Засвистали казачѐньки въ походъ до пивночи, Заплакала Марусѐнька свои ясны очи…Малороссійская пѣсня.
Двѣсти лѣтъ минуло, а въ Украйнѣ дальной
О судьбѣ Маруси, о судьбѣ печальной
Все живетъ сказанье, и средь вечерницы
Все поются пѣсни «дѣвки чаровницы». 5 Двѣсти лѣтъ минуло, а въ родной Полтавѣ
О красѣ Маруси, о любви и славѣ
Шепчетъ буйный вѣтеръ тополю въ долинѣ,
Шепчетъ соловейко полевой калинѣ…
Какъ прекрасны были эти звѣзды-очи— 10 Солнышка привѣтнѣй и темнѣе ночи,
Всѣхъ они волшебной полоняли властью,
Чаровали нѣгой, вспыхивали страстью.
Хороша дивчина выросла на волѣ—
Гибкою и стройной, какъ былинка въ полѣ, 15 Но всего милѣе былъ—не взоръ лучистый
И не косы-змѣи—голосъ серебристый.
Какъ у ней польются пѣсенка за пѣсней—
Станетъ все на свѣтѣ лучше и чудеснѣй:
Станетъ небо ярче, зеленѣй березы, 20 Заиграетъ сердце, навернутся слезы…
Полюбилъ Марусю чернобровый Грицо,
Полюбила Грицю крѣпко чаровница…
Да недолго длились красные денёчки:
Наступила Пасха, развернулись почки— 25 И въ походъ поспѣшно собрались казаки:
На страну родную шли войной поляки.
Время потянулось медленно, уныло.
Мѣсяцы проходятъ—нѣтъ еще вѣстей.
На̀ сердцѣ тревога, въ домѣ все постыло,
Ждутъ и не дождутся дорогихъ гостей. 5 Тяжело Марусѣ.—«Чо-то съ чернобровымъ?
Живъ ли онъ остался? Помнитъ ли меня?»
И лилися часто въ садикѣ вишневомъ
Со слезами пѣсни грустныя ея.
Но не стало силы выносить кручину 10 И Маруся въ Кіевъ дальній собралась.
— «Тамъ узнаю правду про свою судьбину,
Можетъ повидаюсь, хоть въ послѣдній разъ».
Помоги ей, Боже!.. Вотъ и Кіевъ стольный; 15 Вотъ синѣютъ воды чистыя Днѣпра,
И трезвонъ далеко слышенъ колокольный:
Онъ гудитъ немолчно съ самаго утра.
Что же это? Говоръ и толпа народа;
Радостныя лица… всѣ кого-то ждутъ! 20 «Наши возвратились нынче изъ похода,
А враги разбиты… Слышите: идутъ?»
Вздрогнула Маруся, руки холодѣли,
Сотворила тихо знаменье креста…
— «Наши возвратились… Грицю! Неужели?» 25 Шепчутъ черезъ силу блѣдныя уста.
Ближе кличъ народа, ближе топотъ конный,
И предъ ней, въ сіяньи солнечныхъ лучей,
Замелькали кони въ сбруѣ золоченой,
Яркіе жупаны и рѣзьба мечей. 30 Проѣзжаетъ войско стройными рядами
И гремитъ въ народѣ радостный привѣтъ.
Много есть тутъ хлопцевъ съ черными очами,
Одного лишь Грици между ними нѣтъ!
Разумъ у Маруси словно помутился. 35 — «Не вернулся!.. Раненъ? Во̀рогами взятъ?»
Вдругъ надъ нею тихо кто-то наклонился,
Смотритъ и узнала—другъ его Кондратъ.
— «Говори скорѣе? Живъ ли мой коханый?»
Искра только глянулъ на нее въ упоръ!
Ей вспомнились живо: глухое паденье,
Холодныя волны, Кондратъ и спасенье…
Спасли! Для того ли, чтобъ сердце разбить?
А какъ онъ прощался! Какъ клялся любить 25 Весь вѣкъ, до могилы… Своей чаровницей—
Онъ звалъ ее часто—коханкой, царицей.
О, еслибъ умѣла она чаровать?..
И жгучія слезы струились опять
Изъ глазъ на худыя, прозрачныя руки. 30 Что̀ съ нею? Ей чудятся странные звуки,
Ей слышится топотъ поспѣшный коня—
Все ближе и ближе… шаги у плетня…
Маруся привстала. Во вспыхнувшемъ взорѣ
Свѣтилися радость и жгучее горе. 35 Но дверь отворилась—онъ снова предъ ней.
— «Маруся, голубка!»—Все жгучѣй, нѣжнѣй
Звучатъ его рѣчи.—«О, Грицю желанный,
Покинулъ! За что же? Съ богатою Ганной
Вѣнчаться ты будешь? Уйди же, уйди… 40 Дай смерти мнѣ, Боже! Нѣтъ силы, нѣтъ мочи,
Мой любый!..» А онъ, прижимая къ грудѝ,
Уста ей цѣлуетъ и ясныя очи,
Твердя, что живетъ онъ лишь ею одной,
Что Ганну не въ силахъ назвать онъ женой… 45 — «Такъ любишь? Не кинешь?» — «Голубка, клянуся!»
И слезы струятся по блѣднымъ щекамъ,
И, вся замирая, внимаетъ Маруся
Чарующимъ сердце волшебнымъ рѣчамъ…
Ой, не ходы, Грицю, Ты на вечерницю…«Маруся Чурай».
У старосты въ домѣ идетъ вечерница,
Пустилися парни въ веселый гопакъ,
Играютъ бандуры, а дѣвичьи лица,
Монисты и ленты алѣютъ, что̀ макъ… 5 Съ женой молодою явился и Грицо,
Да что-то не веселъ пригожій казакъ.
Онъ словно не видитъ красивой Ганнуси
И съ странною смѣсью тоски и стыда,
Какъ будто прикованъ, онъ смотритъ туда, 10 Гдѣ слышатся звонкія пѣсни Маруси.
Маруся на пирѣ?.. Смѣется, поетъ!..
Забыла?.. И Грицю сомнѣнье беретъ.
А какъ хороша-то! Съ сіяющимъ взоромъ,
Съ улыбкой лукавой на алыхъ устахъ, 15 Съ вѣнкомъ изъ барвинка на черныхъ косахъ.
Все дышетъ въ ней страстью, весельемъ, задоромъ;
Безпечна, какъ пташка, рѣзва, какъ, дитя,—
Лишь черныя брови нахмуритъ шутя—
И паробки станутъ угрюмѣе ночи, 20 А вновь засмѣется, заискрятся очи—
И словно весною повѣетъ на всѣхъ.
Толпа вкругъ Маруси, и пѣсни, и смѣхъ.
Лишь Гриця молчитъ—недовольный, угрюмый.
Смѣются дивчины:—«Ишь, гордый, какъ панъ!»— 25 А Гриця томится все тою же думой
Тяжелой… Узнала про черный обманъ,
Окинула Грицю. Усмѣшка змѣею 60 Скользнула по въ мигъ поблѣднѣвшимъ губамъ;
Она прикоснулась къ бандуры струнамъ
И пѣснь понеслася могучей волною…
Не о томъ, какъ рано въ садикѣ вишневомъ
Встрѣтилась дивчина съ парнемъ чернобровымъ, 65 Не о томъ, какъ поздно съ красною дивчиной
Разставался парень въ полѣ подъ калиной,—
Пѣла имъ Маруся,—не о томъ, какъ очи
Въ ожиданьи друга плачутъ дни и ночи…
Спѣла имъ Маруся пѣсенку другую: 70 Про красу дивчину—чаровницу злую,
Какъ она въ «недилю» зелье собирала,
Въ понедѣльникъ рано травы полоскала,
Какъ она во вторникъ зелья заварила,
Вечеромъ же въ среду Гриця отравила. 75 «Не ходи, мой Грицю, ты на вечерницю,
Не люби двухъ разомъ, чернобровый Грицю,
Пусть же ты не будешь ни ея, ни мой,
Доставайся, Грицю, лишь землѣ сырой».
Не радостный день занялся надъ Полтавой
И пасмуренъ неба январьскаго сводъ.
Съ утра въ ожиданьи толпится народъ:
Назначенъ судьею день казни кровавой 5 Надъ той чаровницей, что̀ злою отравой
Невѣрнаго друга, шутя, извела,
Что̀ зелья лихого ему поднесла
Средь пѣсенъ и плясокъ своей вечерницы.
Томится Маруся подъ сводомъ темницы. 10 Пыталися люди просить за нее,
Но судъ не измѣнитъ рѣшенье свое.
О бѣдной пѣвуньѣ кручинились втайнѣ
И горько жалѣли въ родимой Украйнѣ.
Не пѣть ужъ Марусѣ! Сомкнутся уста, 15 Увы, гробовая прикроетъ плита
Тѣ очи, что̀ прежде такъ чудно сіяли,
То̀ сердце, что̀ люди такъ много терзали…
Прости же ей, грѣшной, о Боже!.. …Среди 20 Залитой толпою большой площади
Видны очертанья зловѣщія плахи.
Палачъ ожидаетъ. Въ смятеньи и страхѣ
Крестятся старухи… Всѣ стихли и ждутъ.
Чуть слышно въ толпѣ пронеслося: «Ведутъ!» 25 И все разступилось… «Маруся! Она ли?
См. также одноимённые страницы.