Князь Михаилъ Скопинъ-Шуйскій.
Былина.
[92]
Недавній гулъ сраженій смѣнили празднества;
Ликуя, веселится престольная Москва
И чествуетъ героя, который, ополчась
Въ тяжелую годину страну родную спасъ;
5 Предъ кѣмъ благоговѣла вся русская земля,
Когда вступалъ онъ въ стѣны священныя Кремля
Съ побѣдой, окруженный дружиной удальцовъ,
И въ честь его гудѣли всѣ «сорокъ сороковъ»,
И всѣ уста слилися въ восторженный привѣтъ:
10 — Хвала тому и слава на много, много лѣтъ,
Кто Русь отъ Самозванца и ляховъ защитилъ:
Да здравствуетъ вовѣки князь Скопинъ Михаилъ!
Тебѣ, кто былъ престола россійскаго щитомъ—
За подвигъ избавленья отчизна бьетъ челомъ.
[93]
15 И межъ толпы народа, въ блистающей бронѣ,
Князь Скопинъ тихо ѣхалъ на ратномъ скакунѣ,
И сердце ликовало въ груди богатыря,
И ликъ его былъ свѣтелъ, какъ ясная заря.
Самъ царь его съ почетомъ встрѣчаетъ у палатъ
20 И мраченъ лишь Димитрій—царя Василья братъ.
Что̀ день—то̀ въ честь героя пиры и празднества,
На славу веселится престольная Москва.
Въ палатѣ Воротынскихъ крестинный пиръ горой:
Съ вечерни льются вина заморскія рѣкой.
25 Въ палатѣ золоченой, подъ звонъ веселый чаръ,
Побѣды воспѣваетъ недавнія гусляръ.
Онъ славитъ Михаила—Руси богатыря,
Избранника народа, избранника царя.
Внимаетъ пѣснопѣнью бояръ маститыхъ рядъ,
30 У юношей же взоры отвагою горятъ.
Но, чествуемый всѣми, невеселъ Михаилъ,
Сидитъ онъ за трапезой задумчивъ и унылъ.
И нѣтъ у князя прежнихъ чарующихъ рѣчей,
Улыбка не сіяетъ изъ голубыхъ очей.
35 Печалью отуманивъ прекрасное чело,
Въ душѣ его глубоко предчувствіе легло…
[94]
Онъ чуетъ, что недаромъ, лукавствомъ одержимъ,
Къ царю ходилъ Димитрій съ извѣтомъ воровскимъ.
Хоть царь Василій въ гнѣвѣ не внялъ его словамъ,
40 Но Дмитрій не прощаетъ и мстить умѣетъ самъ.
Во взорѣ дяди злобномъ читаетъ онъ вражду,
И этотъ взоръ невольно сулитъ ему бѣду…
Но тучка набѣжала и вновь умчится въ даль,
И мо̀лодца недолго преслѣдуетъ печаль.
45 — На все Господня воля!—рѣшилъ, подумавъ, князь,
И снова онъ внимаетъ пѣвцу, развеселясь.
И снова, ликомъ свѣтелъ, внимаетъ звону чаръ,
Веселью молодежи, рѣчамъ сѣдыхъ бояръ.
Но вотъ въ уборѣ, шитомъ каменіемъ цвѣтнымъ,
50 Кума къ нему подходитъ съ подносомъ золотымъ;
Ему подноситъ чару заморскаго вина
Княгиня Катерина, Димитрія жена.
Изъ рукъ ея съ поклономъ взялъ чашу Михаилъ,
И всѣхъ улыбкой ясной, какъ солнце, озарилъ:
55 — Бояре! я за веру, за родину свою,
За здравье государя всея Русіи пью!—
Воскликнулъ онъ, и кубокъ заздравный осушилъ,
И кликъ единодушный ему отвѣтомъ былъ.
[95]
Но что же съ Михаиломъ? Отрава? Злой недугъ?..
60 Скользитъ тяжелый кубокъ изъ ослабѣвшихъ рукъ,
И блѣдность разлилася смертельная въ чертахъ,
И пѣна проступаетъ на сомкнутыхъ устахъ…
Какъ юный дубъ могучій, подкошенный грозой—
Онъ падаетъ на землю средь гридницы княжо̀й.
65 Съ утра толпа народа спѣшитъ со всѣхъ концовъ,
Съ утра гудятъ уныло всѣ «сорокъ сороковъ».
Какъ мать, лишася сына, какъ горькая вдова—
Оплакиваетъ слезно престольная Москва
Того, кто столь недавно былъ вѣрнымъ ей щитомъ,
70 Кого она съ великимъ встрѣчала торжествомъ.
Занѐ—по волѣ Божьей, во цвѣтѣ юныхъ силъ
Почилъ ея защитникъ, князь Скопинъ Михаилъ!
1887 г.
|
|
|
|