелью! Фи! — Быть тѣмъ или другимъ зависитъ чисто отъ насъ. Тѣло наше — садъ, садовникъ — воля: и — разводимъ-ли мы крапиву или сѣемъ латукъ, выращаемъ иссопъ или тминъ, лелѣемъ одинъ родъ травъ, или вырываемъ съ корнемъ другой, дѣлается-ли этотъ садъ отъ безпечности нашей безплоднымъ или, въ-слѣдствіе труда, приноситъ плодъ обильный — все, все это въ нашей волѣ. — Если бы на вѣсахъ нашей жизни чашка разума не была въ равновѣсіи съ чашкою страстей, то бурное волненіе крови и пошлыя желанія нашей природы приводили-бы насъ всегда къ самому бѣдственному концу; — но мы имѣемъ разумъ, который укрощаетъ наше бѣшеное чувство, жажду наслажденія, наши неумиримыя страсти…. Изъ чего и слѣдуетъ, что эта вещица, которая у васъ зовется любовью — просто, сухая дрянь, которую садовникъ хладнокровно обсѣкаетъ на старыхъ деревьяхъ….
Ну, это ужъ вздоръ, Яго.
Просто — лишній градусъ волненія крови, маленькая уступка со стороны воли. Ну, перестань-же, — будь человѣкомъ! — Ты хочешь утопить себя?.. вѣдь топятъ только кошекъ, да слѣпыхъ щенятъ. — Я объявилъ уже себя твоимъ другомъ, и повторяю еще, что я связанъ съ твоими интересами самыми неразрыв ными узами. — Я не могу никогда лучше услужить тебѣ, какъ именно теперь… Нужно только запастись тебѣ порядочнымъ кошелькомъ… Слѣдуй за нами на войну; не мѣшаетъ наклеить бороду, чтобъ не быть, знаешь, такимъ хорошенькимъ… Ну, и опять я говорю, наполни порядкомъ кошелекъ свой… Дѣло рѣшеное — Десдемона не будетъ долго нѣжничать съ своимъ Мавромъ… не мѣшаетъ, помни, запастись деньгами… такъ точно какъ и Мавръ съ нею. Начало-то было у нихъ слишкомъ-горячо, — повѣрь, что также скоро пойдетъ дѣло и къ концу… не забудь только о полновѣсности кошелька своего… Эти Мавры — народъ не слишкомъ-то постоянный… дѣло въ томъ, чтобъ кошелекъ твой не истощался… самый лакомый кусочекъ скоро покажется ему горьче полыни. — Уже потому, что она молода, она должна перемѣниться. Пусть только насытитъ съ Мавромъ первую страсть — и она захочетъ поправить ошибку своего выбора. Она должна перемѣниться, — должна, повторяю я… между-тѣмъ наполни получше кошелекъ свой. Если ужъ непремѣнно хочется пропасть тебѣ — все-жъ можно выдумать для этого способъ поделикатнѣй, нежели просто утопиться… Припаси золота какъ-можно больше… Если мой геній и всѣ силы ада не уничтожатъ этого союза и всѣхъ пустыхъ клятвъ между варварійскимъ бродягою и хитрою Венеціянкой — изъ нея перепадетъ таки кое-что и на твою долю… только, ужъ знаешь — деньги въ этомъ разѣ чисто необходимы… Сдѣлай дружбу, Родриго, не топись! — Выбрось изъ головы мысль эту! Это, чисто, внѣ всякаго разсчета: разсчитывай лучше на то, какъ-бы скорѣе вѣситься на шею своей богинѣ, 10) нежели топиться, не вкусивъ отъ запрещеннаго древа.
А будешь ты помогать исполненію надеждъ моихъ, если я стану дожидаться?
О, я твой, — будь увѣренъ! — Иди-ка, да похлопочи о деньгахъ. Я часто говорилъ тебѣ прежде, опять и опять повторяю теперь, что Мавра я ненавижу; ненависть моя глубоко запала въ сердце; твоя должна имѣть не меньше основанія,. — и мы теперь соединимся для мести. — Если ты сможешь опозорить его, то и себѣ доставишь удовольствіе, и мнѣ нѣсколько развлеченія. Много, о! много въ пространствахъ грядущаго кроется очерковъ событій, которые время скоро воззоветъ къ бытію… Ну, впередъ, маршъ! Добывай денегъ! Завтра потолкуемъ больше. Прощай!
Гдѣ-жъ мы завтра встрѣтимся?
Да у меня-же.
Я приду къ тебѣ пораньше.
Ну, иди-же, прощай! Слышишь Родриго?
Что?
Не топись! слышишь?
Нѣтъ; — я уже раздумалъ. Продамъ всѣ свои земли.
Дѣло! — Ну, ступай-же. Прощай. Да какъ можно побольше золота въ кошелекъ!..
Вотъ такъ-то у меня всегда глупцы
Работаютъ для моего кармана…
Да и не глупо-ль тратить опытность
Свою съ подобными шутами, если бъ
Я не выгадывалъ себѣ при этомъ
И удовольствіе и пользу. — Мавра
Я ненавижу… Ну, а тутъ еще
Друзья со всѣхъ сторонъ кричатъ, что онъ
Вступалъ во временную должность
За пологомъ моей постели…
Хоть въ этомъ я еще не убѣжденъ
Дѣйствительно, — по подозрѣніе
Въ такихъ вещахъ заставитъ поработать
Съ такою-жъ ревностью, какъ очевидность…
Онъ довѣряетъ мнѣ, — мои навѣты
Падутъ ему на сердце. Кассіо
Здѣсь чисто золото — не человѣкъ…
Теперь посмотримъ: получить его
Мѣстечко, мщеніе свое насытить,
Двойная ловкость, Яго!.. Но вѣдь какъ?
Но какъ?.. А вотъ посмотримъ… Да, спустя
Немного времени, сказать Отелло
Такъ… стороной… что Кассіо немножко
Фамильяренъ съ Десдемоной…
Его фигурка, сладенькія рѣчи
Для ревности все-жъ значатъ что-нибудь…
Онъ сотворенъ для женскаго грѣха!..
А Мавръ такъ простъ, довѣрчивъ къ честнымъ людямъ,
Довѣрчивъ ко всему, что носитъ маску
Дурацкой честности… И, какъ оселъ,
Водить себя за носъ позволитъ… Да!
Начало сознано… а ночь и адъ
Произведутъ на свѣтъ — чудовище!
ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.
правитьСЦЕНА I.
правитьА что, не видно-ль на морѣ чего?
Да ровно ничего. Валы, гремя,
Холмами ходятъ. Межъ небесъ и моря
Нѣтъ мѣста парусу заполоскаться.
Да, бурно ураганъ ведетъ съ землей
Свою бесѣду: никогда подобный
Не бушевалъ по стѣнамъ крѣпостнымъ;
И если также бѣшено свиститъ
На морѣ онъ — дубовые бока
Не сдержатъ натиска плывучихъ горъ.
Какія вѣсти будутъ, Боже мой!…
Не дурны, — ураганъ разсѣетъ флотъ
Турецкій — это вѣрно! — Подойдите
Сюда на берегъ, пѣною облитый,
Смотрите, какъ валы чудовищнымъ
Хребтомъ тѣснятъ ряды косматыхъ тучъ,
Желая словно потушить своимъ
Ключомъ горящую Медвѣдицу,
И свѣтлыхъ стражей полюсовъ недвижныхъ.
Я не видалъ еще морской пучины
Въ такомъ ужасно-яростномъ разгулѣ.
Да, если только Турки не успѣли
Поставить корабли на рейдъ — они
Погибли.
Вѣсти, господа! Война
Окончена. — Спасибо бурѣ…. да!
Она такъ расчесала флотъ невѣрныхъ,
Что планамъ ихъ уже не исполняться.
Одинъ изъ благородныхъ кораблей
Республики намъ эту вѣсть принесъ; —
Онъ видѣлъ гибель большей части флота.
Возможно-ль, справедливо-ль это?
Да!
Корабль, принесшій эту новость, здѣсь.
Одъ изъ Вероны. — Флорентинецъ Кассіо,
Недавній лейтенантъ Отелло, вышелъ
Уже на бёрегъ; — знаменитый Мавръ
Плыветъ за нимъ; ему поручена
Вся власть на нашемъ островѣ.
Я радъ
Отъ всей души: — Отелло былъ всегда
Начальникомъ достойнымъ.
Но хотя
Онъ намъ принесъ и радостную вѣсть
Объ истребленіи враговъ — въ очахъ
Его однако-же видна тревога;
Одъ молитъ у судебъ спасенья Мавру…
Ихъ корабли шли вмѣстѣ, только ночью
Ихъ бурей разогнало.
Да спасутъ
Его святыя Небеса! — Когда-то
Я подъ начальствомъ у него служилъ —
Онъ властвуетъ, какъ истинный солдатъ.
Идемъ-же на берегъ; посмотримъ тамъ
Прибывшій къ намъ корабль, — а, можетъ-быть,
Что и Отелловъ парусъ мы увидимъ: —
Мы жадно взоры устремимъ на волны —
Пока вечернимъ паромъ не взойдутъ
Онѣ подъ небеса.
Идемъ. Теперь
Мгновенье каждое ведетъ съ собой
Рядъ новыхъ происшествій.
Благодарный
Привѣтъ мой храбрымъ Кипріотамъ,
Умѣющимъ цѣнить Отелло… О,
Да защитятъ его святыя силы
Противъ стихій; я потерялъ его
Въ опасномъ мѣстѣ.
А надеженъ-ли
Корабль его?
Корабль построенъ прочно,
И кормчій опытенъ, неустрашимъ, —
Я не хочу несчастья накликать,
И твердо вѣрую въ его спасенье…
Что значитъ этотъ шумъ?
Весь городъ пустъ;
Толпы народа унизали берегъ —
И берегъ стонетъ крикомъ: парусъ! парусъ!
Мнѣ тайный голосъ сердца говоритъ,
Что тамъ нашъ генералъ.
Вотъ съ корабля
Салютъ. О, это наши!
Господа,
Скорѣй, скорѣе кто-нибудь на берегъ. —
Узнайте, кто пріѣхалъ.
Я бѣгу.
Скажите, лейтенантъ, что генералъ —
Женатъ?
И какъ нельзя счастливѣй. Онъ
Владѣетъ женщиной, которая
Далеко выше всѣхъ о ней разсказовъ
Кочующей молвы, — далеко выше
Всѣхъ описаній льстиваго пера, —
И если можетъ совершеннымъ быть
Созданіе земли — жена Отелло
Вѣнецъ земнаго совершенства.
Ну, что-же… кто прибылъ на кораблѣ?
Знаменоносецъ генерала, Яго.
Да, это слишкомъ-скоро и счастливо. —
И горы волнъ, и бурный ураганъ,
И острыхъ скалъ гребнистые ряды,
И мели — вѣроломные враги
Судовъ невинныхъ — все, склоняся, пало
Предъ дивомъ красоты, и, затаивъ
Глубоко жажду гибели и зла,
Лелѣяло корабль, принесшій къ намъ
Прелестнѣйшую Десдемону.
Кто
Она?
Та, о которой говорилъ
Я вамъ. Она — властитель нашего
Великаго начальника, Отелло.
Онъ поручалъ ее заботамъ Яго, —
И надобно сказать, что бравый Яго
Опередилъ самое ожиданье,
Успѣвъ прибыть на островъ за семь дней.
Великій Юпитеръ! храни Отелло…. мощнымъ
Дыханіемъ своимъ надуй его вѣтрила;
Скорѣй обрадуй гордымъ кораблемъ
Его нашъ рейдъ, — и страстную тревогу
Крови его горячей успокой.
Въ объятьяхъ Десдемоны. — Только онъ
Для новой доблести разбудитъ насъ
И успокоитъ островъ. — Посмотрите….
Глядите — драгоцѣнность корабля
На берегу уже. — Склоните-же
Предъ ней колѣна ваши, Кипріоты; —
Привѣтъ мой благородной Десдемонѣ, —
Да осѣнитъ васъ благодать небесъ!
Благодарю васъ, добрый Кассіо!
Какія новости вы можете
Сказать мнѣ о моемъ супругѣ?
Онъ
Еще не прибылъ къ намъ; но сколько я
Могу судить — онъ внѣ опасности
И скоро будетъ здѣсь.
А между-тѣмъ
Меня невольно грусть томитъ. Гдѣ вы
Его оставили?
Ужасная
Борьба межъ небомъ и морской пучиной
Насъ разлучила…. Слышатель?… Корабль!
Онъ салютуетъ крѣпости; корабль
На вѣрно нашъ.
Узнайте, кто пріѣхалъ. (Офицеръ уходитъ)
Да будетъ онъ благословенъ, пріѣздъ
Вашъ, Яго! (Эмиліи). Мой привѣтъ синьйорѣ! (Цѣлуетъ ее)-
Ну, не сердись-же, добрый Яго, что
Немножко вольничаю я: — меня
Воспитывали такъ, что въ этомъ смѣломъ,
Быть-можетъ, нѣсколько поступкѣ, я
Хочу быть только вѣжливъ.
О синьйоръ!
Пусть будетъ только такъ щедра она
Для васъ на поцѣлуи, какъ для Яго
На язычокъ, — клянусь, пріѣстся скоро.
Увы! она почти не говоритъ.
Не говоритъ!?… клянусь вамъ, — слишкомъ много.
И только чуть задремлешь…. тутъ она
Какъ-разъ уже разговорится. — Да,
При васъ, синьйора, язычокъ она
Хоронитъ въ сердце, — правда! — да за то
Ужъ какъ работаетъ-то сердце…
Откуда-жъ это убѣжденье, Яго?
Ну, ну, жена — ужь лучше перестань!
Всѣ бабы вы — невинныя картинки,
Чуть только ступите за свои порогъ;
За то ужъ дома — что твой колокольчикъ!
Вы словно кошки дикія на кухнѣ; —
Когда кусаетесь — святыя вы;
Святую-жъ эту только зацѣпи
И станетъ ангельчикъ чертенкомъ… право!
Хозяйство вамъ — игрушка, но за то
Ужъ слишкомъ вы хозяйки — на постелѣ….
Фи, злоязычникъ!
О, синьйора, нѣтъ, —
Я только истину сказалъ. — И пусть
Я буду Турокъ, если это ложь.
Для вздора часто вы встаете съ ложа,
И только съ доброй цѣлію ложитесь».
Ужь не тебѣ, конечно, поручила-бъ
Я похвалить себя.
Да и умно-бъ
Ты это сдѣлала, жена.
А что
Сказалъ-бы ты, когда-бъ меня хвалить
Пришлося, Яго?
Васъ? — О пощадите….
Для сладенькихъ рѣчей я чисто нѣмъ,
И съ ними ровно ничего не стою.
Что нужды! испытай! — Пошелъ-ли кто
На пристань?
Да, синьйора!
Какъ-то мнѣ
Невесело…. Но я хотѣла-бы
Притворствомъ обмануть тоску свою….
Ну, какъ-же-бъ похвалилъ меня ты, Яго?
Я погружаюсь въ мысль, по въ мысляхъ пусто….
Одѣ присохли словно къ мозгу. — Нужно
Оттуда выгнать ихъ. А!… вдохновенье!…
Вотъ что мнѣ муза изрекла, синьйора:
Умна и хороша…. ну, умъ пусть служитъ,
А красота — знай тѣшится, не тужитъ.
Вотъ странная манера похвалы….
А что-бъ сказалъ ты женщинѣ, — положимъ,
Отличной по уму, но безобразной?
Не хороша…. да только-бы съ умомъ, —
Утѣшится съ хорошенькимъ глупцомъ!
Да это хуже прежняго еще!
Ну, Пиѳія…. а дурочкѣ смазливой?
Ихъ вовсе нѣтъ: — у каждой толку станетъ,
Шутя себѣ наслѣдника оставить.
Все это старыя и глупыя прибаутки, годныя для того только, чтобъ смѣшить дураковъ въ трактирахъ. И что-же послѣ этого изречете вы той несчастной, которая и глупа и безобразна?
О, самыя уродливыя дуры
Умѣютъ тоже лихо строить куры! —
Какой тяжолый вздоръ! Самую худшую хвалишь ты больше всѣхъ. — Но какъ-бы воспѣлъ ты женщину дѣйствительно достойную, — ту, предъ которою невольно склоняется самое ядовитое злословіе?
Та женщина, въ которой съ красотою
Нѣтъ глупаго тщеславья съ суетою;
Которая прекрасно говоритъ,
Но во время и кстати промолчитъ;
Которая богата на добро
И раззсыпаетъ золото умно;
Которая, хоть скажетъ: «я-бъ могла»!
Умно прибавитъ: «отойду отъ зла»!
Которая прощаетъ оскорбленья,
И зная средства мстить, не знаетъ мщенья;
Которая на тощій хвостъ семги
Не промѣняетъ щучьей головы; 11)
Въ которой мыслитъ здраво свѣтлый умъ,
Не открывая заповѣдныхъ думъ;
Которая влечетъ широкій рядъ
Вздыхателей, по не глядитъ назадъ; —
Она-бъ годилась… нечего сказать…
На что?
Ребятъ кормить, да пиво продавать.
О, это самое невѣрное и вздорное заключеніе!… Не вѣрь нравственнымъ убѣжденіямъ его, Эмилія, хоть онъ и мужъ твой. Не правда-ли, Кассіо, сужденія его довольно-плоски, и онъ не слишкомъ стѣсняется выраженіемъ ихъ?
Это, синьйора, не больше, какъ ходячія прибаутки кстати. Онъ скорѣе поправился-бы вамъ съ мечомъ въ рукѣ, нежели съ философіей на устахъ.
Онъ беретъ ее подъ руку; ну, такъ… такъ, шепчитесь нѣжнѣе, невинные голубочки… о, въ этой паутинѣ, Кассіо, скоро затрепещется большой слѣпень…. Да, улыбайся ей, улыбайся слаще; твои нѣжности совьютъ тебѣ, дружокъ, веревку; о, ты мастерски точишь балы смазливымъ бабенкамъ; кто объ этомъ и споритъ; а все-таки за подобный вздоръ, право, жаль потерять лейтенантство… Ну, что изъ того, что ты такъ часто цѣлуешь свои пальцы, хоть ты и опять, вотъ! лобзаешь ихъ съ такою ловкостію… Славный поцѣлуй, — ей-Богу! — чудесная ловкость! кто объ этомъ и споритъ. — И опять ваши пальцы у устъ вашихъ! О, изъ любви къ вамъ, синьйоръ Кассіо, — я-бы желалъ, чтобы брызнула изъ нихъ въ глотку твою всякая скверна…. (Звукъ трубы) А, это Мавръ! я узнаю звукъ трубы его.
Это дѣйствительно онъ.
Поспѣшимъ встрѣтить и принять его.
Вотъ онъ идетъ.
О, моя прекрасная воительница!
Мой милый Отелло!…
Я удивленъ и восхищенъ тобою,
О Десдемона, счастіе души
Моей… О! если послѣ бурь всегда
Такъ легко, счастливо на сердцѣ — пусть
Бушуетъ ураганъ и гибельнымъ
Дыханьемъ гонитъ смерть изъ нѣдръ пучины;
Пусть мой корабль летаетъ по валамъ,
Высокимъ какъ Олимпъ, — и кинутый
Съ гребня ихъ въ глубь летитъ до двери ада…
О смерть! или ко мнѣ… я слишкомъ-счастливъ!
Тамъ… дальше… у меня уже не будетъ
Мгновеній чище и святѣе этихъ…
О, да помилуетъ тебя Господь!
Пусть наше счастье и любовь растутъ
И множатся день за день!
О, услышьте,
Святые ангелы, ея молитву!
Я не могу сказать всего, чѣмъ мысль
Моя полна… Ахъ, сколько чувства здѣсь —
А слово пусто, холодно… За-чѣмъ
На мигъ одинъ ты, счастье многихъ лѣтъ!…
Цѣлуй меня, цѣлуй!…
И пусть лишь споръ
За эти поцѣлуи иногда
Встревожитъ миръ грядущихъ нашихъ дней…
Да, вы теперь поете такъ согласно…
Но эту музыку рѣчей разстрою-жъ я,
Клянуся честію, разстрою!
Ну,
Идемъ теперь мы въ крѣпость. — Новости,
Друзья! Война окончена, — враги
Перетопились. — Какъ живутъ, скажите,
Старинные знакомцы наши здѣсь?
О, ангелъ мой! повѣрь, что искренно
Тебя полюбятъ Кипріоты: всѣ
Они такъ истинно и много преданы
Отелло твоему. О милая!
Я говорю, и самъ не понимая
Своихъ рѣчей… и мысль моя и сердце
Въ такомъ восторженномъ бреду… (Яго) Сходи,
Мой Яго, къ пристани, вели снести
Дорожный чемоданъ мой съ корабля,
Да приведи съ собою въ цитадель
И кормчаго — что за лихой морякъ!
Онъ заслужилъ признательность мою
И уваженіе. Ко мнѣ, ко мнѣ,
О Дездемона! столько счастливъ я
Тебя встрѣчая въ Кипрѣ!.
Ты найдешь меня теперь въ гавани. Приходи туда. Но слушай, Родриго, — если есть у тебя то, что зовутъ сердцемъ, — слушай! — (Вѣдь говорятъ-же, что и самые малодушные, когда думаютъ, что любятъ они, одушевляются какимъ-то благородствомъ, незнакомымъ, ихъ природѣ.) — На эту ночь въ караулъ наряженъ лейтенантъ: и прежде всего долженъ сказать я тебѣ, что Десдемона рѣшительно влюблена въ него.
Въ него? вздоръ! это невозможно!
Палецъ на уста — вотъ такъ… и я объясню тебѣ все дѣло. — Замѣть себѣ, какъ бурна была сначала любовь ея къ Мавру, — а причина? его тщеславіе, Родриго, да великолѣпная ложь, только!… И ты скажешь, что она долго будетъ любить его за эту болтовню? Нѣтъ! не думай такъ, Родриго! — Нужно же глазамъ ея успокоиться, — насытиться, что называется, — а что за радость вѣчно созерцать такого дьявола, — прости меня Господи!… Когда остываетъ кровь и притупляется понемногу жажда наслажденія, такъ для того, чтобы опять воспламенить ее и создать новыя желанія, нужна красота формы, извѣстное отношеніе лѣтъ, благородная манера, нужно все то, чего нѣтъ у Мавра; и не находя въ немъ ничего этого, нѣжность чувства Дездемоны скоро исчезнетъ, и мѣсто ея сначала заступитъ равнодушіе, а потомъ и отвращеніе къ Мавру; сама природа разбудитъ въ ней то и другое, и, естественно, заставитъ сдѣлать новый выборъ. Теперь, — такъ-какъ мы согласились уже въ этомъ, — (для меня, по-крайней-мѣрѣ, оно ясно какъ день) теперь, говорю, рѣши самъ, кто на лучшей дорогѣ достичь этого счастія… Кассіо, очевидно! — О, это смѣтливый и тонкій балагуръ, и именно съ тою степенью совѣсти, чтобы умѣть поступками приличными и по виду честными отвести вниманіе отъ низкихъ, но слишкомъ-хитро скрываемыхъ намѣреній своихъ; подобнаго ему не знаю я, право, не знаю; о хитрый плутъ, ловкій плутъ, — найдти и ухватиться за случай — это его дѣло; по глазамъ такъ и скажешь, что это совершеннѣйшій человѣкъ, — да на дѣлѣ другое! дьявольскій плутъ! — Къ тому-жъ, Родриго, онъ прекрасенъ, молодъ, имѣетъ бездну другихъ достоинствъ, которыя всегда кружатъ эти глупыя молодыя головки: преестественный и опасный мошенникъ… и женщина уже замѣтила его.
Я не могу вѣрить послѣднему: она — олицетворенная добродѣтель.
Охъ, у всего есть свои конецъ, Родриго! — Вѣдь и вино, которое пьетъ она, красовалось прежде въ золотыхъ кистяхъ винограда. — Будь она такъ чиста, какъ ты думаешь — полюбила-бъ ли она Мавра?… Вздоръ! вздоръ, Родриго! — Да развѣ ты и не замѣтилъ, какія штуки выдѣлывала она съ рукою Кассіо? Не замѣтилъ?..
Правда, замѣтилъ что-то; но думаю, что это не болѣе какъ обыкновенная вѣжливость.
Развратъ, клянуся этой рукою, развратъ! — это интродукція, это темный еще прологъ въ драму желаній нечистыхъ и сладострастныхъ. Губы ихъ сходились такъ близко, что дыханія какъ-бы сливались въ поцѣлуй… Нечистые помыслы, Родриго! Когда эти взаимныя нѣжности ходятъ ужъ по знакомой дорожкѣ — отъ рукъ дѣло пойдетъ уже быстро и до другаго-прочаго… разумѣешь?… Ну, да! — Но тутъ-то надо дѣйствовать и намъ — и вы ужъ, синьйоръ, благоволите предоставить мнѣ честь поруководить немножко нетерпѣніе ваше. Я привелъ васъ сюда изъ самой Венеціи… Бодрствуйте-же эту ночь: я устрою дѣла такъ, что команду назначатъ вамъ; Кассіо васъ не знаетъ, — я буду вблизи васъ. — Найдите средство взбѣсить Кассіо, или горделиво выражаясь, или подшучивая надъ его дисциплиной, или чѣмъ-нибудь другимъ, какъ вамъ уже тамъ заблагоразсудится; случай тутъ самый лучшій совѣтчикъ…
Ладно, ладно….
Онъ вспыльчивъ, синьйоръ, и бѣшенъ въ гнѣвѣ своемъ…. можетъ-быть онъ васъ еще и ударитъ…. О, заставьте его сдѣлать это; тогда я съумѣю поднять весь островъ, и мятежъ утихнетъ развѣ тогда только, когда на мѣсто Кассіо назначенъ будетъ другой…. Такимъ образомъ, всѣ препятствія падаютъ, и вы приближаетесь къ своимъ цѣлямъ, помощію средствъ, которыя я пущу потомъ въ дѣло; — а безъ того нѣтъ ровно никакой надежды на успѣхъ.
Я сдѣлаю все это, если только найду какой-нибудь случай или возможность.
За это ужъ я ручаюсь. — Идите-же сейчасъ въ крѣпость. Я пойду выгрузить вещи Мавра. — Прощайте.
Прощай. (Уходитъ).
Что Кассіо влюбленъ въ нее — я вѣрю;
Что любитъ Кассіо она — почти
И это вѣроятно. — Мавръ, — хоть я
Его и ненавижу, — одаренъ
Возвышенной и любящей душой
И сердцемъ благороднымъ; — я увѣренъ,
Что будетъ онъ супругъ внимательный
И нѣжный…. Да, признаться, я и самъ
Люблю ее, хотя любовь моя.
Питается не жаждой страсти, — нѣтъ!
Пусть я грѣшу, но это — жажда мести!…
О, мысль проклятая засѣла крѣпко тутъ, —
Что сладострастный Мавръ переступалъ
Когда-то за порогъ моей опочивальни, —
И ядовитымъ минераломъ въ грудь
Мою запала эта мысль…. Да, Мавръ!
За бабу, баба…. Если-жъ не успѣю….
Я жгучимъ ядомъ ревности искусно
Твой гордый умъ и душу оболью….
И если этотъ шутъ, котораго тащу
Изъ самой я Венецьи за собой,
Какъ добраго бульдога для охоты, —
Сумѣетъ ловко повести дѣла —
Я подцѣплю васъ, милый мой Мишель!
Я отенечу ловко васъ предъ Мавромъ, —
Вѣдь чуть-ли не имѣете и вы
Претензіи на мой ночной колпакъ….
И штука въ томъ, что я потомъ съумѣю
У Мавра выслужить признательность,
Любовь и благодарность, все за то,
Что обтяну его ослиной шкурой,
И міръ души на вѣки изгоню,
И человѣка въ немъ я опозорю…. (Кладетъ руку на лобъ).
Ты здѣсь уже, о мысль! — Но ходишь ты
Еще туманнымъ, смутнымъ очеркомъ….
Да это такъ всегда…. Когда-жъ придетъ
Пора ползти коварству, — такъ оно
Само-себѣ найдетъ дорогу. (Уходитъ).
СЦЕНА II.
правитьНашему благородному и храброму Отелло, получившему извѣстіе о совершенной гибели турецкаго флота, угодно, чтобъ весь народъ торжествовалъ эту счастливую новость пляской, потѣшными огнями и другими удовольствіями — какъ кому угодно, — ибо кромѣ торжества по этому случаю, сегодня-же Отелло празднуетъ и свою свадьбу. — По его волѣ объявляется это всенародно. — Всѣ крѣпостныя ворота отпираются, и каждому предоставляется полная свобода веселиться отъ настоящей поры, то-есть, съ пяти часовъ вечера, до-тѣхъ-поръ, пока колоколъ прозвучитъ одиннадцать часовъ. — Да благословитъ небо нашъ островъ и нашего благороднаго генерала Отелло! (Уходитъ).
СЦЕНА III.
правитьСегодня, добрый мой Мишель, тебѣ
Я поручаю стражу городскую….
И занимая этотъ важный постъ,
Конечно, нужно быть благоразумнымъ,
И помнить строго дѣло межъ бездѣльемъ.
Я передалъ ужь Яго нужные
Приказы; — между-тѣмъ и самъ сейчасъ
Всѣ осмотрю посты.
Ну, хорошо;
Нашъ честный Яго разумѣетъ дѣло.
Прощай, Мишель; да поутру пораньше
Зайди ко мнѣ, — намъ нужно кой о чемъ
Потолковать съ тобой. — (Десдемонѣ).
Теперь пойдемъ,
Мой милый другъ; распоряженія
Всѣ сдѣланы, — пусть тѣшится народъ, —
И наше счастье, Десдемона, близко….
Прощайте! доброй ночи!
Здорово, Яго; кажется, пора и намъ отправляться къ своему мѣсту.
И, что вы, лейтенантъ! еще не било и десяти часовъ; — генералъ покинулъ насъ такъ рано для своей Десдемоны. Намъ, конечно, не судить его за то, — вѣдь врядъ-ли пришлося еще ему и пошалить порядкомъ съ нею, — а кто не скажетъ, что это былъ-бы лакомый кусочекъ и для самого Юпитера.
О, да! она женщина самая очаровательная!
И, — за что ручаюсь я, — слишкомъ-жадная къ наслажденію.
Существо самое-нѣжное и безконечно-восхитительное.
Что за очи, Кассіо! и что за страстное выраженіе у очей этихъ!
Да, они такъ краснорѣчивы, но вмѣстѣ съ тѣмъ, мнѣ кажется, и такъ скромны.
А когда говоритъ она, — не вызываютъ-ли на любовь они эти чудесные звуки.
Клянусь, она совершенна.
Охъ, да, Кассіо!… Пусть-же счастіе осѣнитъ ихъ брачное ложе! Пойдемъ, лейтенантъ, у меня найдется еще бутылка добраго вина, а за порогомъ найдемъ пару, другую лихихъ кипріотовъ, которые съ радостью чокнутся за здоровье чорнаго Отелло.
Только не теперь, мой добрый Яго! — Да и голова-то моя слишкомъ слаба для вина; — я боюсь его; — по моему-бы лучше, если-бъ товарищи выдумали что-нибудь другое для развлеченія.
Да вѣдь это, Кассіо, друзья наши… И при томъ стаканъ, одинъ стаканъ только; что придется на вашу долю больше — я пью за васъ.
Я выпилъ уже сегодня вечеромъ одинъ стаканъ, и то съ условіемъ, чтобы вино развели водой, — а вотъ посмотри, я непохожъ уже и самъ на себя. — Да, это несчастная слабость, и я, конечно, не рѣшусь уже на новый пріемъ.
Такъ то! И вы, послѣ этого, мужчина!.. Э, полно-те, — да вѣдь ночь эта и назначена для шалостей только. Благородные друзья наши ждутъ этого — не дождутся.
А гдѣ они?
Да вотъ за дверью. — Просите-ка ихъ.
Пожалуй, но только мнѣ не хотѣлось-бы этого.
Ну, еслибъ удалось теперь подлить
Еще хотя одинъ стаканъ вина
Къ тому, что въ немъ играетъ ужъ порядкомъ, —
О, онъ тогда на ссору и на драку
Полезъ-бы, какъ собачка молодой
Моей синьйоры… А межъ-тѣмъ Родриго,
Безмозглый шутъ, которому любовь
Со всѣмъ, кажись, башку перевернула, —
Успѣлъ уже, во славу божества
Души своей, порядкомъ нализаться…
Онъ недалеко… Трое Кипріотовъ,
Съ характеромъ отважнымъ, благороднымъ,
И слишкомъ-щекотливымъ въ дѣлѣ чести,
Краса и честь воинственнаго Кипра,
То-жъ осушили полные стаканы,
И впору явятся. — Теперь, среди
Ватаги этихъ пьяныхъ, нужно мнѣ
Съумѣть заставить Кассіо обидѣть
Какимъ-нибудь поступкомъ островитянъ…
Но вотъ они идутъ; когда мечты
Мои осуществятся, — о, тогда
Ладья моя отважно полетитъ,
Гонимая и вѣтромъ и стремниной…
Клянусь небомъ — они меня поили больше, чѣмъ нужно.
Э, вздоръ! — Какая-нибудь тамъ бутылка, ну, слово стараго солдата.
Эй, вина! — шевелись!..
Чарочка по столику похаживаетъ,
Разумница поговариваетъ:
Солдатъ человѣкъ
Не какой его вѣкъ, —
Такъ пусть-же винцо онъ потягиваетъ.
Люди!.. вина!
Клянусь небомъ — славно ты поешь Яго!
Я выучилъ эту пѣсенку въ Англіи, — гдѣ пьютъ ужъ чисто на славу, — какъ честный человѣкъ! — Всѣ ваши Датчане и Нѣмцы, и толстяки Голландцы, — ну, да выпьемъ-же что-ли?… не стоятъ ровно ничего противъ Англичанъ.
Будто твой Англичанинъ и за-правду ужъ такой записной питухъ?
Какъ честный человѣкъ! Онъ шутя положитъ замертво пьянаго Датчанина, онъ и не пошатнется перетянувши Нѣмца, и прежде чѣмъ успѣетъ пропустить въ глотку другую бутылку, у Голландца пойдетъ ужь оно черезъ глотку.
Здоровье нашего генерала!
Я не прочь, лейтенантъ, — и потягаюсь таки съ вами.
О милая Англія! (Поетъ).
Король Стефанъ, герой страны,
Въ цѣлковый сшилъ себѣ штаны; —
Но лишнее портной содралъ!..
За то и онъ ужъ сдачи далъ —
«Ты, просто, братецъ дрянь!» сказалъ.
А онъ вѣдь парень былъ лихой,
Не то, что ты такой-сякой… *
Такъ у него ужъ поучись —
Въ карманѣ нѣтъ — не горячись,
А есть деньга — такъ шевелись! 12)
Эй, вина!
Ну, братъ Яго, — да это еще лучше первой.
Хотите послушать еще ее?
Нѣтъ; и я считаю того недостойнымъ своего званія, кто дѣлаетъ подобныя вещи. — Да!.. Всѣ мы подъ небомъ ходимъ… и на небо пойдутъ всѣ души — и тѣ, которыя спасутся, и тѣ, которыя не спасутся.
Правда ваша, правда, добрый лейтенантъ!
Что касается собственно до меня, — вѣдь я не оскорблю-же этимъ ни генерала, ни другихъ начальниковъ, — я надѣюсь быть спасеннымъ.
Я тоже, лейтенантъ!
Да, да; хорошо! но пусть ужъ, Яго, я прежде… лейтенантъ долженъ быть спасенъ прежде знаменоносца… Но довольно объ этомъ, пора и за дѣло… О прости намъ, Боже! прегрѣшенія наши!.. Господа помнить свое дѣло!.. Не думайте, что я пьянъ… Вотъ мой знаменоносецъ! это правая рука моя, а это лѣвая. — Я теперь не пьянъ уже… я могу очень-твердо стоять и очень-твердо говорить.
Совершенно-справедливо!
Ну, и хорошо: а вамъ не должно и думать, что я пьянъ.
На платформу, господа, — перемѣнимъ стражу.
Вы видѣли конечно офицера,
Что первый выбѣжалъ отсюда; — вотъ
Прямо солдатъ! соперникъ Цезаря!
Какъ мастерски распоряжается
Онъ въ дѣлѣ! — Но порокъ несчастный этотъ
Потянетъ ровно столько-жъ, какъ и всѣ
Достоинства его… Ахъ, жалокъ онъ!
И я боюсь, чтобы довѣренность
Къ нему Отелло — не была когда
Нибудь причиною кровавыхъ смутъ
На островѣ, въ минуту слабости
Его.
А это развѣ съ нимъ случается
Не рѣдко?
Да, обыкновенно — такъ,
На сонъ грядущій… Если-бъ сутки были
Изъ сорока восьми часовъ — такъ онъ.
И тутъ бы не заснулъ, пока вино
Не закачало-бъ колыбель его.
Но это-жъ должно объявить Отелло!
Быть-можетъ, этого не знаетъ онъ; —
Или, по добротѣ своей, и знать
Не хочетъ слабостей его, одни
Достоинства въ немъ оцѣняя…
Не такъ-ли?
Какъ, ты здѣсь еще, Родриго?
Прошу-жъ тебя, бѣги за лейтенантомъ;
Скорѣй! скорѣй!
Ахъ, это жаль, что Мавръ
Довѣрилъ важный лейтенантскій постъ
Тому, кто постоянно пьянъ. — Сказать
Объ этомъ Мавру было-бъ добрымъ дѣломъ…
Но я… нѣтъ, не рѣшусь я донести,
Ни даже за прекрасный этотъ островъ,
Я такъ люблю синьйора Кассіо!..
Ахъ я отдалъ бы все, чтобъ исцѣлить
Его отъ этой слабости… Но что за шумъ?
Вы слышите?
Ты негодяй, мерзавецъ!
Въ чемъ дѣло, лейтенантъ?
Ахъ, ты бездѣльникъ!
Меня учить! Да я тебя, уродъ,
Какъ пробку вколочу въ плетенку эту.
Какъ! бить меня!?
Ты смѣешь разсуждать
Еще, животное!
Ахъ, удержитесь
Мой добрый лейтенантъ, прошу васъ!
Прочь!
Оставь меня! или, клянуся, я
Влѣплю тебѣ пощечину.
Вотъ какъ!
Да вы, синьйоръ, пьяны…
Я пьянъ?
Бѣги! — скорѣе, говорятъ тебѣ;
Кричи, зови на помощь!
Боже мой!
Ахъ, добрый лейтенантъ! — ахъ помогите!
О лейтенантъ!… синьйоръ мой! о Монтано…
Да надо-жъ развести ихъ господа!
Ну, стража…. нечего сказать!
Набатъ!
Ахъ, да за-чѣмъ они волнуютъ островъ!…
За-чѣмъ тревожить городъ, чортъ возьми!
Молю васъ, лейтенантъ, остановитесь!
Да вы покроете на вѣкъ стыдомъ
Себя…
Что за причина шума?
Ахъ!
Я весь въ крови, я на смерть пораженъ…
Смерть и ему!
Остановитесь-же,
Остановитесь, ради вашей жизни!
Стой! перестаньте! Лейтенантъ… синьйоръ
Монтано! Вы забыли, господа,
И мѣсто и обязанность свою…
Остановитесь! съ вами говоритъ
Вашъ генералъ! Я честью заклинаю васъ,
Остановитесь!
Что это такое?
Откуда? какъ случилося все это?
Да развѣ Турки вы? — За-чѣмъ вы сами
Хотите сдѣлать надъ собою то,
Что запретило Небо Оттоманамъ?
Для чести христіанства, прекратите
Сей-часъ-же эту варварскую травлю…
Кто ступитъ, шагъ одинъ для мести — тотъ
Не дорожитъ своей душою… да,
Движенье это будетъ стоить жизни!
Пусть смолкнетъ этотъ страшный звонъ; — за-чѣмъ
Тревожатъ островъ?… Ну, да говори-жъ
Мнѣ кто-нибудь: въ чѣмъ дѣло? — Честный Яго!
Скажи! — и самъ ты этимъ пораженъ
Такъ глубоко, — скажи мнѣ кто-же началъ?
Изъ дружбы, изъ любви ко мнѣ, скажи!
Не знаю, генералъ! — Мгновеніе
Назадъ, мы всѣ здѣсь весело-болтали,
Такъ весело, какъ новобрачные
Болтаютъ первый вечеръ въ спальнѣ… Вдругъ
Какъ будто что нашло на нихъ: мечи
Сверкнули, — въ изступленіи кровавомъ
Они схватились грудь-на-грудь… Но что
Было причиной этой странной ссоры
Я не могу сказать… и пусть-бы лучше
Пропали въ честной битвѣ эти ночи,
Что принесли меня въ свидѣтели
Несчастной ссоры этой…
Какъ ты могъ,
Мишель, до этого себя унизить?
О пощадите! умоляю васъ…
Я не могу вамъ ничего сказать.
Вы, храбрый мой Монтано, прежде были
Всегда такъ снисходительны къ другимъ;
Отъ ранней юности васъ отличали,
Какъ человѣка самихъ стротихъ правилъ,
И имя ваше славилось въ устахъ
Мудрѣйшихъ; — такъ за-чѣмъ-же вы теперь,
Синьйоръ, подобными поступками
Грязните сами это имя?… Да,
Грязните и мѣняете его
На прозвище ночнаго драчуна
И забіяки!… Отвѣчайте мнѣ!
Мой благородный генералъ! я раненъ
И, кажется, опасно раненъ я…
Спросите Яго; — онъ вамъ скажетъ все,
Но самого меня увольте, генералъ,
Отъ этихъ объясненій…. тяжело,
Такъ тяжело припоминать мнѣ это, —
Хоть знаю, что ни словомъ, ни поступкомъ
Не измѣнилъ себѣ я въ эту ночь —
Когда самохраненіе не есть
Порокъ; когда не преступленье
Отъ смерти оборона…
О, клянусь
Вамъ Небомъ — гнѣвъ меня уже безумитъ!
Онъ поведетъ меня другимъ путемъ…
И если разъ забудусь я, страстями
Разсудокъ помутивъ, о, лучшаго
Изъ васъ, клянуся, сокрушу тогда
Подъ этою рукой! — Я знать хочу,
Какъ начался постыдный этотъ споръ?
Кто былъ причиною его?… и кто
Окажется виновнымъ — если-бы
Насъ вмѣстѣ родила одна утроба —
Онъ потерялъ меня на-вѣки. Какъ!
Мы не успѣли позабыть еще
Осаду, жители еще полны
Тревожнымъ ужасомъ — и вамъ, синьйоры,
Затѣять мелочныя ссоры… въ ночь…
И гдѣ? — тамъ — гдѣ хранятъ общественный
Покой… Ужасно!… Яго, кто-же началъ?
Но если ты изъ дружбы, уваженья,
Изъ страха скажешь словомъ больше,
Иль меньше противъ истины — тогда
Ты, Яго, не солдатъ.
Вы тронули
Слабѣйшую струну мою, синьйоръ!…
Я соглашусь скорѣй себѣ языкъ
Отрѣзать, нежели обидѣть Кассіо…
Но думаю, что правду говоря,
Его ничѣмъ не оскорблю я… Вотъ
Какъ было дѣло, генералъ: — сидимъ
Съ Монтано мы, болтая кой-о-чемъ,
Какъ вдругъ врывается къ намъ кто-то съ воплемъ:
Спасите! помогите! — Кассіо
Вбѣжалъ за нимъ, съ мечомъ въ рукѣ, готовый
Его пронзить…. Вотъ этотъ офицеръ
Кидается къ нему и умоляетъ
Оставить эту ссору… я межъ-тѣмъ
Спѣшу на улицу, чтобъ удержать
Бѣжавшаго, который воплями
Своими могъ встревожить сонный городъ, —
Какъ и случилося, — но онъ бѣжалъ
Такъ скоро, что догнать его не могъ я.
Бѣгу назадъ, и тѣмъ скорѣй, что слышу
Удары звонкіе мечей, и Кассіо
Гремящаго проклятьями… чего
До самой этой ночи я-бъ не могъ
Сказать о немъ… Когда я къ нимъ вошелъ, —
(Все это дѣло одного мгновенья) —
Они ужъ бѣшено схватились грудь
На грудь, и щедро сыпали удары,
Пока не развели ихъ сами вы.
Вотъ все, что могъ-бы я сказать!… Но люди
Всегда не болѣе какъ люди… Лучшіе
Забудутся порой… Хоть Кассіо
Немного оскорбилъ его, — кого
Вѣдь въ бѣшенствѣ не оскорбишь, —
Но, вѣрно, Кассіо и самъ, — какъ я,
Конечно, думаю, — не меньше былъ
Обиженъ неизвѣстнымъ бѣглецомъ,
И вынести не могъ своей обиды…
Я знаю, Яго, честная душа
Твоя изъ нѣжной дружбы къ Кассіо
Захочетъ уменьшить его проступокъ…
Я, Кассіо, люблю тебя; по ты
Служить при мнѣ ужъ никогда не будешь.
Глядите… вы встревожили мою
Супругу милую… О, накажу
Тебя примѣрно я!
Что здѣсь, мой милый?
Теперь спокойно все, любезный другъ!
Уйди, засни опять, не безпокойся…
Я буду самъ заботиться, Монтано,
О вашихъ ранахъ… Проводить его!
Ты, Яго, наблюдай внимательно
За городомъ, и успокой толпу,
Встревоженную этимъ… Ну, пойдемъ
И мы, мой милый другъ!… Вотъ жизнь солдата!
И лучшіе часы его всегда
Тревогамъ отданы…
А что, и васъ ранили, лейтенантъ?
Да, и неисцѣлимо.
Э, что вы! Слава Богу, нѣтъ!
Мое имя, имя, имя! я потерялъ мое доброе имя! Я потерялъ безсмертную часть самого себя…. во мнѣ осталось только животное… Мое имя, Яго, имя мое!
Какъ честный человѣкъ, я думалъ, что васъ таки-порядкомъ прокололи; по-моему, такъ это немножко чувствительнѣе, нежели всѣ возможныя раны имени.. Что оно такое, имя это? — Звукъ пустой и ложный, значеніе, которое бросятъ вамъ часто безъ заслуги вашей, еще чаще отнимутъ безъ вины вашей… Но вы и не потеряли этого имени, — развѣ ваше собственное соображеніе создало такое убѣжденіе. — Вы мужчина, Кассіо, ободритесь; есть много дорогъ, которыя могутъ привести васъ опять въ милость къ генералу; вѣдь онъ отрѣшилъ васъ только въ порывѣ гнѣва, — и, повѣрьте, наказаніе это больше такъ… для вида… нежели изъ нерасположенія его къ вамъ: такъ иногда усердно поколотишь свою смирную собаку, чтобъ запугать только страшнаго льва. Поклонитесь лишній разъ, да попросите его хорошенько и онъ снова вашъ.
Я скорѣе попрошу, чтобы онъ вдвое сильнѣе презиралъ меня, нежели рѣшусь доставить новыя непріятности такому доброму начальнику, навязавъ ему помощника слабодушнаго, пьянаго, безразсуднаго…. Пить! нести вздоръ! спорить! хвастать! сыпать ругательства и клятвы! пороть галиматью съ собственною тѣнью! — О ты, незримая сила вина! если нѣтъ еще у тебя имени, да будетъ оно — дьяволъ!
Что это за человѣкъ, за которымъ гнались вы съ мечомъ въ рукѣ? Что онъ вамъ сдѣлалъ?
Не знаю.
Возможно-ли?
Я припоминаю многое, по слишкомъ-смутно… была ссора, — но какъ и за что — не знаю. — О, за-чѣмъ люди приводятъ въ душу свою врага, который отнимаетъ у нихъ разсудокъ! — Зачѣмъ въ наслажденіяхъ, среди празднествъ, обращается человѣкъ въ звѣря!
Вотъ оно уже и видно, что вамъ гораздо-лучше; какъ это вы такъ скоро выздоровѣли?
Демону пьянства угодно было смѣнить себя демономъ гнѣва; одно заблужденіе показываетъ мнѣ другое, чтобы я вполнѣ презиралъ себя.
Э, да это ужъ слишкомъ-строгая мораль. Оно, дѣйствительно, — сообразивши время, мѣсто и настоящее положеніе острова, — можно-бы искренно пожелать, чтобы этого не было; — но если ужъ оно есть какъ есть, — то нужно только съумѣть повернуть дѣлами такъ, чтобъ опять было, какъ и прежде было.
Да, я приду къ нему просить возвращенія прежняго мѣста, а онъ скажетъ что я — пьяница!… Да имѣй я столько ртовъ, какъ гидра — подобный отвѣтъ закроетъ ихъ всѣ!.. Быть дѣльнымъ человѣкомъ, и потомъ вдругъ обезумѣть, и вслѣдъ за тѣмъ обратиться въ дикаго звѣря… Странныя, странныя вещи!.. Да, каждый лишній стаканъ — проклятъ уже; вмѣстѣ съ виномъ входитъ въ него и дьяволъ.
Э, перестаньте, право!.. доброе вино — существо кроткое и дружелюбное, если только обходиться съ нимъ съ толкомъ; — не восклицайте ему напрасныхъ проклятій! Послушайте, лейтенантъ, — я, кажется, могу думать, что вы увѣрены въ моей преданности къ вамъ.
Да, ты мнѣ доказалъ ее, — мнѣ, пьяному!
Вы человѣкъ, — какъ и всѣ люди, могли-же когда-нибудь и напиться… Я хочу сказать вамъ, что вы должны дѣлать теперь. Въ настоящее время дѣйствительный генералъ нашъ — жена генерала; — я говорю это въ томъ смыслѣ, что весь онъ предался созерцанію ея прелестей, своей страсти къ ней… Довѣрьтесь ей вполнѣ, наскучайте ей просьбами; она поможетъ вамъ занять ваше прежнее мѣсто. Она такъ искренна, обязательна, внимательна; такъ полна доброты и благости, что готова упрекать себя каждый разъ, когда не сдѣлаетъ больше того, что обѣщала. Умоляйте ее возобновить прежнія отношенія между вами и ея супругомъ, и я держу пари на все свое состояніе противъ бездѣлицы, что, такимъ образомъ улаженныя, они будутъ еще гораздо-крѣпче прежняго.
Ты говоришь дѣло.
Это мнѣніе искренней привязанности и чистой дружбы.
Я отъ-души этому вѣрю, и рано утромъ попрошу благородную Десдемону поговорить обо мнѣ; если-жъ не удастся и это средство, я долженъ буду потерять всякую надежду на свое будущее.
Это справедливо. — Доброй ночи, лейтенантъ! Мнѣ еще нужно осмотрѣть всѣ посты.
Доброй ночи, честный мой Яго. (Кассіо уходитъ).
И кто-жъ осмѣлится теперь сказать,
Что дѣло-то нечисто? что совѣтъ
Неискрененъ? противурѣчитъ дѣлу?
Что это не единственное средство
Войти опять въ довѣренность Отелло —
Уже и потому, что такъ легко
Склонить ее на всякое добро,
Ее, благую — какъ стихіи міра?..
А ей не стоитъ ровно ничего
Все выпросить у Мавра, что захочетъ —
Будь это отреченіе отъ вѣры,
Отъ всѣхъ святыхъ символовъ искупленья!
Душа его такъ предана любви,
Что Десдемона чисто изъ капризовъ,
Ворочать можетъ слабой волей Мавра,
Какъ только вздумается ей… Теперь…
Не правъ-ли я, указывая Кассіо
На этотъ вѣрный путь?!.. Владыко ада!
Ведь демоны твои всегда, создавъ
Достойные ихъ планы, напередъ
Одѣнутъ ихъ небесной красотою…
А это дѣлаю и я… И вотъ,
Межъ-тѣмъ, какъ этотъ легковѣрный олухъ
Хлопочетъ шибко о своемъ прощеньѣ
У Десдемоны; — а она твердитъ
Настойчиво о томъ-же Мавру, — я
Волью ему искусно въ ухо ядъ
Ужасныхъ подозрѣній; — я ему
Шепну, что настоящая причина
Докучныхъ этихъ просьбъ, не больше, какъ
Ея преступная къ виновному любовь; —
И чѣмъ усерднѣй будетъ говорить
Она за Кассьо, тѣмъ скорѣй любовь
И уваженье Мавра потеряетъ…
Тебя погубитъ доброта твоя…
И благодушіе, — изъ нихъ густую
Я сѣть сплету, и сѣтью той я всѣхъ
Васъ разомъ отенечу… (Входитъ Родриго).
Что Родриго?
Я тоже, кажется, здѣсь на охотѣ; но меня не пускаютъ на дичину, а заставляютъ только порскать по горячимъ слѣдамъ ея. Карманъ мой почти пустъ, въ эту ночь я перенесъ столько оскорбленій — и, кажется, за все это я выиграю только лишнюю долю опытности, потомъ, размѣнявъ такимъ-образомъ кучу чистыхъ денежекъ на мелочь благоразумія, — пущусь съ Богомъ обратно въ Венецію.
Ахъ, нетерпѣніе — большой порокъ!..
Какія-жъ раны лечатся мгновенно?
Вѣдь нечего-жъ и говорить тебѣ,
Что мы работаемъ однимъ умомъ:
Не черти-жъ, Господи прости! намъ служатъ.
А замыслы ума осуществитъ
Одно лишь время… Впрочемъ, что-же тутъ
Дурнаго?.. Кассіо тебя поколотилъ,
Ты говоришь, — ну и пускай себѣ
Поколотилъ, вотъ важность-то велика!
А не чрезъ это-ли и самъ погибъ онъ?
Да, многое цвѣтетъ чудесно, другъ,
Безъ теплоты и свѣта, по законъ —
Что прежде расцвѣтетъ, то и созрѣть
Должно сначала; — потерпи-жъ еще
Немножко… Вотъ ужъ разсвѣло — теперь
Обѣдня, дальше развлеченія,
А гамъ дѣлишки кой-какія незамѣтно
День скучный сократятъ… Ну, уходи
Теперь, ступай себѣ въ свою квартиру…
Иди-же, говорю, — не долго ждать —
Узнаешь больше… а теперь прощай!
Двѣ вещи нужно-бы теперь еще
Обдѣлать: первое — сказать женѣ,
Чтобъ попросила толкомъ Десдемону
За Кассіо, другое — удалить на часъ
Отелло, и потомъ навесть его
Искусно на бесѣду Кассіо
Съ его женой; да, это дѣльный планъ!
И нужно только дѣйствовать умно,
Рѣшительно и скоро.
ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.
правитьСЦЕНА I.
правитьИграйте здѣсь; — я щедро заплачу.
Ну, что-нибудь веселое; потомъ
Кричите: «Добрый день! привѣтствуемъ
Васъ, генералъ»! 13).
А что, братцы, видно инструменты-то ваши не минули таки Неаполя 14); они что-то слишкомъ-подозрительно выражаются въ носъ.
Какъ, синьйоръ, что-такое?
Скажите на-милость — это у васъ называется духовыми инструментами?
Я думаю, что такъ, синьйоръ.
О, такъ они съ душкомъ таки.
Да какъ-же это инструментъ съ душкомъ? 15).
Ну, знаешь одинъ на одинъ не придется, а мнѣ таки пришлося видѣть ихъ довольно всякихъ…. Но вотъ вамъ, почтеннѣйшіе, плата за работу: генералу такъ поправилась ваша музыка, что онъ отъ души желаетъ вамъ всякаго успокоенія.
Пожалуй, мы и перестанемъ.
Если бы, — видите, — у васъ нашлась такая, что играетъ въ тихомолку, такъ оно, пожалуй, и опять начать-бы можно, — а иначе, на генерала вамъ считать чисто нечего; — онъ, какъ говорятъ, неслишкомъ-то большой любитель музыкѣ.
Ну! такой, какъ вы спрашиваете, у насъ нѣтъ, синьйоръ.
Такъ убирайте-же свои дудки въ мѣшки — и съ Богомъ. Мнѣ тоже нужно идти. — Ну, въ разсыпную — мигомъ!
Послушай, любезный!
Нѣтъ! я не слушаю вашего любезнаго, я слышу васъ.
Пожалуйста оставь свои остроты. Этотъ червонецъ назначается тебѣ, по съ условіемъ: если дама, которая находится при женѣ генерала, уже вышла, такъ ты долженъ сказать ей, что нѣкто Кассіо проситъ у нея, какъ милости, минутнаго разговора. Сдѣлаешь-ли ты это?
Она уже вышла, синьйоръ, изъ своихъ покоевъ; а если захочетъ выйти и сюда, — я, пожалуй, перескажу ей вашу просьбу. (Уходитъ).
Ахъ, добрый другъ, ты очень кстати. Яго!
А вы и не ложилися еще?
Нѣтъ, прежде, чѣмъ мы разошлись, уже
Свѣтало…. Я осмѣлился просить
Свиданья у жены твоей; хочу,
Чтобъ и она замолвила словцо,
Другое, за меня у Десдемоны.
Я вышлю къ вамъ ее сейчасъ, а самъ
Подумаю, какъ удалить Отелло,
Чтобъ на досугѣ вамъ — свободнѣе
Поговорить.
Благодарю тебя! (Яго уходитъ).
Я никогда не видѣлъ Флорентинца
Честнѣе и услужливѣй его. (Входитъ Эмилія).
Ахъ, здравствуйте, нашъ добрый лейтенантъ!
Такъ живо тронута я вашимъ горемъ….
Но впрочемъ скоро перемѣнится
Все это къ лучшему. Съ женой своей
Отелло говорилъ уже объ этомъ,
И Десдемона горячо за васъ
Его просила; Мавръ ей отвѣчалъ,
Что раненный играетъ важную
Здѣсь роль, что знаменитаго онъ рода,
И что благоразуміе ему
Теперь не позволяетъ согласиться
На просьбу эту; по прибавилъ,
Что много любитъ васъ, и потому,
Изъ личнаго расположенья къ вамъ,
Безъ всякихъ просьбъ, онъ не пропуститъ случай
Вамъ мѣсто прежнее и дружбу возвратить.
И все-таки я умоляю васъ
Когда-нибудь доставить случай мнѣ
Поговорить объ этомъ съ Десдемоной
На единѣ.
Ступайте-же со мной;
Я съ всю васъ оставлю одного,
И вы свободно ей откроете
Всю душу.
Много васъ благодарю.
СЦЕНА II.
правитьПослушай, Яго, отнеси скорѣй
Вотъ эти письма кормчему; скажи
Ему, чтобы покорный мой привѣтъ
Онъ передалъ Республикѣ…. Потомъ
Придешь ко мнѣ, — я буду въ это время
У крѣпостныхъ работъ.
Мой добрый генералъ!
Ну, господа,
Пойдемъ теперь, осмотримъ укрѣпленья.
Мы слѣдуемъ за вами, генералъ. (Уходятъ).
СЦЕНА III.
правитьУвѣрьтесь-же достойный Кассіо,
Что я употребить готова все
Для вашей пользы.
Добрая синьйора,
И я прошу васъ — мужъ мой огорченъ
Не меньше Кассіо несчастьемъ этимъ.
О, да! онъ честный человѣкъ. — Итакъ
Не сомнѣвайтесь, Кассіо, что скоро
Я помирю васъ съ мужемъ совершенно.
О благодушная заступница
Моя! Что бъ ни случилось съ Кассіо,
Всегда найдете въ немъ вы человѣка
Душевно, вѣчно преданнаго вамъ.
Благодарю васъ! вы такъ любите
Отелло моего, и такъ давно
Знакомы съ нимъ…. О, я увѣрена,
Что эта странность вашихъ отношеній
Окончится сейчасъ, какъ только это
Дѣла политики позволятъ.
Но
Политика пойдетъ на-долго эта,
Когда ее усадятъ на діэту
Предубѣжденіи мелкихъ и пустыхъ,
Когда во всякомъ обстоятельствѣ
Увидятъ новую къ тому причину….
Межъ-тѣмъ я удаленъ, и мѣсто
Мое другому отдано…. и скоро
Забудетъ генералъ и преданность
Мою и службу.
Нѣтъ, не думайте
Объ этомъ; здѣсь, въ присутствіи Эмильи,
Я увѣряю васъ, что мѣсто ваше….
Да, Кассіо, я слишкомъ ужъ точна
Въ малѣйшихъ требованьяхъ дружбы….
Я не оставлю мужа, сна ему
Не дамъ, терпѣнье истощу его;
На ложѣ, за столомъ, вездѣ, вездѣ
Услышитъ онъ объ васъ…. Ну, будьте-же,
Какъ прежде, веселы. — Защитникъ вашъ
Скорѣй умретъ, чѣмъ дѣло такъ оставитъ….
Синьйора, генералъ почти ужь здѣсь….
Позвольте удалиться мнѣ, синьйора!
За чѣмъ-же уходить? — Останьтесь; вы
Услышите, какъ буду говорить
Я съ нимъ.
Но только не теперь, синьйора
Я чувствую, какъ былъ бы я неловокъ. —
Я не могу сказать теперь двухъ словъ
Въ свою защиту.
Ну, прощайте, Кассіо,
И дѣлайте, какъ кажется вамъ лучше. —
О, это не по-мнѣ!
Что ты сказалъ?
Я? — Ничего, мой генералъ! Но если….
Нѣтъ! я не знаю….
Это Кассіо
Ушелъ отъ Десдемоны?
Кассіо,
Синьйоръ? — По чести, я не думаю,
Чтобъ уходилъ онъ, какъ преступникъ,
Едва завидя васъ.
Но я увѣренъ,
Что это онъ.
Ахъ, мой Отелло! ты
Ужъ здѣсь; а я сейчасъ вотъ говорила
Съ однимъ несчастнымъ; — онъ ужасно какъ
Страдаетъ отъ немилости твоей.
Кто-жъ это?
Какъ! и ты не догадался!
Да лейтенантъ твой Кассіо!… Послушай,
Мой добрый другъ! ну, если хоть немножко
Меня ты любишь, если я имѣю
Хоть крошку власти надъ тобой — прости
Ты Кассіо…. Ахъ, Отелло, если онъ
Тебѣ не всей душой своею преданъ,
И свой проступокъ сдѣлалъ съ-умысломъ,
А не въ пылу слѣпаго увлеченья —
Такъ я тогда ужъ больше не повѣрю
Ни самому честнѣйшему лицу
Людскому…. О, молю тебя прости
Его!
Не онъ-ли это вотъ сейчасъ
Ушелъ отсюда?
И какой печальный!
Мнѣ кажется и на меня тоску
Навѣялъ онъ, — я и сама страдаю….
О милый другъ, прости-жъ его!…
Теперь
Не можно, Десдемона, — пусть немного
Онъ подождетъ.
Но скоро-ль это?
О!
Какъ только можно для тебя, конечно,
Мой милый другъ.
За ужиномъ сегодня?
Нѣтъ не сегодня.
Завтра за обѣдомъ?
Нельзя и за обѣдомъ, потому,
Что завтра не обѣдаю я дома:
Меня къ себѣ просили офицеры.
Ну, завтра вечеромъ, или во вторникъ
Поутру, — днемъ, или хоть вечеромъ,
Ну, въ середу поутру…. только срокъ
Назначь, но ужъ ни какъ не болѣе
Трехъ дней. Ахъ, какъ раскаянье его
Ужасно мучитъ! Между-тѣмъ, вина
Его, — не будь теперь война, когда,
Какъ говорятъ, виновныхъ строго судятъ.
Въ примѣръ другимъ, — едва-бы стоила
Серьёзнаго упрека…. Ну когда-жъ
Онъ возвратится къ должности своей?
Скажи, Отелло!… Ахъ, во глубинѣ
Души моей я тронута, мой другъ!
Я не придумаю, на что-бы я
Не согласилась для тебя въ одно
Мгновенье…. Вспомни наконецъ, Отелло,
Что тайну страсти нашей только онъ
Одинъ и зналъ; что онъ всегда ужъ былъ
Горячій твой защитникъ, каждый разъ,
Когда, бывало, вздумается мнѣ
Шутя тебя немножко позлословить….
И нужно столько просьбъ, мольбы на то,
Чтобы склонить тебя къ нему на милость!
Повѣрь мнѣ, я могла-бы….
О, довольно
Прошу тебя! — Пусть онъ является
Когда ему угодно. — Я ни въ чемъ
Не смѣю отказать тебѣ.
Но здѣсь
Не вижу никакой я милости
Отелло. — Такъ просила-бъ я тебя,
Перчатки взять, одеться потеплѣе,
Или покушать лакомое блюдо,
Ну, что-нибудь въ подобномъ родѣ…. О!
Когда въ послѣдствіи я захочу
Серьёзно испытать любовь твою —
Предупреждаю васъ, синьйоръ, что дѣло
Немножко потруднѣй для васъ найду я.
Я повторяю, что ни въ чемъ тебѣ
Не откажу. — Ну, а теперь оставь
Меня на нѣсколько минутъ.
Могу-ли отказать тебѣ? — о нѣтъ!
Прощай-же, милый мой!
Прощай, мой ангелъ!
Я скоро буду.
Ну, Эмилія,
Пойдемъ — (къ Отелло). Такъ говори всегда мнѣ мысль
Свою свободно, — что-бъ ты ни сказалъ —
Я все исполню.
Бѣдная голубка! 16)
Пусть потеряю самую надежду
Спасенья — если не люблю тебя!…
И если-бы душа моя когда-нибудь
Любить тебя забыла…. о! она
На вѣкъ тогда утратитъ смыслъ и цѣль
Земнаго бытія!…
Мои благородный
Синьйоръ!
Что скажешь, Яго?..
Зналъ-ли Кассіо
О тайнѣ вашей страсти къ Десдемонѣ,
Когда вы были только счастливымъ
Любовникомъ ея?
Конечно зналъ, —
Съ начала самаго до самаго
Конца. — А для чего тебѣ?
Да такъ; —
Хотѣлось только мнѣ сообразить….
Но я уже не думаю объ этомъ.
О чемъ не думаешь?
Да я, вотъ видете-ль,
Не зналъ, что онъ знакомъ былъ съ нею.
И сколько разъ ему случалось быть
Посредникомъ межъ нами!
Въ-самомъ-дѣлѣ?
Ну, въ-самомъ-дѣлѣ, Яго! — Развѣ ты
Изъ этого что заключаешь? — Развѣ онъ
Нечестенъ?
Вы, синьйоръ, сказали: честенъ?
Да, я сказалъ…
Конечно…. сколько я
Объ этомъ знаю….
Да куда-жъ ты мѣтишь?
О чемъ ты думаешь?
О чемъ, синьйоръ,
Я думаю?
«Синьйоръ!… я думаю!…» Клянусь, меня
Ты словно эхо дразнишь. — Развѣ въ мысль
Твою зашло такое страшное
Чудовище, что и на свѣтъ его
Ты показать боишься? . У тебя
Есть что-то на душѣ…. Сей-часъ, когда
Мишель оставилъ Десдемону — ты
Сказалъ: «О, это не по-мнѣ!…» Что-жъ тутъ
Не по тебѣ? — Потомъ, когда сказалъ я,
Что довѣряли мы ему любовь
Свою — ты странно вскрикнулъ: «Въ-самомъ-дѣлѣ?»
Потомъ угрюмо сдвинулъ брови ты,
Какъ-будто затаивъ подъ черепомъ
Своимъ толпу ужасныхъ подозрѣній…
О, если любишь ты меня, мой Яго,
Ты мнѣ откроешь все!
Вы знаете,
Синьйоръ, какъ много я люблю васъ.
Да,
Я знаю, Яго, что меня ты любишь,
Я знаю прямоту души твоей, —
И видя, какъ ты тянешь, вѣсишь звуки —
Невольно жду чего-то роковаго…
Я знаю, что подобныя уловки
Употребляетъ часто ловкій плутъ,
Но это у него не болѣе
Какъ пошлая снаровка — только!
Межъ-тѣмъ какъ у людей съ душой прямою
Все это обличаетъ трудную
И тяжкую борьбу страстей и долга,
Неподклонимаго страстямъ…
Когда-бъ
Вопросъ тутъ шелъ о Кассьо — я готовъ
Божиться, что онъ честный человѣкъ…
Я совершенно то-же говорю!
Да, нужно, чтобы люди были тѣмъ,
Чѣмъ кажутся; а нѣтъ — такъ пусть
Хоть не казались-бы они ужъ тѣмъ,
Чѣмъ показаться имъ угодно…
Да, нужно, чтобы люди были тѣмъ,
Чѣмъ кажутся…
О, если такъ — то я
Торжественно скажу, что Кассіо
Честнѣйшій человѣкъ!
Нѣтъ! здѣсь не все…
О, передай-же мнѣ, молю тебя,
Всю эту мысль въ той самой полнотѣ,
Въ какой она подъ черепомъ твоимъ
Созрѣла… не стѣсняйся выраженьемъ,
И низость дѣла смѣло одѣвай
Достойными ее рѣчами…
Мой
Великодушный генералъ! простите…
Хотя по долгу и обязанъ я
Повиноваться вамъ, — есть, впрочемъ, вещи,
Гдѣ сознаетъ себя и рабъ свободнымъ…
Сказать вамъ эту мысль!. Вѣдь иногда,
Нечистая она заходитъ въ душу къ намъ,
Какъ съ человѣкомъ грѣхъ во храмъ заходитъ…
Кому, въ часы его чистѣйшихъ думъ,
Порой не приходило искушенье?…
Тотъ умышляетъ, Яго, другу зло,
Кто изъ пустаго страха оскорбленья
Ему не довѣряетъ тайны роковой….
О, умоляю-жъ васъ… быть-можетъ, я
Обманываюсь самъ . Признаться, тутъ
Большой порокъ — стараться отыскать
Во всемъ дурное; въ глупой ревности
Я часто строю небывалыя
Бѣды; — я умоляю васъ, синьйоръ,
Не вѣрить слишкомъ рѣчи человѣка,
Такъ странно, жалко созданнаго небомъ,
И не тревожиться пустымъ его
Предубѣжденьемъ, можетъ-быть…. Да, вашъ
Покой и счастье… опытность моя,
Благоразуміе и честь — все здѣсь
Соединившись, запрещаетъ мнѣ
Вамъ говорить…
Что-жъ это значитъ, Боже!
Мой добрый, благородный генералъ!
Важнѣйшее сокровище души
У женщины и у мужчины имя!
Кто крадетъ кошелекъ мой, тотъ меня
Лишаетъ вздора, — ну, чего-нибудь,
А часто — ровно ничего, — былъ мой,
Теперь его, а прежде тысячи
Другихъ; — но тотъ, кто имя доброе
Отниметъ у меня, — не сдѣлавшись
Богаче самъ, меня онъ оставляетъ
Несчастнымъ бѣднякомъ….
О, я хочу,
Какъ Богъ святъ! — я хочу знать мысль твою.
Вы не узнаете ее, пока
Не вырвете отсюда сердца…. да!
Вы не узнаете ее, пока
Она хранится въ сердцѣ этомъ…
А!…
Ахъ, берегитесь ревности, синьйоръ, —
Зеленоглазое чудовище —
Она окаменитъ сначала жертву,
Потомъ пожретъ ее… Тотъ, кто уже
Увѣрился въ измѣнѣ — хоть жену,
Конечно, онъ не любитъ — по живетъ
Себѣ покойно, но Создатель мой!
Что должно вынести душѣ того,
Кто любитъ страстно ту, кому не вѣритъ,
Боготворя ее — подозрѣваетъ…
О, тяжело должно-быть это, Яго!
Бѣднякъ, довольный долею своей —
Богатъ по-своему, синьйоръ, — по, какъ
Зима, безплодно для того богатство,
Кто каждый мигъ боится обѣднять.
О, да спасетъ отъ ревности васъ небо,
Вы, близкіе душѣ моей!…
За-чѣмъ
Все это, Яго? — что оно такое?…
Ты думаешь, что я могу изныть
Тоскою ревности, — что я могу,
При каждомъ новолуньи, на потѣху
Себѣ, настроить новыхъ подозрѣній?…
Нѣтъ! — разъ оно запало въ грудь мою
И разорветъ мнѣ грудь оно… Считай
Меня безумцемъ, если возмутить
Успѣешь, Яго, этимъ вздоромъ вѣру
Души моей. — Я ревновать не стану;
Когда мнѣ скажутъ, что жена моя
Красавица, что любитъ общество
Она, наряды, комплименты, танцы, —
Когда я вѣрю, что она чиста —
Въ ней чисто все!… Я очень знаю самъ,
Что не блистаю множествомъ достоинствъ, —
Но на душѣ — ни страха, ни сомнѣнья…
Она имѣла очи, смыслъ и волю —
И выбрала меня. — Нѣтъ, Яго, прежде
Чѣмъ сомнѣваться — нужно видѣть мнѣ,
А за сомнѣньемъ — нужно доказательствъ,
А съ доказательствомъ одно уже:
Прощай и ревность и любовь!…
Теперь
Мнѣ легче; я теперь могу свободнѣй
Вамъ выказать любовь и преданность
Свою. — Послушайте… по это все
Сомнѣнія покамѣстъ, — я не говорю
Еще о доказательствахъ ни слова…
Смотрите за женою, подмѣчайте
Ея бесѣды съ Кассіо, — глядите
За ними просто, — ревности не нужно,
Не нужно и довѣрья лишняго;
Мнѣ слишкомъ-тяжело было-бы видѣть,
Какъ гибнетъ ваше преданное сердце
Печальной жертвой прямоты своей…
Смотрите-же за ней; — я хорошо-
Таки своихъ Венеціанокъ знаю:
Пусть небо видитъ грѣхъ, да только-бъ мужъ
Его не видѣлъ; — заповѣдь у нихъ
Своя: за грѣхъ ни слова, — только ужъ
Умѣй сводить, синьйора, и концы
Съ концами…
Ты это знаешь?
О, и какъ
Еще! Да вспомните вы сами, какъ
Васъ полюбивъ, обманывать отца
Она умѣла. — Не тогда-ль она
Искала взора вашего, когда
Казалось такъ боялася его?
Да, это такъ!…
Вотъ то-то! — Дѣвочка,
Въ такихъ лѣтахъ умѣвшая уже
Прикинуться такъ ловко, — такъ искусно
Отца роднаго оморочить, что
Бѣднякъ считалъ все это чародѣйствомъ…
Но я, быть-можетъ, оскорбляю васъ?
Я говорю ужь слишкомъ? — О, простите-жь, —
Молю склонясь, мнѣ эту преданность
Излишнюю, синьйоръ!
Я навсегда
Тебѣ останусь благодаренъ, Яго.
Ахъ, нѣтъ! я вижу, вы немного
Какъ-будто-бы встревожились…
Ничуть! ничуть!..
Я-бъ не хотѣлъ… я этого боюсь…
Но я надѣюся, что вы въ рѣчахъ
Моихъ оцѣпите прямую преданность…
Ахъ, вы встревожены! — О, умоляю васъ,
Не принимайте этихъ словъ за вещь
Серьёзную: вѣдь это подозрѣнье…
Не болѣе, какъ только подозрѣнье.
Я и не принимаю…
Да, синьйоръ,
Не принимайте; а иначе вѣдь
Слова мои могли-бы быть причиной
Печальныхъ слѣдствій, о которыхъ я
И мысли не имѣлъ; — вѣдь Кассіо,
Мнѣ другъ… Нѣтъ вижу — вы встревожены,
Синьйоръ.
Не много… У меня нейдетъ
Та мысль изъ головы, что Десдемона
Чиста и непорочна.
О, да будутъ
Навѣки неизмѣнны — чистота
Ея, и вѣра ваша въ эту чистоту!
А между тѣмъ — вѣдь самая природа
Законъ свой нарушаетъ иногда…
Да, это правда!.. Я еще осмѣлюсь…
Вы мнѣ простите… я припомню только
Ея отказъ всѣмъ женихамъ своимъ,
Такъ близкимъ ей по роду, мѣстному
Происхожденью, по лѣтамъ; скажите:
Не видноль тутъ противурѣчія
Самой природѣ?.. Нѣтъ-ли тутъ уже
Испорченности чувствъ, стремленія
Къ какимъ-то страннымъ прихотямъ, начала
Противъ-естественныхъ желаніи?.. Но,
Простите — я не отношу къ ней прямо
Всего, что сказано… Межъ-тѣмъ я все
Таки боюсь, чтобъ не одумалась
Она, чтобы не захотѣлось ей
Порой сравнить васъ съ нашей молодёжью,
И послѣ… чтобы не раскаяться
Ей послѣ…
Ну, прощай! прощай!.. Найдешь
Что новое — сейчасъ сказать… Да пусть
Жена твоя за нею смотритъ въ оба.
Оставь меня.
Простите!
О за-чѣмъ
Женился я!?.. Да, этотъ честный Яго
Безъ всякаго сомнѣнья знаетъ больше,
Гораздо-больше, нежели сказалъ.
Еще, синьйоръ, я умоляю васъ
Не заходить далеко въ подозрѣньяхъ.
Оставьте дѣло это времени.
Хотя вы мѣсто Кассіо — ему
И возвратите, разумѣется,
Сказать вѣдь нужно правду — къ дѣлу онъ
Усерденъ столькожъ, какъ способенъ,
Да не мѣшало-бъ, знаете, немножко
Повременить; — вы здѣсь увидите
На что и какъ надѣяться-бъ онъ думалъ,
А въ средствахъ этихъ вы оцѣпите
И то, конечно, что за человѣкъ
Нашъ Кассіо… Замѣтьте также,
Не слишкомъ-ли докучливо жена
Просить васъ будетъ о прощеньи
Его, — изъ этого ужъ многое
Вамъ можно будетъ заключить… Пока-жъ
Не объяснится это все, хотя
Немного, — думайте, что я изъ страха
Нагородилъ вамъ кучу пустяковъ, —
Чего, признаться, я и самъ боюсь,
И не стѣсняйте, — заклинаю васъ,
Ничѣмъ свою супругу…
О, не бойся —
Я управлять собой умѣю.
Синьйоръ, простите!
Этотъ человѣкъ
Необычайно честенъ, — свѣтлый умъ
Образованіемъ украсилъ онъ,
И глубоко постигъ онъ человѣка…
Но, мой Создатель! — если это правда!?..
Да, если-бъ звенья цѣпи, насъ связавшей,
Вросли мнѣ въ сердце и свилися тамъ
Съ нѣжнѣйшими его вѣтьвями, — о!
Я оторвалъ-бы съ кровью ихъ отъ сердца!
Лети потомъ по вѣтру птичкой вольной,
Лови любовь и счастье…
Можетъ-быть…
Да, можетъ!.. Я уродливъ, чоренъ,
Болтать я не умѣю милыхъ фразъ,
Какъ эти вздорные любезники….
Къ тому-жъ, спускаюся въ долину лѣтъ,
Хоть по немногу, все-жъ-таки спускаюсь…
О, я обманутъ… можетъ-быть, осмѣянъ…
Что-жъ остается?.. Ненависть… одна!
Смѣшны и прокляты — вы, узы брака!..
«Она моя!» — Твоя!.. Да развѣ ты
Страстей ея владыка?.. Я рѣшусь
Скорѣй быть гадиной, скорѣй рѣшусь
Питаться смраднымъ воздухомъ темницъ,
Чѣмъ перенесть, чтобъ избранное мною,
Не мнѣ принадлежало безраздѣльно…
И вотъ она, души могучей казнь!..
Судьба ея труднѣе темной доли
Душонокъ мелкихъ… Да, какъ смерть,
Неотклонимъ отъ насъ суровый жребіи!
Онъ проникаетъ наше бытіе
Чуть только къ бытію насъ призываютъ…
А!.. Десдемона!..
Если можетъ это
Созданье обмануть!.. О небеса!
Смѣетесь вы надъ бѣднымъ человѣкомъ!…
Не вѣрю! нѣтъ, не вѣрю!
А, ты здѣсь,
Отелло! — Вашъ обѣдъ давно уже
Готовъ, и гости — островитяне
Давно ужъ ждутъ тебя.
Я и забылъ…
Ахъ, отъ-чего твой голосъ такъ дрожитъ?..
Ты боленъ?
Тутъ болитъ…
Конечно все
Отъ безпокойствъ, но, вѣрно, не на долго.
Постой, я голову тебѣ платкомъ
Перевяжу, увидишь — боль пройдетъ
Мгновенно
Нѣтъ! онъ слишкомъ малъ! Болѣзнь
Пройдетъ сама-собой… Пойдемъ — и я
Иду съ тобою вмѣстѣ.
Грустно мнѣ,
Мой другъ, что нездоровъ ты.
А!.. платокъ!..
Ахъ, какъ довольна я, что наконецъ
Онъ у меня таки… Вѣдь это первый
Подарокъ Мавра милой Десдемонѣ!
Ну и на что-бъ онъ мужу?.. Нѣтъ, чудакъ —
Ужъ сколько разъ онъ приставалъ ко мнѣ:
Достань! какъ хочешь — а достань его!..
А вѣдь Отелло заклиналъ жену
Всегда храпитъ его; — да и она
Его, бѣдняжка, много любитъ: съ нимъ
Не разстается никогда она,
И сколько ласкъ ему, и милыхъ словъ,.
И поцѣлуевъ!… Впрочемъ я
Сниму съ него рисунокъ только мужу….
И что онъ хочетъ дѣлать съ нимъ?… Ума
Не приберу, — по все-же я должна
Исполнить прихоть мужа.
А, вы здѣсь…
И чѣмъ-же заняты? нельзя-ль узнать?
Нельзя-ль поснисходительнѣй…. для васъ
Я припасла чудесную вещицу.
И лично для меня? — Такъ это вздоръ!
Что?
Вздоръ, говорю, связаться съ глупой бабой…
И только… Что-жъ ты дашь за этотъ мнѣ
Платокъ?
Какой платокъ?
Какой платокъ?.!.
Да тотъ, что Мавръ впервые подарилъ
Женѣ своей; тотъ, за который ты
Такъ надоѣлъ мнѣ, право…
Ну, и ты
Его таки стянула?…
Нѣтъ, клянусь….
Она его случайно уронила, —
Я здѣсь была, и подняла. Вотъ онъ, —
Гляди!
Ахъ, умница! отдай-же мнѣ!
Скажи-жъ на что тебѣ? и отъ-чего
Ты столько приставалъ ко мнѣ?
Ну, вотъ!
Тебѣ ужасно нужно это!
Послушай, Яго, ежели тебѣ
Не слишкомъ-нуженъ онъ — отдай его!
Ахъ, бѣдная синьйора! — да она
Стоскуется по немъ…
Какія нѣжности!…
А ты, гляди мнѣ — не показывать
И вида, что платокъ у насъ! Онъ нуженъ
Мнѣ самому…. Теперь ступай себѣ! (Эмилія уходитъ).
Платокъ подкину въ Кассіеву спальню,
Пусть тамъ найдетъ его ужо онъ самъ.
Нѣтъ пустяковъ, которымъ-бы ревнивый
Не вѣрилъ въ глубинѣ души своей,
Какъ истинѣ евангельской… О, здѣсь
Должны-бы кажется произойти
Чудесные эффекты!… Вѣдь и такъ
Мой ядъ ужъ загулялъ по жиламъ Мавра…
Да… эти вещи — точно ядъ! сначала ихъ
И не примѣтишь, да за то уже
Чуть только отравили нашу кровь —
И кровь, какъ жилы сѣрныя, горитъ
Неугасимо…
Что? Не правду-ль я
Сказалъ?
Вотъ онъ!… О, нѣтъ, Отелло,
Ни опіумъ уже, ни мандрагора, 17)
Ни зелья сонныя со всѣхъ краевъ
Сна больше не дадутъ тебѣ! — Вчера
Ты мирно спалъ еще — но не заснешь
Уже сегодня, завтра ре заснешь,
До вѣчной ночи ты ни разу ни заснешь
Уже покойно…
Обмануть меня?!…
Меня!?…
Что съ вами, генералъ? — Вы все
Объ этомъ…. Э, забудьте право!
Прочь!
Прочь отъ меня!… Ты адскою машиной
Изъ сердца жилы поволокъ мои…
О, легче, Яго, знать свое несчастье,
Чѣмъ сердце пепелить на медленномъ
Огнѣ ужасныхъ подозрѣній, — ждать
Томительно все новыхъ, темныхъ золъ…
Ахъ, вы, синьйоръ, тревожите меня!…
Да, не было во мнѣ и помышленья,
Чтобы у счастья моего она
Крала минуты для порока; я
Не видѣлъ этого, я этого
Не зналъ, мнѣ эта мысль души не жгла,
Я спалъ покойно, веселъ былъ, доволенъ;
Я на устахъ ея не находилъ
Лобзаній Кассіо… Да, окраденный,
Пока не спохватился, ничего
Не потерялъ еще!
Ахъ, тяжко мнѣ
Все это слышать, генералъ!
Ну, пусть
Въ объятіяхъ ея перебывала-бы
Вся эта сволочь, лагерная дрянь… 18)
Да только-бъ своего позора мнѣ
Не знать — я-бъ могъ быть счастливымъ еще…
Теперь-же? О, теперь прости на вѣкъ
Счастливый миръ души, мое довольство!
И вы, о гордые полки мои,
Въ стали, въ цвѣтныхъ волнующихся перьяхъ!
И ты, война, творящая героевъ! все
Прости!… Прости мой ржущій копь, звукъ трубъ,
И барабановъ перекатный громъ, 1э)
И ты, святое, царственное знамя,
И все великолѣпіе войны,
И вы, пророки смерти, вы, — глаголъ
Торжественный Зевеса, — мѣдными
Гремящіе устами — о простите!
Призваніе Отелло совершилось!…
Что вы, синьйоръ? — Возможно-ли….
А, тварь!
Гдѣ-жъ доказательства, чтобы она….
Любовь моя — такъ опозорила
Себя?… Гдѣ-жъ доказательства…. Дай мнѣ
На очи ихъ!…
Или, клянусь тебѣ,
Спасеніемъ души моей клянуся —
Собакой лучше-бы тебѣ родиться,
Чѣмъ демона будить въ груди моей….
Ахъ, не уже-ль до этого дошли вы?
Ты долженъ показать мнѣ.. понимаешь!
Или, по-крайней-мѣрѣ, доказать —
Но такъ, чтобъ сомнѣваться больше я
Не могъ уже…. иначе, Яго…. да!
Я задушу тебя….
Мой генералъ!
Но если-жъ, Яго, это клевета,
Но если-жъ на потѣху мучилъ ты
Меня — забудь молиться, задуши
На сердцѣ все добро, всѣ ужасы
Злодѣйствъ возьми на душу, пусть земля
Смутится, глядя на дѣла твои,
И небо плачетъ — нѣтъ, ничѣмъ уже
Своей души ты больше не погубишь….
О небеса! спасите-же меня!
Вы человѣкъ еще! у васъ еще душа
И мысль?… Богъ съ вами! Должность вамъ свою
Я отдаю назадъ. — Безумецъ, Яго, ты —
Безумецъ!… Прямота твоя идетъ
За преступленіе въ глазахъ людей….
Чудовище ты, свѣтъ!… Гляди-жъ, гляди
О міръ! что человѣка не спасетъ
Ни честь его, ни правота! — синьйоръ!
Благодарю васъ за урокъ!… Отнынѣ
Забуду дружбу я, — когда за дружбу
Я только оскорбленія терплю….
Нѣтъ, стой! Ты долженъ честенъ быть….
Нѣтъ, я
Умнѣе долженъ быть; а честность — ложь
Безумная; — и тотъ, кто служитъ ей, —
Несчастный! гибнетъ онъ неотвратимо….
О Боже! Боже мой! Я думаю —
Жена моя чиста и непорочна,
И думаю, что нечиста; — я думаю….
Ты благороденъ, честенъ, — и потомъ
Я думаю — безчестенъ ты…. О дай-же,
Дай доказательствъ мнѣ…. Хоть чѣмъ-нибудь,
Да докажи!… О Десдемона! Имя
Твое, недавно чистое, какъ ликъ
Діаны, — кажется теперь мнѣ чорнымъ,
Уродливымъ, какъ гадкое лицо
Мое…. О, если въ мірѣ есть еще
Веревка, ножъ, пучина, ядъ — терпѣть
Не буду долго я…. Ну, доказательствъ!…
Страсть пожираетъ васъ, синьйоръ, я вижу….
Мнѣ жаль, что разбудилъ я эту страсть….
Вамъ доказательствъ хочется?
Хочу-ль
Я доказательствъ?… — Да…. хочу!
И можете. —
Но какъ? какъ это доказать, синьйоръ?
Не захотите-жъ вы стоять, конечно,
Какъ на часахъ, у ложа своего, —
Открывъ уста и очи, — въ ту минуту
Когда другой упьется счастьемъ вашимъ!…
Смерть и проклятье!… О!…
Къ-тому-жъ и трудно,
Я думаю, ихъ захватить въ-расплохъ. —
Пусть будутъ прокляты они, когда
Людскія очи чьи-нибудь, кромѣ
Ихъ собственныхъ очей, найдутъ
Измятое ихъ ложе! Какъ? Я вамъ
Сказалъ о доказательствахъ?… Но нѣтъ!
Такъ не докажешь…. это невозможно!…
Да будь козломъ онъ, а она мартышкой,
Или волчицей дикой, — будь они
Безумно-глупы какъ самое пьянство —
Нѣтъ, и тогда-бы это невозможно!…
Но впрочемъ я сказалъ-бы: ежели
Для васъ довольно будетъ замѣчаній,
Которыя потомъ ужъ наведутъ
На свѣжій слѣдъ — я ихъ представлю.
Ну, говори-жъ; — и все, что знаешь — все
Что можешь — говори!
Признаться, — мнѣ
Не нравится ужасно эта роль, —
Но такъ, какъ я зашелъ уже далеко,
И все изъ глупой честности своей,
Да изъ привязанности къ вамъ, — то видно
Придется продолжать ее…. Недавно
Прилегъ я съ Кассьо на одной постели,
Но зубы страшно мучили меня,
И я не могъ заснуть…. Вотъ видите-ль,
Синьйоръ, иной ужъ такъ распустится, 20)
Что и во снѣ нейдутъ съ ума ему
Всѣ эти шашни, знаете…. таковъ
Нашъ Кассіо. — Я слышалъ, какъ во снѣ
Онъ ясно говорилъ: «О Десдемона!
Удвоимъ осторожность, чтобы скрыть
Отъ свѣта вашу связь»…. Потомъ, схвативъ
Меня за руку, сильно сжалъ ее,
И вскрикнулъ: «Милое созданье!…»
Потомъ, припавъ неистово къ губамъ,
Впился въ нихъ долгимъ, долгимъ поцѣлуемъ,
И наконецъ, сдавивъ меня въ своихъ
Объятьяхъ, 21) простоналъ онъ: «О судьба
Проклятая! за-чѣмъ ты Мавру отдала
Ее!…»
Чудовищно! чудовищно!
Синьоръ! по это только сонъ….
Да, сонъ
Невинно повторявшій то, что было
Межъ ними на яву; — да, Яго, этотъ сонъ —
Въ глазахъ моихъ коварный обличитель….
И то замѣтьте — какъ онъ прояснилъ
Теперь другія подозрѣнья наши….
Я разорву въ куски ее!…
За-чѣмъ
Такъ скоро? Нужно быть благоразумнымъ.
Мы сами не видали ничего
Еще. — Она еще невинною
И очень можетъ-быть…. Скажите, впрочемъ,
Мнѣ-бъ нужно это знать — вы не видали
Когда-нибудь въ рукахъ ея платка
Чудесно-шитаго цвѣтами?
Я
Подобный подарилъ однажды ей; —
И это былъ мой первый даръ любви.
Не знаю я, но видѣлъ, что такимъ
Шаткомъ, — и я увѣренъ въ томъ, что онъ
Супруги вашей, — Кассьо отиралъ
Вчера лицо себѣ.
О, если это
Тотъ самый….
Тотъ, или другой платокъ
Синьйоры — это новый обличитель
Противъ нее.
Презрѣнный! о за чѣмъ
Онъ не имѣетъ сорокъ тысячъ жизней?…
Одна.:, несчастная…. что-жъ тутъ для мести?
Теперь я вижу…. ясно…. это правда!
О Яго!… вздохи — всю любовь,
Безумную любовь свою послалъ
Я небесамъ святымъ!… Ушла…. ушла!
Вставай-же месть, вставай чудовище,
Изъ темныхъ безднъ своихъ!… Любовь! снимай
Вѣнцы свои съ души моей…. На тронъ
Твой — въ сердцѣ, здѣсь — возсядетъ ненависть
Въ коронѣ темной.. Прочь изъ груди все!
Все прочь!… Тамъ тѣсно, душно мнѣ уже
Отъ свиста языковъ змѣиныхъ….
Ахъ,
Синьйоръ, поберегите вы себя.
О, крови, Яго, крови!
Успокойтесь!…
Я васъ прошу; — быть-можетъ, чувства ваши
Измѣнятся….
Нѣтъ, Яго, никогда….
Какъ волны вѣчно-дикаго Эвксина,
Безъ отдыха, безъ срочнаго отлива,
Въ напорѣ бѣшеномъ все идутъ вдаль
На Геллеспонтъ и Пропонтиду, — такъ
Мои кровавые обѣты, въ ихъ
Стремленьи дикомъ, позабывъ любовь, —
Все выростая, страшно выростая, —
Тамъ остановятся, гдѣ ихъ задушатъ….
Ты, Небо вѣчно-неизмѣнное!
Тебѣ я поручаю клятву эту….
И ты увидишь, какъ ее исполню….
Не поднимайтесь! стойте такъ!
Вы, божьи вѣчно-пламенный звѣзды!
Вы, чудно міръ обнявшія стихіи!
О будьте-жъ вы свидѣтели, что Яго,
Умъ, сердце, руку — вѣчно посвятилъ
Служенью оскорбленнаго Отелло…
Пусть онъ повелѣваетъ — я готовъ
На все кровавое — забывъ про совѣсть!…
Я принимаю твой обѣтъ;, не стану
Передъ тобою разсыпать пустыхъ
Благодареній. — Чтобы доказать,
Какъ я цѣню его, — теперь-же, Яго,
И пользуюсь я имъ; — черезъ три дня
Ты долженъ мнѣ донесть, что Кассіо
Уже не существуетъ.
Другъ мой мертвъ….
Вашъ приговоръ рѣшилъ судьбу его!
Но Десдемона…. пусть живетъ она!
Нѣтъ, судъ произнесенъ уже надъ ней,
Безстыдною…" произнесенъ ужъ судъ!
Иди за мной; — подумать нужно, Яго,
Чтобы для этой адской красоты
Придумать смерть внезапную…. Теперь
Ты — лейтенантъ мой.
Вѣчно вашъ, синьйоръ.
СЦЕНА IV.
правитьНе знаешь-ли, любезный, какъ-бы найти Кассіо? гдѣ онъ бываетъ?
Я не возьму на себя смѣлости сказать, гдѣ онъ бываетъ.
А отъ-чего-бы это?
Онъ солдатъ, — а по мнѣ, сказать гдѣ бываетъ солдатъ, — оно…. немножко щекотливо.
Ну, гдѣ живетъ онъ?
Сказать вамъ, гдѣ онъ живетъ, значитъ, сказать чистую ложь 22).
Можно-ли разобрать что-нибудь изъ этого?
Я не знаю, гдѣ живетъ онъ, и слѣдовательно сказать, что онъ живетъ здѣсь или тамъ, значитъ безсовѣстно солгать передъ вами.
Не можешь-ли ты, по-крайней-мѣрѣ, узнать объ этомъ и сказать мнѣ.
Это дѣло другое. Я пущусь распрашивать у встрѣчнаго и поперечнаго, т. е., буду задавать вопросы, и на основаніи ихъ создавать свой отвѣтъ.
Найди-же его и попроси придти сюда; скажи ему, что я просила объ немъ своего мужа и ожидаю всего лучшаго.
Все это не превышаетъ еще соображеній ума человѣческаго, и слѣдовательно, я совершенно могу принять на себя ваше порученіе. (Уходитъ).
Но гдѣ-жъ я потеряла свой платокъ,
Эмилія?
Не знаю я, синьйора.
Повѣрь, Эмилья, лучше-бъ согласилась
Я потерять свой кошелекъ крузадовъ 23);
И если бы мой благородный Мавръ
Имѣлъ не этотъ свѣтлый умъ, и былъ
Не выше мелкой ревности, конечно
Отъ этого въ немъ родилось бы много
Нечистыхъ мыслей.
А Отелло не ревнивъ,
Синьйора?
Кто? мой Мавръ? — Я думаю,
Что солнце родины его сожгло
Въ крови его зародышь этой страсти.
Ахъ, вотъ и онъ.
Теперь я отъ него
Не отойду, пока онъ не проститъ
Проступка Кассіо. (Отелло входитъ).
Что не лучше-ли
Тебѣ, мой другъ?
О, лучше, добрая
Моя синьйора. (Въ-сторону). Ахъ, притворство мнѣ
Такъ тяжело!… А ты здорова?
О, совершенно, добрый мой синьйоръ.
А дай мнѣ руку. — Какъ она нѣжна,
Синьйора, ручка ваша!
Да, она
Еще немного видѣла годовъ,
И не видала горя….
Ручка эта
Мнѣ говоритъ, что много жизни здѣсь,
Что на сердцѣ твоемъ тревоги много….
Да, горяча…. такъ горяча, нѣжна!
Она мнѣ говоритъ еще: синьйорѣ
Нужны-бы постъ, неволя и молитва,
Немножко-бъ покаянья нужно…. да!
А то здѣсь все вертится шаловливо
Молоденькій бѣсенокъ…. право!
Ахъ, это откровенная рука,
Такая добрая!
Я думаю
Что добрая, — вѣдь ручка эта сердце
Вамъ отдала мое….
Да, добрая
Ты ручка!… Встарину тебя-бы мнѣ
Вручило сердце, а теперь, такъ ты
Располагаешь сердцемъ — модная
Геральдика! 24)
Въ которой я, синьйоръ,
Не понимаю ровно ничего.
А что-же обѣщаніе твое?
Какое обѣщанье, милая
Моя?
Да все-жъ объ этомъ Кассіо.
Ужъ я за нимъ послала, чтобъ пришелъ
Поговорить съ тобою самъ.
Ахъ, вотъ
Опять меня схватила эта боль….
Дай мнѣ платокъ…
Вотъ онъ, мой милый.
Нѣтъ!
Другой, что я когда-то подарилъ.
Того здѣсь нѣтъ.
Какъ нѣтъ?
Да здѣсь… теперь
Со мною нѣтъ…
Жаль! Жаль! его одна
Цыганка подарила матери
Моей давно уже; — она была
Колдунья, и могла читать въ душѣ
Людскую мысль; — она сказала ей:
Пока ты этотъ сохранишь платокъ,
До-тѣхъ-поръ будешь ты любима мужемъ
И безраздѣльно будешь обладать
Его душою; если-жъ потеряешь,
Или отдашь кому-нибудь его, —
Твой мужъ тогда-жъ тебя возненавидитъ
И страсти новой покорится сердцемъ.
Предъ смертью мать мнѣ отдала его,
И завѣщала подарить женѣ,
Когда и мнѣ жениться приведется…
Я такъ и сдѣлалъ: сохрани-жъ его,
И какъ зѣницу ока береги.
Да… потерявъ или отдавъ его,
Ты приготовишь безъисходную,
Суровую погибель намъ…
О Боже!
Возможно-ль это?
Это вѣрно. — Въ ткани той
Заключена таинственная сила:
Сивилла, двѣсти разъ видавшая
Годичный солнца оборотъ, въ жару
Своихъ пиѳическихъ видѣній, шила
Его цвѣтами; шолкъ носили черви,
Которыхъ силою своей она
Очаровала; весь платокъ потомъ
Омытъ таинственнымъ бальзамомъ былъ, —
И тотъ бальзамъ сивилла источила
Изъ дѣвственныхъ сердецъ столѣтнихъ мумій 25)
О, неужели истина все это?
Святая истина! Смотри-жъ за нимъ
Внимательно…
О, лучше-бы его
Я не видала никогда!
Какъ! что?
А отъ-чего-бы это?
Ахъ, за-чѣмъ
Ты такъ сурово говоришь со мною?
Такъ онъ потерянъ? отданъ? говори-жъ…
Его ужъ больше нѣтъ?..
Спаси насъ Боже!..
Да говори-жъ!
Нѣтъ, не потерянъ онъ. —
Но если-бы… Отелло?
А!…
Но я
Вѣдь говорю, что не потерянъ онъ.
Найди-же, покажи его!..
Да, — я
Найду его, синьйоръ, — но не теперь…
Но это хитрости… а! понимаю…
Такъ не удастся-жъ вамъ, синьйоръ, меня
Заговорить, — прости-же Кассіо,
Прошу тебя, мой милый другъ!..
Найди
Платокъ!.. Въ душѣ моей уже встаютъ
Предчувствія…
Такъ, такъ!.. сердись! сердись…
Прости-жъ его Отелло, — право, ты
Въ другомъ ужъ не найдешь такихъ достоинствъ…
Платокъ!
О, умоляю-жъ… отвѣчай!
Платокъ!
Всѣмъ бытіемъ своимъ всегда
Онъ былъ къ тебѣ привязанъ; онъ дѣлилъ
Съ тобою всѣ опасности…
Платокъ!
Ну, право, стоитъ пожурить тебя…
Прочь!
Вы скажете — онъ не ревнивъ, синьйора?
Я прежде не видала никогда
Его такимъ, и начинаю вѣрить,
Что есть въ платкѣ таинственное что-то…
Ахъ! много принесетъ оно мнѣ горя…
Не въ годъ, не въ два моя синьйора, можно
Мужчину разгадать. — Мы, бѣдныя,
Не болѣе, какъ пища алчныхъ ихъ
Страстей, — и жадно пожираютъ насъ
Они; — ну, а потомъ, насытившись,
Одно осталось — бросить!.. Но, смотрите:
Вотъ идутъ Кассіо и Яго мои.
Вамъ нѣтъ другой дороги; нужно, чтобъ
Она за васъ просила Мавра. — Ну,
Вы, просто, счастливы — вотъ и она!
Подите-жъ къ ней, да попытайтесь-ка
Опять.
Ахъ это вы, мой Кассіо!
Что новаго у васъ?
Синьйора! я
Все съ прежней просьбой. — Умоляю вновь
Великодушное участье ваше, —
Все бытіе мое отъ васъ зависитъ, —
Вы только можете мнѣ возвратить
Любовь его, — его, котораго
Во глубинѣ души моей люблю
И уважаю безконечно я; —
Вся эта медленность и неизвѣстность
Невыносимо тяжелы!.. Когда-жъ
Проступокъ мой уже неискупимъ
Ни прежними заслугами моими,
Ни настоящей горестью, ни тѣмъ,
Къ чему себя въ грядущемъ обрекаю, —
Когда все это — мнѣ не возратитъ
Уже любви его, — пусть скажетъ онъ,
Чего, по-крайней-мѣрѣ, ждать я долженъ…
Я покорюсь необходимости,
Синьйора… горестью убитый, я
Пойду себѣ другой дорогой…
Ахъ,
Мой благородный, добрый Кассіо!
Предстательство мое теперь безсильно…
Мой мужъ не тотъ уже, чѣмъ прежде былъ, —
Я не узнала-бы въ немъ Мавра моего —
Когда-бъ черты его перемѣнились,
Какъ нравъ… О, я за васъ молила,
Какъ молитъ за меня у вѣчнаго
Престола ангелъ мой хранитель… Что-жъ?
За эти рѣчи гнѣвъ его упалъ
И на меня… Но потерпите ужъ
Еще не много; — все, что только можно —
Я сдѣлаю для васъ; — рѣшусь на то,
На что для личныхъ цѣлей никогда-бъ
Я не рѣшилась: будьте-жъ хоть теперь
Спокойны, Кассіо!
Такъ генералъ
Разгнѣванъ?
Онъ вотъ только-что ушелъ
Въ волненіи неизъяснимомъ….
Онъ?
Взволнованъ?… я видалъ, какъ ядра
Ряды дружинъ его сметали; видѣлъ я —
Одно изъ нихъ, подобно демону,
Схватило брата на груди его….
И онъ взволнованъ? — видно есть причина…
Иди-же, Яго, успокой его, —
Прошу тебя.
Быть-можетъ получилъ
Онъ изъ Венецьи непріятныя
Извѣстья, — или здѣсь, на островѣ
Открылъ онъ тайный заговоръ — и это
Смутило свѣтлый міръ души его.
А вѣдь въ подобныхъ случаяхъ всегда
Привяжемся мы, вѣрно, къ пустякамъ.
Хотя душа полна тревогою
Суровой; — это такъ! Пусть заболитъ
У насъ немножко палецъ — эта боль
Сейчасъ идетъ ко всѣмъ здоровымъ членамъ….
Вѣдь люди-же — не боги; — и нельзя-жъ
Намъ вѣчно требовать того вниманья,
Которымъ насъ лелѣютъ въ брачный день.
О побрани-жъ, Эмилія, меня!
Какъ много я была несправедлива
Къ нему за мнимую холодность эту!…
Теперь сама я вижу совершенно,
Что виноватъ не онъ, а я….
Дай Богъ,
Чтобы причиной этого волненья
Были одни дѣла республики,
А не зародышъ ревности слѣпой….
О, я тебя оплачу, день печальный!…
Я никогда ему не подала
Причины….
Все-равно!… ревнивымъ такъ
Не говорите лучше; ревности
Причина не всегда нужна; они
Ревнивы — просто потому, что ужъ
Ревнивы…. Да, чудовище она!
Сама-собой зачнется въ темнотѣ,
И вырастаетъ изъ самой-себя.
О небо! изгони ее на-вѣкъ
Изъ сердца Мавра моего….
Аминь,
Синьйора!
Я теперь пойду искать
Его, а вы, межъ-тѣмъ, побудьте здѣсь,
Мой бѣдный Кассьо, — повторю
Предъ нимъ опять мольбы свои, — и все
Употреблю на то, чтобы склонить
Его.
Благодарю васъ, добрая
Синьйора!
Ахъ, мой милый Кассіо!
Какъ, Бьянка, ты? — И здѣсь? — Да, что тебя
Заставило придти сюда теперь?
Здорова-ли, прелестный другъ мой? — Я
Вотъ только-что было къ тебѣ сбирался….
А я къ тебѣ, мой милый Кассіо! — Ну,
На что-жъ похоже это — прятаться
Недѣлю цѣлую — семь дней и семь
Ночей, — сто-шестьдесятъ часовъ, — а вѣдь
Часы любви тоскующей идутъ
Въ сто-шестьдесятъ разъ медленнѣй часовъ
Обыкновенныхъ…. Ахъ, какъ скучно ихъ считать
Мой Кассіо!
Прости-же Бьянка!
Я самъ страдалъ такъ много въ это время….
Но скоро этотъ грѣхъ очищу я,
Неразставаясь болѣе съ тобой
Ни на минуту. — Милая Біанка!
Сработай мнѣ точь-въ-точь такой платокъ.
Ахъ, Кассьо, гдѣ ты взялъ его? — II вѣрно
Подарокъ новой дружбы? — О, теперь
Я вижу ясно — отъ-чего тебя
Не видно было…. вотъ причина! ахъ
Какъ это хорошо!…
Пошла!… На то
И женщина…. Брось этотъ глупый вздоръ
Туда, откуда онъ пришелъ къ тебѣ —
Діаволу. — Ты создала уже
Изъ ревности — любовницу, подарки….
Клянусь, не угадала, Бьянка, ты!
Ну, чей же онъ?
Да я и самъ не знаю; —
Я въ комнатѣ своей нашелъ его.
Рисунокъ мнѣ поправился, и мнѣ
Хотѣлось-бы имѣть такой-же, прежде,
Чѣмъ возвращу его, — а возвратить
Когда-нибудь да надо. — Вѣришь-ли?
Возьми-жъ его и сдѣлай точно такъ.
Ну, а теперь, пока прощай!
Прощай?…
За-чѣмъ-бы это?
Да за тѣмъ, что я
Здѣсь генерала поджидаю. — Ну,
А согласись сама — неловко-же
Съ тобой вдвоемъ къ нему явиться мнѣ….
А отъ-чего-бы, на-примѣръ, неловко?
Конечно ужъ не отъ-того, чтобы
Я не любилъ тебя.
А отъ-того,
Что ты меня не любишь.. такъ-ли?
Хоть проводи-жъ меня…. По-крайней-мѣрѣ,
Придешь ли ты хоть вечеромъ сегодня?
Мнѣ нужно дожидать на этомъ мѣстѣ,
И потому далеко не могу
Я проводить, — но я зайду къ тебѣ
Какъ только потемнѣетъ. —
И за то
Спасибо, милый Кассіо! — Судьбѣ
Своей безъ ропота я повинуюсь.
ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
правитьСЦЕНА I.
правитьВасъ все еще, синьйоръ, тревожитъ это?
Тревожитъ-ли меня?
И что-жъ? — одинъ
Таинственный и тихій поцѣлуй….
А кто
Далъ право имъ на этотъ поцѣлуй?…
Или невинное свиданье въ спальнѣ,.
Не больше часа, двухъ….
Невинное?
И въ спальнѣ, Яго?… Что-же — дьявола
Они морочатъ?… Знаешь-ли, что тѣхъ,
Которыя ведутъ невинныя
Бесѣды въ спальняхъ по-ночамъ — тѣхъ искушаетъ
Самъ сатана; — они-же, въ свой чередъ,
Святое Небо искушаютъ.
Тутъ,
Казалось, грѣхъ-бы небольшой еще
Потолковать вдвоемъ, — по если я,
Положимъ, подарю женѣ платокъ….
Ну, что-жъ тогда?
Да онъ тогда ужъ ей
Принадлежитъ, — и я-бы думать смѣлъ,
Что подарить свое добро она
Имѣетъ право.
Такъ по твоему,
Она имѣетъ право подарить
И честь свою, — вѣдь-же она хозяйка
И этого добра?
Вотъ вы и честь
Сейчасъ; честь — дѣло темное, синьйоръ…
Огляньтесь — мало-ли безстыдницъ честныхъ….
Но что касается платка….
Клянусь,
Я много-бъ далъ, чтобъ позабыть о немъ,
А у тебя, что слово — то платокъ….
О, эта мысль на памяти моей,
Какъ мрачный воронъ, каркающій гибель
На кровлѣ зачумленной… 26). У него
Платокъ мой!…
И что-жъ изъ этого?
Теперь
Изъ этого уже выходитъ много….
А если-бъ я сказалъ, что видѣлъ самъ
Позоръ вашъ?… слышалъ отъ него я самъ….
Вѣдь есть довольно въ свѣтѣ и такихъ,
Что такъ или иначе дотянувъ
До своего — никакъ ужъ не утерпятъ,
Чтобъ не трубить предъ встрѣчнымъ-поперечнымъ…
Да развѣ говорилъ онъ что-нибудь?
Да, говорилъ; — и это вѣрно такъ,
Какъ то, что онъ при случаѣ, пожалуй,
И отопрется отъ своихъ рѣчей.
Ну, что-жъ онъ говорилъ?
Что будто онъ…
Того…. но, право, я не знаю, какъ —
Сказать вамъ это….
Говори-же, что?
Лежалъ…
Съ женой?
Да, съ нею, возлѣ ней… 27).
Ну, какъ хотите тамъ….
Лежалъ съ нею! возлѣ нея!… Какъ, это говорятъ еще, Яго, когда говорятъ объ этомъ?… О, позоръ, позоръ!… Платокъ!… Такъ вотъ исповѣдь его!… Платокъ…. Да, исповѣдь ему, и — веревку за эти подвиги… 28). Нѣтъ, на веревку прежде, — такъ и допросъ… Я дрожу, какъ только подумаю… Нѣтъ, эта страсть не обезумила-бы такъ мою природу, если-бы не было у нея тайныхъ предчувствіи…. Одни пустые звуки не проникнули бы меня этимъ страннымъ трепетомъ… Ухъ!… Ротъ она вся… ея черты… ея очи и уста ея.. Ахъ, да возможно-ли это?!… Признается!… платокъ!… о дьяволъ! (Падаетъ въ обморокъ).
Гуляй мой ядъ, — работай ядъ!… Вотъ какъ
Пріятелей, глупцовъ васъ легковѣрныхъ,
Въ засаду ловятъ!… Вотъ невинность ваша,
О непорочные мои голубки!…
Что-жъ тутъ она поможетъ вамъ?… Синьйоръ!
Что съ вами?
Мой синьйоръ! Отелло!
Ахъ, это Кассьо вы!
Что здѣсь такое?
Падучая!… ахъ, бѣдный мой синьйоръ!…
И вотъ, въ другой ужъ разъ ударило
Его; вчера было вотъ точно также.
Ему-бъ виски немного потереть.
О нѣтъ! оставьте… пусть обычный ходъ
Припадокъ совершитъ; иначе пѣна
Забьетъ клубами на его устахъ,
И хуже прежняго еще его
Заворчитъ…. Вотъ, онъ движется уже,
Глядите. — Выйдите-жъ теперь отсюда
На нѣсколько минутъ, — онъ скоро ужъ
Очнется; — а потомъ, когда уйдетъ —
Мы потолкуемъ съ вами объ одномъ
Довольно-важномъ дѣлѣ.
Что, какъ вы
Теперь, синьйоръ? — И ваша голова…
Конечно, вы ее не повредили?…
Ты надо мной смѣешься?…
Я,
Синьйоръ, смѣюся?… Нѣтъ! предъ Богомъ, нѣтъ!
Скорѣй — я-бъ пожелалъ вамъ перенесть
Несчастье это гордо, равнодушно…
Обманутый супругъ — о, это звѣрь,
Чудовище!
Такъ ихъ таки довольно
По городамъ — цивилизованныхъ,
Чудовищъ этихъ и звѣрей.
И онъ, ты говоришь, признался въ этомъ?…
Синьйоръ! синьйоръ мой! — Будьте человѣкомъ…
Подумайте, что всякъ, кого судьба
Родила съ бородой, — чуть голову
Свою нагнетъ въ супружнее ярмо —
Рога какъ разъ ростутъ на головѣ
Его… Ахъ, сколько есть счастливцевъ,
Увѣренныхъ, что чисто ложе ихъ, —
А тамъ чортъ знаетъ кто толчется… Вамъ
На долю лучше выпало! А то лобзать
На ложѣ, — въ чистотѣ, котораго
Такъ много мы убѣждены, — лобзать
Преступницу и думать, что она,
Какъ ангелъ неповинна — о, да это
Преоскорбительная шутка ада,
Архи-насмѣшка князя сатаны…
Нѣтъ, пусть я лучше знаю жребій свой, —
А злая, что-такое я — легко
Уже рѣшить и то, чѣмъ быть и ей.
Ты мудръ, мой Яго, — это справедливо!
Уйдите-ка отсюда на минутку,
Да потерпите, ужъ не горячась. —
Пока вы здѣсь томилися въ борьбѣ
Съ глубокой горестью, — что недостойно
Подобныхъ вамъ людей, — сюда зашелъ
Нашъ Кассіо. — Я отослалъ его
Подъ тѣмъ предлогомъ, будто вы въ припадкѣ,
Но попросилъ придти сюда опять
Потолковать со мной; — онъ обѣщалъ.
Вы спрячьтесь, и смотрите, какъ
Рисуется во всѣхъ чертахъ его
Насмѣшка, гордость и презрѣнье,
Когда онъ говоритъ объ этой связи; —
А я его заставлю повторить,
Гдѣ, какъ, когда и сколько было ужъ
У нихъ свиданій? долго-ли идутъ
Они? когда назначено опять?
Вы только молча замѣчайте всѣ
Тѣлодвиженія его; — но разъ
Еще, синьйоръ, — терпѣніе! — Не то,
Заставите меня повѣрить вы,
Что страсти въ вашемъ сердце слишкомъ-много,
Да маловато человѣка….
Замѣть-же, Яго, истощу я все
Терпѣніе свое; но послѣ, Яго, —
Замѣть и это, — истощу я всю
И злобу кровожадную.
На это
Я ничего вамъ не скажу, по пусть
Васъ время приведетъ къ тому законно….
Благоволите-же, синьйоръ, уйти.
Теперь я съ Кассіо заговорю
О Бьянкѣ, этой умницѣ, что такъ
Умно ведетъ коммерческій обмѣнъ
Восторговъ жаркихъ на насущный хлѣбъ,
Да на лоскутья бабьи…. бѣдная
Души не слышитъ въ Кассіо своемъ…
Да это вѣчно такъ уже у нихъ —
Щипаютъ сами пропасть мелкихъ пташекъ,
А ихъ уже одинъ щипаетъ коршунъ. —
И, чуть при немъ заговоришь объ ней —
Онъ тотчасъ смѣхомъ разразится…. А!
Вотъ онъ. (Кассіо входитъ)Ну, смѣйся-жъ, каждая твоя
Улыбка новымъ бѣшенствомъ взволнуетъ
Неистоваго Мавра; онъ съумѣетъ,
Въ угарѣ глупой ревности своей,
Веселый смѣхъ твой такъ чудесно
По своему растолковать…. Ну, что
Мой лейтенантъ?
Не хорошо, мой Яго, —
Тѣмъ болѣе не хорошо, что ты,
Ужъ не въ насмѣшку-ль, полно, величаешь
Меня достоинствомъ, котораго
Потеря убиваетъ всѣ мои
Надежды.
Вамъ еще-бы попросить
Какъ должно, Десдемону, — это
Одно спасти васъ можетъ.
Вотъ когда-бъ
Зависѣло отъ Бьянки наше дѣло —
Такъ резолюція-бы мигомъ, — а?
Да, бѣдная моя шалунья!
А!
Уже смѣется!…
Право, не видалъ
Я женщины, такъ беззавѣтно
И чисто преданной любви своей…
Да, вѣтренница точно влюблена
Въ меня, — я въ этомъ убѣжденъ.
Теперь
Какъ будто онъ не соглашается,
А самъ межъ-тѣмъ смѣется, — ну, оно
Понятно!
Знаете-ли Кассіо….
А….
Вотъ онъ его заставитъ разсказать
Все дѣло…. Ну, впередъ! — Чудесно, Яго, —
Чудесно сказано….
Она вездѣ
Трубитъ, что вамъ хотѣлось-бы на ней
Жениться, — правда-ль это?
Ха, ха, ха!
Тріумфъ тебѣ, о Римлянинъ! тріумфъ!…
Мнѣ хотѣлось-бы на ней жениться? — Что ты! На этой дѣвѣ милосердія!… Да хоть немножко снисхожденія, Яго, къ бѣдному-то разсудку моему…. Не ужъ-то я совсѣмъ-таки помѣшался…. Ха, ха, ха! на ней жениться!…
Такъ, такъ, такъ, славно!… Завоевалъ — рукоплещи теперь!
По чести, слухи ходятъ, что вы хотите на ней жениться.
Ты не шутишь, Яго?
Да, что за шутки? — Пусть я буду и не знаю чѣмъ, если это есть у меня и въ помышленіи.
А! ты уже рѣшилъ, сколько осталося жить мнѣ, Кассіо! Недурно!
Ну, увѣряю тебя — это собственныя сочиненія этой мартышки…. Она-то, пожалуй, убѣждена въ томъ, что я женюсь на ней, — да убѣдилась-то она не изъ словъ моихъ, а изъ личнаго тщеславія только. (Яго дѣлаетъ знаки Отелло).
Яго киваетъ мнѣ; — теперь онъ начнетъ свою исторію.
Вотъ только-что она была здѣсь; — какъ видишь, она нигдѣ не даетъ мнѣ покоя. — Недавно какъ-то стояло насъ, нѣсколько земляковъ, на морскомъ берегу, — такъ, толковали о чемъ-то, — вдругъ, откуда ни возьмись — прибѣгаетъ она, и, какъ кошка, сразу цѣпляется мнѣ на шею….
И безъ сомнѣнія кричитъ: «о милый Кассіо!» — такъ, по крайней-мѣрѣ, доказываютъ твои жесты.
Вѣшается, говорю, на шею, прижимаетъ къ груди своей, обливаетъ меня слезами, тормошитъ, тащитъ меня…. Ха, ха, ха!…
Теперь онъ разсказываетъ, какъ она затащила его въ свою спальню…. О, я уже вижу и всѣ ваши дальнѣйшія продѣлки; но я еще не вижу собаки, которой-бы тебя стоило бросить за нихъ.
Ну, впередъ она меня не подцѣпитъ.
Смотрите!… вѣдь она вотъ ужъ здѣсь.. И на чужихъ не глядитъ!
Да это чистая кошка! , только знаешь-ли, прилизаная, надушеная… (Бьянкѣ) Ну, чего тебѣ хочется? Чего ты бѣгаешь по слѣдамъ моимъ?
Пусть по тебѣ бѣгаетъ чортъ съ своею чертовкой!… Скажи лучше — чего тебѣ хотѣлось, когда ты отдавалъ мнѣ платокъ этотъ?… А я-то дура — и возьми его!… Видите-ли — вамъ нуженъ другой точно такой-же…. И то сказать — какъ умно придумано: «Я нашелъ его въ своей комнатѣ!.. я не знаю, кто его тамъ покинулъ!..» Ты не знаешь… А я такъ знаю, что это драгоцѣнные сувенирчики какой-нибудь потаскухи, — и я-же должна работать надъ нимъ…. На! отдай его своему сокровищу! Чей-бы онъ ни былъ — я не стану, и не стану таки сидѣть надъ нимъ.
Да, что ты, милочка моя Бьянка, что съ тобой?
Клянусь небомъ это, должно-быть, мой платокъ!
И если ты хочешь придти ко мнѣ — ужинать сегодня, — милости просимъ! — А! нѣтъ — приходи, когда позволятъ тебѣ дѣла твои. (Уходитъ).
За нею, Кассіо, за нею!
Да, надобно пойти; иначе, она забарабанитъ теперь по всѣмъ улицамъ.
Вы у нея останетесь и ужинать?
Кажется, что такъ.
И прекрасно; — а могу-ли я васъ видѣть тамъ?… Мнѣ-бы очень-хотѣлось поговорить съ вами.
О, сдѣлай милость, приходи!.. Будешь?..
Ну, поспѣшайте ужъ за нею… полно толковать вамъ.
Какъ-же мнѣ, Яго, мучить его?..
Вы видѣли теперь, въ какомъ онъ восторгѣ отъ мерзостей своихъ…
О Яго!
Вы также видѣли и платокъ, конечно?
А это мой платокъ?
Какъ честный человѣкъ, — вашъ, синьйоръ… И вотъ какъ онъ цѣнитъ безумную эту женщину — жену вашу! Она даритъ ему платокъ, а онъ бросаетъ его первой твари.
Цѣлые годы я хотѣлъ-бы мучить — не замучить его!.. Совершенная женщина! прелестное, милое созданіе!
Синьйоръ! вамъ нужно забыть это…
Да… судъ, и смерть, и гибель ей — все бъ эту ночь… Да, не жить ей больше… Сердце мое теперь — камень. Какъ бьетъ оно мою грудь! какъ болѣзненно бьется оно подъ моей рукою… О, міръ не увидитъ уже созданія прекраснѣе ея!.. Она могла-бы раздѣлять судьбы владыкъ земныхъ, и своею волею вести судьбы эти.
Да вы, генералъ, ведете не по той уже дорогѣ…
Нѣтъ, ей все-таки погибель! Я говорю только, что такое она — эта Десдемона!.. Такъ превосходно работаетъ иглою… такъ удивительно играетъ!.. Предъ ея нѣжностью сокрушилась-бы свирѣпость дикаго медвѣдя! Умъ такой свѣтлый, и такое плѣнительное воображеніе…
И все это только сильнѣе обвиняетъ ее.
О, тысячу, тысячу разъ!.. И сердце такое нѣжное, такое благородное!
Да, такое благородное…
О, это справедливо, — и какое участіе, Яго! какое благодушіе, снисхожденіе…
И если вы такъ снисходительны къ ея маленькимъ шалостямъ — дайте-же ей открытый листъ грѣшить безданно и безпошлинно… Ужь если эти вещи не цѣпляютъ васъ, такъ для нихъ широкая дорога, — они никого не задѣнутъ.
Я изорву ее въ мелкіе куски! — Измѣнить мнѣ!…
Какъ это низко, недостойно ея…
И съ моимъ офицеромъ еще…
Это ужъ, просто, изъ рукъ вонъ!
Достань мнѣ яду, Яго! — и эту-же ночь!.. Мнѣ не нужно никакихъ объясненій. — Я все еще боюсь, что рѣшимость моя не устоитъ передъ этимъ дивомъ красоты. — Слышишь, Яго, эту-же ночь!
За чѣмъ тутъ ядъ, синьйоръ, — лучше задушите ее, и на той-же самой постели, которую она такъ опозорила.
А, да!.. хорошо… хорошо! — Въ казни этой будетъ смыслъ и правда… прекрасно!
Что-же касается собственно до Кассіо, — это, синьйоръ, я уже принимаю лично на себя; — въ полночь вы услышите больше.
Превосходно! — Что это за сигналы? (Слышенъ звукъ трубы).
Навѣрно, изъ Венецьи что-нибудь.
А вотъ и Лодовико; — вѣрно, онъ
Отъ Дожа, — посмотрите, съ нимъ идетъ
И Десдемона.
Здраствуйте, достойный
Мой генералъ!
Ахъ, здравствуйте синьйоръ!
Дожъ и Сенатъ привѣтствуютъ Отелло! (Подаетъ ему пакетъ).
Цѣлую эти знаки — власти ихъ
И добраго вниманья.
Что-же ты
Привезъ намъ новаго, мой добрый братъ?
Мнѣ такъ пріятно видѣть васъ, синьйоръ, —
Да будетъ-же на радость вашъ пріѣздъ.
Благодарю. — Что, каково живетъ
Нашъ Кассіо?
Живетъ синьойръ!
Теперь
Онъ въ непріятныхъ отношеніяхъ
Съ моимъ Отелло, но надѣюсь я,
Что ты ихъ помиришь, мой милый братъ.
Надѣетесь?
Синьйоръ?
«Обратите на это полное ваше вниманіе, какъ будто…»
Онъ никого не назвалъ… вѣрно, онъ
Письмо читалъ… Такъ, непріятности,
Ты говоришь, у нихъ…
Ужасныя!
И мнѣ, не знаю какъ, хотѣлось-бы,
Чтобы сошлись опять они; — я такъ
Люблю бѣдняжку Кассьо…
Громъ и смерть!
Синьйоръ?
Не помѣшалась-ли ты!..
Вотъ онъ
Опять разгнѣванъ…
Можетъ-быть, письмо
Причиной гнѣва этого. — Его,
Какъ кажется, зовутъ назадъ въ Венецью,
А мѣсто это поручаютъ Кассьо.
Серьёзно? — ахъ, какъ рада я…
Серьёзно?..
Синьйоръ?..
Ахъ, какъ я радъ, что вы съ ума
Сошли.
Какъ вы сказали, милый мой
Отелло?
Дьяволъ!..
Я не заслужила,
Отелло, этого…
Никто-бъ въ Венеціи
И не повѣрилъ этому, синьйоръ,
Хоть-бы поклялся я, что видѣлъ самъ…
О, это слишкомъ ужь!.. Скажите-жъ ей
Хоть ласковое слово; — посмотрите —
Бѣдняжка плачетъ!
Дьяволъ! дьяволъ!..
Когда-бъ отъ женскихъ слезъ могла зачать
Земли утроба — каждая слеза
Твоя создала-бъ крокодила… 29). Прочь!
Прочь отъ меня!..
Я оскорбляю васъ
Присутствіемъ своимъ… я ухожу!
Вотъ снисхожденіе примѣрное,
Клянусь! — Да воротите-же ее,
Я умоляю васъ.
Синьйора!
Мой
Синьйоръ?..
На что-же вамъ она?
Кому?
Мнѣ генералъ?
Да вы-жъ сейчасъ сказали,
Чтобъ воротить ее… Она вернулась…
Она вертѣться можетъ, какъ угодно,
Уйти, придти; — она и плакать можетъ —
И плакать — да!.. она — покорная
Супруга — о, покорная — какъ вы
Сказали; чудо, не супруга! — Ну,
Да разливайся-же въ слезахъ, — а вы,
Синьйоръ, игру прилично созерцаете…
Не правда-ль, чудо сыграно! — А тутъ
Еще меня отсюда отзываютъ; —
Уйди-жъ отсюда, — я тобой сейчасъ
Займусь… синьйоръ, я повинуюсь волѣ
Пославшихъ васъ, и возвращаюсь
Въ Венецію. — Да прочь-же ты отсюда!…
На это мѣсто Кассіо поступитъ
И… Вечеромъ, синьйоръ, прошу ко мнѣ
Поужинать; вы кстати прибыли,
Синьйоръ, къ намъ въ Кипръ… Развратъ и подлость!
Такъ это онъ, тотъ благородный Мавръ,
Котораго сенаторы одинъ
Передъ другимъ такъ громко величаютъ!….
Такъ вотъ она, та гордая душа,
Несокрушимая страстями! Вотъ
Она — та доблесть, равнодушная
Къ судьбѣ суровой..
Ахъ, синьйоръ, онъ такъ
Перемѣнился…
Все-ли у него
Здорово тутъ? — ужъ не зашелъ-ли умъ
За разумъ?
Онъ и былъ и есть — то, что
Онъ былъ и есть, — хоть я, синьйоръ, не смѣю
Судить его, — по онъ не то далеко,
Чѣмъ могъ-бы быть, — конечно, если-бъ то
И могъ еще… все-жъ горячо молю
Я небеса — чтобъ былъ онъ тѣмъ…
Ну, какъ!
Жену свою ударить!…
Правда, это
Не такъ то хорошо, но между-тѣмъ
Было-бы хорошо еще, когда-бъ
И хуже не было чего-нибудь…
Да развѣ это у него вчастую?…
Или взбѣшенный письмами сената
До этой степени забылся онъ?…
Увы!
Увы! — Безчестно было-бъ для меня
Болтать о всемъ, что видѣлъ я, что знаю…
Смотрите сами, — вы, изъ собственныхъ
Его поступковъ, разгадаете
Его и безъ рѣчей моихъ; глядите,
Да замѣчайте только, какъ идутъ
Дѣла…
Мнѣ жаль, что я ошибся въ немъ!
СЦЕНА II.
правитьТакъ ты, Эмилья, ровно ничего
Таки не видѣла?
И никогда
Не слышала, — и даже подозрѣній
Здѣсь никакихъ не можетъ быть, синьйоръ.
Такъ!… по — ты видѣла вѣдь вмѣстѣ ихъ —
Ее и Кассіо?
Но я клянусь,
Не видѣла дурнаго ничего, —
Хоть ни одно дыханіе изъ устъ
Не ускользало отъ меня.
Ну вотъ —
Ужъ никогда таки они
И не шептались..
Никогда, синьйоръ.
И никогда тебя не высылали?
Нѣтъ, никогда!
Ну, на-примѣръ, принесть
Перчатки, вѣеръ, маску, что-нибудь
Такое…
Никогда!
Да, чудно право!
Я смѣло васъ, синьйоръ, могу увѣрить
Въ чистѣйшей непорочности ея;
За это я своей душою вамъ
Ручаюся… и если вы въ другомъ
Убѣждены, — о, изгоните прочь
Изъ вашей мысли убѣжденье это,
Болѣзненно-гнетущее ее!…
И тотъ, кто кинулъ вамъ его на сердце…
Пусть Богъ его проклятьемъ поразитъ
Какъ змія-искусителя!… Когда
Она не непорочна, не чиста,
Не добродѣтельна, — такъ на землѣ
Нѣтъ счастливыхъ мужей!.. Ее, мой Боже!
Ее, чистѣйшую изъ женъ, волочатъ
Въ грязи нечистой клеветы…
Поди,
Да попроси ее сюда. Ступай!
Ты славно говоришь, да кто-жъ тебѣ
Повѣритъ?… Какъ тебѣ не знать: что, гдѣ,
И какъ порасказать?… Вѣдь здѣсь твой хлѣбъ,
Вѣдь ты хитра, умна; ты создала
Уже и схоронила много тайнъ,
Нечистыхъ; — ты такъ мастерски умѣешь
Пасть на колѣни кстати, и молить
Такою жаркою мольбой, — вѣдь мнѣ
И самому пришлося видѣть это.
Что вамъ угодно?
Подойди ко мнѣ,
Моя невинная голубка…
Чѣмъ
Могу, синьйоръ, я успокоить васъ…
Разсѣять?…
Дай налюбоваться мнѣ
Огнемъ очей твоихъ, — смотри-жъ въ лица
Мнѣ прямо — долго… долго…
О, у васъ
Есть что-то страшное на мысли!…
Ну,
А ты, синьйора, хлопочи свое:
Друзей сердечныхъ глазъ-на-глазъ, конечно, —
Дверь на-запоръ, — да не зѣвать — чуть кто
Покажется, — ты, будто невзначай,
И кашляни многозначительное: «гмъ!»
Ну, къ мѣсту, къ дѣлу… маршъ на аванпосты!
Молю, — у ногъ твоихъ молю, Отелло!…
Скажи мнѣ тайный смыслъ рѣчей твоихъ…
Я вижу только гнѣвъ въ словахъ, но словъ
Не понимаю я…
Но что-жъ ты, Десдемона?…
Твоя жена, Отелло; вѣрная
И честная жена твоя…
Ну, такъ…
И честная жена твоя… Клянись,
Клянись еще, — пиши чертямъ завѣтъ
На душу; какъ-же имъ и взять тебя,
Когда ты, дивная, какъ небеса
Святыя хороша?!… Губи-же душу…
Клянись еще, что непорочна ты!
О, Боже, будь свидѣтелемъ моимъ.
О, да, — свидѣтель Онъ, что ты, какъ адъ,
Коварна…
Я, синьйоръ? — Противъ кого
Коварна я?… И какъ коварна я?…
О Десдемона!… прочь! прочь! прочь!…
Увы!
Печальный, скорбный день!… Вы плачете,
Синьйоръ… о милый мой супругъ! о чемъ
Ты плачешь?… Ахъ, не я-ли слезъ твоихъ
Причиною?… Но если ты винишь
Въ томъ моего отца, что призываетъ
Тебя сенатъ назадъ — не проклинай
Меня!… Ужъ если больше нѣтъ для васъ
Его, синьйоръ, — такъ для меня, увы!
Онъ навсегда потерянъ, бѣдный мой отецъ..
О, пусть-бы небо горемъ посѣтило
Меня тяжолымъ; пусть упали-бы
На эту безучастную главу —
Вся скорбь, презрѣніе, уничиженье;
Пусть нищета одѣла-бы меня
Нечистымъ рубищемъ; — пусть вѣчными
Цѣпями оковали-бы меня,
И лучшія мои надежды… все,
Я все-бы перенесъ, — съумѣлъ-бы я
Еще найдти въ сокрытыхъ тайникахъ
Души хоть каплю самоотверженья!…
Но сдѣлать изъ меня предметъ презрѣнья
И утвердить надъ нимъ обидный перстъ
Лукаваго, тяжолаго участья….
О!… о!…
Нѣтъ! я-бы перенесъ еще
И это… да! и это-бъ перенесъ!
Но видѣть грязное, вонючее
Болото тамъ, гдѣ думалъ я лелѣять
Всѣ упованья сердца своего, —
Гдѣ я хотѣлъ и могъ-бы жить еще —
Хотя-бъ изъ жизни мнѣ свилася цѣпь
Однихъ страданіи, — гдѣ и могъ я только
Взять силъ для трудныхъ дней… и видѣть тамъ
Гнилую тину, — и глядѣть, какъ тамъ
Копошатся клубы нечистыхъ гадинъ…
О, отврати-жъ лицо свое, терпѣнье!
Твой свѣтлый ликъ, о чистый херувимъ!
Искривится какъ сатаны насмѣшка…
Я думаю, что благородный мой
Супругъ считаетъ чистою меня…
Да, чистою — какъ лѣтнихъ мухъ, что сами
Плодятся въ бойняхъ изъ гнилой крови.
О ты, роскошно-сладостный цвѣтокъ —
Чудесное твое благоуханье
Такъ упоительно, что чувству больно
Пить ароматъ на вѣнчикѣ твоемъ…
О, благо было-бы, когда-бъ во вѣкъ
Ты не родилася…
Увы! но что-жъ
Я сдѣлала преступнаго, синьйоръ?
И эти чистые листы, и эта
Святая книга — для того-ли Богъ
Васъ создалъ, чтобы адъ здѣсь начерталъ
Позорныя слова разврата?.. Что
Ты сдѣлала? что сдѣлала?.. О ты,
Безчестьемъ оглашенная!.. Да что-бъ
Назвать ихъ только, гнусные
Твои поступки — нужно выжечь мнѣ
Весь стыдъ свой прежде… Что ты сдѣлала!?..
И небо хмурится, и чистая луна
Стыдливое чело свое скрываетъ
Подъ дымкой тучъ, и сладострастный вѣтеръ,
Лобзающій свободнымъ поцѣлуемъ
Весь міръ — уходитъ въ бездны, чтобъ ему
Не знать, не слышать, что ты сдѣлала,
Безстыдная въ женахъ!..
Клянуся небомъ,
Вы тяжко оскорбляете меня…
Да развѣ можно оскорбить еще
Тебя?.. да развѣ не безчестна ты?..
Нѣтъ, мой синьоръ!.. Христомъ клянуся, нѣтъ!
И если сохранить сосудъ сей чистъ,
Неоскверненъ, для своего супруга, 30)
Не значитъ быть преступною — такъ я
Невинна…
Какъ! ты не преступна?
Нѣтъ!
Клянусь спасеніемъ души своей…
Ты шутишь…
Господи, помилуй насъ!
О, если такъ — простите мнѣ, синьйора!
Скажите, право — я вѣдь васъ принялъ
За ту коварную Венеціянку,
Что вышла за Отелло за-мужъ…
А, вотъ
И ты, синьйора, захватившая
Ключи — не отъ небесъ, какъ Римъ, — на что!..
Отъ ада выгоднѣе!.. Ты! да, ты!
Еще разъ — ты!.. Ну, мы покончили…
На-жъ заработокъ твой!..
Теперь, конечно,
Ключъ можно повернуть — и никому,
Какъ водится, про это ни ползвука… (Уходитъ).
Ахъ, что за мысли ходятъ въ головѣ
Его!.. (Десдемонѣ) Что съ вами, о моя синьйора?
Что съ вами, милая моя синьйора?
Меня какъ-будто давитъ сонъ, Эмилья,
Такой тяжолый сонъ…
Да что-жъ такое
Съ нимъ сдѣлалось, моя синьйора?
Съ кѣмъ?
Да съ господиномъ.
Кто-жъ твой господинъ?
Тотъ, кто и вашъ, моя синьйора…
Нѣтъ, —
Да, нѣтъ его ужъ у меня, Эмилья…
Не спрашивай, не говори… къ чему?
Я плакать не могу… но отвѣчать,
Я не могу иначе, какъ слезами…
Послушай — убери на эту ночь
Вѣнчальнымъ пологомъ постель мою…
Не позабудь-же; — а теперь сюда
Пусть придетъ мужъ твой Яго. —
Ахъ! и вправду,
Какъ все у насъ перемѣнилось странно!
Охъ, я сама виною этой доли, —
Да, видно, я сама; — по что-же я
Такое сдѣлала, о Боже мой!
Чтобы онъ могъ подозрѣвать меня
Подобнымъ образомъ?..
Что нужно вамъ,
Синьйора? — Чѣмъ вы такъ встревожены?
Я не могу сказать — я не умѣю…
Не правда-ль — тѣ, что занимаются
Дѣтьми, — имъ замѣчаютъ кротко,
Съ упрекомъ ласковымъ, — и онъ-бы могъ
Такъ побранить меня, — вѣдь я сама,
Чуть-только крикнутъ на меня, — прямой
Ребенокъ…
Что-же здѣсь случилось?
Ахъ, Яго! Мавръ такъ оскорбилъ ее!..
Онъ такъ неистово ее корилъ
Позорными и ѣдкими рѣчами, —
Что съ неповинною ея душою
Перенести все это выше силъ
И заслужила-ль это имя я?..
Какое имя, добрая синьйора?
То, вотъ о чемъ Эмилья говорила,
То, чѣмъ супругъ назвалъ меня…
Да, онъ
Назвалъ ее тѣмъ гнуснымъ словомъ,
Котораго не говоритъ своей
Поганой твари и бродяга пьяный…
Да что-же за причина этому?
Не знаю, Яго… Знаю только я,
Что я далеко не такая…
О!
Не плачьте-же, не плачьте! — Вотъ денёкъ!..
И для того-ль, бѣдняжка, отказала
Она блестящимъ женихамъ своимъ,
И для того-ль покинула отца,
Друзей и родину, — чтобъ здѣсь ее
Развратницею звали?.. Какъ-же тутъ
Не плакать, Яго?..
Ахъ, таковъ уже
Печальный жребій мой…
Пусть небеса
Его за это покараютъ!.. Но
Откуда-жъ на него нашло безумье?..
Хоть присягнуть готова я, что всю
Вотъ-эту клевету наговорилъ
Ему какой-нибудь отъявленный
Мерзавецъ, — опытный и хитрый плутъ,
Наушникъ, висѣльникъ, продажный лгунъ —
Чтобъ только подслужиться чѣмъ-нибудь; —
Хоть присягнуть готова!..
Фи, жена!
Да этакихъ людей земля не носитъ…
Да это невозможно, — полно, что ты!
А если это правда, Яго — если есть
Такіе люди — пусть ихъ Богъ проститъ!
Нѣтъ, не прощенье извергу такому,
А перекладина съ веревкой — пусть
Грызутъ потомъ діаволы въ аду
Мозгъ изъ костей его… За что ее
Развратной назвалъ? Кто-же обольстилъ
Е? — гдѣ-жъ мѣсто? время? гдѣ-же случай?
Да гдѣ-жъ хоть тѣнь сомнѣнья въ чистотѣ
Ея?.. Да, обезумилъ, Мавръ, тебя
Площадный враль онъ, клеветникъ презрѣнный,
Бродяга, звѣрь безумный… Боже! Боже!
За-чѣмъ ты не клеймишь пятномъ проклятья
Подобныхъ изверговъ?.. За-чѣмъ, за-чѣмъ
Не дашь бича ты въ руку каждаго
Прямаго человѣка, — пусть идетъ
Отъ запада къ востоку онъ, — идетъ
Изъ края въ край, по міру — и бичуетъ
Злодѣевъ головы, плеча и кости…
Не горячись, жена!
О стыдъ, позоръ
На темное чело его! — Конечно,
Подобный враль перевернулъ и твой*
Умишко, наболтавъ, что я
Была въ какихъ-то гадкихъ связяхъ съ Мавромъ.
Да перестань ты, пустомеля!
О добрый Яго! какъ мнѣ возвратить
Любовь и дружбу моего Отелло?..
Иди, найди его, мой добрый другъ, —
Клянусь тебѣ еще разъ вѣчными
Небесъ огнями — не придумать мнѣ,
Чѣмъ прогнѣвила я его…. Гляди —
Я на колѣнахъ: если я когда
Нибудь хотѣла измѣнить любви
Его — поступкомъ, словомъ, помышленьемъ, —
Или когда-нибудь прельщалъ мой взоръ, мой слухъ,
Или другое чувство кто-нибудь,
Кромѣ его, — и если не люблю
Его я, не любила пламенно,
Или любить не буду — о мой Боже!
Осироти на вѣкъ мою ты душу,
Отчаяньемъ надежду замѣнивъ….
Ревнивая жестокость часто вдругъ
На многое рѣшится: — что-жъ? пускай!…
Онъ можетъ вырвать это сердце, — но
Не вырветъ онъ любви изъ сердца моего….
Я не могу сказать… развратная!…
Вотъ звуки!… О, лишь только ихъ нашла
Въ своей груди…. мнѣ стало тяжело,
И странно такъ и больно…. по поступокъ,
За что клеймятъ насъ этимъ словомъ!. Нѣтъ!
О, ни за что!..
Синьйора! успокойтесь,
Я заклинаю васъ; — быть-можетъ, онъ
Встревоженъ чѣмъ-нибудь, по службѣ только,
И встрѣтивъ васъ случайно, онъ на васъ
И выместилъ свою досаду…
Ахъ,
Когда-бы такъ!..
Да такъ, повѣрьте мнѣ….
Труба!… Зовутъ къ столу. — Великіе
Послы Венеціи васъ ждутъ, синьйора; —
Не плачьте-жъ больше, — все пойдетъ чудесно…"
Ну, что Родриго?
Да то, Яго, что мнѣ не кажется, чтобъ ты поступалъ слишкомъ-честно со мною.
Ну, покажи-же мнѣ, въ чемъ тутъ нечисто.
Да ужъ нечисто, говорю тебѣ. — Каждый день ты непремѣнно найдешь не то, такъ другое, чтобъ поводить только меня, Яго; и — какъ оказывается теперь это — ты скорѣе хлопочешь о томъ, чтобъ уничтожить всякую надежду на успѣхъ, нежели о томъ, чтобъ дать мнѣ малѣйшую надежду. — Но, вѣдь, не вѣчно-же терпѣть мнѣ это, и — тѣмъ болѣе, что я не рѣшилъ еще хорошенько, какъ повести дѣло и за то, что до-сихъ-поръ перенесъ уже я, какъ чистый оселъ.
Хочешь-ли ты выслушать меня, Родриго?
Худо, что я и то ужъ слишкомъ долго все только слушалъ тебя, — вѣдь рѣчи твои въ чертовской разладицѣ съ твоими дѣлами.
Ты жестоко оскорбляешь меня, Родриго.
Да что тутъ за оскорбленія, — я говорю только то, что было. Я истощилъ уже всѣ свои запасы, — и право, за тѣ камни и золото, что ты перебралъ у меня для Десдемоны, можно уломать и не такую недотрогу, — а ты, вѣдь, увѣрялъ, что все это у нея сѣло; — правда, ты увѣрялъ меня и въ томъ еще, что вотъ-вотъ скоро придетъ благодать ко мнѣ, — ну, да не все-жъ вѣдь и сбывается, Яго….
Прекрасно! продолжайте! дальше — дальше!
«Прекрасно! продолжайте!» Да знаешь-ли ты, что уже не могу я продолжать этого? — Что до меня — я только знаю, что это вовсе не прекрасно; — я думаю, напротивъ, что тутъ таки довольно гадостей, и начинаю убѣждаться, что во всемъ этомъ дурачатъ одного меня.
И прекрасно!
Да, говорю тебѣ, Яго, что это вовсе не прекрасно. Я объявлю все это самой Десдемонѣ; — и если она возвратитъ мнѣ добро мое — мнѣ останется только идти туда, откуда пришелъ я, да пожалѣть немножко о своей неудачѣ, — а нѣтъ — увѣрь себя, что намъ придется раздѣлаться съ тобой иначе.
Ну, и здѣсь ты выразилъ все уже!…
Да, все, — и ничего здѣсь нѣтъ такого, что не было-бы сдѣлано такъ, какъ было сказано.
Вотъ это по нашему, Родриго; тутъ есть душа, есть сила. Съ-этой-поры я перемѣняю свое мнѣніе о тебѣ. Дай руку! Ты имѣлъ совершенное основаніе думать обо мнѣ такимъ-образомъ, хоть я торжественно свидѣтельствую, что ни на одинъ мигъ не выпускалъ изъ виду выгодъ твоихъ.
Это еще не совсѣмъ-очевидно.
И я совершенно-согласенъ съ этимъ; подозрѣнія твои были не безъ основанія и не безъ смысла…. Но, Родриго, если въ тебѣ и въ правду есть то, что мнѣ хотѣлось-бы видѣть во всей силѣ именно теперь, — я говорю о твоей рѣшимости, храбрости, силѣ, если есть, такъ покажи это сегодня ночью; — если въ слѣдующую ночь не будешь ты въ объятіяхъ своей Десдемоны, тогда ты воленъ подкупить на меня кинжалы, согнать со свѣта, наконецъ убить меня.
Ну въ чемъ-же дѣло? Есть-ли тутъ какой-нибудь смыслъ, какая-нибудь возможность?
Нужно сказать тебѣ, что изъ Венеціи пришелъ указъ смѣнить Отелло, и на него мѣсто поставить Кассіо.
Возможно-ли это? что ты? Такъ это значитъ, что Отелло и Десдемона поѣдутъ назадъ въ Венецію, Яго….
Вотъ то-то, что не значитъ, Родриго… Онъ сбирается подальше, въ самую Мавританію, и конечно, не покинетъ-же онъ намъ свою прекрасную Десдемону…. Да и ѣдетъ-то онъ скоро, развѣ что-нибудь особенное задержитъ его — а для этого особеннаго, самое лучшее средство — упрятать куда-нибудь подальше Кассіо.
А какъ-бы это по твоему его упрятать?
Да ужъ конечно такъ, чтобъ не поступать ему больше на мѣсто Отелло, — просто, раскроить ему черепъ.
И тебѣ, конечно, угодно предоставить эту честь мнѣ….
Тебѣ, тебѣ, Родриго, безъ сомнѣнія, — если только у тебя достанетъ духа на то, чтобъ соблюсти и свои пользы, и вмѣстѣ съ тѣмъ быть исполнителемъ правосудія. — Сегодня онъ ужинаетъ у одной пріятельницы, и я отправлюсь къ нему туда-же. — Онъ еще ничего не знаетъ о своемъ почетномъ назначеніи; — если только ты дождешься, пока онъ оттуда выдетъ, — а я такъ улажу дѣла, что это случится непремѣнно между полуночью и часомъ, — то можешь распоряжаться имъ, какъ тебѣ угодно. Я буду тутъ-же — неравно, знаешь, придется помочь тебѣ, — и онъ падетъ межъ нами. Пойдемъ! — не дѣлай этихъ гримасъ — чему тутъ удивляться! — Иди-жъ со мною. Я такъ очевидно докажу тебѣ необходимость его смерти, что ты самъ увидишь, какъ необходимо тебѣ принять въ этомъ дѣлѣ самое горячее участіе. — Идемъ. — Пора ужина приближается; ночь спускается быстро; — за дѣло, Родриго!
Но мнѣ-бы хотѣлось, Яго, доводовъ поубѣдительнѣе этихъ.
О, за этимъ дѣло не станетъ….
СЦЕНА III.
правитьНе безпокойтеся, прошу васъ, мой
Синьйоръ.
О, это ничего; — да мнѣ
И нужно-бы таки пройтись немного.
Прощайте! доброй ночи вамъ, синьйора!
Благодарю за ласковый пріемъ.
О, мы, синьйоръ, всегда вамъ очень-рады.
Вы ужь уходите…. о Десдемона!
Синьйоръ…
Ступай себѣ, да и ложись сейчасъ въ постель; я скоро буду; — Эмилію отпусти между-тѣмъ, — ну, не забудь, смотри-же!
Я повинуюсь вамъ синьйоръ.
Ну что, —
Вотъ видите-ль, теперь ужъ онъ не такъ
Сердито смотритъ.
Охъ, еще не знаю….
Онъ только и сказалъ, что скоро будетъ,
Да чтобы я ложилася въ постель, —
Ахъ, да — еще тебѣ онъ приказалъ
Меня одну оставить.
Васъ одну,
Оставить?
Да, онъ именно сказалъ.
Подай-же мнѣ скорѣй ночное платье,
Да и прощай Эмилія. — Теперь
Ничѣмъ недолжно раздражать его.
О, я-бъ хотѣла, чтобы никогда
Вамъ не встрѣчаться лучше….
Нѣтъ, Эмилія,
Я такъ люблю его!.. Повѣришь-ли,
Мнѣ милы, — отколи, мой другъ, вотъ здѣсь
Булавку, — да, мнѣ милы, говорю,
И вспыльчивость его, и этотъ гнѣвъ, —
А съ этимъ грознымъ выраженьемъ
Очей — онъ такъ очарователенъ
Какъ приказали вы, я убрала
Постелю брачнымъ пологомъ, синьйора…
Ну хорошо…. О, бѣдный мой отецъ!…
Какъ странно создано у женщинъ сердце…..
Послушай, добрая Эмилья, если-бъ
Пришлось мнѣ прежде умереть — пошей
Изъ свадебнаго полога мнѣ саванъ.
За-чѣмъ, синьйора, къ ночи все такое
Вамъ говорить!
У матери моей
Жила одна бѣдняжечка сиротка,
Ее Барбарой звали; — и она
Такъ горячо, несчастная, любила,
А онъ ее покинулъ… Все тоскуя,
Она всегда поетъ бывало пѣсню
Объ «Ивѣ» 31) — пѣснь старинная, но въ ней.
Такъ вѣрно выражалась грустная
Ея судьбина! — Передъ самой смертью
Она еще пропѣла пѣсню эту….
И вотъ весь вечеръ не идетъ она
Изъ мысли у меня, Эмилья, — все
Мнѣ хочется, склонивши голову
На грудь, запѣть — какъ пѣла бѣдная
Барбара… Ты, Эмилія, забыла?
Ночное платье приготовить вамъ?
Нѣтъ, отколоть булавки… Какъ хорошъ, —
Неправда-ли, нашъ Лодовико…
Да,
Синьйора, замѣчательно-хорошъ!
И говоритъ такъ мило…
Я знавала въ Венеціи одну синьйору, которая рѣшилась-бы босыми ножками сходить въ Палестину, — чтобъ только послѣ хоть разикъ, поцѣловать его. —
1.
правитьСклонивши головку, и сердце сдавивши рукой,
Сидѣла, бѣдняжка, вздыхая подъ ивой густой.
Зеленая ива! зеленая ива!
И грустно ей вторилъ гремучею струйкой ручей,
И камни смягчались слезами голубки моей.
Ахъ, поспѣши Эмилья!
Зеленая ива! зеленая ива!
Скорѣе-же — вѣдь онъ сейчасъ придетъ.
Изъ ивы совью я послѣдній свой бѣдный вѣнокъ….
2.
правитьЗа-чѣмъ-же, о люди, укоръ вашъ, за-чѣмъ вашъ упрекъ
Любезному другу — вѣдь я не корила его…
Нѣтъ, здѣсь не такъ! — Послушай! кажется
Какъ-будто кто стучится….
Это вѣтеръ.
Ахъ, нѣжно такъ друга я звала — и что-жъ онъ сказалъ?..
Зеленая ива! зеленая ива!
Ну, если и вправду, такъ часто ужъ я измѣнялъ —
За-чѣмъ-же дѣвица, ты любишь меня одного?…
Иди-жъ себѣ, Эмилья, добрый сонъ!
Такъ странно, что-то у меня въ очахъ
Горитъ… не слезы-ль это предвѣщаетъ?
Вотъ ужъ и слезы!… — Это ничего
Не предвѣщаетъ.
Я такъ слышала,
Мой другъ… Охъ, люди! люди…. Ну, скажи,
Эмилья, ты таки повѣришь имъ,
Чтобъ женщина могла упасть такъ низко.
Да…. я-бъ повѣрила, моя синьйора…
Ну, если бы, положимъ, цѣлый міръ
Тебѣ давали, ты-бы согласилась?
А вы-бъ не захотѣли… цѣлый міръ!
О нѣтъ, клянусь небесными огнями!
А я не поклянусь огнемъ, моя
Синьйора, — потому-что я бъ на то'
Рѣшилася въ потемкахъ.. не-иначе!
Такъ ты-бъ за эту цѣну согласилась?
Ахъ, да цѣна-жъ, синьйора, велика!
И вѣдь за что? за маленькую шалость….
Ну, право, я не вѣрю.
Ахъ, да повѣрьте, право!… Цѣлый міръ! Вѣдь тутъ за одинъ разъ я-бы откупилась уже на всегда отъ искушенія. — Конечно, какія-нибудь мантильи, браслеты, шляпки, блонды…. за все эти пустяки я-бы не рѣшилась; по цѣлый міръ!.. Вѣдь я-бы только немножко измѣнила мужу, — за то маленькіе рога его накрыла-бы послѣ такою большою короною…. Вѣдь за это пришлось-бы по молиться только лишній разъ въ чистилищѣ…
Ну, прокляни-жъ меня, если-бъ я согласилась даже и за цѣлый міръ…
Да и то сказать еще: вѣдь преступленіе — вещь часто услозная; міръ только согласился такъ понимать его; — нуте, а когда, за грѣшокъ свой, я-бы стала владычицею міра, разумѣется, я бы владѣла уже и мнѣніемъ его, — и сейчасъ-же-бы положила правиломъ, чтобъ вездѣ считали это добродѣтелью.
А я все-таки не хочу вѣрить, чтобъ существовали подобныя женщины.
Охъ, есть, синьйора, — много есть, да столько —
Что ихъ не помѣстишь и въ этотъ міръ,
Который вамъ угодно предлагать
За эту малость… только дѣло въ томъ,
Что женъ толкаютъ въ пропасть сами-же
Мужья. — И ежели они свой долгъ
Супружній могутъ часто забывать, —
И наше-жъ доброе другимъ кидаютъ, —
И отнимаютъ къ ревности слѣпой
Всѣ лучшія права у насъ, — и бьютъ
Жену свою, какъ бьютъ свою собаку, —
И нашу собственность, для прихотей
Своихъ, безумно расточаютъ — развѣ
Все это можно вынести спокойно?
И хоть терпѣть умѣемъ, правда, мы,
Да развѣ мстить уже мы не умѣемъ?
Имъ нужно знать и помнить, что у насъ
Есть также мысль и чувство человѣка;
Что, какъ они, и мы имѣемъ очи,
И здравый смыслъ, и знаемъ различить
Добро и зло… За-чѣмъ мѣняютъ насъ
Они? — Изъ жажды наслажденій? — Да!
Что эту жажду, вѣчно-новую,
У нихъ волнуетъ? — Страсти? — Да! опять
Что развиваетъ эти страсти? — Слабость,
Несовершенство человѣческой
Природы?.. И еще разъ — да!.. А мы,
Не тѣ же люди?.. Такъ, за чѣмъ у насъ
Они не допускаютъ этой жажды,
И слабостей, и человѣческихъ
Страстей?.. Такъ пусть-же, сильные, они
Намъ и закономъ будутъ!. Пусть
Добро и истину творятъ — тогда и намъ
Ужъ негдѣ будетъ лжи и злу учиться…
Ну, доброй ночи! доброй ночи!.. Нѣтъ,
Эмилія, я думаю не такъ…. скорѣй
Молиться буду, чтобъ святое небо
Наставило меня не злу изъ зла
Учиться, — а, взирая на него,
Еще сильнѣй и чище полюбить добро.
ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.
правитьСЦЕНА 1.
правитьНу, спрячься-жъ за угломъ вотъ здѣсь, и жди —
Онъ скоро будетъ. — Лучше, обнажи
Свой мечъ заблаговременно, и въ грудь,
Безъ церемоніи — оно вѣрнѣе!
А главное — будь совершенно-твердъ
И хладнокровенъ… Ну, чего тебѣ
Бояться? — вѣдь и я-же буду тутъ.
И то еще подумай, что теперь
Отъ мастерства удара твоего
Зависитъ наше все: такъ ты еще
Сообрази и взвѣсь свою рѣшимость…
Да ужъ потомъ и съ Богомъ, милый мой!
Ну, ладно, ладно, — только не ходи
И ты, смотри, далеко; — можетъ быть,
Ударъ мой будетъ не совсѣмъ-то ловокъ.
Нѣтъ, нѣтъ!.. Я буду здѣсь же, — не робѣй!
Родриго!.. Ну, пора — долой свой мечъ!
Признаться-то меня неслишкомъ тянетъ
Къ убійству этому, — но онъ представилъ
Такіе доводы!.. Да впрочемъ, вѣдь
Одинъ!.. однимъ на свѣтѣ меньше… вздоръ!
Ну, вылѣзай-же мечъ… Судьба
Такая видно ужъ ему… (Уходитъ на свое мѣсто).
Я наконецъ дощупался таки
До сердца у него,
Мальчишки вздорнаго — и вотъ онъ вспыхнулъ!
Теперь пусть онъ заколетъ Кассіо,
Иль Кассіо его, въ потемкахъ
Обои переколются — все-жъ я
Останусь въ чистыхъ барышахъ; — а то
Пришлось-бы плохо… Вѣдь останься живъ
Родриго — онъ какъ-разъ потребуетъ
Назадъ и золото свое и камни,
Что перебралъ для Десдемоны я, —
А такъ не должно — да, не должно быть!
Съ другой-же стороны и Кассіо,
Оставшися живымъ, своей
Безукоризненной, прямой жизнью
День -за-день ярче будетъ оттѣнять
Мой нѣсколько свободный образъ мыслей…
Одно… Другое то, что Мавръ, того
И жди, раскроетъ передъ нимъ мои
Навѣты, — ну, а тутъ ужъ вовсе плохо…
Нѣтъ… гибель и тебѣ!. Но чу! идутъ…
А, это онъ!
Я узнаю его
Походку. Это онъ…
Злодѣй, умри!
Да, этакой ударъ, пріятель, хоть
Кого-бъ на мѣстѣ положилъ, — по у меня
Вотъ видишь-ли, желѣзная сорочка…
А ну, попробуемъ твоей.
О, я
Убитъ!
Я изувѣченъ! Помогите!
Разбой! убійство! (Падаетъ).
Это голосъ Кассьо!
Ну, Яго честно держитъ слово…
Безумецъ я!
А!.. это искренно,
По-крайней-мѣрѣ…
Помогите, Боже!
Огня! хирурга!
Онъ!.. да, это онъ…
О, честный Яго мой, ты правосуденъ,
Съ такимъ участьемъ пылкимъ поспѣшивъ
На зовъ кровавый оскорбленной дружбы!
Ты освѣтилъ и мнѣ сознанье долга…
Да, нѣжный другъ твой палъ на прахъ уже,
Развратница!.. не встанетъ онъ!.. И вотъ
Идетъ уже незримо и твоя
Судьба!.. И я, — презрѣнная, — иду
И я… Твой взглядъ, улыбка, вся твоя
Краса ушла изъ сердца моего
Безслѣдно, — и теперь пусть кровь твоя
Нечистая бѣжитъ по твоему
Развратомъ опозоренному ложу…
О Боже мой!.. ни стражи, ни прохожихъ…
Разбой! разбой!
Тутъ вѣрно что-нибудь
Недоброе случилось; это — вопль
Какого-то отчаянья.
О Боже!
О, помогите!
Слышишь?
О, злодѣй
Презрѣнный ты!
Да ихъ тутъ не одинъ…
Ночь такъ мрачна… Быть-можетъ, этотъ вопль
Насъ только манитъ на кинжалъ бандита.
Мнѣ кажется, что броситься туда
Безъ стражи не совсѣмъ благоразумно…
Я ни души!.. И суждено мнѣ здѣсь
Залиться кровью.
Слышалъ?
Вотъ идетъ
Полуодѣтый кто-то, съ факеломъ,
Вооруженный.
Кто здѣсь?.. Кто кричалъ
О помощи?
Не знаемъ.
Развѣ вы
Не слышали здѣсь криковъ?
О, сюда!
Сюда! во имя Бога, помогите!
Что тутъ случилось?
Да это онъ,
Какъ кажется, — знаменоносецъ Мавра.
Онъ, въ-самомъ-дѣлѣ; — храбрый человѣкъ!
Да кто-жъ здѣсь это такъ печально стонетъ?
Ахъ, Яго! — я погибъ, зарѣзанъ низко…
О помогите мнѣ…
Ахъ, это лейтенантъ!
Да гдѣ-жъ убійцы ваши?
Вотъ одинъ
Лежитъ здѣсь недалеко; — кажется,
Что онъ бѣжать уже не можетъ…
Ахъ,
Злодѣй презрѣнный! Кто тамъ? Господа
Да помогите-жъ, помогите! —
О,
Спасите! Кто-нибудь сюда!
Вотъ онъ!
А, подлый низкій рабъ!.. (Колетъ Родриго).
Проклятый Яго!
Безчеловѣчная собака ты…
О! О!
А, рѣзать по ночамъ людей!
Гдѣ-жъ вы, злодѣи, жадные чужой
Крови? И какъ нарочно никого, —
Какъ-будто городъ вымеръ весь!" — Разбой!
Разбой!
Да кто-же вы? Друзья или
Враги?
Какъ будемъ поступать мы, такъ
И заключай о насъ…
Да это вы,
Синьйоръ Лодовико!…
Онъ самый, Яго!
Ахъ! извините-же меня! — Здѣсь Кассіо
Лежитъ, измѣннически раненъ.
Кассьо?
Ну, какъ вы, лейтенантъ, находите
Себя?
Охъ, кажется, нога моя
Разбита на-двое!…
Богъ милостивъ!…
Ну, поддержите-ка, синьйоры, факелъ, —
А я, межъ-тѣмъ, перевяжу ему
Колѣно хоть кускомъ своей сорочки.
Что здѣсь такое? кто кричалъ?
Кто здѣсь
Кричалъ?
О милый Кассіо! о другъ
Моего сердца! Кассьо! Кассьо! Кассьо!
Туда-же и она!… Вы никого,
Синьйоръ, не можете подозрѣвать
Въ злодѣйствѣ этомъ.
Ровно никого.
Ахъ, какъ мнѣ непріятно встрѣтить васъ
Подобнымъ образомъ — я васъ вездѣ
Искалъ.
Да нѣтъ-ли здѣсь чего-нибудь
У васъ, чтобы еще перевязать ему
Колѣно? (Перевязываетъ) Ну, вотъ этакъ! хорошо…
Теперь когда-бъ носилки — чтобъ его
Перенести тихонько.
Бѣдный другъ!
Безъ чувствъ! о Кассіо! о Кассьо! Кассьо!
Да не участница-ль, сипьноры, и она
Въ убійствѣ этомъ? — Что-то я ее *
Подозрѣваю крѣпко… Ну, скрѣпитесь,
Мой добрый Кассіо, — пойдемъ… а вы
Ужъ потрудитесь посвѣтить дорогу.
А что, пріятель, не бывали мы
Съ тобой знакомы?… Боже мои!… Родриго!
Мой другъ! мой бѣдный, добрый мой землякъ!
О, нѣтъ!… Да! это ты, Родриго! Боже!…
Какой Родриго? изъ Венецьи?
Да, синьйоръ…
Его вы знали?…
Какъ не знать! и очень…
Синьйоръ Грацьано! Ахъ, простите мнѣ! —
Кровавый случай этотъ… я не могъ
Узнать васъ… говорилъ такъ неприлично…
Ну, ну, — я радъ, напротивъ, что тебя
Увидѣлъ….
Каково вамъ, Кассьо? — Эй!
Носилки! дайте-жъ кто-нибудь носилки!
Родриго! (Приносятъ носилки.)
Онъ! да, это онъ! Ахъ, вотъ
Носилки… хорошо. — Ну, кто-нибудь
Возьмите, люди-добрые, его
Да отнесите потихоньку…. Я,
Межъ тѣмъ, схожу къ хирургу генерала. (Бьянкѣ.)
А ты, голубушка, не хлопочи,
Не убивайся по -напрасну!… (Кассіо) Тотъ,
Кто здѣсь лежитъ убитый, Кассіо,
Былъ искренній мой другъ, — скажите, что
У васъ за ссора?
Боже! никакой
У насъ съ нимъ ссоры не было; его
Не знаю даже я.
А, ты блѣднѣешь!
Но нечего стоять — ему не хорошо
Здѣсь… ночью сыро такъ…
А вы, синьйоры,
Останьтесь на минутку… Что, моя
Красавица, — вы поблѣднѣли, кажется?…
Замѣтьте странность выраженья
Очей ея; о, если ужъ теперь
Шальной ты смотришь, — скоро отъ тебя
Узнаемъ больше мы; вглядитесь-ка
Въ лицо ей хорошенько… что?
Вотъ видите-ль, синьйоры!… да, оно
Ужъ такъ устроено, что хоть языкъ
Отрѣжь, такъ совѣсть все-таки свое
Заговоритъ у насъ…
Что здѣсь за шумъ?
Что, Яго, здѣсь случилось?
Да вотъ,
На Кассіо напали въ темнотѣ
Родриго, да еще какіе-то
Пріятели его; — и бѣдный Кассіо
Почти при смерти, а Родриго мертвъ.
Ахъ, добрый лейтенантъ нашъ! добрый Кассьо!..
Вотъ то-то-бы не шляться по ночамъ
Чортъ знаетъ, гдѣ!.. Послушай-ка, жена,
Какъ-бы узнала ты, гдѣ ужиналъ
Сегодня бѣдный Кассіо…. (Бьянкѣ). А что,
Васъ это, кажется, тревожитъ?
Онъ ужиналъ со мною, но меня
Ни мало не тревожитъ это…
А!
Съ тобой!… Призналася!… Ступай-же съ нами
Повелѣваю именемъ закона!
О пусть-же на тебя падетъ позоръ,
Презрѣнная!
Я не презрѣнная!
Ты не кори меня…. мы, можетъ-быть,
Еще и почестнѣй кого-нибудь….
Ну, а кого-бы это, на-примѣръ?
Пошла, безстыдница!
Угодно-ли
Взглянуть теперь на Кассіо, синьйоры?
Его на-вѣрно ужъ перевязали.
Пойдемъ, синьйора, — запоешь ты мнѣ
Другую пѣсенку; а ты, жена,
Проворнѣй сбѣгай въ крѣпость, разскажи
Отелло тамъ и Десдемонѣ все,
Что здѣсь случилось… Не угодно-ли
Идти и вамъ, синьйоры?…
Эта ночь
Или создастъ меня, иль уничтожитъ.
СЦЕНА II.
править…. 32) И вотъ причина, о душа моя!
И вотъ она причина!… Я не смѣю,
О звѣзды чистыя! назвать ее
Предъ вашими очами… Вотъ причина!…
Но все-же я ни капли не пролью
Крови твоей, и тѣла нѣжнаго
Тебѣ не разорву я, Десдемона….
Бѣла, какъ снѣгъ, чиста, какъ мраморъ надъ могилой
А умереть должна!… должна!.. Живой
Останешься — еще кого-нибудь
Обманешь…
Потушу лампаду эту,
Потомъ твою лампаду потушу….
И я зажгу тебя, нашъ свѣтлый сторожъ,
Опять зажгу, когда мнѣ станетъ жаль
Тебя; — но, если потушу я твой
Огонь, — ты, дивная, вѣнчанная
Такою гордой, чистой красотою, —
Ты, торжество земнаго бытія,
Гдѣ-жъ тотъ огонь и гдѣ тотъ Прометей,
Чтобъ вновь могли зажечь его въ груди
Твоей?… Когда сорву я розу — я
Не дамъ ей жизни новой, — и она
Завянетъ, бѣдная… Ахъ, напои-жъ
Меня еще твоимъ дыханьемъ, роза —
Пока на стеблѣ ты, о мой цвѣтокъ!
О, дивное очарованье красоты!
Передъ тобой и правда самаго
Закона переломитъ мечъ!… Еще….
Еще одинъ…. Будь ты и мертвая
Такою-жъ, какъ теперь — и я убью
Тебя — и мертвую я полюблю
Опять тебя!… Еще одинъ…. послѣдній!
Когда жъ ты былъ такъ упоителенъ,
Ты, роковой!… Ахъ, нужно вырваться
Тебѣ, рыданье изъ души моей….
Ты, горькое рыданье!… Да, мой гнѣвъ,
Какъ гнѣвъ небесъ караетъ то, что любитъ….
А…. просыпается….
Кто здѣсь? Отелло?..
Я, Десдемона… я!
Вы ляжете,
Синьйоръ, въ постель?
Молилась-ли ты Богу
Сегодня, Десдемона?
Да, синьйоръ, —
Молилася.
Припомни; — можетъ-быть,
Еще есть грѣхъ на сердцѣ у тебя,
И Небу ты не исповѣдала
Его, — такъ, помолись о немъ теперь,
Еще разъ помолися, Десдемона…
Синьйоръ, что вы сказали?….
Я сказалъ:
Молись!… не долго только ты молися..
Я тутъ-же похожу. Я не хочу
Убить безъ покаянья грѣшную
Тебя!…. О Боже, сохрани! — души
Твоей я не хочу убить.
Убить,
Сказали, вы? убить?..
Да, я сказалъ.
О Господи, помилуй мя!
Аминь!
Отъ всей души моей аминь!
О нѣтъ!
Ты слово мира, слово благости
Изрекъ…. ты не убьешь меня!
Гмъ!
А между-тѣмъ, дрожу я…. я тебя
Боюсь, Отелло! — ты неумолимъ,
Ты страшенъ, ежели въ очахъ твоихъ
Сверкаетъ это пламя роковое!…
И я не вѣдаю, чего боюсь….
Душа моя чиста… по страшно мнѣ,
Такъ страшно…
Думай о грѣхахъ своихъ!
О, всѣ грѣхи мои изъ пламенной
Любви къ тебѣ, Отелло!…
За любовь
Я, Десдемона, и убью тебя!
О нѣтъ, Отелло, здѣсь не будетъ правды….
Любовь не убиваетъ за любовь!
Отелло! губы у тебя въ крови —
За чѣмъ ты ихъ кусаешь?… Ты дрожишь
Томимъ какой-то думою кровавой!…
О, это знаменья ужасныя!
Но, я надѣюсь, я молюся…. Боже! --;
Да идетъ чаша эта мимо насъ….
Молчи! молчи!…
Молчу, синьйоръ… Что-жъ вы
Мнѣ скажете?
Любимый мой платокъ,
Мой первый даръ тебѣ, ты отдала
Вѣдь Кассіо?
О, нѣтъ! клянусь
Моей душою, жизнью… Призови
Его, спроси, изобличи меня.
О, не клянись, не проклинай
Души своей, о милая душа
Моя!… Вѣдь это смертная твоя
Постель… вѣдь ты умрешь…
Да, я
Умру… но не теперь-же я умру,
Отелло!…
Нѣтъ, теперь-же Дездемона!…
Очисти-жъ покаяньемъ грѣхъ души
Своей… Теперь меня не разувѣришь,
Хоть клятвою одѣнешь каждый звукъ
Рѣчей твоихъ… теперь ты не задавишь
Тѣхъ убѣжденій на сердцѣ моемъ,
Что сердце давятъ мнѣ такой тоскою…
Да, ты умрешь!
О, Господи помилуй
Несчастную меня!
Аминь!
И вы,
Синьйоръ, помилуйте меня… Я васъ
Ничѣмъ и никогда не оскорбила;
Я Кассіо любила той любовью,
Которой заповѣдь Христосъ намъ далъ —
Я такъ любила цѣлый міръ… по чтобъ
Дарить!… о, нѣтъ, ничѣмъ и никогда
Его я не дарила.
Но клянусь —
Я видѣлъ свой платокъ въ рукахъ его.
Клятвопреступница! за-чѣмъ-же ты
Мнѣ это сердце превращаешь въ камень!
Я въ жертву принести хотѣлъ тебя,
Во искупленіе грѣховъ твоихъ, — а ты
Меня заставишь совершить убійство…
Платокъ я видѣлъ самъ.
Быть-можетъ, онъ
Нашелъ, — но я ему не отдавала.
Пошли за нимъ, пусть самъ онъ уличитъ
Меня.
Да онъ уже признался.
Въ чемъ,
Синьйоръ?
Что обладалъ тобою…
Онъ?
Какъ! вы сказали…
Да!
О, этого
Не скажетъ онъ, синьйоръ…
Теперь не скажетъ…
Но только потому, что ничего
Ужъ болѣе не скажетъ онъ… Уста
Его на-вѣки запечаталъ Яго.
О, вы сбылись, предчувствія мои…
Онъ мертвъ, сказали вы!
Да если бъ онъ
Имѣлъ хоть столько жизней, сколько было
Волосъ на головѣ его — такъ всѣ
Они не напоили-бы моей
Кровавой жажды мести.
Горе мнѣ!
Его сгубила клевета — и я теперь
Погибла…
Десдемона! и въ лицо
Ты мнѣ кидаешь вопль презрѣнный свой!…
О, изгони-же, лучше изгони
Меня, — по, мой супругъ! не убивай
Меня, Отелло!
На колѣни,
Развратная!
Убей-же по-утру…
Оставь мнѣ эту ночь, хоть эту ночь
Одну…
На что она тебѣ? — вѣдь нѣтъ
Раскаянья…
Хоть полчаса!…
Свершилось!
Мгновенья сочтены…
Молитву мнѣ…
Одну молитву только…
Поздно! поздно!… (Душитъ ее.)
Синьйоръ! синьйоръ! что тамъ! синьйоръ!
Синьйоръ!
Чей это голосъ? — что за шумъ?
Жива? — Еще жива?… Хоть я жестокъ,
Но не палачъ я… Не хочу я длить
Твоей истомы смертной… нѣтъ! о нѣтъ! 33)
Синьйоръ! синьйоръ!
Кто тамъ?
О мой синьйоръ,
Одно бы только слово вамъ сказать!
А, да! — Эмилія! — Сейчасъ! — Она
Мертва уже… а ты, конечно, скажешь,
Что мертвъ и Кассіо… Я думаю…
Не даромъ шумъ былъ. — Что, уже подвижна?
Спокойна… какъ могила! — Отворить-ли
Ей? Да хорошо-ли будетъ это?
Мнѣ все-еще сдастся, что она
Какъ-будто шевелится… Нѣтъ!… Что-жъ лучше?
Вѣдь чуть взойдетъ она — навѣрно ужъ
Заговоритъ съ женой. — Моя жена!
Жена моя!… Какая-же жена?…
Гдѣ-жъ у меня жена?… Невыносимо!…
О горестный и трудный часъ!… Теперь,
Мнѣ кажется, потухнетъ солнце и
Луна потухнетъ… и земля, дрожа,
Разступится…
О, умоляю васъ,
Синьйоръ!… Мнѣ нужно съ вами говорить…
Я и забылъ!.. войди, войди, Эмилья, —
Постой, — сейчасъ — задерну занавѣсъ, —
Гдѣ ты? Чего ты хочешь отъ меня?
О, мой синьйоръ! тамъ въ городѣ сейчасъ
Совершено ужасное убійство…
Теперь? сейчасъ?
Вотъ только-что, синьйоръ.
Вліяніе луны!… Она, должно
Быть, слишкомъ-низко ужъ спустилася
Къ землѣ — и вотъ тревогой темною
Смущаетъ бѣдный помыслъ человѣка…
Нашъ Кассіо сейчасъ, синьйоръ, убилъ
Родриго, юнаго Венеціянца.
Убитъ Родриго!… Ну, и Кассіо
Убитъ?
Нѣтъ, Кассьо не убитъ, синьйоръ.
Такъ Кассьо не убитъ?… Что-жъ, вѣрно, онъ
Ошибся?… Да?… О сладость мщенія!
Опять расходишься на сердцѣ ты;
Такою горечью…
Убитая
Несправедливо… о, несправедливо…
О Боже мой! что значатъ эти стоны?
Что значатъ?… эти стоны?
Боже мой!
Да это голосъ госпожи моей!…
На помощь! помогите!… помогите!
О говорите-же еще, синьйора!
О Десдемона! о моя синьйора!
Да говори-же… говори!…
О, я
Невинно умираю…
Кто-же твой
Убійца, милая моя синьйора?
Никто… сама… прощай Эмилія!
Скажи супругу милому, что я
Невинна… о прощай!..
Но кто и какъ-же могъ убить ее?
Увы! кто знаетъ…
Ты вѣдь слышала —
Она сама сказала, что не я.
Сказала… да!.. и я должна ей вѣрить…
Не вѣрь! — Она, обманщица, солгала…
И на дорогѣ въ адъ еще-таки
Солгала!.. Я убилъ ее!
О, такъ
Она свѣтлѣе ангеловъ, а ты —
Ужасный демонъ!
Ангеловъ свѣтлѣй!..
Она, такъ низко павшая!.. Она,
Развратная!…
Ты демонъ — какъ тебѣ
Не клеветать ее!
Она была
Измѣнчива, коварна, какъ волна.
А ты, какъ пламя бѣшенъ, называя
Развратною ее.. О, ангельски
Чиста она была…
Она была
Въ преступныхъ связяхъ съ Кассіо… Спроси
У мужа!
О, я заслужилъ-бы все
Проклятье ада, если-бы убилъ
Ее безъ очевидныхъ доказательствъ…
Твои мужъ все это зналъ.
Мой мужъ?
Твой мужъ.
Что преступила долгъ она супруги?
Да, съ Кассіо! — О, если-бы она
Вѣрна была — пусть Богъ-бы создалъ мнѣ
Другой подобный міръ изъ цѣлаго
И чистаго брилльянта — я-бъ ее
Не отдалъ и за этотъ міръ!
Мой мужъ?..
Да, онъ сказалъ объ этомъ первый мнѣ.
Онъ честенъ — и ему такъ тяжело
Глядѣть на этотъ гной нечистыхъ язвъ
Людскихъ…
Мой мужъ!..
За чѣмъ нужны они,
Всѣ эти восклицанія твои?…
Я разъ сказалъ — твой мужъ!
О Десдемона!
Коварство посмѣялось надъ твоей
Любовью чистою… Такъ это мужъ
Сказалъ вамъ, что она невѣрна.
Да!
Твой мужъ!.. вѣдь я сказалъ. — Ты, женщина
Не понимаешь?.. Ну, мой другъ, твой мужъ,
Прямой и честный Яго.
Если онъ
Сказалъ — такъ пусть погибшая душа
Его въ томленьи медленномъ сгніетъ,
Истомится въ небытіе… Солгалъ
Онъ передъ совѣстью своей! Она,
Напротивъ, слишкомъ дорожила ужъ
Своей безчастной, недостойной долей!..
А!..
Иди теперь, иди все вдаль своей
Дорогой… твой поступокъ столько-же
Достоинъ неба, какъ и ты ее
Достоинъ былъ.
Молчи! о замолчи!..
Нѣтъ силы у тебя на столько зла,
Чтобъ я не вынесла теперь его
Спокойно… О безумецъ ты, безумецъ!
Какъ грязь безсмысленный!.. ты совершилъ…
Я не боюсь угрозъ твоихъ, твой мечъ
Не страшенъ мнѣ… И всѣмъ я разскажу,
Хоть-бы мнѣ двадцать жизней потерять!..
На помощь! помогите! помогите!
Здѣсь Мавръ жену зарѣзалъ!.. О убійство!
Убійство!
Что у васъ случилось тутъ,
Мой генералъ?
А, вотъ и ты здѣсь, Яго!
Ну, видно хороши твои дѣла,
Когда убійство вотъ хотятъ взвалить
Тебѣ на шею.
Въ чемъ-же дѣло?
Ну,
Изобличи жъ злодѣя этого,
Когда ты человѣкъ! — Онъ говоритъ,
Что ты его увѣрилъ — будто-бы
Жена ему невѣрна; но, я знаю —
Ты этого не скажешь… ты не можешь
Сказать подобнаго… О, говори-жъ,
Душа моя полна…
Я говорилъ
Ему, что думалъ самъ, — и говорилъ
Лишь то, что онъ и самъ считалъ
Весьма возможнымъ и вѣроподобнымъ…
Ты, стало-быть, не отпираешься?..
Ты, значитъ, говорилъ, что невѣрна
Она?..
Ну, говорилъ.
Ты ложь сказалъ
Ужасную, — проклятую ты ложь
Сказалъ!.. Клянусь моей душою-ложь!
Такую отвратительную ложь!..
И съ Кассіо! — Вѣдь ты сказалъ, что съ Кассьо…
Да, съ Кассіо, — жена; — а впрочемъ-бы
Поудержать тебѣ свою трещотку…
О нѣтъ! мнѣ нужно говорить теперь…
Вѣдь здѣсь, на этомъ ложѣ — мертвая
Лежитъ она… голубка милая!..
О, да спасетъ насъ небо!..
Не твои-ль
Навѣты создали убійство это?..
Къ чему, синьйоры, ужасъ, изумленье!..
Что-жъ, это правда…
Страшная жъ ты правда!
Чудовищный поступокъ!
О злодѣйство!
Обманъ! коварство!.. Я припоминаю…
Я думаю… подозрѣваю… да!
О низкое злодѣйство!.. Думаю,
Что такъ… О, я съ отчаянья убью
Себя… Коварство, гнусное коварство!
Не одурѣла-ль ты!.. Сейчасъ-же мнѣ
Домой… ты слышишь!
Добрые синьйоры
Позвольте говорить мнѣ, — я теперь
Повиноваться не могу ему. — Да, Яго,
Быть можетъ, не пойду ужъ никогда
Домой я больше…
О! о! о!
Да, Мавръ!
Склонись на этотъ трупъ — тоскуй, рыдай…
Ты задушилъ чистѣйшую изъ женъ,
Какую только видѣлъ миръ…
О нѣтъ!
Она преступница была… (Къ Граціано) Я васъ
И не узналъ, мой дядюшка! — Вотъ здѣсь —
Старикъ, лежитъ племянница твоя…
И эти руки задушили жизнь
У ней… Я знаю — что поступокъ мой
Покажется ужаснымъ вамъ, ужаснымъ…
О бѣдное дитя мое!… Я радъ,
Что твои отецъ лежитъ уже въ могилѣ….
Судьба твоя его убила! — Все,
Тоскуя тайно по тебѣ, старикъ
И умеръ…. да, во благо умеръ онъ!
А если-бъ былъ онъ живъ…. и здѣсь тебя
Увидѣлъ?… О, тогда — отчаянье
Его бы обезумило; — тогда-бъ
Отрекся, онъ отъ помощи небесной….
Тогда бы душу погубилъ свою,
Несчастный онъ….
Да, горькой жалостью
Проникнется здѣсь сердце человѣка….
Но Яго зналъ, что тысячу ужъ разъ
Она преступно принимала Кассіо….
Быть-можетъ, даже здѣсь…. Самъ Кассіо
Признался въ этомъ, — и, въ залогъ любви,
Она ему дала подарокъ первый
Моей любви, — въ его рукахъ я самъ
Его однажды видѣлъ; — это былъ
Платокъ, старинный даръ отца моей
Матери покойной.
О Небеса!
О силы Неба!
Ты опять!… Молчи!
О, это будетъ ясно! — это все
Откроется…. И мнѣ молчать, синьйоръ!
О нѣтъ!… Я буду смѣло говорить —
Какъ вѣтеръ ходитъ смѣло!… Пусть гремятъ
Противъ меня и небеса, и люди,
Пусть воютъ силы ада — и тогда —
Я буду говорить.
Ну, будь умна….
Иди, жена, домой!
Нѣтъ не идти
Домой мнѣ, Яго…
Фи! на женщину
Напасть съ мечемъ!
Безумный Мавръ! платокъ
Твой я нашла случайно, — слышишь? — я!..
Его и отдала я мужу своему.
Охъ, я тогда не знала, для чего,
Съ такой настойчивостью странной онъ
Просилъ меня достать бездѣлку эту…
А, тварь поганая!
Она его
Дарила Кассіо!…. Нѣтъ, — я нашла
Платокъ и мужу своему вручила….
Я — бѣдная — не знала, что….
Ты лжешь,
Несчастная!
Клянуся Небомъ — нѣтъ!
Нѣтъ, я не лгу, синьйоры. — (Къ Отелло). Да и какъ
Безумцу кровожадному, какъ ты,
Было иначе кончить съ доброю,
Такою доброю женой!..
Громовъ
И камней!… Что-жъ, вы только по небу
Гремите, — божьи кары!… О злодѣй
Проклятый!
Бѣдная — она
Упала, — вѣрно, онъ убилъ ее.
Убилъ! убилъ!.. О, положите-же
Меня туда, подлѣ нея…
И вотъ
Онъ убѣжалъ, — а бѣдная жена
Его убита.
Замѣчательный
Мерзавецъ! — Подержите этотъ мечъ,
Отнятый мной у Мавра, — да глядите
Не выпускать его за дверь, — скорѣй
Убейте — если станетъ рваться онъ.
А я пущусь за этимъ сатаною, —
Онъ стоитъ этого, проклятый рабъ.
Меня покинула моя отвага….
И мечъ мой дѣти отняли…. За чѣмъ
Мнѣ знаки чести, если чести нѣтъ.? —
Пусть все идетъ….
И вотъ
Она, твоя пророческая пѣснь,
О милая синьйора!… Слушай-же….
Ты можешь-ли еще меня услышать?…
Какъ лебедь, грустно я прощуся съ жизнью
Унылой пѣснью: «Ива! ива! ива!»
О Мавръ! она была чиста… она
Тебя любила, такъ любила, Мавръ!…
Пусть вѣрно будетъ такъ души моей
Спасенье, какъ слова мои…. И мысль
Послѣднюю свою отдавъ тебѣ,
Я умираю… умираю…. (Умираетъ).
Здѣсь
Есть у меня другой, испанскій мечъ,
Холодною волною закаленный. — 34)
О, здѣсь, со мною ты! — Мнѣ нужно выйдти…
Пустите, дядюшка!
Не покушайся!
Иначе, дорого заплатишь ты. — Съ тобой
Вѣдь нѣтъ оружья; — посиди-же тамъ,
Хоть и не хочется.
Да хоть смотри
Ты на меня… хоть говори со мной, —
Не то, и безоружный, бѣшено
Я кинусь на тебя.
Ну, что тебѣ?
Гляди — вѣдь это мечъ! — и мечъ,
Какого никогда еще рука
Солдата не сжимала… Вижу васъ,
Былые дни, какъ съ этой слабою
Рукою, и съ тобой, мой добрый мечъ,
Раздольно шелъ я черезъ всѣ преграды —
Сильнѣе въ двадцать разъ, старикъ, твоихъ,
Преградъ… Но для чего тщеславіе
Пустое! Кто посмѣетъ стать противъ
Опредѣленья роковыхъ судебъ?…
Теперь не такъ… не то уже… Не бойся,
Хоть и со мною мечъ: я совершилъ
Мой трудный путь, — пришелъ уже къ своей
Послѣдней цѣли, — скоро уберу
Послѣдній парусъ свой… А ты еще
Меня боишься! О! твой, страхъ напрасенъ!…
Не предъ мечомъ, передъ тростинкой — самъ
Отелло побѣжитъ теперь — но Боже!
Куда-жъ ты побѣжишь теперь, Отелло?…
Какъ странно смотришь ты, дигя мое…
Какія горькія судьбы тебѣ
На долю выпали!… Блѣдна… блѣдна,
Какъ полотно твоей сорочки!
И если мы придемъ съ тобою къ Богу,
И также ты посмотришь на меня….
О, взоръ твой кинетъ душу бѣдную
Мою съ небесъ — и на лету ее
Ухватятъ демоны… Холодная,
Дитя мое! — Тиха, какъ чистота
Твоя! невозмутима… безъ борьбы…
Безъ роковыхъ тревогъ… о рабъ проклятый!
Теперь святая ты!… Гоните-же
Бичомъ отсюда, демоны, меня!
Отдайте бурямъ! сѣрою сожгите!
Топите въ пропастяхъ текучаго
Огня!.. О Десдемона! Десдемона!
Мертва! мертва!… о! о! о!
Гдѣ этотъ мститель бѣшеный? — Гдѣ онъ
Несчастный?
Тотъ, кто былъ Отелло? — Здѣсь…
А эта гадина? — ведите-ка
Его.
Я все смотрю ему на ноги… 35)
Что-жъ это басня?.. Но коли ты чортъ —
Такъ какъ-же мнѣ убить тебя, нечистый! (Ранитъ его.)
Возьмите мечъ у Мавра.
Э, синьйоръ,
Онъ только кровь пустилъ, а не убилъ
Меня.
И не жалѣю я объ этомъ;
Напротивъ, я желалъ-бы долгихъ дней
Тебѣ… да, понимаю я теперь
Блаженство смерти!
О несчастный Мавръ!
Давно-ль такъ благодушный — и теперь
Такъ слѣпо павшій въ сѣть проклятаго
Раба… что мнѣ сказать тебѣ?
Скажи,
Скажи, Лодовико, хоть что-нибудь…
Зови меня убійцей, — не зови
Меня безчестнымъ только; — ничего
Вѣдь не творилъ по ненависти я,
И все изъ чести, и для чести.
Онъ,
Бездѣльникъ этотъ, кое-въ-чемъ уже
Признался намъ: вы согласилися
Было съ нимъ вмѣстѣ Кассіо убить?
Да.
Милый генералъ, я никогда,
Ничѣмъ не подалъ повода къ тому.
Теперь я вѣрю, Кассіо — прости
Меня! — Спросите-жъ у него, за что
Онъ, этотъ демонъ въ образѣ людскомъ,
За что онъ такъ коварно осѣтилъ
И душу мнѣ и тѣло?…
Лишнія
Заботы! — То, что знаете уже —
И знайте… Болѣе ни слова я
Не говорю.
А помолиться, Яго!…
А вотъ, разщепимъ зубы пыткою
Тебѣ.
О, ты заговоришь тогда…
Я разскажу вамъ кое-что, синьйоръ,
Изъ дѣла этого, чего, конечно, вы
Не знаете еще. — Вотъ два письма:
Мы ихъ нашли въ карманѣ у Родриго, —
Въ одномъ такъ прямо сказано, что онъ,
Родриго, принимаетъ на себя
Убійство Кассіо.
Злодѣй!
Враги
Христовы! дикари!
А вотъ другое:
Здѣсь упрекаетъ Яго въ чемъ-то онъ, —
Какъ кажется, онъ думалъ отослать
Его, — но вѣрно этотъ висѣльникъ
Проклятый въ душу влѣзъ опять къ нему
И уничтожилъ всякое сомнѣнье.
О чадо зла и гибели! Но какъ, —
Скажи мнѣ, Кассіо — зашелъ къ тебѣ
Платокъ жены моей?
Я у себя
Нашелъ его, — и Яго намъ сейчасъ
Признался, что платокъ подкинутъ имъ,
Чтобъ дѣло къ цѣли повести вѣрнѣе.
Безумецъ! о безумецъ я! безумецъ!
А дальше, въ этомъ-же второмъ письмѣ,
Родриго упрекаетъ Яго въ томъ,
Что онъ его заставилъ оскорбить
Меня въ ту роковую ночь — и вотъ
По этому уже оправданъ я;
Родриго наконецъ пришелъ въ себя,
И самъ онъ прямо говоритъ теперь
Что Яго и на грѣхъ его навелъ,
Что Яго-же и прикололъ его
Сегодня.
Вы должны покинуть островъ,
И ѣхать съ нами. Ваша власть снимается,
И это мѣсто Кассіо теперь займетъ.
А что до этого раба — удѣлъ
Его: все то, что только можетъ быть
Томительно-кроваваго подъ пыткой.
Вамъ я не смѣю воли дать, Отелло,
Пока не донесемъ Сенату мы
Объ этомъ дѣлѣ… Отвести его!
Постойте! — Слово, два — небольше…
Я кой-что сдѣлалъ для Республики
Таки, — вещь всѣмъ извѣстная; — по, что
Объ этомъ говорить! — Теперь прошу
Я васъ, — вѣдь вамъ-же говорить о мнѣ
Придется, — разскажите дѣло такъ,
Какъ было дѣло; — слова за меня
Не нужно лишняго, — противъ меня….
За что-жъ противъ меня?… Скажите имъ,
Что не умѣлъ благоразумно я
Любить, — за то любилъ я горячо… Что ревновать
Я не умѣлъ, — но разъ, коснувшися
До этой чаши, выпилъ всю ее;
Что я закинулъ счастіе свое,
Какъ древле Жидъ, проклятою рукой,
Закинулъ навсегда свой дивный перлъ, — 36)
Перлъ драгоцѣннѣй племени его…
Что изъ очей моихъ, незнавшихъ слезъ,
Лилося столько горькихъ, трудныхъ слезъ —
Какъ льется мѵрры въ аравійскомъ лѣсѣ….
Такъ все скажите, — да прибавьте ужъ,
Что разъ въ Алеппо чалмоносецъ Турокъ
Венеціянца одного при мнѣ
Ударилъ и Республику бранилъ, —
А я схватилъ собаку-обрѣзанца
За горло, и пронзилъ его, вотъ такъ!
Кровавый день!
Къ-чему-жъ ты это все
И говорилъ….
Готовый задушить
Тебя — еще я цѣловалъ тебя
Такъ горячо; — и умирая самъ,
Съ твоимъ я поцѣлуемъ умираю…. (Умираетъ).
Я-бъ этого боялся, если бъ зналъ,
Что онъ имѣлъ оружіе, — онъ былъ
Великій сердцемъ…
Ты спартанская
Собака! 37). Ты ужаснѣй скорби, — язвы,
Ужаснѣй бездны адской, темною
Враждой своей!… Взглянь на кровавые
Останки жертвъ своихъ… вотъ подвигъ твой!
Онъ отравляетъ взоръ…. закройте ихъ!
Вы, Граціано, какъ прямой наслѣдникъ,
Примите во владѣніе и домъ
И все имѣнье Мавра. —
Вы синьйоръ
Намѣстникъ, сами выберите казнь
Злодѣю этому, — опредѣлите время,
Назначьте мѣсто, пытку…. не щадить
Его!… Я ѣду съ грустною душой
Объ этомъ горестномъ событіи
Сенату донести.
ПРИМѢЧАНІЯ.
правитьСюжетъ этой драмы заимствованъ Шекспиромъ, по мнѣнію Попе, изъ Чинтіевыхъ новеллъ. — Полагаютъ, что она писана въ 1611 году. — Мустафа, полководецъ Солима, осадилъ Кипръ въ маѣ 1571, и взялъ его въ слѣдующемъ году. Флотъ его шелъ сначала прямо на Кипръ, но, неожидавно перемѣнивъ путь свой на Родосъ, соединился тамъ съ другимъ отдѣленіемъ своимъ, и тогда уже обратился къ осадѣ Кипра. «Гордое и свободное прямодушіе Отелло, — говоритъ Джонсонъ, — благороднаго, открытаго и легковѣрнаго, безграничнаго въ довѣренности, пылкаго въ страсти, непоколебимаго въ рѣшимости, неукротимаго въ мщеніи; — милое простодушіе Десдемоны, такъ глубоко вѣрующей въ добродѣтель, такъ глубоко сознательной въ чистотѣ своей, — ея открытая настойчивость въ преслѣдованіи своего плана, ея неумѣнье понять то, что и ее могутъ подозрѣвать; — холодная злоба Яго, скрытаго до малѣйшаго проявленія истиннаго Чувства, ловкаго и хитраго въ своихъ планахъ, и въ тоже время такъ заботливаго о всемъ, что касается его выгоды или мщенія — все это новыя доказательства того, какъ глубоко постигъ Шекспиръ природу человѣка, чего мы напрасно будемъ искать у другихъ новѣйшихъ писателей; — даже остальные, низшіе характеры были-бы замѣчательны во всякой другой піесѣ, не только по истинѣ, но и по силѣ своей».
1. Въ подлинникѣ: Even now, wery now, and old black ram
Is tupping your white ewe.
2. — — You’ll have your daughter covered with а Barbary horse.
3. Словомъ nephews здѣсь намѣкается вообще на грандовъ Венеціи.
4. Въ подлин.: You’ll have coursers for cousins, and gennets[1] for germans.
5. — — Your daughter and the Moor are now making the beast with two backs.
6. Полагаютъ, что это названіе гостинницы въ Венеціи.
7. Здѣсь Яго говоритъ о Брабанціо.
8. Титло вепеціянскихъ сенаторовъ.
9. Шекспиръ, безъ сомнѣнія, заимствовалъ это изъ разсказовъ Мандевиля (Описаніе Гвинеи, 1596) и сэръ Вальтера-Ралейфа (Raleigh).
10. Въ подлин. Fuinea-hen, слово, означавшее тогда публичную женщину.
11. То change the cod’s head for the salmon’s tail. Пословица.
12. Эти пѣсни находятся въ «Percy’s Relics of Ancient Poetry».
13. Во многихъ графствахъ сѣверной Англіи музыканты, приходя съ поздравленіемъ по утрамъ, обыкновенно, послѣ одной или двухъ проигранныхъ ими піесъ, кричатъ: «Да здравствуетъ такой-то или такая-то». — Кажется, обычаи этотъ былъ и въ Стратфордѣ на Авонѣ. — При этомъ употребляли гобои, — и объ этихъ-то духовыхъ инструментахъ говорится здѣсь.
14. Венерическая болѣзнь, по Джонсону, впервые появилась въ Неаполѣ.
15. Въ подлинникѣ Clown. Oh, thereby hangs а taile.
I mus. Wheresy hangs а tale, sir?
Clown. Merry, sir, by many а wind instrument, that I know.
Здѣсь каламбуръ въ словахъ taile и tale.
16. Въ подлинникѣ: Excellent wretch (enfant, garèon).
17. Мандрагора (mandragora, mandrake) одно изъ самыхъ усыпительныхъ растеній.
18. Въ подлинникѣ I had been happy, if the general camp Pioneers and all… Піонеры были вообще самые безнравственные солдаты.
19. Въ подлинникѣ: The spirit-stirring drum, the ear-pircing fife Во времена Шекспира флейты были въ употребленіи у Англичанъ на войнѣ.
20. Въ подлин. There are а kind of men soloose of soul.
21. — — — Then laid his leg
Over my thigh, aed sigh’d, and kiss’d.
22. Здѣсь отвѣты шута запутаны двойственнымъ значеніемъ глагола to lie: 1) обитать, жить гдѣ-нибудь, лежать; 2) лгать.
23. Португальская монета, цѣною около рубля серебромъ. Названіе свое получила она, — по Джонсону, — отъ изображеннаго на ней креста.
24. Іаковъ I, король англійскій, учредилъ новое достоинство баронета, которое покупалось за деньги. — Шекспиръ хочетъ сказать здѣсь, что баронеты эти имѣли руки, т. е. деньги для покупки, — а не сердце, не доблесть.
25. Бальзамическая жидкость, добытая изъ мумій, встарину считалась самымъ дѣйствительнымъ средствомъ противъ эпилепсіи.
26. Извѣстно повѣрье, что воронъ, садясь на кровлѣ дома, предвѣщаетъ кому-нибудь изъ жильцовъ его смерть. — Объясняютъ это тѣмъ, что тонкое чутье его за-долго до кончины чуетъ уже трупный запахъ.
27. Въ подлинникѣ Iago. With her, on her; what you will.
Ot. Lie with her! on her! — We say, lie on her, when they belie her: Lie with her!
28. Въ подлинникѣ: To confess and be hanged for his labour. — Послов.
29. Сближеніе слезъ женщины съ слезами крокодила, который, по мнѣнію древнихъ, печальными стенаніями привлекалъ жертву и душилъ потомъ ее.
30. Если сохранить сосудъ сей… и пр. Изъ Посл. къ Солунянамъ I, гл. IV, ст. 4. — Malone.
31. Въ Англіи ива посвящена любви.
32. Здѣсь Отелло, входя, какъ-бы договариваетъ тайную думу свою въ этомъ прекрасномъ монологѣ.
33. Одинъ изъ комментаторовъ говоритъ, что въ старинныхъ копіяхъ, послѣ этихъ словъ было еще слѣдующее восклицаніе убійцы: «Боже! Боже! Боже!» — но что въ-послѣдствіи велѣно было исключить его, такъ-какъ сближеніе подобнаго восклицанія съ самымъ поступкомъ профанировало святую чистоту Божества; — по торжественныя слова эти, — прибавляетъ онъ, — произносимыя въ мгновенія предсмертныхъ судорогъ Дездемоны, производили ощущеніе высокаго ужаса.
34. Сталь, закаленная въ холодныхъ волнахъ Ксалона, считалась самою лучшею.
35. Отелло принимаетъ Яго за чорта, и смотритъ — нѣтъ-ли копытъ на ногахъ у него.
36. Нѣкоторые комментаторы думали, что это намекъ на кровавую сцену убійства Маріамъ супругомъ ея Иродомъ. — Другіе полагаютъ, что здѣсь говорится объ одномъ Жидѣ, забросившемъ драгоцѣнный перлъ, не желая уступить его за низкую цѣпу. — Можетъ-быть, говорить Бенжаменъ Ларошъ, — авторъ намекаетъ здѣсь на Спасителя, преданнаго и распятаго своими соотчичами. — Мнѣніе это, какъ совершенно-согласное съ религіознымъ направленіемъ эпохи, кажется ему болѣ вѣроятнымъ.
37. Спартанскія собаки отличались своею лютостію.
Въ подлинникѣ Яго, въ разговорахъ съ Родриго, часто мѣшаетъ ты и вы. — Я не вездѣ держался въ этомъ случаѣ подлинника уже и потому, что по духу англійскаго языка мѣстоименіе you — вы, употребляется гораздо-чаще нежели у насъ. — Вездѣ, гдѣ только удача дѣлаетъ Яго дерзкимъ, ему естественно переходить въ этотъ насмѣшливо-фамиліярный тонъ, отличающій его; — напротивъ онъ можетъ спускаться до льстивой вѣжливости каждый разъ, когда старается убѣдить и преклонить пробуждающійся здравый смыслъ и упрямство Родриго.
- ↑ Порода лошадей въ Испаніи.