Жили-были однажды двѣ бабы, большія спорщицы. О чемъ ни заговорятъ, непремѣнно у нихъ дѣло кончится ссорой, а то и хуже. Однажды заспорили онѣ о томъ, у кого изъ нихъ мужъ глупеѣ. Одна кричитъ: — Мой мужъ такъ простъ, что я могу увѣрить его въ чемъ угодно! А другая ее перебиваетъ: — А мой еще глупѣе: онъ такъ глупъ, такъ глупъ, что я могу заставить его дѣлать все, что только мнѣ вздумается.
Спорили онѣ — спорили, чуть въ волосы другъ-дружкѣ не вцѣпились. Наконецъ одна предложила испытать, кто изъ нихъ лучше проведетъ мужа — тогда и видно будетъ, у кого мужъ глупѣе. — На томъ и порѣшили.
Какъ только мужъ одной изъ женщинъ вернулся домой изъ лѣсу, она и говоритъ ему: — Господи, помилуй! Что съ тобой случилось? Ты, должно быть, очень боленъ, вѣдь краше тебя въ гробъ кладутъ.
— Да, я просто проголодался — возразилъ мужъ.
— Милосердный Боже! — завопила жена. — Да тебѣ съ каждой минутой хуже становится! Ты совсѣмъ похожъ на мертвеца. Поскорѣй ложись въ постель! Охъ, чуетъ мое сердце, не жилецъ ты на этомъ свѣтѣ!
И она продолжала охать и причитать до тѣхъ поръ, пока не убѣдила мужа, что онъ дѣйствительно близокъ къ смерти. Такимъ образомъ она заставила его лечь, скрестить руки на груди и закрыть глаза. Послѣ этого она уложила его, какъ покойника, сначала на столъ, а потомъ и въ гробъ, а для того чтобы онъ не задохнулся, она просверлила въ гробу нѣсколько дырокъ, такъ что онъ могъ дышать и видѣть все, что происходило вокругъ него.
Между тѣмъ другая баба взяла пару гребней, которыми чешутъ шерсть, и сдѣлала видъ, что чешетъ, хотя шерсти у нея не было. Скоро явился мужъ и съ удивленіемъ посмотрѣлъ на ея работу.
— Прялка безъ колеса, и та не годится, а чесать гребнемъ воздухъ, это уже совсѣмъ глупо! — сказалъ онъ.
— Какъ воздухъ? — спросила жена. — Вѣдь я же чешу шерсть. Впрочемъ, она такая тонкая — не мудрено, что ты и не видишь ея.
Начесавши воздухъ вволю, жена взяла прялку и стала прясть безъ пряжи.
— Вотъ глупая забава! Точно тебѣ времени дѣвать некуда! — замѣтилъ мужъ. Ну, что ты сидишь и прядешь на пустой прялкѣ?
— Какъ на пустой прялкѣ? — возразила жена. — Ну, да гдѣ тебѣ съ твоими глазами разглядѣть такія тонкія нитки!
Покончивъ съ прялкой, баба принесла ткацкій станокъ, сдѣлала будто-бы основу и принялась ткать сукно. Затѣмъ она сдѣлала видъ, что снимаетъ его съ станка, прикроила его и сшила изъ него платье для мужа, которое и повѣсила въ кладовую. Правда, мужъ и теперь не видѣлъ ни сукна, ни платья, но жена мало по малу успѣла убѣдить его, что всему виною его плохое зрѣніе, такъ что онъ только замѣтилъ: — Да, конечно, это такъ тонко, что мнѣ и не разглядѣть.
На другой день жена сказала ему:
— Сегодня хоронятъ нашего сосѣда Нордигора, тебѣ надо также быть на поминкахъ, ступай и надѣнь свое новое платье.
Мужъ охотно согласился, и жена помогла ему нарядиться въ свою обновку, такъ какъ платье было такъ 
тонко, что онъ самъ по своей неуклюжести навѣрно разорвалъ-бы его.
Пришли они въ домъ сосѣда, а тамъ уже гости, собравшіеся на поминки, успѣли напиться до-пьяна и веселились такъ, какъ будто въ домѣ и не было покойника. При видѣ новопришедшаго въ его праздничномъ костюмѣ, всѣ развеселились еще болѣе. Наконецъ, подняли гробъ и отправились на кладбище. Но по дорогѣ покойнику вздумалось выглянуть чрезъ дырочку гроба. Увидѣлъ онъ расфранченнаго сосѣда, да какъ расхохочется.
— Нѣтъ, вотъ такъ умора! — Да никакъ сосѣдъ Оле Серигоръ пришелъ на мои похороны нагишомъ!
Когда другіе услыхали это, то поспѣшили снять крышку съ гроба, и сосѣдъ въ новомъ невидимомъ платьѣ спросилъ мнимаго покойника, какъ же это онъ лежитъ въ гробу и хохочетъ, когда его собираются хоронить — гораздо пристойнѣе было-бы ему плакать.
— Ну, плачемъ-то изъ гроба не освободишься — отвѣчалъ тотъ. Тутъ они разговорились, и изъ разговору, наконецъ, выяснилось, что все это продѣлка ихъ женъ. Тогда они пошли домой и сдѣлали самое умное, что когда-либо дѣлали.
А если кому любопытно узнать, что́ они сдѣлали, то пусть спроситъ у нихъ.
