ПИСЬМО, обдуманное Вотаномъ въ ночь на двадцать девятое октября, получилъ странный человѣкъ.
Онъ жилъ на самой окраинѣ города, тамъ гдѣ уже начинались глиняныя постройки корейцевъ, и гдѣ избѣгали жить русскіе жители города.
Это былъ маленькій старичокъ, черный отъ загара, съ густою щеткой сѣдыхъ и жесткихъ, какъ щетина, волосъ, сливавшихся"съ бородой и съ бровями. Изъподъ густыхъ, нависшихъ кустами бровей смотрѣли сѣрые, зоркіе глаза, какіе бываютъ только у моряковъ.
И, дѣйствительно, Лаврентій Волковъ былъ морякомъ. Скорѣе не морякомъ, а пиратомъ. Но это было давно, тогда, когда еще многіе изъ почтенныхъ гражданъ описываемаго города занимались таинственнымъ промысломъ, позволившимъ имъ впослѣдствіи построить дома, пріобрѣсти лѣса, рудники и пароходы. Лаврентій Волковъ, лѣтъ тридцать пять назадъ, на обыкновенной китайской трехмачтовой баржѣ ходилъ по морю и ходилъ отлично. Его судно знали въ Аляскѣ и на Камчаткѣ, а съ китайцами въ Чифу онъ велъ оживленную торговлю. Правда, иногда въ морѣ Волковъ бросалъ въ пучину зашитыхъ въ парусъ съ привязаннымъ къ ногамъ камнемъ, то одного, то двухъ матросовъ, у которыхъ почему-то оказывались прострѣленными грудь или голова, а много дыръ отъ пуль и длинныя бѣлыя щели виднѣлись въ разныхъ мѣстахъ бортoвъ черной баржи.
Теперь Волковъ позабылъ свое бурное прошлое и занимался мирнымъ дѣломъ.
На главной улицѣ, въ концѣ ея, ближе къ казар мамъ, онъ держалъ ларекъ и торговалъ яблоками, мандаринами, орѣхами, квасомъ и папиросами. Здѣсь же у него всегда былъ въ надежномъ мѣстѣ запрятанъ большой запасъ бутылокъ съ водкой и ромомъ, и это давало ему хорошій доходъ.
Такимъ образомъ, Волковъ жилъ, не ропща на судьбу. Онъ былъ всегда желаннымъ гостемъ въ домахъ всѣхъ старыхъ обитателей города. Всѣ они знали Волкова и его прошлую жизнь. И Волковъ зналъ о нихъ также всю подноготную, и они всѣ жили мирно, уважая и какъ-то трогательно любя другъ друга.
Волковъ, прочитавъ письмо Вотана, нахмурился и сказалъ посланному:
— Передай, что самъ зайду!
Черезъ часъ онъ былъ уже у Вотана, и они долго шептались, сидя въ кабинетѣ старика, причемъ Волковъ пилъ стаканъ за стаканомъ нагрѣтый ромъ, въ который онъ бросалъ крупный французскій черносливъ, вытаскивая его своими толстыми и грязными пальцами изъ большой банки. Когда Волковъ прощался и уже собирался выйти отъ старика, онъ сказалъ, какъ то криво улыбнувшись:
— Времена неспокойныя — все можно устроить! Авось, что нибудь и подвернется такое, что подсобитъ?..
Волковъ угадалъ. Такія событія случились.
Было это тридцатаго октября и началось съ самаго утра.
Откуда-то стали появляться на улицахъ толпы рабочихъ и людей, которыхъ въ обычное время никто не видалъ въ городѣ. Они прятались въ разныхъ трущобахъ и лишь въ лѣтнюю пору или поздней осенью выходили въ безконечную Уссурійскую тайгу на „промыселъ“. Они выслѣживали китайцевъ и корейцевъ, которые въ горныхъ ущельяхъ дикаго Сихота-Алиня искали золото или чудодѣйственные корни жень-шеня и, нагруженные этой добычей, брели домой, не подозрѣвая о притаившихся и ждущихъ ихъ людяхъ. А эти люди были опаснѣе и кровожаднѣе, чѣмъ пестрый лѣсной хищникъ „ламаза“[1]. Ни передъ чѣмъ не останавливались эти хищники, и попавшій имъ въ руки простоватый „манза“[2] съ прострѣленнымъ затылкомъ или перерѣзаннымъ горломъ, долго плылъ по бурнымъ и пустыннымъ водамъ Дауби-Хе или Сучана, прежде чѣмъ избитый о камни трупъ его не принималъ въ свои безграничныя объятія океанъ.
Другіе изъ появившихся теперь на городскихъ улицахъ людей обычно проводили ночи въ харчевняхъ, пропивая то, что тяжелымъ, почти нечеловѣческимъ трудомъ зарабатывали они въ порту, гдѣ грузили и разгружали суда и барки, таскали уголь и камни для набережной.
Все гуще и смѣлѣе становились эти толпы. Они постепенно превращались въ огромныя скопища возбужденныхъ и жадно поглядывавшихъ на богатые дома и магазины людей. Изъ толпы громче и чаще раздавались крики ненависти и мести.
Потомъ пришли новые люди. Тѣ знали, зачѣмъ они пришли, и тотчасъ же въ безпорядочной и шумящей толпѣ появилось рѣшеніе.
Люди раздѣлились на отряды и пошли въ разныя части города.
Главная улица опустѣла и когда узнавшій о сборищѣ Волковъ почти бѣгомъ направился къ своему ларю, онъ никого уже не встрѣтилъ ни въ этой части города, ни на главной улицѣ. Но когда онъ собирался пойти на поиски ушедшей куда-то толпы, изъ за высокаго дома магазина „Дангелидера“ взметнулся кверху столбъ чернаго дыма, а вслѣдъ за этимъ стали вскидываться легкіе, словно улетающіе къ облакамъ и расплывающіеся въ воздухѣ языки пламени. Словно по сигналу, такіе же столбы дыма и пламени появились въ китайской и японской слободахъ и на старомъ базарѣ, на самомъ берегу залива.
— Жгутъ городъ! — подумалъ Волковъ. — Теперь все можно сдѣлать...
Бросивъ ключи женѣ, онъ крикнулъ ей:
— Запирай ларь!
Волковъ побѣжалъ на Китайскую улицу.
Тамъ онъ сразу нырнулъ въ человѣческое море. Пьяные, возбужденные возможностью разгрома люди кричали, бѣгали отъ дома къ дому, избивали китайцевъ, съ торжествующимъ крикомъ поджигали легкія постройки и складывали цѣлые костры изъ мебели, циновокъ и картинъ въ двухэтажныхъ каменныхъ домахъ, гдѣ ютились китайскія харчевни и ночлежки — „хойми“.
Вскорѣ вся китайская и японская улицы представляли собою двѣ сплошныя стѣны огня. Съ трескомъ и свистомъ носились въ воздухѣ головни, горящая бумага и обрывки легкихъ тканей. Жалобно выли собаки и пронзительно, заунывно мяукали кошки. Съ крикомъ и причитаніями убѣгали по идущимъ къ главной улицѣ переулкамъ китайцы, волоча за собою женщинъ и дѣтей и неся на плечахъ древнихъ стариковъ съ длинными и тонкими сѣдыми усами. А толпа при свистѣ и волѣ пламени бѣсновалась и радовалась.
— Отомстили желтымъ!–кричали въ толпѣ.
По улицамъ съ грохотомъ, тревожными свистками, дрожащими въ воздухѣ звуками рожковъ и звономъ пронесся пожарный обозъ. Его задержали въ одномъ мѣстѣ, гдѣ только что занялся большой деревянный домъ китайскаго банкира и ростовщика Хо-Зана, но въ это время надъ деревянными бараками базара заплясало, забилось пламя, и пожарные помчались въ ту сторону.
Издалека слышались сигналы у казармъ и вахтен ные звонки на тревогу.
Толпа врывалась въ дома, выносила разные вещи и тутъ же разбивала и разносила ихъ въ щепки, осколки и жалкіе обрывки. Грабежа не было. Была жажда разрушенія и смутно постигаемой мести.
А изъ черныхъ кротовыхъ норъ, изъ мрачныхъ логовищъ, гдѣ ютились отверженные, забитые судьбой и жизнью люди, выходили новыя и новыя толпы. Ихъ тотчасъ же охватывалъ вихрь возбужденія и зловѣщаго веселья, среди треска и свиста пламени, звона лопающихся отъ огня стеколъ и грохота обваливающихся желѣзныхъ балокъ и разрушающихся стѣнъ.
Люди перекликались, сбивались въ толпы, какъ стаи хищниковъ, подбадривали, возбуждали другъ друга и шли дальше, среди дыма, обжигаемые пробивающимся отовсюду пламенемъ...
Куда и зачѣмъ шли они — никто не зналъ.
Знали лишь люди, принесшіе рѣшеніе и ведущіе толпу на какое-то темное, кровавое дѣло, кому-то нужное и давно задуманное.
Когда толпа, разгоряченная произведеннымъ разгромомъ, растекалась по боковымъ улицамъ, сбѣгая къ морю и устремляясь къ Гнилому Углу и къ Матросской Слободкѣ, недалеко отъ торговаго дома „Артигъ и Вейсъ“ толпа остановилась, такъ какъ здѣсь знакомый всѣмъ этимъ людямъ лавочникъ Волковъ вдругъ крикнулъ:
— А „Артигъ и Вейсъ“? Развѣ они мало пили нашей крови?!.
— Бей! О-о-го!—завопила толпа.
Съ разныхъ мѣстъ послышались тѣ грозныя завыванія, послѣ которыхъ всегда вздымался черный дымъ и изъ оконъ начинали вырываться горячіе языки пламени. Все громче и громче становились крики, и толпа, разбѣжавшись по нѣсколькимъ улицамъ, примыкавшимъ къ огромному участку, принадлежащему торговому дому, со всѣхъ сторонъ начала подбираться къ боковымъ флигелямъ и складамъ. Никому неизвѣстныя, загадочныя личности, въ нахлобученныхъ на глаза шапкахъ, изношенныхъ сапогахъ и рваныхъ полушубкахъ и пальто шли впереди.
Волковъ былъ повсюду.
Размахивая руками, онъ объяснялъ что-то группѣ матросовъ съ зимовавшихъ въ порту пароходовъ и часто повторялъ:
— „Артигъ и Вейсъ“! Онъ продаетъ товары такъ, какъ хочетъ. Когда у русскихъ купцовъ много товаровъ, онъ топитъ ихъ, продавая съ убыткомъ товары по дешевой цѣнѣ. Когда же нѣтъ товаровъ, онъ съ насъ три шкуры деретъ! Знаю я „Артига и Вейса“! Проклятые нѣмцы!..
Такъ же краснорѣчиво и убѣжденно толковалъ онъ съ мрачными, угрюмо молчавшими людьми, собравшимися вблизи магазина торговаго дома, и говорилъ имъ:
— Ни одного русскаго на хорошее мѣсто не приметъ Вотанъ! Все нѣмцы, да нѣмцы!
Тамъ, гдѣ въ сторону складовъ уже пробиралась ватага портовыхъ оборванцевъ, Волковъ шепталъ:
— Вали ребята! Тамъ много всякаго добра сложено!
Послѣ этихъ разговоровъ, въ одномъ углу участка, занимаемаго торговымъ домомъ „Артигъ и Вейсъ“, громче завыла толпа, раздался звонъ разбиваемыхъ стеколъ и глухое гудѣніе желѣза, а вслѣдъ за этимъ вспыхнулъ пожаръ въ длинномъ амбарѣ, гдѣ былъ сложенъ бумажный товаръ.
Волковъ былъ теперь спокоенъ. Онъ выбѣжалъ на главную улицу и, вскочивъ на перваго попавшагося извозчика, поѣхалъ къ Вотану.
Войдя въ кабинетъ къ старику, Волковъ сказалъ:
— Дѣло сдѣлано! Уѣзжайте до вечера!
Когда Вотанъ ѣхалъ лѣсной дорогой въ сторону ближайшей дачной мѣстности, надъ городомъ носились клубы чернаго дыма, снизу озаренные багровымъ отблескомъ пожара.
Странное и мрачное зрѣлище представлялъ собой городъ. Уходящій террасами въ горы, онъ казался горящимъ амфитеатромъ.
Снизу съ гавани можно было видѣть, какъ вспы хивали одинъ за другимъ дома, какъ проваливались крыши, разбрасывая кругомъ головни и куски раскаленнаго желѣза, какъ рушились стѣны и изъ оконъ еще не горящихъ домовъ внезапно вырывался наружу краснымъ тяжелымъ потокомъ огонь.
Толпа съ каждой минутой росла. Разсѣянная въ одномъ мѣстѣ, она тотчасъ же собиралась въ другомъ, и уже не было удержу жадности и жестокости.
Одинъ за другимъ загорались магазины и лавки. Люди съ трескомъ разбивали двери и окна и выбрасывали изъ домовъ съ дикими криками и громкимъ смѣхомъ дорогія ткани, дамскія шляпы, фарфоровую и хрустальную посуду.
Все это падало на землю, разбивалось и превращалось въ грязные обрывки и обломки подъ ногами подвижной, тревожно двигающейся толпы. Она не знала еще что ей дѣлать и за что приняться.
И опять помогъ Лаврентій Волковъ.
Онъ крикнулъ:
— Вина!
Толпа громче заревѣла, завизжала, и тотчасъ же бутылки и цѣлые ящики съ виномъ начали появляться на улицѣ. Тутъ же отбивали о тумбы горлышки бутылокъ и тутъ же съ хриплымъ смѣхомъ и гоготаньемъ пили вино. Кое-гдѣ начались драки, пошли въ въ ходъ кулаки и пустыя бутылки, и во многихъ мѣстахъ на осколкахъ стекла виднѣлась уже кровь.
Волковъ бѣжалъ въ сторону магазина „Артигъ и Вейсъ“. Всѣ пристройки и флигеля торговаго дома были уже въ огнѣ.
Никто не пытался даже тушить горѣвшихъ зданій. Для всѣхъ было понятно, что работа безцѣльна, такъ какъ огонь охватывалъ уже почти весь городъ.
Волковъ вбѣжалъ въ магазинъ и увидѣлъ здѣсь, какъ изъ витринъ и шкафовъ обезумѣвшіе люди вытаскивали серебряныя и золотыя вещи, мѣдную посуду, самовары, готовое платье и сапоги.
Толпа подростковъ тащила ящики съ шампанскимъ и выбра вывала ихъ въ окна.
Въ глубинѣ магазина, сквозь запертыя двери уже прорывался дымъ и чувствовалось приближеніе огня. Вскорѣ одна изъ стѣнъ задымилась, и на ней начали вспыхивать синеватые, дымящіе огоньки. Пламя прорвалось въ главное помѣщеніе магазина. Волковъ посмотрѣлъ вокругъ, потомъ схватилъ стоящую на столѣ большую жестянку съ бензиномъ и швырнулъ ее въ пламя. Съ громкимъ гуломъ взорвался бензинъ, и тотчасъ же длинные и легкіе языки огня начали прорываться у потолка. Когда загорѣлась деревянная лѣстница, ведущая во второй этажъ, гдѣ была чертежная и кабинетъ Вотана, и гдѣ находились таинственные несгораемые шкафы, такъ тщательно охраняемые главою торговаго дома „Артигъ и Вейсъ“ и капитаномъ Вольфомъ, Волковъ успокоился и выбѣжалъ на улицу.
Странную картину увидѣлъ онъ передъ домомъ универсальнаго магазина. Сотни людей, сидя на землѣ, пили шампанское, откидывая назадъ головы съ красными лицами и налившимися кровью глазами. Пьяные и громко горланящіе непристойныя пѣсни погромщики перекидывались пустыми бутылками и разбѣгались только тогда, когда приближалась полиція. Но слишкомъ слабы были силы полиціи, занятой спасеніемъ погибающихъ въ огнѣ жителей и помогающей пожарной командѣ отстаивать еще не загорѣвшіеся дома. Погромщики въ теченіе нѣсколькихъ часовъ были хозяевами города, и когда наступилъ вечеръ, — на улицѣ, у дома „Артитъ и Вейсъ", не было уже ни одного человѣка. Сотни пустыхъ и разбитыхъ бутылокъ валялись вдоль панели въ перемѣшку съ разбитыми ящиками, разорваннымъ бархатомъ, дамскими шляпами, бумагой и истоптанными коврами. На небѣ ярко пылало зарево, освѣщая весь городъ и бухту. Чернымъ казался лѣсъ на противоположномъ берегу залива. На верхушкахъ Дубовъ играли то желтые, то красные отблески огня.
Заунывно и тревожно гудѣлъ набатъ. Раздавался трескъ и грохотъ горящихъ и обрушивающихся зданій.
Издалека доносились гудки паровозовъ, подвозящихъ воду, и сигнальные рожки.
Въ это время къ пылающему магазину торговаго дома „Артигъ и Вейсъ, подъѣхалъ Вотанъ.
Его напрасно искали весь день. Несмотря на то, что онъ безвыѣздно жилъ въ городѣ, въ этотъ злополучный для города день, старый Вотанъ отсутствовалъ. Теперь, увидѣвъ разгромленный магазинъ, онъ тотчасъ же отправился къ мѣстнымъ властямъ и требовалъ составить протоколъ о происшедшемъ поджогѣ и гибели торговаго дома и всѣхъ его товаровъ.
Вотанъ, настаивая на этомъ, плакалъ. Дрожащимъ голосомъ онъ доказывалъ необходимость уплаты всѣхъ убытковъ фирмы, въ которую вложены германскіе капиталы. Слезы и горе почтеннаго дѣятеля, пользовавшагося извѣстностью и вліяніемъ среди высшаго общества окраины, подѣйствовали. Прототоколъ былъ составленъ, и Вотанъ, тщательно сложивъ бумагу, спряталъ ее въ бумажникъ. На его лицѣ играла едва уловимая, но торжествующая улыбка.
— Спасенъ! — думалъ Вотанъ. — Въ пламени погибли всѣ улики, какія могли бы быть найдены противъ меня!
Чувство злорадства и насмѣшки надъ Вольфомъ вновь овладѣли старикомъ.
Старый Вотанъ отправился на вокзалъ и отсюда послалъ телеграмму Вильбрандту — представителю фирмы „Артигъ и Вейсъ въ Петербургѣ, извѣщая его о разгромѣ торговаго дома. Артигъ и Вейсъ“ и о необходимости получить немедленную ссуду отъ „хозяина“. Тутъ же была приписка съ просьбой передать привѣтъ совѣтнику, барону Гельмуту фонъ-Луціусу.
Телеграмма эта была послана 31-го октября въ десять часовъ вечера, а на другой день пришелъ отвѣтъ, что „хозяинъ“ вноситъ немедленно необходимую сумму, а господинъ фонъ Луціусъ шлетъ свой привѣтъ.
Мирные завоеватели (Оссендовский)/1915 (ДО)/XXII
| ← Глава XXI | Мирные завоеватели — Глава XXII | Глава XXIII → |
| Источникъ: Антоний Фердинанд Оссендовский. Мирные завоеватели. — Петроградъ, 1915. — С. 128—139. |
XXII.