— Слѣдуйте за мной! — скомандовалъ онъ.
Я пошелъ съ нимъ въ ногу, рѣшивъ испытать приключеніе до конца. Можно было-бы съ достовѣрностью сказать, что хижины, въ которыхъ жилъ онъ и другія двуногія, должны были быть грубой работы. Можетъ быть, его товарищи проникнутся добрымъ расположеніемъ ко мнѣ; можетъ быть, мнѣ удастся найти средство овладѣть ихъ умами. Я еще не зналъ навѣрное, насколько заглушено было въ нихъ человѣческое чувство. Мой обезьяно-подобный спутникъ съ выдающейся впередъ челюстью чуть-ли не бѣгомъ шелъ рядомъ со мной, размахивая руками. Я спрашивалъ про себя, на что годится этотъ уродъ и чѣмъ онъ занимается.
— Сколько времени вы на этомъ островѣ? — спросилъ я.
— Сколько времени… — повторилъ онъ.
Послѣ повторенія мною того-же самаго вопроса, онъ выставилъ впередъ три пальца своей руки. Онъ, повидимому, немногимъ отличался отъ идіота. Я пробовалъ добиться отъ него, что обозначаетъ подобный жестъ, но мои приставанія показались ему очень докучными. Послѣ двухъ или трехъ вопросовъ уродъ вдругъ отстранился отъ меня и прыгнулъ за какимъ-то плодомъ, свѣшивавшимся съ одной изъ вѣтокъ дерева. Онъ содралъ съ плода шиповатую кожу и принялся ѣсть содержимое. Его поступокъ доставилъ мнѣ большое облегченіе, такъ какъ имъ онъ указалъ, чѣмъ я могъ прокормиться. Новая моя попытка разспросить его кое о чемъ кончилась неудачно. Отвѣты получались быстрые, безтолковые и неумѣстные, рѣдко они соотвѣтствовали вопросу, вообще же напоминали заученныя фразы попугая. Мое вниманіе было настолько поглощено всѣми такими мелкими подробностями, что я едва примѣчалъ тропинку, по которой мы шли.
Вскорѣ мы прошли мимо вырубленныхъ и почернѣвшихъ стволовъ деревьевъ, далѣе очутились на ровномъ мѣстѣ, посыпанномъ желтовато-бѣлаго цвѣта пескомъ, отъ котораго исходилъ ѣдкій запахъ, ударявшій въ носъ и жегшій горло. Направо встрѣтился обломокъ голой скалы, за нею виднѣлась голубая поверхность моря. Тропинка круто спускалась къ
— Следуйте за мной! — скомандовал он.
Я пошел с ним в ногу, решив испытать приключение до конца. Можно было бы с достоверностью сказать, что хижины, в которых жил он и другие двуногие, должны были быть грубой работы. Может быть, его товарищи проникнутся добрым расположением ко мне; может быть, мне удастся найти средство овладеть их умами. Я еще не знал наверное, насколько заглушено было в них человеческое чувство. Мой обезьяноподобный спутник с выдающейся вперед челюстью чуть ли не бегом шел рядом со мной, размахивая руками. Я спрашивал про себя, на что годится этот урод и чем он занимается.
— Сколько времени вы на этом острове? — спросил я.
— Сколько времени… — повторил он.
После повторения мною того же самого вопроса, он выставил вперед три пальца своей руки. Он, по-видимому, немногим отличался от идиота. Я пробовал добиться от него, что обозначает подобный жест, но мои приставания показались ему очень докучными. После двух или трех вопросов урод вдруг отстранился от меня и прыгнул за каким-то плодом, свешивавшимся с одной из веток дерева. Он содрал с плода шиповатую кожу и принялся есть содержимое. Его поступок доставил мне большое облегчение, так как им он указал, чем я мог прокормиться. Новая моя попытка расспросить его кое о чем кончилась неудачно. Ответы получались быстрые, бестолковые и неуместные, редко они соответствовали вопросу, вообще же напоминали заученные фразы попугая. Мое внимание было настолько поглощено всеми такими мелкими подробностями, что я едва примечал тропинку, по которой мы шли.
Вскоре мы прошли мимо вырубленных и почерневших стволов деревьев, далее очутились на ровном месте, посыпанном желтовато-белого цвета песком, от которого исходил едкий запах, ударявший в нос и жегший горло. Направо встретился обломок голой скалы, за нею виднелась голубая поверхность моря. Тропинка круто спускалась к
