Приблизившись къ оградѣ, я увидѣлъ, что свѣтъ исходилъ изъ раскрытой двери моей комнаты, а выйдя изъ мрака на освѣщенное пространство, услышалъ голосъ Монгомери, звавшій меня изо всѣхъ силъ. Я продолжалъ бѣжать. Снова послышался голосъ Монгомери. Я едва слышно отозвался на его зовъ и минуту спустя предсталъ предъ нимъ, шатающійся и запыхавшійся.
— Откуда вы? — спросилъ онъ, взявъ меня за руку и подводя къ свѣту такимъ образомъ, что онъ освѣщалъ всего меня.
— Мы оба были такъ заняты, что совсѣмъ забыли про васъ и только нѣсколько времени тому назадъ вспомнили о вашемъ существованіи!
Онъ повелъ меня въ комнату и усадилъ въ глубокое кресло. На нѣсколько минутъ я былъ ослѣпленъ свѣтомъ.
— Мы не думали, что вы рискнете отправиться на развѣдки острова, не предупредивъ насъ объ этомъ! — сказалъ онъ. — Я боялся… но… что-же? Благополучно?.
Послѣдній остатокъ энергіи покинулъ меня, и голова моя опустилась на грудь. Ему доставило, какъ мнѣ кажется, нѣкоторое удовольствіе заставить меня выпить коньяку.
— Ради Бога! — взмолился я. — Закройте нашу дверь!
— Вы встрѣтили кого-то… какое нибудь странное существо, а? — спросилъ онъ.
Онъ пошелъ запереть дверь и вернулся. Не предлагая болѣе никакихъ вопросовъ, онъ далъ мнѣ новый глотокъ коньяку, разбавленнаго водою, и принудилъ поѣсть. Я былъ въ полномъ изнеможеніи. Онъ проворчалъ сквозь зубы какія-то слова, въ родѣ: «забылъ» и «предупрежденіе», потомъ онъ меня спросилъ коротко, когда я ушелъ и что видѣлъ? Я отвѣчалъ ему также коротко и лаконически.
— Скажите мнѣ, что все это обозначаетъ? — вскричалъ я въ раздраженно нервномъ состояніи.
— Здѣсь нѣтъ ничего ужаснаго, — проговорилъ онъ, — но мнѣ кажется, что на сегодня для васъ достаточно!
Вдругъ пума испустила душу раздирающій вой, — и Монгомери выругался вполголоса.
— Чортъ возьми, если это помѣщеніе не хуже еще лондонской… лабораторіи… наполненной кошками!
— Монгомери, — прервалъ я его, — кто преслѣдовалъ меня? Былъ-ли то звѣрь, или человѣкъ?
— Если вы сейчасъ не уснете, — сказалъ онъ съ убѣжденіемъ, — то не избѣгнете завтра лихорадки!
— Кто меня преслѣдовалъ? — повторилъ я, приподнимаясь и садясь противъ него.
Онъ смѣло посмотрѣлъ мнѣ въ глаза и судорожно скривилъ ,_%D1%81%D1%82%D1%80.49.jpg)
«Въ мгновеніе ока Моро схватилъ меня окровавленной рукой и швырнулъ обратно въ комнату…» (къ стр. 51). ротъ. Его за минуту передъ этимъ оживленный взоръ померкъ.
— Судя по вашимъ словамъ, — произнесъ онъ, — думается мнѣ, что это, по всей вѣроятности, былъ призракъ!
Страшное раздраженіе овладѣло мною и почти тотчасъ-же исчезло. Я снова упалъ въ кресло и сжалъ руками голову. Пума принялся вновь стонать. Монгомери всталъ позади меня и, положивъ мнѣ руку на плечо, сказалъ:
— Послушайте, Прендикъ, мнѣ не слѣдовало позволять вамъ бродить по этому глупому острову… Но все не такъ ужасно, какъ вы себѣ это представляете, мой дорогой. У васъ разстроены нервы. Хотите, я вамъ дамъ чего-нибудь для сна? Это… (онъ намекалъ на крикъ пумы) продолжится еще нѣсколько часовъ. Нужно непремѣнно постараться вамъ заснуть, въ противномъ же случаѣ, я ни за что не отвѣчаю!
Я въ отвѣтъ не сказалъ ни слова, а, опершись локтями о колѣни, закрылъ лицо руками. Черезъ короткое время онъ возвратился съ маленькой стклянкой, содержавшей въ себѣ черноватую жидкость, которую заставилъ меня выпить. Я безъ всякаго сопротивленія быстро выпилъ ее и съ его помощью расположился въ гамакѣ.
Проснулся я въ полдень и очень долгое время оставался лежать безъ движенія, созерцая потолокъ. Стропила, какъ я замѣтилъ, были взяты изъ обломковъ корабля. На столѣ стоялъ приготовленный завтракъ. Сильный голодъ заставилъ меня попробовать выйти изъ гамака, который, не смотря на всю мою осторожность, раскачался, и я, выпавъ изъ него, растянулся на полу. Я поднялся и расположился у стола; въ моей тяжелой головѣ вначалѣ вертѣлись какія-то смутныя воспоминанія о происшедшемъ наканунѣ. Свѣжій утренній вѣтерокъ, дувшій въ окно безъ стеколъ, и пища, которую я ѣлъ, привели меня въ это утро въ самое благодушное настроеніе. Внезапно дверь, ведущая во внутренность ограды, отворилась позади меня, и вошелъ Монгомери.
— Какъ поживаете? — произнесъ онъ. — Я страшно занятъ!
Онъ закрылъ за собою дверь, но забылъ ее замкнуть на ключъ.
Выраженіе его лица въ прошедшую ночь почему-то пришло мнѣ на память, и всѣ мои воспоминанія о перенесенныхъ испытаніяхъ, мало-по-малу, воскресли. Нѣчто въ родѣ страха опять напало на меня, и въ тотъ-же самый моментъ снова послышался болѣзненный вопль. На сей разъ, однако, то не былъ болѣе голосъ пумы. Я положилъ обратно на мою тарелку приготовленный кусочекъ и сталъ прислушиваться. Кругомъ царило молчаніе, одинъ только утренній вѣтерокъ нарушалъ ее. Я готовъ былъ уже склониться къ тому, что ослышался. Послѣ долгой паузы, я опять принялся за ѣду, не переставая прислушиваться. Немного спустя, раздался новый, едва внятный и тихій шумъ. Я остолбенѣлъ. Правда, шумъ былъ слабый и глухой, но онъ тронулъ меня гораздо глубже всего того, что я слышалъ изъ-за этой стѣны.
На этотъ разъ оказывалось невозможнымъ заблуждаться относительно природы слышимыхъ слабыхъ и перемежающихся звуковъ. Происхожденіе ихъ было внѣ всякаго сомнѣнія. То были отрывистыя, сдерживаемыя рыданія и мучительные стоны. Я не могъ болѣе ошибаться въ ихъ значеніи: человѣческое существо подвергалось пыткѣ.
При такой мысли я всталъ, въ три прыжка пробѣжалъ пространство, отдѣлявшее меня отъ внутренней двери комнаты, и, схватившись за дверную ручку, отворилъ ее настежъ.
— Эй! Прендикъ! Остановитесь! — вскричалъ Монгомери, стараясь догнать меня. Громадная собака неожиданно залаяла и заворчала. Я увидалъ кровь въ канавѣ, сгустки ея на землѣ въ различныхъ мѣстахъ и вдыхалъ особенный кислый специфическій запахъ. Черезъ пріотворенную дверь, на другой сторонѣ двора, въ тѣни можно было съ трудомъ различить какое-то существо, растянутое на особаго рода станкѣ. Оно было все въ крови и во многихъ мѣстахъ обвязано бинтами. Вдругъ, заслоняя своимъ корпусомъ это зрѣлище, появился старый Моро, блѣдный и страшный. Въ мгновеніе ока схватилъ онъ меня своей запачканной кровью рукою за плечо и, поднявъ съ земли, какъ малое дитя, швырнулъ меня обратно въ мою комнату. Я растянулся во всю длину на полу; дверь захлопнулась за мною и скрыла такимъ образомъ отъ меня выраженіе ужаснаго гнѣва на его лицѣ. Ключъ быстро повернулся въ замкѣ, и послышался голосъ Монгомери, оправдывающій себя.
— …разрушить работу цѣлой жизни! — кричалъ Моро.
— Онъ не понимаетъ… — говорилъ Монгомери среди другихъ неясныхъ фразъ.
— У меня нѣтъ еще свободнаго времени! — отвѣчалъ Моро.
Остальной разговоръ ускользнулъ отъ моего слуха. Я поднялся на ноги, весь дрожа; въ моемъ умѣ стоялъ одинъ хаосъ самыхъ ужаснѣйшихъ опасеній. Неужели, думалъ я, подобныя вещи возможны? Человѣческая вивисекція! Этотъ вопросъ, подобно молніи среди мрачныхъ тучъ, блеснулъ въ моей головѣ, и вдругъ смертельный ужасъ при мысли, что и мнѣ не избѣжать опасности, всецѣло овладѣлъ моимъ существомъ.
Безразсудная надежда на спасеніе не покинула меня, такъ какъ наружная дверь комнаты была еще открыта. Теперь я окончательно убѣдился, что Моро занимался вивисекціей людей. Съ самаго начала своего прибытія на островъ, слыша его имя, я постоянно силился какимъ-нибудь образомъ понять чрезвычайную уродливость островитянъ; теперь становилось все яснымъ. Въ памяти воскресли его работы о переливаніи крови. Видѣнныя мною созданія были жертвами его гнусныхъ опытовъ.
Отвратительнымъ самохваленіемъ Моро и Монгомери намѣревались охранять меня, обманывая своими дружескими обѣщаніями, чтобы тѣмъ легче уготовить мнѣ участь, худшую самой смерти, — пытки, а послѣ нея ужаснѣйшаго униженія, какое только можно представить, а затѣмъ присоединить меня, потерявшаго душу и озвѣрѣвшаго, къ числу остальныхъ ихъ уродовъ. Мои глаза искали какого нибудь оружія, но не нашли ничего. Какое-то вдохновеніе осѣнило меня свыше. Я перевернулъ складное кресло и, наступивъ на одну изъ его сторонъ ногою, вырвалъ самый толстый брусокъ изъ него. Случайно вмѣстѣ съ деревомъ вырвался и гвоздь, прошедшій его насквозь; этимъ брусокъ обращался въ дѣйствительное оружіе, такъ какъ, въ противномъ случаѣ, не представлялъ изъ себя ничего опаснаго. За дверью послышались шаги, и я поспѣшилъ быстро отворить дверь: въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нея находился Монгомери, идущій съ намѣреніемъ затворить также и наружный входъ.
Я направилъ свое оружіе на него, цѣлясь въ голову, но онъ отпрыгнулъ назадъ. Съ минуту я колебался, а потомъ со всѣхъ ногъ пустился бѣжать и скрылся за угломъ стѣны.
— Прендикъ!.. Эй, Прендикъ! — кричалъ Монгомери, остановившись въ полномъ изумленіи. — Прендикъ!.. Не будьте глупцомъ!..
Минута промедленія, думалось мнѣ, и я былъ-бы запертъ и подвергся участи одной изъ морскихъ свинокъ лабораторіи. Монгомери показался изъ-за угла ограды, все еще не переставая звать меня. Онъ бросился по моимъ слѣдамъ, что-то крича мнѣ, чего невозможно было разслышать. На этотъ разъ я бѣжалъ со стремительною быстротою, не зная куда, по направленію на сѣверо-востокъ. Съ путемъ моей предшествующей прогулки оно образовывало прямой уголъ. Разъ, взбираясь на прибрежный холмъ и посмотрѣвъ черезъ плечо назадъ, я увидѣлъ фигуру Монгомери въ сопровожденіи его слуги. Быстро сбѣжалъ я съ вершины холма и углубился въ скалистую долину, окаймленную непроходимой чащей. Такое бѣгство продолжалось, можетъ быть, съ версту, грудь моя сжималась, стукъ сердца отдавался въ ушахъ; не слыша за собой ни Монгомери, ни его слуги и чувствуя себя близкимъ къ обмороку, я круто повернулъ къ берегу, гдѣ надѣялся найти защиту среди густо растущихъ камышей. Долго я оставался тамъ, не будучи въ состояніи отъ страха и изнеможенія ни двинуться съ мѣста, ни придумать какого-либо плана дѣйствія. Въ дикомъ пейзажѣ, окружавшемъ меня, все дремало подъ лучами солнца, и только нѣсколько насѣкомыхъ, обезпокоенныхъ моимъ присутствіемъ, жужжали изо всѣхъ силъ. До моего слуха достигалъ правильный ревъ прибрежнаго прибоя волнъ.
Спустя около часу времени, я услышалъ Монгомери, выкрикивающаго мое имя гдѣ-то далеко на сѣверѣ. Это заставило меня составить планъ дѣйствія. Островъ, по моему убѣжденію, былъ населенъ только этими двумя вивисекторами и ихъ озвѣрѣвшими жертвами. Конечно, послѣднія, въ случаѣ крайней нужды, могли быть обращены противъ меня. Мнѣ было извѣстно, что у Моро и Монгомери имѣлось по револьверу; я-же, если не считать маленькаго деревяннаго бруска, снабженнаго гвоздемъ — карикатура дубины — былъ безоруженъ. Также, оставаясь на томъ-же самомъ мѣстѣ, мнѣ нечего было достать ѣсть и пить, и, такимъ образомъ, мое положеніе становилось отчаяннымъ. Слишкомъ слабыя познанія по ботаникѣ не позволяли мнѣ отличить съѣдобные корни или плоды отъ несъѣдобныхъ; въ рукахъ не было никакой западни для ловли кроликовъ, выпущенныхъ на островъ. Мужество все болѣе и болѣе покидало меня. Въ такомъ безысходномъ положеніи пришли мнѣ на мысль тѣ озвѣрѣвшіе люди, съ которыми я уже встрѣчался. Въ воспоминаніяхъ о нихъ я пытался укрѣпить свою надежду на спасеніе: представлялъ поочередно каждаго изъ видѣнныхъ мною существъ и усердно отыскивалъ въ чертахъ ихъ характера какое-нибудь качество, могущее послужить мнѣ на пользу.
Лай собаки заставилъ меня подумать о новой опасности. Не теряя времени на размышленіе и боясь быть пойманнымъ, я схватилъ свою палку и насколько возможно быстро двинулся по направленію къ морю. Во время этого пути мнѣ пришлось проходить черезъ кустарникъ съ острыми колючими шипами. Я вышелъ изъ него, весь въ крови, и въ одеждѣ, превратившейся въ лохмотья. На сѣверъ предо мной разстилалась длинная бухта. Я, ни минуты не колеблясь, прямо вошелъ въ воду; вода доходила до колѣнъ. Когда я достигъ, наконецъ, противоположнаго берега, съ сердцемъ, готовымъ разорваться, то бросился въ чащу ліанъ и папоротниковъ и ожидалъ исхода погони. Слышался лай только одной собаки. Затѣмъ шумъ стихъ, — и я началъ вѣрить, что избѣгнулъ преслѣдованія.
Проходили минуты, тишина ничѣмъ не нарушалась, и, спустя часъ, мужество вернулось ко мнѣ.
Въ это время я не былъ уже ни слишкомъ пораженъ страхомъ, ни слишкомъ несчастенъ, такъ какъ, если можно такъ выразиться, вышелъ за предѣлы страха и отчаянія. Моя жизнь окончательно потеряна; такое твердое убѣжденіе дѣлало меня способнымъ рѣшиться на все. Даже у меня было неопредѣленное желаніе увидѣть Моро, встрѣтиться съ нимъ лицомъ къ лицу. Во время перехода по водѣ у меня возникла мысль, что, въ случаѣ крайней опасности, я имѣлъ средство, по крайней мѣрѣ, избѣгнуть страданій, такъ какъ никто не могъ помѣшать мнѣ утопиться. Я даже былъ готовъ привести эту мысль въ исполненіе немедленно, но страшное любопытство увидѣть, чѣмъ окончится приключеніе, интересъ увидѣть свою роль въ событіяхъ удержали меня отъ этого. Я протянулъ свои онѣмѣвшія руки, пораненыя острыми шипами; посмотрѣлъ на окружающія деревья, и среди зелени ихъ мои глаза остановились на черномъ лицѣ, украдкой наблюдавшемъ за мной.
Въ этомъ лицѣ я узналъ обезьяно-подобное созданіе, которое являлось уже на берегъ встрѣтить шлюпку; уродъ сидѣлъ на кривомъ стволѣ пальмы. Я сжалъ свою палку въ рукѣ и поднялся, смотря ему въ лицо. Онъ принялся бормотать.
— Вы… вы… вы… — вотъ все, что сначала можно было понять.
Неожиданно онъ соскочилъ на землю и, раздвинувъ вѣтви, съ любопытствомъ посмотрѣлъ на меня.
Къ этому существу я не испытывалъ такого отвращенія, какое чувствовалъ къ другимъ людямъ-животнымъ при встрѣчѣ съ ними.
— Вы… — сказалъ онъ, — были въ лодкѣ…
Онъ говорилъ, слѣдовательно, былъ человѣкомъ, по крайней мѣрѣ, такимъ-же, какъ и слуга Монгомери.
— Да, — отвѣтилъ я, — я прибылъ на лодкѣ… пересѣвъ вънее съ корабля!
— О!.. — началъ онъ.
Взглядъ его быстрыхъ блестящихъ глазъ пробѣгалъ по всей моей фигурѣ, останавливаясь на рукахъ, на палкѣ, которую я держалъ въ нихъ, на ногахъ и на пораненыхъ шипами мѣстахъ тѣла. Что-то, казалось, его смущало. Глаза опять уставились на мои руки. Онъ протянулъ одну изъ своихъ рукъ и медленно сосчиталъ пальцы:
— Разъ, два, три, четыре, пять… гмъ?
Я не понялъ тогда, что хотѣлъ онъ сказать этимъ. Позднѣе оказалось, что у нѣкоторыхъ двуногихъ, населявшихъ островъ, были плохо сформированы руки, на которыхъ иногда не доставало трехъ пальцевъ. Такъ какъ, повидимому, совершенство моихъ рукъ въ глазахъ урода имѣло важный и благопріятный для меня признакъ, то я отвѣтилъ тѣмъ-же самымъ жестомъ. Онъ состроилъ гримасу полнаго удовлетворенія; затѣмъ своимъ быстрымъ взглядомъ снова окинулъ всего меня и, круто повернувшись задомъ, исчезъ. Раздвинутые папоротники сомкнулись за нимъ.
Я сдѣлалъ нѣсколько шаговъ въ чащу, чтобы послѣдовать за уродомъ, и былъ удивленъ, увидавъ его весело качающимся на своихъ длинныхъ, тонкихъ рукахъ, которыми онъ держался за пучки ліанъ, ниспадавшихъ съ болѣе высокихъ вѣтвей. Ко мнѣ была обращена его спина.
— Эй!.. Вы!.. — произнесъ я.
Онъ соскочилъ на землю, перевернулся и обратился ко мнѣ лицомъ.
— Скажите мнѣ, — спросилъ я его, — гдѣ-бы можно найти чего-нибудь поѣсть?
— Поѣсть? — проговорилъ онъ. — Пищу людей и сейчасъ-же… Въ хижинахъ!..
Глаза снова повернулись къ свѣшивающимся ліанамъ.
— Но гдѣ-же хижины?
— А!!
— Я здѣсь въ первый разъ, вы понимаете?
При послѣднихъ моихъ словахъ онъ сдѣлалъ полуоборотъ и принялся проворно ходить взадъ и впередъ. Всѣ его движенія были удивительно быстры.
— Слѣдуйте за мной! — скомандовалъ онъ.
Я пошелъ съ нимъ въ ногу, рѣшивъ испытать приключеніе до конца. Можно было-бы съ достовѣрностью сказать, что хижины, въ которыхъ жилъ онъ и другія двуногія, должны были быть грубой работы. Можетъ быть, его товарищи проникнутся добрымъ расположеніемъ ко мнѣ; можетъ быть, мнѣ удастся найти средство овладѣть ихъ умами. Я еще не зналъ навѣрное, насколько заглушено было въ нихъ человѣческое чувство. Мой обезьяно-подобный спутникъ съ выдающейся впередъ челюстью чуть-ли не бѣгомъ шелъ рядомъ со мной, размахивая руками. Я спрашивалъ про себя, на что годится этотъ уродъ и чѣмъ онъ занимается.
— Сколько времени вы на этомъ островѣ? — спросилъ я.
— Сколько времени… — повторилъ онъ.
Послѣ повторенія мною того-же самаго вопроса, онъ выставилъ впередъ три пальца своей руки. Онъ, повидимому, немногимъ отличался отъ идіота. Я пробовалъ добиться отъ него, что обозначаетъ подобный жестъ, но мои приставанія показались ему очень докучными. Послѣ двухъ или трехъ вопросовъ уродъ вдругъ отстранился отъ меня и прыгнулъ за какимъ-то плодомъ, свѣшивавшимся съ одной изъ вѣтокъ дерева. Онъ содралъ съ плода шиповатую кожу и принялся ѣсть содержимое. Его поступокъ доставилъ мнѣ большое облегченіе, такъ какъ имъ онъ указалъ, чѣмъ я могъ прокормиться. Новая моя попытка разспросить его кое о чемъ кончилась неудачно. Отвѣты получались быстрые, безтолковые и неумѣстные, рѣдко они соотвѣтствовали вопросу, вообще же напоминали заученныя фразы попугая. Мое вниманіе было настолько поглощено всѣми такими мелкими подробностями, что я едва примѣчалъ тропинку, по которой мы шли.
Вскорѣ мы прошли мимо вырубленныхъ и почернѣвшихъ стволовъ деревьевъ, далѣе очутились на ровномъ мѣстѣ, посыпанномъ желтовато-бѣлаго цвѣта пескомъ, отъ котораго исходилъ ѣдкій запахъ, ударявшій въ носъ и жегшій горло. Направо встрѣтился обломокъ голой скалы, за нею виднѣлась голубая поверхность моря. Тропинка круто спускалась къ узкому ущелью межъ двухъ громадныхъ обожженныхъ и черныхъ скалъ. Мы направились туда. Этотъ проходъ послѣ ослѣпляющаго блеска сѣрнистой почвы казался чрезвычайно темнымъ. Его стѣны поднимались отвѣсно и вверху почти сближались между собою. Красные и зеленые круги стояли передъ моими глазами. Мой провожатый внезапно остановился и произнесъ:
— Вы въ моемъ домѣ!
Мы находились въ глубинѣ какой-то расщелины, которая сперва показалась мнѣ совершенно темною. Я услышалъ разнообразные звуки и энергически протеръ лѣвой рукою свои глаза. Непріятный запахъ стоялъ кругомъ. Подобный запахъ бываетъ въ дурно содержимыхъ клѣткахъ съ обезьянами. Вдали виднѣлся холмъ, покрытый зеленью и освѣщенный солнцемъ; со всѣхъ сторонъ сквозь узкія щели проникали лучи свѣта и скудно освѣщали внутренность помѣщенія.