Король Генрих IV (Шекспир; Венгерова, Минский)/Часть 2/ДО

Король Генрих IV — Часть II
авторъ Уильям Шекспир, пер. Зин. А. Венгерова (проза) и Н. М. Минский (стихи)
Оригинал: англ. The Second Part of King Henry the Fourth, опубл.: 1598. — См. Содержание. Перевод опубл.: 1902. Источникъ: Шекспиръ В. Полное собраніе сочиненій / Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 2, 1902. az.lib.ru

Король Генрихъ IV.
Часть II.
Дѣйствующія лица II части «Генриха IV».

Король Генрихъ IV.

Генрихъ, Принцъ Уэльскій, впослѣдствіи король Генрихъ V.

Томасъ, герцогъ Кларенсъ |

Принцъ Джонъ Ланкастерскій } его сыновья.

Принцъ Гемфри Глостеръ |

Графъ Варвикъ. |

Графъ Вестморлэндъ. |

Графъ Сэрри. } приверженцы короля.

Гоуэръ. |

Гаркуртъ |

Блентъ

Лордъ Верховный Судья Королевской Скамьи.

Помощникъ Верховнаго Судьи.

Графъ Нортомберлэндъ. |

Скрупъ, архіепископъ Іоркскій. |

Лордъ Мобрэ. } противники короля.

Лордъ Гастингсъ. |

Лордъ Бардольфъ. |

Сэръ Джонъ Кольвиль. |

Траверсъ и Мортонъ, служители Нортомберлэнда.

Сэръ Джонъ Фальстафъ.

Его пажъ.

Бардольфъ.

Пистоль.

Пойнсъ.

Пето.

Пустозвонъ. |

} мировые судьи

Тихоня. |

Дэви, слуга Пустозвона.

Плѣсень, Тѣнь, Бородавка, Слабнякъ, Бычокъ — рекруты.

Коготь и Силокъ, помощники шерифа.

Лэди Нортомберлэндъ.

Лэди Перси.

Мистриссъ Квикли, хозяйка таверны въ Истчипѣ.

Долли Тиршитъ.

Лорды и свита. Офицеры, солдаты, привратникъ, гонцы, трактирные слуги, грумы и т. п.

Молва, Прологъ.

Танцовщикъ, Эпилогъ.

Дѣйствіе происходитъ въ Англіи.
РАЗВАЛИНЫ ЗАМКА ВАРКВОРТЪ.


Прологъ.
Въ Варквортѣ. Передъ замкомъ Нортомберлэнда.
Входитъ Молва, въ одеждѣ, испещренной языками.

Молва.

Насторожите уши. Кто захочетъ

Дверь слуха запереть, когда Молва

Заговорила громко? Я съ востока

Къ усталому закату мчусь и, вѣтеръ

Избравъ конемъ почтовымъ, раскрываю

Дѣла земного шара въ ихъ зачатьи.

Вкругъ языковъ моихъ витаютъ сплетни.

Я ихъ твержу на языкахъ несчетныхъ

И вымыслами слухъ людей морочу.

Я миръ сулю, когда вражда, прикрывшисъ

Улыбкой кроткой, ужъ терзаетъ міръ,

И кто-же, какъ не я, какъ не Молва,

Скликаетъ рать, готовитъ оборону;

Межъ тѣмъ какъ время вспухшее чревато

Не грозною войной, какъ полагаютъ,

А зломъ совсѣмъ другимъ. Молва — свирѣль,

Въ которую дудятъ обманъ, догадки

И зависть; столь удобная свирѣль,

Что даже шаткой, вздорящей толпѣ, —

Чудовищу о головахъ несчетныхъ, —

Играть на ней легко. Но для чего мнѣ

Въ кругу домашнихъ расчленять свое

И безъ того извѣстное имъ тѣло?

Зачѣмъ Молва пришла сюда? Лечу

Предъ королемъ я Генрихомъ, вѣщая

Его побѣду. На кровавомъ полѣ

Подъ Шрюсбери разбитъ имъ юный Готспуръ

Съ дружиной всей, и пламень мятежа

Въ крови самихъ мятежниковъ потушенъ.

Но что со мной? Я говорю вдругъ правду,

Межъ тѣмъ какъ долгъ мой — всюду разгласить,

Что Гарри Монмутъ палъ, сраженный славнымъ

Мечемъ героя Готспура, что въ смерти

Король поникъ помазанной главой

Предъ яростью Дугласа. Вотъ о чемъ я

По городамъ шумѣла захолустнымъ

Межъ королевскимъ Шрюсберійскимъ полемъ

И этою источенной червями

Твердынею изъ голыхъ камней, гдѣ

Старикъ Нортомберлэндъ, отецъ Готспура,

Недужнымъ притворяется. Гонцы

Приносятъ въ попыхахъ мои же вѣсти.

Со словъ Молвы всѣ повторяютъ ту-же

Отраду лжи, что горькой правды хуже.

(Уходитъ)
ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

править
Тамъ-же.
(Входитъ лордъ Бардольфъ).

Лордъ Бардольфъ.

Эй, кто здѣсь у воротъ стоитъ?

(Привратникъ открываетъ ворота).

Гдѣ графъ?

Привратникъ.

Какъ доложить о васъ?

Лордъ Бардольфъ.

Скажи ты графу,

Что ждетъ его лордъ Бардольфъ.

Привратникъ.

Графъ гуляетъ

Въ саду. Не постучитъ-ли ваша милость

Въ калитку, — онъ отвѣтитъ.

Лордъ Бардольфъ.

Вотъ и графъ.

(Привратникъ уходитъ. Входитъ Нортомберлэндъ.)

Нортомберлэндъ.

Что новаго, лордъ Бардольфъ? Каждый мигъ

Теперь рождаетъ новое событье.

Знать, вѣкъ нашъ одичалъ. Раздоръ, что конь

Раскормленный, порвавъ узду, помчался

И на пути своемъ все сокрушаетъ.

Лордъ Бардольфъ.

Я, графъ, принесъ изъ Шрюсбери извѣстья.

Нортомберлэндъ.

И добрыя, коли угодно Богу?

Лордъ Бардольфъ.

Какъ только сердце можетъ пожелать.

Король смертельно раненъ; принцъ же Генрихъ

Поверженъ въ прахъ счастливымъ вашимъ сыномъ.

Обоихъ Блентовъ умертвилъ Дугласъ.

Бѣжали съ поля битвы молодой

Принцъ Джонъ, равно какъ Вестморлэндъ и Стаффордъ.

А боровъ Гарри Монмута, сэръ Джонъ,

Взятъ вашимъ сыномъ въ плѣнъ. Подобный день,

Съ такимъ сраженьемъ и съ такой побѣдой,

Не украшалъ столѣтій со временъ

Счастливца Цезаря.

Нортомберлэндъ.

Откуда вѣсти?

Вы были въ Шрюсбери? видали поле?

Лордъ Бардольфъ.

Я говорилъ съ однимъ, кто шелъ оттуда.

То джентльменъ былъ почтенный, родовитый;

Онъ эти вѣсти выдалъ мнѣ за правду.

Нортомберлэндъ.

А вотъ слуга мой Траверсъ. За вѣстями

Еще во вторникъ я его послалъ.

Лордъ Бардольфъ.

Милордъ, я обогналъ его въ дорогѣ.

Едва-ль принесъ онъ вѣсти достовѣрнѣй

Того, что самъ узналъ съ моихъ-же словъ.

(Входитъ Траверсъ).

Нортомберлэндъ.

Ну, Траверсъ, что хорошаго намъ скажешь?

Траверсъ.

Меня, милордъ, съ отрадными вѣстями

Вернулъ съ дороги сэръ Джонъ Эмфревиль,

Но обогналъ: подъ нимъ былъ конь рѣзвѣе.

Вослѣдъ за нимъ другой какой-то джентльменъ

Во весь опоръ примчался, чуть дыша.

Со мною поровнявшись, онъ дозволилъ

Вздохнуть окровавленному коню,

Спросивъ дорогу въ Честеръ. Въ свой чередъ

О новостяхъ спросилъ я Шрюсберійскихъ.

Отвѣтилъ онъ, что плохо кончилъ бунтъ

И что остылъ горячій Гарри Перси.

Тутъ, опустивъ поводья и нагнувшись,

Вонзилъ онъ шпоры до полузвѣзды

Въ дрожавшіе бока несчастной клячи

И, не дождавшись болѣе вопросовъ,

Пустился вскачь, пространство пожирая.

Нортомберлэндъ.

Какъ? Повтори. Остывшій Гарри Перси?

Горячій рыцарь сталъ остывшимъ трупомъ?

Возстанье плохо кончило?

Лордъ Бардольфъ.

Милордъ,

Скажу вамъ вотъ что. Ежели побѣда

За вашимъ юнымъ сыномъ не осталась,

Свое баронство, — честью въ томъ клянусь, —

За шелковый снурокъ отдамъ. Ни слова.

Нортомберлэндъ.

Какъ могъ-бы джентльменъ, Траверса догнавшій,

Подробности измыслить пораженья?

Лордъ Бардольфъ.

Кто? Этотъ джентльменъ? Вѣрно, проходимецъ,

Скакавшій на украденномъ конѣ.

Болталъ онъ на-угадъ… Вотъ снова вѣстникъ.

(Входитъ Мортонъ).

Нортомберлэндъ.

Смотри: его лицо, какъ листъ заглавный,

Трагическую повѣсть возвѣщаетъ.

Такъ смотритъ берегъ, гдѣ приливъ могучій

Слѣды оставилъ своего набѣга.

Изъ Шрюсбери-ли, Мортонъ, держишь путь?

Мортонъ.

Изъ Шрюсбери, свѣтлѣйшій лордъ, бѣжалъ я,

Гдѣ смерть надѣла страшную личину,

Чтобъ нашихъ испугать.

Нортомберлэндъ.

Что сынъ? Что братъ мой?

Но ты дрожишь! И блѣдность щекъ твоихъ

Вѣщаетъ горе раньше, чѣмъ языкъ твой.

Таковъ, какъ ты, измученъ, безъ дыханья,

Съ потухшимъ взоромъ, полуживъ отъ скорби,

Былъ вѣстникъ, кто отдернулъ пологъ съ ложа

Пріама, чтобъ средь мертвой ночи крикнуть,

Что въ пламени полъ-Трои. Но Пріамъ

Увидѣлъ пламя ранѣе, чѣмъ вѣстникъ

Нашелъ даръ слова. Такъ о смерти Гарри

Узналъ я прежде, чѣмъ ты слово молвилъ.

Ты началъ-бы съ разсказа о герояхъ,

Мой жадный слухъ восторгомъ оглушая:

«Такъ отличался сынъ вашъ, такъ — вашъ братъ,

Такъ бился храбрый Дугласъ». А въ концѣ,

Чтобъ въ правду оглушить меня, ты-бъ сразу

Всѣ похвалы однимъ развѣялъ вздохомъ,

Шепнувъ: «вашъ братъ, и сынъ, и всѣ убиты».

Мортонъ.

Въ живыхъ остался Дугласъ, братъ вашъ — также.

Но что до сына вашего…

Нортомберлэндъ.

Онъ умеръ!

Смотри, какъ страхъ проворенъ на языкъ.

Чѣмъ больше мы несчастія боимся

И не хотимъ узнать о немъ, тѣмъ легче

Въ чужихъ глазахъ чутьемъ мы прозрѣваемъ,

Что то, чего страшимся, наступило.

Отвѣть же, Мортонъ, графу своему,

Скажи, что всѣ его догадки лгутъ.

Я сладкою сочту твою обиду,

За обличенье щедро награжу.

Мортонъ.

Я слишкомъ почитаю васъ, чтобъ смѣть

Противорѣчить. Слишкомъ прозорливъ

Вашъ разумъ, слишкомъ вѣрны опасенья.

Нортомберлэндъ.

Ты все-жъ не говоришь, что Перси мертвъ.

Въ твоихъ глазахъ читаю я признанье.

Ты головой качаешь, точно правду

Опасностью считаешь иль грѣхомъ.

Коль онъ убитъ, скажи. Не оскорбляетъ

Языкъ того, кто вѣсть принесъ о смерти.

Грѣшитъ лишь тотъ, кто лжетъ о мертвецѣ,

Не тотъ, кто мертвеца зоветъ усопшимъ.

Хоть спора нѣтъ, быть вѣстникомъ несчастья —

Печальная обязанность. Тотъ голосъ,

Что возвѣстилъ однажды смерть любимыхъ,

Звучитъ и послѣ звономъ погребальнымъ.

Лордъ Бардольфъ.

Я вѣрить не могу, что сынъ вашъ умеръ.

Мортонъ.

Мнѣ горько убѣждать васъ въ томъ, чего я —

Будь воля Божья — лучше-бъ не видалъ.

Но все-жъ моимъ глазамъ пришлось увидѣть,

Какъ сынъ вашъ, запыхавшійся, усталый,

Окровавленный, слабо отражалъ

Удары Монмута, чей быстрый гнѣвъ

Непобѣдимаго доселѣ Перси

Низвергнулъ въ прахъ, откуда тотъ не всталъ.

При жизни онъ вдыхалъ огонь отваги

Въ трусливѣйшихъ солдатъ; его-же смерть,

Едва о ней узнали, потушила

Огонь и пылъ въ храбрѣйшихъ среди войска.

Онъ былъ металломъ, превращавшимъ въ сталь

Друзей всѣхъ нашихъ. Ослабѣвши въ немъ,

Опять собою ставъ, всѣ превратились

Въ тяжелый и тупой свинецъ. Какъ тяжесть

Тѣмъ шибче отъ толчка летитъ, чѣмъ больше

Въ ней вѣса, такъ, съ утратой тяжкой Перси,

Помноженной на страхъ, солдаты наши,

Ища спасенья въ бѣгствѣ, съ поля мчались

Быстрѣй, чѣмъ стрѣлы, ищущія цѣли.

Тутъ скоро въ плѣнъ лордъ Ворчестеръ попался;

А яростный шотландецъ, кровожадный

Дугласъ, чей неустанный мечъ три раза

Сразилъ въ бою подобье короля,

Вдругъ духомъ палъ, украсилъ стыдъ бѣгущихъ.

Но, на бѣгу споткнувшись, взятъ былъ въ плѣнъ.

Итогъ всему: король насъ побѣдилъ

И подъ начальствомъ юнаго Ланкастра

И Вестморлэнда вамъ, милордъ, на встрѣчу

Послалъ поспѣшно войско. — Вотъ всѣ вѣсти.

Нортомберлэндъ.

Еще для скорби времени довольно.

Теперь-же ядъ послужитъ мнѣ лѣкарствомъ.

Здоровый, я-бы заболѣлъ отъ этихъ

Вѣстей; больной, я ими исцѣленъ.

Какъ немощный страдалецъ, чьи суставы,

Разслабленные долгой лихорадкой,

Подъ гнетомъ жизни гнутся, точно плети, —

Вдругъ въ дикомъ вырывается припадкѣ

Изъ рукъ больничныхъ сторожей, какъ пламя:

Такъ и въ моихъ, отъ скорби слабыхъ, членахъ,

Теперь, отъ изступленья новой скорби,

Проснулась мощь тройная. Прочь, костыль

Изнѣженный. Отнынѣ эти руки

Чешуйчатыя стянутъ рукавицы

Со скрѣпами стальными. Прочь и ты,

Недужная повязка, — слишкомъ слабый

Оплотъ для головы, которой ищутъ

Побѣдой подзадоренные принцы.

Чело мое желѣзомъ увѣнчайте,

И пусть наступитъ самый мрачный часъ,

Какимъ вражда и время только въ силахъ

Суровому грозить Нортомберлэнду.

Пусть небо и земля сольются вмѣстѣ,

Пусть грозныхъ водъ не сдержитъ въ ихъ предѣлахъ

Рука природы. Да умретъ порядокъ!…

Пусть этотъ міръ не будетъ больше сценой,

Гдѣ медленно растетъ и зрѣетъ злоба.

Но пусть въ груди у каждаго проснется

Духъ Каина, духъ первенца людского,

Пусть всѣ сердца зажгутся жаждой крови,

Чтобъ кончилась жестокая игра

И воцарился мракъ — могильщикъ смерти.

Траверсъ.

Такъ волноваться вредно вамъ, милордъ.

Лордъ Бардольфъ.

Не порывайте связи межъ разсудкомъ

И честью, графъ.

Мортонъ.

Отъ вашего здоровья

Зависитъ жизнь союзниковъ всѣхъ вашихъ.

Оно-же пошатнется, если бурнымъ

Вы предаваться будете страстямъ.

Вѣдь прежде чѣмъ сказать: «поднимемъ бунтъ», —

Вы разочли послѣдствія возстанья

И взвѣсили случайности войны.

Конечно, вы предвидѣли, милордъ,

Что можетъ подъ ударъ попасть смертельный

И сынъ вашъ. Знали вы, что онъ шагаетъ

Надъ пропастью опасной и что легче

Въ нее свалиться, чѣмъ надъ ней пройти.

Еще извѣстно было вамъ, что тѣло

Его подвержено рубцамъ и ранамъ

И что безстрашный духъ его толкнетъ

Туда, гдѣ всѣ опасности столпились.

Вы все-таки ему сказали: въ путь!

И какъ ни сильно было опасенье,

Ничто въ васъ не могло поколебать

Упрямаго рѣшенья. Что-жъ случилось,

Что страшнаго явило предпріятье,

Чего вы не могли предвидѣть раньше?

Лордъ Бардольфъ.

Мы всѣ, кого постигло пораженье,

Мы знали, что пустились въ океанъ

Опаснѣйшій, гдѣ можно разъ спастись

И десять разъ погибнуть. Но надежда

На выгоды въ насъ побѣдила страхъ

Опасности. Теперь, хотя разбиты,

Дерзнемъ еще разъ, снова ополчимся,

Всѣмъ жертвуя, — имуществомъ и жизнью.

Мортонъ.

Давно пора. Я слышалъ, лордъ свѣтлѣйшій,

Какъ правду, и какъ правду повторяю,

Что доблестный архіепископъ Іоркскій

Возсталъ съ отлично обученнымъ войскомъ.

То человѣкъ, кто узами двойными

Привязывать сторонниковъ умѣетъ.

Вашъ сынъ, милордъ, велъ въ битву лишь тѣла,

Лишь тѣни и подобія людскія,

Затѣмъ, что слово «бунтъ» разъединяло

Въ нихъ дѣятельность тѣла и души.

Они сражались нехотя, брезгливо,

Какъ пьютъ лѣкарство. Съ нами было только

Оружье ихъ, а не душа и чувства,

Замерзшія отъ слова «бунтъ», какъ рыба

Въ прудѣ зимой. Теперь архіепископъ

Мятежъ въ святыню превратилъ. За нимъ,

Чья искренность и святость всѣмъ извѣстны,

Послѣдуютъ и тѣломъ, и душой.

Съ Помфретскихъ камней соскоблитъ онъ кровь

Прекраснаго Ричарда и возстанье

Помажетъ ею. Чуть онъ объявитъ,

Что защищаетъ край окровавленный,

Томящійся подъ властью Болингброка, —

И знать, и чернь послѣдуютъ за нимъ.

Нортомберлэндъ.

Я это зналъ, но, правду говоря,

Отъ свѣжей скорби все въ душѣ померкло.

Зайдемъ ко мнѣ. Пусть каждый мнѣ укажетъ

Вѣрнѣйшій путь къ спасенію и мести.

Напишемъ письма, соберемъ друзей.

Ничтожно ихъ число, хоть никогда

Такъ велика въ нихъ не была нужда.

(Уходятъ).

СЦЕНА II.

править
Лондонъ. Улица.
Входитъ сэръ Джонъ Фальстафъ съ пажемъ, который несетъ за нимъ мечъ и щитъ.

Фальстафъ. Ну что, великанъ, что сказалъ докторъ про мою мочу?

Пажъ. Онъ сказалъ, что она сама по себѣ здоровая и хорошая, но что касается собственника ея, то въ немъ сидятъ болѣзни, о которыхъ онъ не подозрѣваетъ.

Фальстафъ. Всякаго рода люди почему то считаютъ за честь глумиться надо мной. Мозгъ человѣка, этого глупаго глинянаго истукана, не въ состояніи придумать ничего смѣшного помимо моихъ измышленій, или моей особы. Я не только остроуменъ, но являюсь источникомъ остроумія для другихъ. Вотъ я иду передъ тобою, похожій на свинью, которая сожрала всѣхъ своихъ поросятъ, кромѣ одного. Или я ничего не понимаю, или принцъ приставилъ тебя ко мнѣ только для контраста. Тебѣ бы, непотребный корешокъ мандрагоры, торчать у меня на шляпѣ, а не ходить по моимъ пятамъ. Никогда еще мнѣ не прислуживалъ агатъ изъ перстня. Но я тебя не вправлю ни въ золото, ни въ серебро, а одѣну въ отрепья, и въ такомъ видѣ отправлю въ качествѣ драгоцѣннаго камня къ твоему господину, къ этому молокососу принцу, у котораго еще пухъ не пробился на подбородкѣ. У меня скорѣе борода выростетъ на ладони, чѣмъ у него на щекѣ, a все-таки онъ не стѣсняется увѣрять, что у него лицо королевское. Господь, быть можетъ, когда нибудь и закончитъ его — до сихъ поръ на немъ нѣтъ лишняго волоска, но королевское оно лишь потому, что и его, какъ и изображеніе короля на монетахъ, цирульникъ не сбрѣетъ и за шесть пенсовъ. А все-таки онъ ходитъ пѣтушкомъ, точно уже считался возмужалымъ человѣкомъ, еще когда отецъ его былъ холостъ. Наплевать мнѣ на его милость, — моей милости онъ почти совсѣмъ лишился — въ этомъ я могу его увѣрить. А что сказалъ мистеръ Домбльдонъ относительно атласа на епанчу и штаны для меня?

Пажъ. Онъ сказалъ, сэръ, что требуетъ болѣе надежнаго поручителя, чѣмъ Бардольфъ; онъ не хочетъ принять ни вашей, ни его росписки. Такого обезпеченія ему недостаточно.

Фальстафъ. Будь онъ проклятъ, какъ обжора въ притчѣ. Пусть у него еще больше сохнетъ во рту отъ жажды. Непотребный дьяволъ, Ахитофель, подлецъ, невѣжа! Какъ онъ смѣетъ заманивать благороднаго человѣка обѣщаніями, a потомъ требовать поручительства. Эти сладкорѣчивые мерзавцы теперь иначе не ходятъ, какъ на высокихъ каблукахъ и со связками ключей у пояса, а когда человѣкъ хочетъ честно взять у нихъ товаръ въ кредитъ, они смѣютъ требовать обезпеченія. Я предпочелъ бы, чтобы мнѣ насыпали въ ротъ крысиной отравы, чѣмъ затыкали его словомъ «обезпеченіе». Я ждалъ, что онъ мнѣ пришлетъ двадцать два аршина атласа, какъ благородному рыцарю, а онъ шлетъ мнѣ слово — обезпеченіе. Пусть спитъ безпечно — у него вѣдь есть рогъ изобилія, сквозь который просвѣчиваетъ вѣтренность его жены. Онъ того не видитъ, хотя у него есть собственный фонарь. А гдѣ Бардольфъ?

Пажъ. Отправился въ Смитсфильдъ купить лошадь для вашей милости.

Фальстафъ. Я самого его нанялъ въ соборѣ св. Павла, а онъ мнѣ купитъ лошадь въ Смитсфильдѣ. Если бы я еще взялъ себѣ жену изъ непотребнаго дома, я былъ бы снабженъ слугой, лошадью и женой.

(Входитъ Верховный судья съ помощникомъ).

Пажъ. Сэръ, вотъ идетъ лордъ, посадившій въ тюрьму принца за то, что онъ ударилъ его изъ за Бардольфа.

Фальстафъ. Отойдемъ: я не хочу его видѣть.

Судья. Кто это тамъ уходитъ?

Помощникъ. Фальстафъ, милордъ.

Судья. Тотъ, который былъ подъ слѣдствіемъ по дѣлу о грабежѣ?

Помощникъ. Да, милордъ. Но съ тѣхъ поръ онъ отличился при Шрюсбери, и, какъ я слышалъ, получилъ теперь военное назначеніе; онъ отправляется къ лорду Джону Ланкастерскому.

Судья. Какъ, въ Іоркъ? Верни его сюда.

Помощникъ. Сэръ Джонъ Фальстафъ!

Фальстафъ. Мальчикъ, скажи ему, что я глухъ.

Пажъ. Говорите громче, мой господинъ глухъ.

Судья. Да, я знаю, глухъ ко всему хорошему. Поди, потяни его за рукавъ; мнѣ нужно поговорить съ нимъ.

Помощникъ. Сэръ Джонъ…

Фальстафъ. Какъ, молодой парень — и проситъ милостыню? Развѣ нѣтъ войны? Развѣ нѣтъ дѣла? Развѣ королю не нужны подданные, а бунтовщикамъ солдаты? Хотя и позорно быть на чьей нибудь сторонѣ, кромѣ королевской, но позорнѣе просить милостыню, чѣмъ присоединиться къ неправой сторонѣ, хотя бы ея дѣйствія были хуже, чѣмъ можно выразить словомъ «мятежъ».

Помощникъ. Вы ошибаетесь во мнѣ, сэръ.

Фальстафъ. Развѣ я сказалъ, что вы честный человѣкъ, сэръ? Несмотря на то, что я воинъ и рыцарь, я былъ бы лгуномъ, еслибъ это сказалъ.

Помощникъ. Въ такомъ случаѣ, не въ обиду вашему рыцарству и вашей воинской чести, позвольте сказать вамъ, что вы лжете, называя меня нечестнымъ человѣкомъ.

Фальстафъ. Чтобы я позволилъ тебѣ это сказать? Чтобы я отказался отъ того, что срослось со мной? Если я это тебѣ позволю, пусть меня повѣсятъ; если ты самъ себѣ это позволишь, то пусть тебя повѣсятъ. Прочь, дрянная ищейка, убирайся!

Помощникъ. Сэръ, милордъ хочетъ съ вами поговорить.

Судья. Сэръ Джонъ Фальстафъ! Мнѣ нужно сказать вамъ пару словъ.

Фальстафъ. Добрѣйшій лордъ, пошли вамъ Господь здоровья! Я счастливъ, что вижу васъ внѣ дома; я слыхалъ, что вы больны, милордъ. Надѣюсь, что вы вышли изъ дому по совѣту врача, милордъ? Хотя вы, милордъ, еще не переступили границъ молодости, но все-таки ваши годы уже отзываются преклонностью; въ нихъ уже чувствуется соль времени и поэтому я почтительнѣйше умоляю васъ, милордъ, заботиться о вашемъ драгоцѣнномъ здоровьѣ.

Судья. Сэръ Джонъ, я посылалъ за вами передъ вашимъ выступленіемъ въ Шрюсбери.

Фальстафъ. Съ вашего соизволенія, милордъ, я слышалъ, что его величество вернулся нѣсколько разстроенный изъ Уэльса?

Судья. Я не говорю о его величествѣ… Вы не явились, когда я посылалъ за вами.

Фальстафъ. И я слышалъ также, что съ его высочествомъ опять приключилась мерзостная апоплексія?

Судья. Пошли ему Господь выздоровленіе! Но прошу васъ, дайте мнѣ сказать вамъ слово.

Фальстафъ. Съ вашего позволенія, милордъ, эта апоплексія нѣчто въ родѣ летаргіи или сонливости крови, и какой-то проклятый зудъ.

Судья. Зачѣмъ вы мнѣ все это говорите? Пусть она будетъ чѣмъ угодно.

Фальстафъ. Она происходить отъ большихъ огорченій, отъ занятій или потрясенія мозга. Я читалъ о причинѣ ея появленія у Галэна. Это родъ глухоты.

Судья. Мнѣ кажется, что вы заболѣли этой болѣзнью, — вы не слышите, что я вамъ говорю.

Фальстафъ. Вѣрно, милордъ, вѣрно. Или, съ вашего позволенія, я скорѣе страдаю тѣмъ, что не слушаю, не обращаю вниманія на другихъ.

Судья. Если бы васъ отлупить по пяткамъ, вашъ слухъ бы излѣчился. Я, кажется, не откажусь быть вашимъ докторомъ.

Фальстафъ. Я бѣденъ, какъ Іовъ, милордъ, но не такъ терпѣливъ. Вы можете прописать мнѣ микстуру тюремнаго заключенія, въ виду моей бѣдности, но выполню ли я ваши предписанія; мудрецъ можетъ сомнѣваться на драхму или на цѣлый скрупулъ.

Судья. Я послалъ за вами, чтобы поговорить о дѣлѣ по обвиненію, которое могло вамъ стоить жизни.

Фальстафъ. А я, по совѣту моего очень опытнаго въ англійскихъ законахъ адвоката, не явился.

Судья. Дѣло въ томъ, сэръ Джонъ, что вы живете въ большомъ беззаконіи.

Фальстафъ. Кому нуженъ такой поясъ какъ мнѣ, не можетъ жить въ меньшемъ.

Судья. У васъ средства малыя, а аппетиты большіе.

Фальстафъ. Я хотѣлъ бы, чтобы это было наоборотъ: чтобы мои средства были больше, а аппетитъ поменьше.

Судья. Вы совратили съ праваго пути молодого принца.

Фальстафъ. Молодой принцъ совратилъ меня; я толстобрюхій слѣпой, a онъ моя собака.

Судья. Ну, да я не хочу растравлять только что зажившую рану. Ваше поведеніе въ Шрюсбери нѣсколько загладило ваши ночные подвиги въ Гэдсгилѣ; благодарите наше безпокойное время за то, что васъ оставили въ покоѣ по тому дѣлу.

Фальстафъ. Милордъ!

Судья. Но разъ все обошлось, держитесь смирно, чтобы не разбудить спящаго волка.

Фальстафъ. Будить волка такъ же плохо, какъ нюхать слѣдъ лисицы.

Судья. Вы точно свѣчка, лучшая часть которой уже сгорѣла.

Фальстафъ. Большая праздничная свѣча вся изъ сала. Если бы я даже сказалъ — восковая, то мой объемъ подтвердилъ бы это.

Судья. Каждый сѣдой волосъ на вашемъ лицѣ долженъ былъ бы увеличивать вашу внушительность.

Фальстафъ. А развѣ мой вѣсъ не внушителенъ?

Судья. Вы всюду слѣдуете за молодымъ принцемъ, какъ злой ангелъ.

Фальстафъ. Ну, нѣтъ, милордъ, дурной ангелъ очень легокъ, а кто на меня взглянетъ, тотъ навѣрное приметъ меня, не провѣряя вѣса; а все-таки въ нѣкоторомъ отношеніи, сознаюсь, я не имѣю курса. Въ наше продажное время добродѣтель такъ упала въ цѣнѣ, что истиннымъ храбрецамъ остается водить медвѣдей, умницамъ наниматься въ трактирные слуги и тратить свою находчивость на представленіе счетовъ. Всѣ другія качества, присущія человѣку, по нынѣшнимъ злымъ временамъ не стоятъ выѣденнаго яйца. Вы, старики, не понимаете, на что мы, молодые, способны; вы мѣрите нашъ жаръ горечью вашей желчи; а мы, находящіеся въ авангардѣ молодости, я долженъ сознаться, склонны иногда къ сумасбродствамъ.

Судья. Какъ, это вы причисляете себя къ молодымъ, будучи отмѣчены всѣми признаками старости: развѣ у васъ глаза не слезятся, руки не высохли, щеки не пожелтѣли, борода не побѣлѣла, ноги не ослабѣли, а животъ не отвисъ? Развѣ у васъ не разбитый голосъ, не короткое дыханіе, не двойной подбородокъ и не слабый умъ, — все въ васъ одряхлѣло отъ старости, а вы все-таки считаете себя молодымъ. Стыдно, сэръ Джонъ, стыдно!

Фальстафъ. Милордъ, я родился около трехъ часовъ пополудни съ бѣлой головой и круглымъ животомъ. Что касается моего голоса, то я потерялъ его отъ постояннаго оранія и церковныхъ пѣсенъ. Я не хочу приводить другихъ доказательствъ моей молодости. Если я старъ, то только умомъ и разсудительностью, и если кто хочетъ биться со мной объ закладъ на тысячу марокъ въ томъ, кто лучше прыгаетъ — пусть дастъ деньги, и тогда посмотримъ. Что касается пощечины, которую вамъ далъ принцъ, то онъ поступилъ какъ невѣжливый принцъ, а вы получили ее, какъ разсудительный лордъ. Я его за это выругалъ и молодой левъ кается; конечно, онъ не сидитъ въ рубищѣ и не посыпаетъ голову пепломъ, а, напротивъ, одѣтъ въ новый атласъ и распиваетъ старый хересъ.

Судья. Пошли Господь принцу лучшаго товарища!

Фальстафъ. Пошли Господь товарищу лучшаго принца. Я не знаю, какъ развязаться съ нимъ.

Судья. Ну, да вѣдь король разлучилъ васъ съ принцемъ Генрихомъ. Я слышалъ, что вы отправляетесь съ лордомъ Джономъ Ланкастерскимъ противъ архіепископа и графа Нортомберлэнда.

Фальстафъ. Да, благодаря вашимъ маленькимъ стараніямъ. Но вы всѣ, покоющіеся дома въ объятіяхъ мира, молитесь о томъ, чтобы наша армія не сошлась съ врагами въ жаркій день, — потому что, клянусь Господомъ, я взялъ съ собой только двѣ рубашки и вовсе не желаю слишкомъ потѣть. Если день будетъ жаркій, то пусть мнѣ никогда не выплевывать больше бѣлой слюны, если я буду размахивать чѣмъ нибудь, кромѣ бутылки. Чуть только гдѣ опасное дѣло, какъ меня непремѣнно туда посылаютъ. Но вѣдь я не вѣченъ. Таковы ужъ наши англичане: если у нихъ заведется что-нибудь хорошее, они этимъ не дорожатъ. Если вы настаиваете на томъ, что я старъ, дали бы мнѣ отдохнуть. Лучше бы ужъ мое имя не приводило въ такой ужасъ непріятеля. Лучше быть изъѣденнымъ ржавчиной, чѣмъ истереться въ ничто отъ вѣчнаго движенія.

Судья. Ну, будьте честнымъ человѣкомъ, будьте честнымъ и да благословитъ Господь вашъ походъ.

ФАЛЬСТАФЪ И ЕГО ПАЖЪ.
Рисунокъ извѣстнаго нѣмецкаго силуэтиста Поля Коневки
(Paul Konewka; 1841—1871).

Фальстафъ. Не одолжите-ли вы мнѣ, милордъ, тысячу фунтовъ на подъемъ?

Судья. Ни одного пенни: вы слишкомъ нетерпѣливы, чтобы вамъ давать кресты. Прощайте, передайте привѣтъ моему кузену Вестморлэнду. (Уходятъ судья и помощникъ).

Фальстафъ. Пусть мнѣ дадутъ щелчка въ носъ, если я передамъ твое порученіе. Видно, старость такъ же неразлучна со скупостью, какъ молодость съ распутствомъ. Зато подагра мучаетъ старость, a венера молодость и обѣ эти болѣзни дѣлаютъ ненужными мои дальнѣйшія проклятія. Мальчикъ!

Пажъ. Сэръ?

Фальстафъ. Сколько денегъ у меня въ кошелькѣ?

Пажъ. Семь гротовъ и два пенса.

Фальстафъ. Не могу найти лѣкарства противъ карманной чахотки. Займы только нѣсколько затягиваютъ ее, но болѣзнь неизлѣчима. — Поди, снеси это письмо лорду Ланкастерскому, это принцу, это графу Вестморлэнду, — а это старой мистриссъ Урсулѣ, которой я еженедѣльно клянусь жениться съ тѣхъ поръ, какъ у меня появился первый бѣлый волосъ въ бородѣ. Ступай! ты знаешь, гдѣ отыскать меня. (Пажъ уходитъ). Ахъ, чтобъ чортъ наслалъ венеру на эту подагру, или подагру на венеру. И та и другая пошаливаютъ въ моемъ большомъ пальцѣ, на ногѣ. Ну, да не бѣда, что я хромаю — я могу все свалить на войну, и тѣмъ легче добиться пенсіи. Умный человѣкъ можетъ все обратить въ свою пользу. Я съумѣю извлечь выгоду даже изъ болѣзней.

СЦЕНА III.

править
Іоркъ. Комната въ архіепископскомъ дворцѣ.
Входятъ архіепископъ, лорды Гастингсъ, Мобрэ и Бардольфъ.

Архіепископъ.

Теперь извѣстны вамъ нашъ планъ и средства.

Прошу васъ, благородные друзья,

Открыто мнѣнье высказать о нашихъ

Надеждахъ на успѣхъ. Вы, лордъ маршалъ,

Начните. Что намъ скажете?

Мобрэ.

Причины,

Приведшія къ возстанью, одобряю.

Но я-бъ хотѣлъ подробнѣе узнать,

На столько-ли велики наши силы,

Что можемъ съ гордо поднятымъ челомъ

Взирать на мощь отрядовъ королевскихъ.

Гастингсъ.

Теперь по спискамъ тысячъ двадцать пять

Отборнаго насчитываемъ войска.

Къ тому-же съ подкрѣпленьями большими

Мы ждемъ великаго Нортомберлэнда,

Чей духъ горитъ враждой непримиримой.

Лордъ Бардольфъ.

Вопросъ, лордъ Гастингсъ, вотъ въ чемъ: наши двадцать

Пять тысячъ войска устоять-ли могутъ

Безъ помощи Нортомберлэнда?

Гастингсъ.

Могутъ,

Но съ помощью его.

Лордъ Бардольфъ.

Все дѣло въ этомъ.

Но если безъ него мы слишкомъ слабы,

То мой совѣтъ — не заходить далеко,

Пока у насъ не будетъ эта помощь

Въ рукахъ: въ такомъ кровавомъ предпріятьи

Не должно допускать предположеній,

Надеждъ на чью-то помощь, ожиданій.

Архіепископъ.

Лордъ Бардольфъ правъ вполнѣ. Не оттого-ли

Подъ Шрюсбери палъ Готспуръ молодой?

Лордъ Бардольфъ.

О, да, милордъ! Надеждами питаясь,

Проглатывая воздухъ обѣщаній,

Онъ жилъ мечтами о громадномъ войскѣ, —

Оно-жъ на дѣлѣ оказалось меньше

Его мечты скромнѣйшей. Такъ, увлекшись

Воображеньемъ, свойственнымъ безумью,

Своихъ друзей на гибель онъ повелъ

И самъ, глаза зажмуря, прыгнулъ въ бездну.

Гастингсъ.

Но никогда, сознайтесь, не вредило

Счетъ сбыточнымъ надеждамъ подводить.

Лордъ Бардольфъ.

Въ такой войнѣ, какъ наша, это вредно.

Когда ужъ все готово и въ ходу,

Опасно жить надеждами на помощь,

Какъ раннею весной, на почки глядя,

Считать плоды: надежда, что онѣ

Созрѣютъ, не прочнѣе опасенья,

Что ихъ побьетъ морозъ. Чтобъ строить домъ,

Мы почву изучаемъ, чертимъ планъ

И по размѣрамъ счетъ кладемъ расходамъ.

Когда же смѣта выше нашихъ средствъ,

Мы планъ мѣняемъ, сокративъ размѣры,

Иль вовсе мысль бросаемъ о постройкѣ.

Тѣмъ болѣе въ такомъ громадномъ дѣлѣ,

Какъ разрушенье въ цѣломъ государства,

И возведенье новаго, должны мы

Подробно мѣстность изучить и планы,

Условиться о прочномъ основаньи,

Строителей спросить, размѣрить средства,

Узнать, способны-ль мы окончить дѣло

И взвѣсить возраженья всѣ. Не то

Мы укрѣпимся только на бумагѣ,

Взамѣнъ солдатъ получимъ имена,

И будемъ мы, какъ тотъ, кто выше средствъ

Составилъ планъ на зданье, и, достроивъ

До половины, долженъ прекратить

Постройку и оставить цѣнный срубъ

Безъ крыши, — тучамъ плачущимъ въ добычу,

Неистовству зимы на расхищенье.

Гастингсъ.

Но даже допустивъ, что наши всѣ

Столь много обѣщавшія надежды

Должны мертворожденными остаться,

Что больше не дождаться намъ на помощь

Ни одного солдата, полагаю,

Что наша рать достаточно сильна,

Чтобъ потягаться съ войскомъ королевскимъ.

Лордъ Бардольфъ.

Ужель у короля всего лишь двадцать

Пять тысячъ человѣкъ?

Гастингсъ.

На нашу долю

Не болѣе, лордъ Бардольфъ, даже меньше.

При смутахъ нашихъ дней онъ на три части

Былъ вынужденъ все войско подѣлить.

Одна готова съ Франціей сражаться,

Другая — съ Глендоверомъ, только третья

Пойдетъ на насъ. Такъ, войско раздѣливъ

На три отряда, сталъ король безсиленъ.

Его-же сундуки звукъ издаютъ

Печальной пустоты.

Архіепископъ.

Того, что стянетъ

Онъ всѣ войска и противъ насъ направитъ,

Намъ нечего бояться.

Гастингсъ.

Если-бъ онъ

Такъ поступилъ, оставивъ тылъ открытымъ,

Французъ съ валлійцемъ стали-бы хватать

Его за пятки. Нечего бояться.

Лордъ Бардольфъ.

Кто противъ насъ вести назначенъ войско?

Гастингсъ.

Принцъ Джонъ Ланкастерскій и Вестморлэндъ.

Король и Гарри Монмутъ угрожаютъ

Валлійцу. Кто-жъ вождемъ назначенъ противъ

Французовъ, неизвѣстно мнѣ.

Архіепископъ.

Итакъ,

Впередъ. И всенародно объявимъ

Причины, породившія возстанье.

Народу сталъ претить его избранникъ,

И похоть пресыщеніемъ смѣнилась.

Непрочна, неустойчива обитель

Того, кто строитъ на любви народной.

О, буйная толпа! Съ какимъ восторгомъ

Ты небо потрясала похвалами,

Въ честь Болингброка, до того какъ сталъ

Онъ тѣмъ, чѣмъ ты хотѣла, чтобъ онъ сталъ.

Теперь-же, какъ сбылись твои желанья,

Ты такъ полна имъ, грубая обжора,

Что хочешь изъ себя его изрыгнуть.

Такъ, о, собака гнусная, извергла

Ты изъ своей утробы ненасытной

Прекраснаго Ричарда, а теперь

Блевотину свою пожрать желаешь

И воешь, чтобъ тебѣ ее вернули.

Кому-же нынче вѣрить? Тѣ, кто смерти

Желали Ричарду, когда онъ жилъ,

Теперь въ его могилу вдругъ влюбились.

Ты, въ голову священную его

Бросавшій грязью въ день, когда, вздыхая,

Онъ слѣдовалъ черезъ кичливый Лондонъ

За Болингброкомъ, славою покрытымъ, —

Теперь вопишь: «земля, верни того

Мнѣ короля, а этого возьми».

Превратный духъ людей. Въ быломъ, въ грядущемъ

Все хорошо, все дурно въ днѣ текущемъ.

Мобрэ.

Итакъ, мы всѣ готовы для борьбы.

Гастингсъ.

Такъ хочетъ время. Мы — его рабы.

(Уходятъ).
ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

править
Лондонъ. Улица.
Входятъ хозяйка, Коготь и его мальчикъ; потомъ Силокъ.

Хозяйка. Мистеръ Коготь, занесли ли вы мою жалобу въ списокъ?

Коготь. Занесъ.

Хозяйка. Гдѣ-же вашъ помощникъ? А сильный онъ человѣкъ? Съумѣетъ онъ постоять за себя?

Коготь. Эй, мальчикъ, гдѣ Силокъ?

Хозяйка. О, Господи! гдѣ милый мистеръ Силокъ?

Силокъ. Здѣсь.

Коготь. Силокъ, мы должны арестовать сэра Джона Фальстафа.

Хозяйка. Да, милый мистеръ Силокъ, я подала на него ко взысканію.

Силокъ. Это можетъ кому нибудь изъ насъ стоить жизни, — онъ возьмется за оружіе.

Хозяйка. Ахъ, Господи, берегитесь его: онъ брался за оружіе, нападая на меня самымъ скотскимъ образомъ въ моемъ собственномъ домѣ. Ему вѣдь ей Богу все нипочемъ, когда онъ обнажитъ оружіе; онъ кидается, какъ дьяволъ; онъ не пощадитъ ни мужчину, ни ребенка.

Коготь. Мнѣ бы только съ нимъ сцѣпиться, а его ударовъ я не боюсь.

Хозяйка. Я тоже не боюсь, я около васъ стоять буду.

Коготь. Пусть онъ только попадется мнѣ въ лапы.

Хозяйка. Его уходъ для меня чистое разореніе; онъ безконечно много задолжалъ мнѣ. Милый мистеръ Коготь, задержите его; милый мистеръ Силокъ, не дайте ему улизнуть. Онъ, съ вашего позволенія, пошелъ покупать сѣдло въ Паштетный уголъ, а потомъ собирался обѣдать въ «Леопардовой Головѣ» на Ломбардской улицѣ, у торговца шелковыми товарами, мистера Смута. Прошу васъ, разъ моя жалоба записана и дѣло мое извѣстно всему свѣту, заставьте его расплатиться. Сто марокъ не шутка для бѣдной одинокой женщины; а я все ждала и ждала безъ конца, и онъ меня все обманывалъ, и обманывалъ, все отсрочивалъ платежъ со дня на день, — стыдно даже вспомнить. Такъ поступать безчестно, и если женщина не оселъ и не животное, она не снесетъ обиды отъ всякаго. (Входятъ сэръ Джонъ Фальстафъ, пажъ и Бардольфъ). Вотъ онъ идетъ, и съ нимъ этотъ красноносый мерзавецъ, Бардольфъ. Исполняйте же вашу обязанность, мистеръ Коготь и мистеръ Силокъ, пожалуйста, исполняйте ее — ради меня.

Фальстафъ. Что такое, — чья кобыла подохла, что случилось?

Коготь. Сэръ Джонъ, я арестую васъ, по взысканію мистриссъ Квикли.

Фальстафъ. Прочь, холопы. Обнажи мечъ, Бардольфъ! Отруби голову этому негоднику, и брось эту шлюху въ канаву.

Хозяйка. Меня въ канаву? Подожди, я тебя самого брошу въ канаву. Ахъ, ты ублюдокъ, ахъ мерзавецъ! Караулъ, рѣжутъ! Ахъ, ты разбойникъ, хочешь убить господнихъ и королевскихъ слугъ? Ахъ, ты душегубъ, мужеубійца и женоубійца!…

Фальстафъ. Убери ихъ, Бардольфъ.

Коготь. На помощь! на помощь!

Хозяйка. Добрые люди, приведите помощь или двѣ помощи!… Такъ ты не хочешь? Пойдешь, подлецъ, пойдешь, пеньковая петля!

Фальстафъ. Прочь, судомойка, прочь, бѣшенная баба, мразь, — а не то тебѣ влетитъ!

(Входитъ верховный судья со свитой).
СИЛОКЪ И КОГОТЬ.
Силуэты Поля Коневки (Paul Konewka).

Судья. Что случилось? Что за шумъ?

Хозяйка. Милордъ, заступитесь за меня, молю васъ, заступитесь!

Судья.

Сэръ Джонъ! Вы вновь буяните? Теперь

При вашемъ назначеніи и чинѣ?

Вамъ быть бы нужно на дорогѣ въ Іоркъ.

Прочь, господа! Зачѣмъ къ нему пристали?

Хозяйка. Ахъ, высокопочтенный лордъ, я бѣдная вдова изъ Истчипа, и онъ арестованъ по моему взысканію.

Судья. На какую сумму?

Хозяйка. Больше чѣмъ за простую ссуду, милордъ. Онъ у меня отнялъ все, что у меня есть. Онъ съѣлъ меня со всѣмъ моимъ хозяйствомъ и домомъ. Все мое состояніе перешло въ это толстое брюхо; но я выцарапаю хоть что-нибудь обратно, или буду давить тебя по ночамъ, какъ кошмаръ.

Фальстафъ. Ну, я самъ съумѣю давить тебя, если только удастся вскарабкаться.

Судья. Что это значитъ, сэръ Джонъ? Стыдитесь! Какъ можетъ порядочный человѣкъ переносить такую бурю ругательствъ? Какъ вамъ не стыдно заставлять бѣдную вдову прибѣгать къ такимъ грубостямъ для возвращенія ея собственности?

Фальстафъ. Какую такую сумму я тебѣ долженъ? Говори!

Хозяйка. Будь ты честный человѣкъ, ты зналъ бы, что задолжалъ мнѣ не только деньгами, но и своей особой. Помнишь, ты клялся мнѣ на золоченомъ кубкѣ, — это было въ моей дельфиновой комнатѣ, у круглаго стола, передъ каминомъ, гдѣ пылалъ каменный уголь, въ среду послѣ Духова дня, когда принцъ разбилъ тебѣ голову за то, что ты сравнилъ его отца съ виндзорскимъ пѣвчимъ… да, ты клялся мнѣ, когда я промывала тебѣ рану, что женишься на мнѣ, и сдѣлаешь меня барыней. Станешь ты это отрицать? Тутъ еще вошла ко мнѣ сосѣдка Кичь, жена мясника, и назвала меня кумушкой Квикли. Она пришла взять взаймы уксусу, такъ какъ готовила въ этотъ день блюдо изъ раковъ; тебѣ еще захотѣлось поѣсть ихъ, а я сказала, что ѣсть раковъ вредно при свѣжей ранѣ. Развѣ ты мнѣ не сказалъ послѣ ея ухода, чтобы я не разговаривала слишкомъ фамильярно съ такими людишками, потому что они меня скоро будутъ звать барыней? Развѣ ты не поцѣловалъ меня и не велѣлъ принести тебѣ тридцать шиллинговъ. Я тебя заставлю присягнуть на Библіи — попробуй отпереться.

Фальстафъ. Милордъ, она жалкая помѣшанная; она на весь городъ кричитъ, что ея старшій сынъ похожъ на васъ. У нея было прежде хорошее состояніе, но она обѣднѣла и вслѣдствіе этого лишилась разсудка. А что касается этихъ глупыхъ судейскихъ, то я требую удовлетворенія.

Судья. Сэръ Джонъ, сэръ Джонъ я хорошо знаю вашу манеру извращать истину. Ваша увѣренность, и весь этотъ потокъ словъ, который вы извергаете съ такой безстыдной наглостью, не заставятъ меня отступиться отъ безпристрастія. Я вижу, что вы злоупотребили слабохарактерностью этой женщины, и пользовались ея деньгами и ею самою.

Хозяйка. Истинно такъ, милордъ.

Судья. Помолчи, пожалуйста. Заплатите ей долгъ и загладьте вашу вину относительно нея. Первое вы можете сдѣлать уплатой звонкой монеты, а второе искреннимъ раскаяніемъ.

Фальстафъ. Милордъ, я не могу оставить этого выговора безъ отвѣта. Вы называете благородную смѣлость безстыдною наглостью; по вашему, добродѣтеленъ тотъ, кто отвѣшиваетъ поклоны и молчитъ. Нѣтъ, милордъ, при всемъ моемъ почтеніи къ вамъ, я вамъ кланяться не стану. Я требую, чтобы меня освободили отъ этихъ стражей, такъ какъ у меня спѣшное дѣло на королевской службѣ.

Судья. Вы какъ будто считаете себя вправѣ поступать беззаконно, но лучше отвѣтьте дѣломъ, а чтобы сохранить доброе имя, удовлетворите эту бѣдную женщину.

Фальстафъ. Иди сюда, хозяйка (отводитъ ее въ сторону).

(Входитъ Гоуэръ).

Судья. Что слышно, мистеръ Гоуэръ?

Гоуэръ.

Милордъ, король и принцъ Уэльскій вскорѣ

Прибудутъ. Здѣсь прочтете остальное.

(Передаетъ письма).

Фальстафъ. Клянусь, какъ дворянинъ!

Хозяйка. Нѣтъ — это я уже слышала.

Фальстафъ. Даю слово дворянина — и не будемъ больше говорить объ этомъ.

Хозяйка. А я клянусь тебѣ этой небесной землей, по которой я ступаю, что мнѣ придется заложить посуду и драпировки изъ столовой.

Фальстафъ. Оставь только стаканы — это все, что нужно для питья. А что касается стѣнъ — то если повѣсить на нихъ какую-нибудь веселую картинку, исторію блуднаго сына, или германскую охоту, написанную акварелью, это лучше будетъ тысячи занавѣсокъ или изъѣденныхъ молью драпировокъ. Ну, дай хоть десять фунтовъ, если можешь. Право, еслибы не твои капризы, во всей Англіи не было бы лучшей женщины, чѣмъ ты. Ну поди, вымой лицо, и возьми назадъ свою жалобу. Право, не слѣдъ тебѣ ссориться со мной. Неужели ты мнѣ не вѣришь? Вѣдь я знаю, что тебя другіе настроили противъ меня.

Хозяйка. Пожалуйста, сэръ Джонъ, удовольствуйтесь двадцатью ноблями. Право, мнѣ не хочется нести въ залогъ посуду.

Фальстафъ. Ну, какъ хочешь — я ужъ какъ нибудь извернусь. Ты весь вѣкъ будешь дурой.

Хозяйка. Хорошо, хорошо — будутъ вамъ деньги, хотя бы мнѣ пришлось заложить платье. Надѣюсь, вы придете ужинать? Такъ вы мнѣ сразу все выплатите?

Фальстафъ. Умереть мнѣ на мѣстѣ… (Бардольфу). Иди за ней, иди за ней, и не отставай.

Хозяйка. Не позвать ли къ ужину Долли Тиршитъ?

Фальстафъ. Полно толковать — позови ее, позови.

(Уходятъ хозяйка, Бардольфъ, чиновники и мальчикъ).

Судья. Новости то не изъ пріятныхъ.

Фальстафъ. Какія вѣсти, милордъ?

Судья. Гдѣ провелъ король прошлую ночь?

Гоуэръ. Въ Базингстокѣ, милордъ.

Фальстафъ. Надѣюсь, милордъ, что все обстоитъ благополучно? Какія вѣсти у васъ, милордъ?

Судья. Всѣ ли войска съ нимъ?

Гоуэръ.

Нѣтъ, тысячу пятьсотъ пѣхоты разной

И всадниковъ пятьсотъ послалъ онъ къ лорду

Ланкастрскому на помощь противъ войскъ

Епископа Іоркскаго и графа Нортомберлэнда.

Фальстафъ. Развѣ король возвращается изъ Уэльса, милордъ?

Судья. Я вамъ немедленно дамъ письма. Пойдемте со мной, мистеръ Гоуэръ!

Фальстафъ. Милордъ…

Судья. Что вамъ угодно?

Фальстафъ. Мистеръ Гоуэръ, позвольте пригласить васъ отобѣдать со мной.

Гоуэръ. Благодарю васъ, сэръ Джонъ, — меня требуетъ къ себѣ милордъ.

Судья. Вы напрасно медлите здѣсь, сэръ Джонъ, вмѣсто того, чтобы вербовать солдатъ въ графствахъ.

Фальстафъ. Не отужинаете ли вы со мной, мистеръ Гоуэръ?

Судья. Какой дуракъ научилъ васъ такимъ манерамъ, сэръ Джонъ?

Фальстафъ. Мистеръ Гоуэръ, если онѣ мнѣ не къ лицу, то конечно тотъ, кто меня имъ научилъ — дуракъ. Вотъ какъ слѣдуетъ фехтовать, милордъ, ударъ за ударъ! А затѣмъ, прощайте.

Судья. Ну, да просвѣтитъ тебя Господь! Ты большой дуракъ.

(Уходятъ).

СЦЕНА II.

править
Тамъ же; другая улица.
Входятъ принцъ Генрихъ и Пойнсъ.

Принцъ Генрихъ. Я ужасно усталъ, ей Богу.

Пойнсъ. Неужели? я не думалъ, чтобы усталость смѣла посягнуть на такую высокорожденную особу!

Принцъ Генрихъ. Однако это такъ, хотя такое признаніе можетъ быть и заставляетъ краснѣть мое величіе. Не низменно-ли также пожелать выпить простого пива?

Пойнсъ. Да, принцу слѣдовало бы быть болѣе утонченнымъ и не думать о такихъ жалкихъ напиткахъ.

Принцъ Генрихъ. Ну, значитъ мой аппетитъ не княжескій — потому что я теперь именно хочу скромнаго простого пива. Но, дѣйствительно, скромность моихъ вкусовъ расходится съ моимъ высокимъ саномъ. Развѣ мнѣ пристало помнить твое имя? Или узнавать тебя на слѣдующій день, или знать, сколько у тебя паръ шелковыхъ чулокъ, т. е. помнить, что кромѣ вотъ этихъ у тебя есть еще другіе персиковаго цвѣта? Или вести счетъ твоимъ рубашкамъ, знать, что есть одна для смѣны, другая на тѣлѣ? Впрочемъ, это знаетъ лучше меня сторожъ при площадкѣ для игры въ тенисъ; если тебя тамъ нѣтъ съ ракеткой въ рукахъ, значитъ бѣлье твое уплыло… А ты давно не игралъ, потому что на свои нидерланды извелъ все свое голландское полотно. Богъ вѣсть, заслужатъ ли царства небеснаго тѣ дѣти, которыя пищатъ изъ остатковъ твоего полотна, разорваннаго на пеленки; впрочемъ, по увѣренію повивальныхъ бабокъ, дѣти неповинны въ томъ, что міръ все болѣе заселяется и родственныя связи разростаются.

Пойнсъ. Какъ не вяжутся съ вашимъ серьезнымъ дѣломъ такія праздныя шутки! Скажите сами, какой другой добродѣтельный принцъ велъ бы такія рѣчи, если бы отецъ его былъ такъ боленъ, какъ вашъ теперь?

Принцъ Генрихъ. Сказать тебѣ кое-что, Пойнсъ?

Пойнсъ. Скажите, только ужъ пожалуйста что-нибудь очень хорошее.

Принцъ Генрихъ. Для такого ограниченнаго ума, какъ твой, мои слова будутъ достаточно хороши.

Пойнсъ. Говорите, я уже приготовился къ тому, что вы скажете.

Принцъ Генрихъ. Ну, такъ вотъ — мнѣ не подобаетъ быть грустнымъ, когда мой отецъ боленъ; хотя я признаюсь тебѣ, котораго, за неимѣніемъ лучшаго, мнѣ угодно называть другомъ, что я печаленъ, и даже очень.

Пойнсъ. Едва ли изъ за этого.

Принцъ Генрихъ. Клянусь этой рукой, ты, кажется, думаешь, что я записанъ въ книгу дьявола такими же неизгладимыми буквами, какъ ты и Фальстафъ, за свою черствость и закоснѣлость. Но поживемъ — увидимъ. Я говорю тебѣ, что сердце мое обливается кровью при мысли о болѣзни отца и только въ такомъ бурномъ обществѣ, какъ твое, я долженъ удерживаться отъ проявленія моей печали.

Пойнсъ. А по какой причинѣ?

Принцъ Генрихъ. Что бы ты подумалъ обо мнѣ, если бы я заплакалъ?

Пойнсъ. Я подумалъ бы, что ты изъ всѣхъ принцевъ самый большой лицемѣръ.

Принцъ Генрихъ. И всякій подумалъ бы то же самое; твое счастье, что ты думаешь, какъ всѣ; ничьи мысли на свѣтѣ такъ не держались избитаго пути, какъ твои; конечно, каждый счелъ бы меня лицемѣромъ. А что собственно склоняетъ твою высокочтимую мысль къ такому заключенію?

Пойнсъ. Твое распутство и твоя близость къ Фальстафу.

Принцъ Генрихъ. И къ тебѣ.

Пойнсъ. Клянусь свѣтомъ дня, я пользуюсь хорошей славой — это я слышалъ собственными ушами; самое худшее, что обо мнѣ могутъ сказать, это то, что я младшій сынъ и потому живу на свой собственный страхъ. Ни того, ни другого я, сознаюсь, не могу отвратить… Клянусь обѣдней, вотъ идетъ Бардольфъ.

(Входятъ Бардольфъ и пажъ).

Принцъ Генрихъ. А съ нимъ и мальчикъ, котораго я приставилъ къ Фальстафу. Онъ былъ совсѣмъ еще христіанскимъ ребенкомъ, когда поступилъ къ нему, а теперь, смотри — этотъ жирный мерзавецъ превратилъ его въ настоящую обезьяну.

Бардольфъ. Да хранитъ Господь вашу милость!

Принцъ Генрихъ. И вашу, благороднѣйшій Бардольфъ.

Бардольфъ (пажу). Ну, ты, добродѣтельный оселъ, застѣнчивый дуракъ, чего ты постоянно краснѣешь? Почему ты теперь покраснѣлъ? Не солдатъ ты, a красная дѣвица. Велика важность осушить кружку пива въ четыре пинты.

Пажъ. Онъ только что позвалъ меня, милордъ, черезъ красный ставень харчевни и я не могъ различить черезъ окно ни одной части его лица. Наконецъ, я разглядѣлъ его глаза: мнѣ показалось, что онъ сдѣлалъ двѣ дыры въ новой юбкѣ трактирщицы и выглядываетъ оттуда.

Принцъ Генрихъ. Вотъ видишь, мальчикъ, кажется, сдѣлалъ успѣхи.

Бардольфъ. Пошелъ вонъ, непотребный двуногій заяцъ! пошелъ вонъ!

Пажъ. Пошелъ вонъ, безпутный сонъ Алтеи!

Принцъ Генрихъ. Какой такой сонъ, мальчикъ, объясни намъ?

Пажъ. Да видите, милордъ, Алтеѣ приснилось, что она родила пылающую головню; вотъ я и прозвалъ его сномъ Алтеи.

Принцъ Генрихъ. Объясненіе это стоитъ кроны. Вотъ тебѣ, мальчикъ (даетъ ему деньги).

Пойнсъ. Если бы можно было уберечь этотъ прекрасный бутонъ отъ червей! Ну, вотъ тебѣ шесть пенсовъ, чтобы ты не пропалъ.

Бардольфъ. Если вы не позаботитесь о томъ, чтобы его вздернули, вы нанесете обиду висѣлицѣ.

Принцъ Генрихъ. А какъ поживаетъ твой господинъ, Бардольфъ?

Бардольфъ. Хорошо, добрый лордъ. Онъ узналъ о пріѣздѣ вашей милости въ Лондонъ — вотъ вамъ письмо (подаетъ письмо).

Пойнсъ. Доставлено съ должнымъ почтеніемъ. Какъ же здоровье твоего начальника, бабьяго лѣта?

Бардольфъ. Тѣло его пребываетъ въ вожделѣнномъ здравіи, сэръ.

Пойнсъ. Зато безсмертная часть его нуждается во врачѣ, но это его не печалитъ — она хоть и больна, да не умираетъ.

Принцъ Генрихъ. Я позволяю этому наросту обходиться со мной запросто, какъ моей собакѣ, и онъ этимъ пользуется — смотри, что онъ пишетъ.

Пойнсъ (читаетъ). «Отъ Джона Фальстафа, рыцаря» — при каждомъ случаѣ онъ себя такъ называетъ, какъ люди, которые сродни королямъ; они никогда не уколятъ пальца, не сказавъ: «вотъ пролилась королевская кровь». — Какъ такъ, спрашиваетъ тотъ, кто притворяется непонимающимъ; и отвѣтъ слѣдуетъ такъ же быстро, какъ летитъ шапка съ головы просителя: «я бѣдный родственникъ короля, сэръ».

Принцъ Генрихъ. Да, они непремѣнно хотятъ считаться нашими родственниками, хотя бы для этого пришлось вести родословную отъ Іафета. Прочитай письмо.

Пойнсъ. «Отъ сэра Джона Фальстафа, рыцаря, сыну короля, ближайшему наслѣднику своего отца, Гарри, принцу Уэльскому, привѣтъ» — да вѣдь это точно оффиціальная бумага.

Принцъ Генрихъ. Читай!

Пойнсъ. «Я хочу уподобиться благороднымъ римлянамъ по краткости». — Онъ вѣроятно думалъ о краткости дыханія, объ одышкѣ. — «Я поручаю себя твоей благосклонности, привѣтствую тебя и уѣзжаю. Не будь слишкомъ близокъ съ Пойнсомъ; онъ такъ злоупотребляетъ твоимъ расположеніемъ, что клянется, будто ты собираешься жениться на его сестрѣ Нелли. Покайся, сколько можешь, въ своихъ грѣхахъ въ свободныя минуты, и прощай. Остаюсь твой или не твой (смотря по твоему обращенію) Джэкъ Фальстафъ для моихъ пріятелей, Джонъ для моихъ братьевъ и сестеръ, сэръ Джонъ для всей Европы». — Милордъ, я обмокну это письмо въ хересъ и заставлю Фальстафа проглотить его.

Принцъ Генрихъ. Ты этимъ заставишь его проглотить десятка два его собственныхъ словъ. Но неужели ты такъ поступаешь со мною, Недъ? Развѣ я долженъ жениться на твоей сестрѣ?

Пойнсъ. Пошли Богъ бѣдняжкѣ не худшую участь! Но я этого никогда не говорилъ.

Принцъ Генрихъ. Вотъ мы такъ праздно убиваемъ время, а души мудрецовъ сидятъ въ облакахъ и смѣются надъ нами. (Бардольфу). Твой начальникъ теперь въ Лондонѣ?

Бардольфъ. Да, милордъ.

Принцъ Генрихъ. Гдѣ онъ ужинаетъ? Все въ прежнемъ хлѣвѣ кормится старый боровъ?

Бардольфъ. Да, попрежнему, милордъ, въ Истчипѣ.

Принцъ Генрихъ. Въ какой компаніи?

Пажъ. Съ гуляками стараго прихода, милордъ.

Принцъ Генрихъ. Будутъ съ нимъ женщины?

Пажъ. Ни одной, милордъ, кромѣ мистриссъ Квикли и мистриссъ Долли Тиршитъ.

Принцъ Генрихъ. Это что еще за тварь?

Пажъ. Очень приличная женщина, сэръ, и родственница моего господина.

Принцъ Генрихъ. Такая же родственница, какъ деревенская корова городскому быку. Что-жъ, Недъ, не накрыть ли намъ ихъ за ужиномъ?

Пойнсъ. Я ваша тѣнь, милордъ, я слѣдую за вами.

Принцъ Генрихъ. Слушай, мальчикъ, и ты, Бардольфъ — ни слова вашему господину о томъ, что я пріѣхалъ въ Лондонъ. Вотъ вамъ за ваше молчаніе.

Бардольфъ. Я онѣмѣлъ, сэръ.

Пажъ. Я тоже съумѣю держать языкъ за зубами.

Принцъ Генрихъ. Хорошо, ступай. (Уходятъ Бардольфъ и пажъ). Эта Долли Тиршитъ, вѣроятно, нѣчто вродѣ проѣзжей дороги?

Пойнсъ. Навѣрное такая же изъѣзженная, какъ дорога между Сентъ-Альбаномъ и Лондономъ.

Принцъ Генрихъ. Какъ бы намъ сегодня увидать Фальстафа въ настоящемъ свѣтѣ и такъ, чтобы насъ не видѣли?

Пойнсъ. Одѣнемъ кожанныя куртки и передники, и будемъ прислуживать за ужиномъ вмѣсто слугъ.

Принцъ Генрихъ. Изъ бога превратиться въ быка — паденіе не малое. Однако нѣчто подобное бывало съ Юпитеромъ. Изъ принца стать лакеемъ — низменное превращеніе. Но я и на это пойду. Для такой цѣли можно и сумасбродство совершить.

(Уходятъ).

СЦЕНА III.

править
Варквортъ. Передъ замкомъ.
Входятъ Нортомберлэндъ, лэди Нортомберлэндъ и лэди Перси.

Нортомберлэндъ.

Прошу тебя, о нѣжная супруга

И дорогая дочь, свободнымъ дайте

Итти путемъ моимъ дѣламъ печальнымъ.

Не будьте сумрачны, какъ наши дни.

Подобно имъ, не огорчайте Перси.

Лэди Нортомберлэндъ.

Я, что могла, сказала и смолкаю.

Творите, что хотите. Ваша мудрость

Пусть вамъ укажетъ путь.

Нортомберлэндъ.

Увы, любимый другъ,

Я честь свою оставилъ, какъ залогъ,

И лишь отъѣздомъ на войну возможно

Мнѣ выкупить ее.

Лэди Перси.

Во имя Бога,

Не отправляйтесь на войну вы эту!

Ужъ разъ, отецъ, вы слову измѣнили,

Хоть были вы имъ связаны сильнѣй:

Когда родной вашъ Перси, мой сердечно

Любимый Гарри, взоры устремлялъ

На сѣверъ, не увидитъ-ли отца,

Идущаго съ подмогой, но напрасно.

Кто васъ тогда склонялъ остаться дома?

Въ тотъ страшный день обоимъ вамъ грозила

Потеря чести. Что до васъ, пусть снова

Лучемъ небесъ заблещетъ ваша честь.

Но честь его! Она надъ нимъ всю жизнь

Сверкала, точно солнце средь лазури,

И свѣтъ ея звалъ къ доблестнымъ дѣламъ

Все рыцарство англійское. Мой Гарри

Былъ зеркаломъ для молодежи знатной.

Одни безногіе не подражали

Его походкѣ. Слишкомъ быстрый говоръ —

Случайный въ немъ природный недостатокъ —

И тотъ сталъ вскорѣ признакомъ героевъ.

Кто-жъ одаренъ былъ тихой, плавной рѣчью,

Тотъ на порокъ достоинство мѣнялъ,

Лишь только-бъ походить на Гарри Перси.

Такъ рѣчь его, походка, образъ жизни,

Любимыя забавы, упражненья

Военныя, привычки и причуды, —

Все становилось зеркаломъ и цѣлью,

Уставомъ, образцомъ для всѣхъ другихъ.

И отъ него, отъ лучшаго изъ смертныхъ,

Отъ чуда средь людей, кто ни предъ кѣмъ

Еще не отступалъ, вы отступились,

Безъ помощи покинули его

Лицомъ къ лицу съ жестокимъ богомъ смерти,

Средь войска, гдѣ про доблесть говорило

Лишь имя Готспура. Такъ никогда,

О никогда, молю, не оскорбляйте

Его безплотной тѣни и не будьте

Честнѣй съ другими, чѣмъ вы были съ нимъ.

Оставьте ихъ однихъ. Безъ васъ довольно

Сильны архіепископъ и маршалъ.

Имѣй мой милый Гарри половину

Ихъ войска, я теперь-бы обвивала

Руками шею Готспура и съ нимъ

О смерти Монмута вела бесѣду.

Нортомберлэндъ.

Смири свою печаль, дитя родное,

Во мнѣ ты бодрость духа убиваешь,

Оплакивая старыя ошибки.

Итти я долженъ, чтобъ опасность встрѣтить

Лицомъ къ лицу. Не то она настигнетъ

Меня въ другое время болѣ слабымъ.

Лэди Нортомберлэндъ.

Въ Шотландію бѣги, пока народъ

И знать своей не обнаружатъ силы.

Лэди Перси.

Коль одолѣть имъ короля удастся,

Пристаньте къ нимъ, сплотите ихъ, какъ обручъ,

Чтобъ сильное еще сильнѣе стало.

Но раньше пусть сражаются одни,

Какъ Гарри вашъ. Вы это допустили,

И вотъ теперь осталась я вдовой

Чтобъ вѣчно, сколько-бъ лѣтъ я ни жила,

Слезами орошать супруга память,

Пока она не разцвѣтетъ до неба.

Нортомберлэндъ.

Идемъ, идемъ. Душа моя подобна

Приливу, что достигъ уже предѣла

И вдругъ остановился безъ движенья.

Пристать къ архіепископу хотѣлъ я,

Но тысяча мѣшаетъ мнѣ причинъ.

Итакъ, въ Шотландію. Тамъ буду ждать, доколѣ

Судьба не повелитъ предстать на бранномъ полѣ.

(Уходитъ).
ПИСТОЛЬ И ХОЗЯЙКА «КАБАНЬЕЙ ГОЛОВЫ».
Силуэтъ Поля Коневки (Paul Konewka).

СЦЕНА IV.

править
Лондонъ. Комната въ тавернѣ Кабаньей Головы, въ Истчипѣ.
Входятъ двое слугъ.

Первый слуга. Зачѣмъ, чортъ возьми, ты принесъ печеныя яблоки? Ты вѣдь знаешь, что сэръ Джонъ терпѣть не можетъ печеныхъ яблокъ?

Второй слуга. Ты правъ, клянусь обѣдней. Принцъ однажды поставилъ передъ нимъ блюдо печеныхъ яблокъ и сказалъ ему, что вотъ еще пять сэровъ Джоновъ; снявъ шляпу, онъ добавилъ: «Имѣю честь раскланяться съ этими шестью черствыми, старыми, круглыми, сморщенными рыцарями». Сэръ Джонъ очень злился, но навѣрное уже забылъ объ этомъ.

Первый слуга. Ну, такъ накрой столъ для десерта и поставь ихъ. Поищи, не встрѣтится ли тебѣ гдѣ-нибудь Сникъ съ его музыкантами. Мистриссъ Тиршитъ хотѣла-бы послушать музыку. Поторопись. Въ комнатѣ, гдѣ они ужинали, очень жарко; они сейчасъ придутъ сюда.

Второй слуга. Слушай: сюда сейчасъ прибудутъ принцъ и мистеръ Пойнсъ; они надѣнутъ наши куртки и передники, и сэръ Джонъ не долженъ объ этомъ знать. Бардольфъ былъ здѣсь и предупредилъ объ этомъ.

Первый слуга. Вотъ такъ потѣха будетъ, чортъ возьми. Отлично придумано.

Второй слуга. Пойду поищу Сника.

(Уходитъ. Входятъ хозяйка и мистриссъ Тиршитъ).

Хозяйка. Право, душечка, у васъ кажется отличная температура! Вашъ пульсикъ рвется такъ быстро, какъ только можно пожелать, а личико у васъ, даю слово, румяное, какъ у розы. Но вы, кажется, выпили слишкомъ много канарскаго вина; оно удивительно какъ пробираетъ и проникаетъ въ кровь, прежде чѣмъ успѣешь подумать, что съ тобой такое. Ну, а какъ вы себя теперь чувствуете?

Долли. Немного лучше.

Хозяйка. Хорошо сказано! Доброе сердце лучше золота. Вотъ и сэръ Джонъ.

(Входитъ Фальстафъ, напѣвая).

Фальстафъ. «Когда Артуръ явился ко двору»… вынесите горшокъ… «онъ былъ достойнымъ королемъ». (Уходитъ слуга). Какъ вы себя чувствуете, мистриссъ Долли?

Хозяйка. Ей стало дурно — отъ духоты ей грудь сдавило.

Фальстафъ. Всѣ женщины таковы. Какъ только ихъ придавишь — имъ сдѣлается дурно.

Долли. Ахъ, поганый тетеревъ, такъ-то вы меня успокаиваете!

Фальстафъ. Тетерева изъ-за васъ жирѣютъ, мистриссъ Долли.

Долли. Изъ-за меня? нѣтъ, отъ обжорства и болѣзней, а не изъ-за меня.

Фальстафъ. Если повара порождаютъ обжорство, то ты, и такія какъ ты, порождаютъ болѣзни. Эти подарочки мы получаемъ отъ васъ, Долли. Согласись съ этимъ, моя невинная овечка.

Долли. Вовсе нѣтъ! — это вы отбираете у насъ наши цѣпочки и драгоцѣнности.

Фальстафъ. «Брошки, жемчугъ и золото» — когда бьешься храбро, то уходишь съ поля битвы, хромая. Идешь въ атаку, храбро поднявъ пику, а потомъ также храбро идешь къ хирургу, который храбро берется за начиненные колчаны.

Долли. Чтобъ тебя повѣсили, грязный морской угорь!

Хозяйка. Старая исторія, стоитъ вамъ двоимъ встрѣтиться, какъ непремѣнно подеретесь. Вы раздражительны, точно двѣ поджаренныя безъ масла корки, что никакъ не могутъ быть вмѣстѣ, не царапаясь. Что за несчастіе! Долженъ же кто-нибудь уступить — и, конечно, вы, мистриссъ Долли. Вы слабѣйшій сосудъ и, какъ говорятъ, порожній сосудъ.

Долли. Можетъ ли слабый порожній сосудъ вмѣстить такую бочку? Въ немъ цѣлый грузъ бордосскаго вина: ни на одномъ торговомъ суднѣ трюмъ не бываетъ болѣе нагруженъ. Ну, да ужъ такъ и быть — помиримся, Джэкъ. Ты отправляешься на войну, и какъ знать, увидимся ли мы еще съ тобой (Входитъ слуга).

Слуга. Сэръ, пришелъ прапорщикъ Пистоль и хочетъ васъ видѣть.

Долли. Повѣсить бы его, хвастливаго забіяку. Не пускайте его сюда, — это самый негодный сквернословъ въ Англіи.

Хозяйка. Если онъ забіяка, не пускайте его сюда — ни за что. У меня вѣдь есть сосѣди. Не нужно мнѣ забіякъ, я въ почетѣ у самыхъ лучшихъ людей. Закройте двери! Не пускать забіякъ! Не для того я такъ долго жила, чтобы теперь имѣть дѣло съ забіяками. Закройте двери, прошу васъ.

Фальстафъ. Послушай, однако, хозяйка…

Хозяйка. Пожалуйста успокойтесь, сэръ Джонъ, мы не пустимъ сюда забіякъ.

Фальстафъ. Да развѣ ты не слышишь, что это мой прапорщикъ.

Хозяйка. Глупости, сэръ Джонъ — лучше и не говорите. Вашего забіяку-прапорщика я не впущу. Я была на-дняхъ у мистера Тиссика, нашего комиссара, и онъ мнѣ сказалъ, — это было не далѣе, чѣмъ въ прошлую среду: "сосѣдка Квикли, сказалъ онъ, — мистеръ Домбъ, нашъ пастырь, былъ при этомъ; «сосѣдка Квикли», сказалъ онъ, «пускайте къ себѣ только вѣжливыхъ людей, потому что», сказалъ онъ, «про васъ идетъ дурная слава», а я знаю, почему онъ это сказалъ, — «потому что», сказалъ онъ, «вы честная женщина, и на хорошемъ счету; будьте же осторожны, и принимайте гостей съ разборомъ». «Не принимайте», сказалъ онъ, «забіякъ». Я не впущу забіяку. Вы бы перекрестились, если бы слышали, какъ онъ это сказалъ. Нѣтъ, я не пущу сюда забіяку.

Фальстафъ. Онъ не забіяка, хозяйка, а мелкій плутъ. Его хоть по спинѣ гладь, какъ маленькую левретку: онъ не задеретъ и индюшки, если она взъерошитъ перья и будетъ сопротивляться. Позови его, слуга.

Хозяйка. Вы говорите, что онъ плутъ; я не заграждаю путь къ себѣ въ домъ ни честному человѣку, ни плуту, но я не люблю забіякъ. Мнѣ сразу становится дурно при одномъ напоминаніи о нихъ. Потрогайте меня, господа, какъ меня всю трясетъ, посмотрите.

Долли. Правда, хозяйка, вы дрожите.

Хозяйка. Не правда-ли, какъ осиновый листъ? Я не выношу забіякъ.

(Входятъ Пистоль, Бардольфъ и пажъ).

Пистол ь. Да хранитъ васъ Господь, сэръ Джонъ.

Фальстафъ. Здравствуй, прапорщикъ Пистоль. Вотъ, Пистоль, я тебя заряжаю стаканомъ хереса — а ты пали въ хозяйку.

Пистол ь. Я выпалю въ нее двумя пулями, сэръ Джонъ.

Фальстафъ. Она обстрѣлена, ее такими зарядами не проймешь.

Хозяйка. Я до такихъ напитковъ, какъ ваши пули и заряды, не охотница — и не буду пить больше, чѣмъ влѣзетъ — ни для чьего удовольствія.

Пистоль. Ну, такъ я выпалю въ васъ, мистриссъ Доротея.

Долли. Въ меня? Мнѣ наплевать на тебя, гнусный мерзавецъ. Ахъ, ты низкій оборванецъ, негодяй, обманщикъ, оборвышъ, не имѣющій рубашки на тѣлѣ. Убирайся, заплѣснѣвшій плутъ, убирайся! Я тутъ не для тебя, а для твоего господина.

Пистоль. Я знаю васъ, мистриссъ Доротея.

Долли. Убирайся, негодный карманный воришка! Прочь, мелкій грабитель! Клянусь этимъ виномъ, я воткну ножъ въ твою грязную глотку, если ты будешь приставать ко мнѣ. Убирайся, пьяный негодяй, истасканный шутъ. Съ которыхъ поръ это ты знаешь меня? Господи помилуй, подумаешь, какая важность, что у него два шнура на плечѣ болтаются!

Пистоль. Провалиться мнѣ на мѣстѣ, если я не обомну тебѣ оборки за это.

Фальстафъ. Отстань, Пистоль — не ссорься здѣсь. Убирайся отсюда, Пистоль.

Хозяйка. Да, добрый капитанъ Пистоль, не ссорьтесь здѣсь, гдѣ угодно буяньте, только не здѣсь, дорогой капитанъ.

Долли. Капитанъ? Проклятый обманщикъ! Не стыдно тебѣ величаться капитаномъ? Будь я на мѣстѣ капитановъ, я бы отколотила тебя за то, что присваиваешь себѣ ихъ званіе, не дослужившись до него. Какой ты такой капитанъ? Низкій ты человѣкъ? За что тебя произвели въ капитаны? За то, что ты рвешь оборки у потаскушекъ въ публичныхъ домахъ? Онъ капитанъ! Повѣсить бы его, мерзавца. Онъ живетъ тухлымъ черносливомъ и сухими корками. Онъ капитанъ! Такіе мерзавцы и самое слово «капитанъ», сдѣлали такимъ же мерзкимъ, какъ слово «обладать», которое было хорошимъ словомъ, прежде чѣмъ ему не придали сквернаго смысла. Пора, чтобы настоящіе капитаны положили этому конецъ.

Бардольфъ. Пожалуйста, уйди, милый прапорщикъ.

Фальстафъ. Мистриссъ Долли, поди сюда на одно слово.

Пистоль. Чтобъ я ушелъ? Нѣтъ, капралъ Бардольфъ. Я способенъ разорвать ее — вотъ что я тебѣ скажу. Я ей отомщу.

Пажъ. Пожалуйста, уйди.

Пистоль. Нѣтъ, не раньше чѣмъ упрячу ее въ адъ — въ проклятое озеро Плутона, въ кромѣшную глубину ада, вмѣстѣ съ Эребомъ, и пусть ее мучатъ такими же гнусными пытками. Давайте сюда уды и удилища, говорю я. Спѣшите же, собаки! Тащите ее внизъ, парки. Не Ирена ли передъ нами?

Хозяйка. Добрый капитанъ, успокойтесь, прошу васъ! Теперь поздно. Укротите свой гнѣвъ.

Пистоль.

Вотъ такъ потѣха. Водовозныхъ клячъ,

Одровъ татарскихъ, дѣлающихъ въ день

Съ усильемъ тридцать верстъ — вдругъ принимать

За Цезарей или за Канибаловъ

Иль за троянскихъ грековъ. Пусть проклятье

Падетъ на нихъ и Цербера, ихъ князя.

И пусть небесный громъ ихъ разразитъ.

Что спорить намъ изъ-за такого вздора!

Хозяйка. Клянусь душой, капитанъ, очень вы сердитыя слова говорите.

Бардольфъ. Уходите, добрый прапорщикъ, а то дѣло дойдетъ до драки.

Пистоль. Пусть люди дохнутъ, какъ собаки, а вѣнцы отдаются, какъ булавки. Не Ирена-ли передъ нами?

Хозяйка. Даю вамъ слово, капитанъ, что такой здѣсь нѣтъ. Господи помилуй, неужели бы я ее прятала отъ васъ? Ради Бога, успокойтесь.

Пистоль.

Красавица моя Калиполида,

Ѣшъ и толстѣй. Эй, хереса сюда!

Si fortune me tormente, sperato me contente.

Бояться-ль залпа? Нѣтъ, пусть врагъ палитъ.

Эй, хереса! А ты ложись, красотка.

(Кладетъ около себя свою шпагу).

Фальстафъ. Смирно, Пистоль.

Пистоль. Дорогой рыцарь, я цѣлую твой кулакъ. Развѣ мы не видали съ тобой вмѣстѣ семизвѣздія?

Долли. Ради Бога, сбросьте его съ лѣстницы. Я не могу выносить этого вздорнаго мерзавца.

Пистоль. Сбросить его съ лѣстницы! Знаемъ мы такихъ голлоуэйскихъ клячъ, какъ ты!

Фальстафъ. Выброси его, Бардольфъ, какъ негодную игорную марку. Если онъ болтаетъ, чтобы ничего не сказать, пусть онъ самъ обратится въ ничто.

Бардольфъ. Ну, ступай, ступай.

Пистоль.

Что? Надобно колоть и кровь пускать?

(Схватываетъ шпагу).

Смерть, усыпи-жъ меня. Прерви мой скорбный вѣкъ.

Пусть тяжкія, зіяющія раны

Приманятъ трехъ сестеръ. Ты, Атропосъ, ко мнѣ!

Хозяйка. Вотъ такъ исторія завязалась!

Фальстафъ. Мальчикъ, подай шпагу.

Долли. Прошу тебя, Джэкъ, прошу, не обнажай шпаги!

Фальстафъ (наступая со шпагой на Пистоля). Вонъ отсюда!

Хозяйка. Вотъ такъ скандалъ! Я лучше откажусь отъ содержанія таверны, чѣмъ вѣчно терпѣть такіе страхи и ужасы. Еще произойдетъ убійство, чего добраго. Ради Бога, спрячьте въ ножны шпаги, спрячьте ихъ. (Уходятъ Бардольфъ и Пистолъ).

Долли. Прошу тебя, Джэкъ, успокойся, негодяй ушелъ. Ахъ, ты мой непотребный, храбрый плутишка!

Хозяйка. Не ранены ли вы въ пахъ? Онъ вѣдь, кажется, мѣтилъ вамъ прямо въ животъ.

(Возвращается Бардольфъ).

Фальстафъ. Вытолкалъ ты его за дверь?

Бардольфъ. Да, сэръ, негодяй былъ пьянъ. Вы его ранили, сэръ, въ плечо.

Фальстафъ. Негодяй! какъ онъ смѣлъ задирать меня.

Долли. Ахъ, ты милый плутишка. Бѣдная обезьянка, какъ ты вспотѣлъ! Дай мнѣ вытереть лицо — дай твою мордочку. Ахъ, негодяй! вѣдь я, право, люблю тебя. Ты храбръ, какъ Гекторъ троянскій, ты одинъ стоишь пятерыхъ Агамемноновъ, и въ десять разъ превосходишь всѣхъ девять героевъ. Ахъ, негодникъ!

Фальстафъ. Проклятый мерзавецъ, я его въ другой разъ закачаю на простынѣ.

Долли. Сдѣлай это, если можешь — и я тебя за это покачаю промежъ двухъ простынь.

(Входятъ музыканты).

Пажъ. Музыка пришла, сэръ.

Фальстафъ. Пусть играютъ. Играйте, господа. Сядь ко мнѣ на колѣни,

Долли. Этакій подлый забіяка. Убѣжалъ отъ меня, какъ ртуть, бездѣльникъ!

Долли. Это правда, а ты нападалъ на него, какъ церковная башня. Ахъ, ты маленькій, чистенькій поросеночекъ съ Варѳоломеевской ярмарки. Когда же ты перестанешь драться днемъ и фехтовать ночью, когда начнешь чинить свое старое тѣло для неба?

(Сзади приходятъ принцъ Генрихъ и Пойнсъ, переодѣтые трактирными слугами).

Фальстафъ. Замолчи, милая Долли. Не говори, какъ мертвая голова, и не напоминай мнѣ о моемъ концѣ.

Долли. Скажи, какой характеръ у принца?

Фальстафъ. Онъ пустой, но добрый малый. Изъ него вышелъ бы хорошій хлѣбникъ, онъ съумѣлъ бы хорошо рѣзать хлѣбъ на куски.

Долли. Говорятъ, что Пойнсъ очень уменъ.

Фальстафъ. Онъ уменъ? Къ чорту эту обезьяну! Умъ его тяжелый, какъ густая тьюксбюрійская горчица. Въ немъ столько же остроумія, какъ въ селезнѣ.

Долли. Почему же принцъ его такъ любитъ?

Фальстафъ. Потому что у него такія же тонкія ноги, какъ у принца и онъ умѣетъ попадать въ цѣль шарами, ѣстъ угрей и укропъ, проглатываетъ зажженные огарки въ винѣ, играетъ въ чехарду съ мальчишками, прыгаетъ черезъ скамейки, сквернословитъ съ изяществомъ, потому что сапоги на немъ сидятъ гладко, какъ на вывѣскѣ и потому что онъ не создаетъ ссоръ, передавая остроумныя сплетни. У него много такихъ пустяковинныхъ талантовъ, свидѣтельствующихъ о слабости ума и гибкости тѣла, и за это принцъ держитъ его при себѣ. Вѣдь онъ самъ точь-въ-точь такой же. Если ихъ поставить на двѣ чашки вѣсовъ, достаточно будетъ волоска, чтобы перетянула та или другая.

Принцъ Генрихъ. Не оборвать ли уши этой колесной ступицѣ?

Пойнсъ. Поколотимъ его на глазахъ его шлюхи!

Принцъ Генрихъ. Смотри, этотъ истасканный старикъ заставляетъ чесать себѣ голову, какъ попугай.

Пойнсъ. Не странно ли, что желаніе на столько лѣтъ переживаетъ силу.

Фальстафъ. Поцѣлуй меня, Долли.

Принцъ Генрихъ. Въ нынѣшнемъ году, кажется, происходитъ соединеніе Сатурна и Венеры. Что говоритъ календарь?

Пойнсъ. Посмотри, этотъ огненный Тригонъ, его слуга, примазывается къ старой записной книжкѣ своего господина.

Фальстафъ. Ты только притворно ласкаешь меня.

Долли. Нѣтъ, правда-же, я цѣлую тебя отъ всего сердца.

Фальстафъ. Вѣдь я старъ, я старъ.

Долли. А я все-таки люблю тебя больше всѣхъ этихъ молокососовъ.

Фальстафъ. Какую матерію подарить тебѣ на юбку? Я получу деньги въ четвергъ, а завтра у тебя будетъ новая шапочка. Спой веселую пѣсню. Уже поздно, пойдемъ спать. Ты забудешь меня, когда я уйду.

Долли. Я заплачу, если будешь такъ говорить. Вотъ увидишь, что я не буду наряжаться до твоего возвращенія. Но послушаемъ музыку до конца.

Фальстафъ. Принеси хересу, Фрэнсисъ!

Принцъ Генрихъ и Пойнсъ (выступаютъ впередъ). Сейчасъ, сейчасъ, сэръ!

Фальстафъ. Какъ, да ты, должно быть, незаконный сынъ короля! А ты не братъ-ли Пойнса?

Принцъ Генрихъ. Ахъ, ты глобусъ грѣховныхъ земель, какую жизнь ты ведешь!

Фальстафъ. Лучшую, чѣмъ ты. Я дворянинъ, а ты трактирный слуга, который только деньги деретъ съ посѣтителей.

Принцъ Генрихъ. Вѣрно, сэръ. И поэтому я отдеру тебѣ уши.

Хозяйка. Да сохранитъ Господь твою милость! Какъ я счастлива, что ты опять въ Лондонѣ. Да благословитъ Господь твое милое личико! Господи Іисусе, такъ вы вернулись изъ Уэльса?

Фальстафъ (кладетъ руку на плечо Долли). Клянусь этимъ хрупкимъ тѣломъ и зараженной кровью, что я радъ тебя видѣть, непотребный, царственный безумецъ!

Долли. Какъ, толстый дуракъ, наплевать мнѣ на тебя!

Пойнсъ. Милордъ, онъ помѣшаетъ вашему мщенію и превратитъ все въ шутку, если вы не отколотите его сгоряча.

Принцъ Генрихъ. Ахъ ты, проклятая бочка съ саломъ, какъ мерзко ты говорилъ обо мнѣ въ присутствіи этой честной, добродѣтельной, вѣжливой женщины!

Хозяйка. Да благословитъ Господь ваше доброе сердце. Она вѣдь дѣйствительно такова.

Фальстафъ. Развѣ ты слышалъ?

ФАЛЬСТАФЪ и ДОЛЛИ ТИРШИІЪ.
Картина извѣстнаго швейцарско-англійскаго живописца Фюс.ш (Johann Heinrich Füssli, у анг.шчанъ Fuseli, (1742—1825). (Большая Бойделевская галлерея).

Принцъ Генрихъ. Да, и ты, конечно, узналъ меня — какъ узналъ, когда бѣжалъ отъ меня въ Гэдсгилѣ? Ты зналъ, что я стою у тебя за спиной, и говорилъ все это нарочно, чтобы испытать мое терпѣнье.

Фальстафъ. Нѣтъ, нѣтъ, — вовсе не то: я не думалъ, что ты могъ меня услышать.

Принцъ Генрихъ. Я заставлю тебя сознаться, что ты умышленно оскорбилъ меня, и тогда я буду знать, какъ съ тобой раздѣлаться.

Фальстафъ. Я тебя не оскорблялъ, Галь, клянусь честью.

Принцъ Генрихъ. Какъ? ты сказалъ, что я хлѣбникъ, разрѣзающій хлѣбъ и еще не знаю что?

Фальстафъ. У меня не было намѣренія оскорбить тебя, Галь.

Пойнсъ. Какъ не было?

Фальстафъ. Никакого оскорбленія не было, Нэдъ, никакого, честный Нэдъ. Я говорилъ о немъ дурно передъ безпутными, чтобы безпутныя его не полюбили. Дѣлая это, я поступалъ, какъ заботливый другъ, какъ преданный подданный. Оскорбленія не было, Галь, никакого, Нэдъ, увѣряю васъ, дѣти мои.

Принцъ Генрихъ. Сознайся, что ты теперь только изъ страха и трусости оскорбляешь эту честную женщину, чтобы примириться съ нами! Развѣ она безпутная? Развѣ твоя хозяйка, которая вотъ здѣсь, безпутная? Или твой пажъ, или честный Бардольфъ, у котораго носъ пылаетъ отъ усердія, развѣ онъ безпутенъ?

Пойнсъ. Отвѣчай, сгнившій пень, отвѣчай.

Фальстафъ. Дьяволъ отмѣтилъ Бардольфа неизгладимой печатью и лицо его — домашняя кухня Люцифера для поджариванія пьяницъ. Что касается пажа, то его охраняетъ добрый ангелъ, но чортъ его все-таки одолѣетъ.

Принцъ Генрихъ. Ну, а женщины?

Фальстафъ. Одна изъ нихъ уже въ аду и поджариваетъ тамъ души грѣшниковъ. Что касается другой — то я долженъ ей деньги и не знаю, попадетъ ли она за это въ адъ.

Хозяйка. Навѣрное нѣтъ, ручаюсь вамъ.

Фальстафъ. Я тоже думаю, что нѣтъ — я думаю, что за это мы въ разсчетѣ съ тобой. Но за тобой есть еще другой грѣхъ — ты въ своемъ домѣ противозаконно торгуешь мясомъ. Вотъ за это тебѣ придется орать въ аду.

Хозяйка. Всѣ трактирщики дѣлаютъ то же самое. Что значитъ одинъ или два куска баранины за весь постъ.

Принцъ Генрихъ. Вы, сударыня…

Долли. Что говоритъ ваша милость?

Фальстафъ. Его милость говоритъ то, противъ чего возмущается вся его плоть.

(Стукъ въ дверь).

Хозяйка. Кто тамъ такъ сильно стучится? Посмотри, Фрэнсисъ.

(Входитъ Пето).

Принцъ Генрихъ. А, Пето! Какія вѣсти?

Пето.

Король, родитель вашъ, въ Вестминстеръ прибылъ.

Тамъ двадцать ждетъ измученныхъ гонцовъ,

Пришедшихъ съ сѣвера. А по дорогѣ

Я повстрѣчалъ и обогналъ двѣнадцать

Начальниковъ отрядовъ: всѣ безъ шапокъ

Въ поту бѣгутъ въ харчевню изъ харчевни,

Разыскивая всюду сэра Джона

Фальстафа.

Принцъ Генрихъ.

Пойнсъ. Мнѣ стыдно, Богъ свидѣтель,

Что праздно трачу время дорогое,

Когда, подобно черной тучѣ съ юга,

Мятежъ примчался и пролился ливнемъ

Надъ нашей непокрытой головой.

Дай мечъ и плащъ. — Фальстафъ, покойной ночи.

(Принцъ Генрихъ, Пойнсъ, Пето и Бардолъфъ уходятъ).

Фальстафъ. Теперь какъ разъ наступаетъ самый пріятный кусочекъ ночи, и мы должны уйти, не отвѣдавъ его. (Стукъ въ дверь). Опять стучатъ? (Возвращается Бардолъфъ). Что тамъ еще случилось?

Бардольфъ. Васъ требуютъ ко двору сейчасъ-же, сэръ. Дюжина капитановъ ждетъ у дверей.

Фальстафъ (пажу). Эй ты, заплати музыкантамъ. Прощай, хозяйка, прощай, Долли. Вотъ видите, мои милыя, какъ гонятся за достойными людьми. Недостойные могутъ спать, въ то время какъ людей, способныхъ къ дѣлу, призываютъ. Прощайте, милыя бабенки. Если меня не отправятъ тотчасъ-же, я еще повидаюсь съ вами передъ отъѣздомъ.

Долли. Я не могу говорить — мое сердце разрывается. Прощай, милый Джэкъ, береги себя.

Фальстафъ. Прощай, прощай! (Уходятъ Фальстафъ и Бардольфъ).

Хозяйка. Прощай, прощай! Вотъ когда зазеленѣетъ горохъ, исполнится двадцать девять лѣтъ съ тѣхъ поръ, какъ я его знаю; болѣе честнаго и вѣрнаго человѣка… Ну, прощай!

Бардольфъ (за сценой). Мистриссъ Тиршитъ!…

Хозяйка. Что тамъ такое?

Бардольфъ (за сценой). Скажите мистриссъ Тиршитъ, чтобы она пришла къ моему господину.

Хозяйка. Бѣги, Долли, бѣги скорѣй. Бѣги, добрая Долли.

(Уходятъ).
ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.
СЦЕНА I .
Вестминстеръ. — Комната во дворцѣ.
Входитъ король Генрихъ, въ ночномъ одѣяніи; за нимъ пажъ.

Король Генрихъ.

Скажи ты графамъ Варвику и Сэрри,

Что я ихъ жду. Но раньше пусть прочтутъ

И вникнутъ въ эти письма. Торопись. (Пажъ уходитъ).

Какъ много подданныхъ моихъ бѣднѣйшихъ

Спитъ въ этотъ часъ! О, сонъ, отрадный сонъ,

Природы кроткій другъ, чѣмъ напугалъ я

Тебя такъ сильно, что не хочешь больше

Сомкнуть мнѣ вѣки, чувствамъ дать забвенье?

Зачѣмъ, о сонъ, лежать предпочитаешь

Ты въ дымной хижинѣ на жесткихъ нарахъ,

Тревожимый жужжаньемъ мухъ ночныхъ, —

Чѣмъ въ надушенной спальнѣ сильныхъ міра,

На мягкомъ ложѣ съ пологомъ цвѣтнымъ,

Баюкаемый музыкою сладкой?

О, божество безумное, зачѣмъ

На гнусную постель ложишься съ нищимъ,

Но избѣгаешь ложа короля,

Какъ будто караульни иль набата?

Ты юнгѣ корабельному на мачтѣ,

На головокружительной верхушкѣ,

Глаза смыкаешь, укачавъ его

Сознанье въ колыбели буйныхъ волнъ,

На мѣстѣ встрѣчи вѣтровъ разъяренныхъ,

Хватающихъ валы за кудри ихъ

Чудовищныхъ головъ, чтобы повѣсить

Средь влажныхъ тучъ, съ такимъ ужаснымъ ревомъ,

Что смерть и та проснется. Сонъ пристрастный!

Ужель, матроса въ бурю убаюкавъ,

Откажешь ты въ покоѣ королю

Средь тишины ночной въ пріютѣ пышномъ?

Такъ спи, бѣднякъ, вкушая сонъ желанный.

Бѣжитъ покой отъ головы вѣнчанной.

(Входятъ Варвикъ и Сэрри).

Варвикъ.

Привѣтъ, о государь, и съ добрымъ утромъ.

Король Генрихъ.

Ужель, милорды, утро наступило?

Варвикъ.

Второй ужъ часъ.

Король Генрихъ.

Коль такъ, то съ добрымъ утромъ.

Прочли ль вы письма, посланныя мной?

Варвикъ.

Да, государь.

Король Генрихъ.

Вы видите, какъ сильно

Прогнило тѣло всей державы нашей,

Какой недугъ опасный подлѣ сердца

Гнѣздится въ ней.

Варвикъ.

То — легкое разстройство.

Совѣтъ хорошій, да глотокъ лѣкарства —

И тѣло вновь по прежнему окрѣпнетъ.

Остынетъ скоро лордъ Нортомберлэндъ.

Король Генрихъ.

О, Боже! Если-бъ кто читать могъ въ книгѣ

Судебъ и видѣть, какъ временъ перевороты

Срываютъ гребни горъ, а материкъ,

Наскучивъ прочнымъ быть, истаеваетъ

Въ морскую гладь. Или, въ другое время,

Какъ прибережный поясъ океана

Становится просторнымъ черезчуръ

Для чреслъ Нептуна; какъ насмѣшливъ случай;

Какъ въ чашу чувствъ измѣнчивость вливаетъ

Напитки разные. Узнавъ все это,

Увидѣвъ путь опасностей минувшихъ

И бѣдъ грядущихъ, юноша безпечный

Закрылъ-бы книгу жизни, легъ да умеръ.

Назадъ тому неполныхъ десять лѣтъ

Ричардъ съ Нортомберлэндомъ были въ дружбѣ

И вмѣстѣ пировали; чрезъ два года

Они врагами стали. Восемь лѣтъ

Тому назадъ моей душѣ всѣхъ ближе

Былъ Перси. О дѣлахъ моихъ радѣлъ онъ,

Какъ братъ родной, къ ногамъ моимъ повергъ

Любовь свою и жизнь, изъ за меня

Въ лицо Ричарду бросилъ вызовъ смѣлый.

Кто былъ при томъ… (къ Варвику) — сдается мнѣ, что вы,

Кузенъ Невиль, — какъ страждущій Ричардъ,

Бранимъ Нортомберлэндомъ, чуть не плача,

Пророческое слово произнесъ:

«Нортомберлэндъ, ты — лѣстница, по ней-же

Братъ Болингброкъ взойдетъ на мой престолъ».

Хотя въ то время, — мнѣ свидѣтель Богъ, —

О томъ не мыслилъ я — и только благо

Страны меня съ величьемъ подружило.

«Придетъ пора, — такъ продолжалъ Ричардъ, —

Придетъ пора, когда порокъ созрѣетъ

И всѣхъ васъ заразитъ». Такъ говоря,

Онъ предсказалъ событья этихъ дней

И нашей прежней дружбы распаденье.

Варвикъ.

Есть въ жизни всѣхъ людей порядокъ общій,

Таящій объясненье прошлыхъ дней.

Его понявъ, легко почти навѣрно

Предсказывать теченіе событій,

Еще на свѣтъ для жизни не рожденныхъ,

Сокрытыхъ въ сѣменахъ и слабыхъ всходахъ.

Вотъ въ силу ихъ необходимой связи

Король Ричардъ могъ вѣрно угадать,

Что лордъ Нортомберлэндъ, его предавшій,

Для большаго предательства созрѣетъ,

А почвой для него служили вы.

Король Генрихъ.

Итакъ, событья эти неизбѣжны?

Сочтемъ-же ихъ мы неизбѣжнымъ зломъ.

Они намъ угрожаютъ и понынѣ:

Епископъ, говорятъ, съ Нортомберлэндомъ

Собрали войско тысячъ въ пятьдесятъ.

Варвикъ.

То невозможно, государь. Молва

Удваиваетъ численность враговъ,

Какъ эхо, повторяющее голосъ.

Прошу васъ, государь, прилягте спать.

Клянусь душой, войска, что вы послали,

Легко добычей новой овладѣютъ.

Чтобъ вовсе успокоить васъ, скажу,

Что вѣсть пришла о смерти Глендовера.

Вотъ двѣ недѣли минуло, какъ ваше

Величество больны, и безъ сомнѣнья

Вамъ вредно бодрствовать въ столь поздній часъ.

Король Генрихъ.

Я вашего послушаюсь совѣта.

Чуть водворимъ въ странѣ порядокъ твердый,

Въ святую землю поспѣшимъ, милорды.

(Уходятъ).

СЦЕНА II.

править
Дворъ передъ домомъ судьи Пустозвона, въ Глостерширѣ.
Входятъ съ разныхъ сторонъ Пустозвонъ и Тихоня, за ними Плѣсень, Тѣнь, Бородавка, Слабнякъ, Бычокъ и слуги.

Пустозвонъ. Пожалуйте, пожалуйте, сэръ, дайте мнѣ вашу руку, сэръ, дайте мнѣ вашу руку, сэръ; рано вы встаете, ей Богу. А какъ вы поживаете, мой добрый кузенъ Тихоня?

Тихоня. Съ добрымъ утромъ, добрый кузенъ Пустозвонъ.

Пустозвонъ. А какъ поживаетъ моя кузина, ваша дражайшая половина? и ваша прекраснѣйшая дочь и моя крестница, Эленъ?

Тихоня. Да она все такимъ же чернымъ дроздомъ живетъ, кузенъ.

Пустозвонъ. За то, сэръ, мой кузенъ Вильямъ, кажется, сталъ отличнымъ студентомъ. Онъ все еще въ Оксфордѣ, не правда-ли?

Тихоня. Да, сэръ — и на моемъ иждивеніи.

Пустозвонъ. Пора ему скоро въ адвокатскую школу. Я въ свое время посѣщалъ Клементовскую школу правовѣдѣнія, гдѣ еще до сихъ поръ, навѣрное, вспоминаютъ о шалунѣ Пустозвонѣ.

Тихоня. Васъ тогда звали веселымъ Пустозвономъ, кузенъ.

Пустозвонъ. Клянусь обѣдней, меня всячески называли; да я былъ тогда способенъ на что угодно, былъ мастеромъ на всѣ руки. Тамъ учился тогда вмѣстѣ со мной маленькій Джонъ Дойтъ изъ Стафордшайра, и черный Джорджъ Бэръ, и Фрэнсисъ Пикбонъ и Вилли Сквиль изъ Котсвольда. Такихъ четырехъ головорѣзовъ не сыскать было во всѣхъ школахъ. И, увѣряю васъ, мы знали гдѣ раки зимуютъ, и въ нашемъ распоряженіи всегда были самыя лучшія женщины. Былъ тамъ еще Джэкъ Фальстафъ, нынѣ сэръ Джонъ; тогда онъ еще былъ мальчишкой, пажомъ Томаса Мобрэ, герцога Норфолька.

Тихоня. Тотъ сэръ Джонъ, который пріѣхалъ сюда вербовать солдатъ?

Пустозвонъ. Тотъ самый сэръ Джонъ, тотъ самый. Онъ при мнѣ проломилъ голову Скогану у воротъ школы, когда еще самъ былъ совсѣмъ карапузомъ. Я еще въ тотъ самый день дрался съ Самсономъ Штокфишемъ, фруктовщикомъ, за школой Грэя. Ахъ, Господи Іисусе, веселое было время! И какъ подумаешь, сколько моихъ старыхъ знакомыхъ уже умерло.

Тихоня. Всѣ мы тамъ будемъ, кузенъ.

Пустозвонъ. Конечно, конечно; это вѣрно и не подлежитъ сомнѣнію. Отъ смерти не уйдешь, какъ говоритъ псалмопѣвецъ; всѣ умрутъ. А какая цѣна парѣ хорошихъ воловъ на Стамфордской ярмаркѣ?

Тихоня. Право, кузенъ, не знаю, я тамъ не былъ.

Пустозвонъ. Смерть неизбѣжна. А что, живъ еще старикъ Добль, вашъ землякъ?

Тихоня. Умеръ, сэръ.

Пустозвонъ. Ахъ, Господи Іисусе, умеръ! — Онъ хорошо стрѣлялъ изъ лука, удивительный стрѣлокъ былъ — и умеръ. Джонъ Гантъ очень его любилъ, и всегда держалъ большія пари за него. Такъ онъ умеръ! Онъ попадалъ въ цѣль на разстояніи двухсотъ сорока шаговъ, а легкую стрѣлу пускалъ и въ двухстахъ восьмидесяти — просто сердце въ груди радовалось! А почемъ теперь бараны?

Тихоня. Зависитъ отъ того, какіе. За пару хорошихъ барановъ нужно заплатить фунтовъ десять.

Пустозвонъ. Значитъ, старикъ Добль умеръ?

Тихоня. Вотъ, кажется, идутъ двое изъ отряда сэра Джона Фальстафа.

(Входятъ Бардольфъ съ однимъ изъ сослуживцевъ).

Бардольфъ. Съ добрымъ утромъ, честные джентльмены. Скажите мнѣ, пожалуйста, который изъ васъ судья Пустозвонъ?

Пустозвонъ. Я Робертъ Пустозвонъ, сэръ, бѣдный эсквайръ здѣшняго графства и одинъ изъ королевскихъ мировыхъ судей. Чѣмъ могу служить?

Бардольфъ. Мой капитанъ, сэръ, свидѣтельствуетъ свое почтеніе; мой капитанъ, сэръ Джонъ Фальстафъ, — видный джентльменъ, клянусь небомъ, и отважный предводитель.

Пустозвонъ. Благодарю за поклонъ, сэръ. Я его зналъ славнымъ рубакой. Какъ поживаетъ почтенный рыцарь? Позвольте также спросить о здоровьи милэди, его супруги.

Бардольфъ. Простите, сэръ, солдату удобнѣе безъ жены.

Пустозвонъ. Хорошо сказано, честное слово, сэръ, хорошо сказано, ей Богу. Удобнѣе безъ жены — хорошо. Хорошія слова всегда слѣдуетъ говорить. Прекрасная фраза.

Бардольфъ. Простите меня, сэръ, я слышу слово — фраза. Клянусь свѣтлымъ днемъ, я фразы не знаю, но съ мечемъ въ рукахъ буду стоять за свое слово: это отличное солдатское слово. Удобнѣе безъ жены — это значитъ, что ему удобнѣе, или когда человѣкъ находитъ, или, говоря проще, думаетъ, что ему удобно — а это очень хорошо.

(Входитъ Фальстафъ).

Пустозвонъ. Совершенно вѣрно. А, да вотъ и добрѣйшій сэръ Джонъ! Вашу руку, сэръ, вашу почтенную руку. Да у васъ, клянусь, молодцоватый видъ — васъ годы не старятъ. Добро пожаловать, милѣйшій сэръ Джонъ.

Фальстафъ. Очень радъ видѣть васъ, добрѣйшій мистеръ Робертъ Пустозвонъ. А это, мистеръ Гуляка, кажется?

Пустозвонъ. Нѣтъ, сэръ Джонъ, это мой кузенъ и сослуживецъ, мистеръ Тихоня.

Фальстафъ. Добрѣйшій мистеръ Тихоня, вамъ какъ разъ подобаетъ быть мировымъ судьей.

Тихоня. Благодарю васъ, сэръ.

Фальстафъ. Фу, какая жаркая погода. Ну, что же, господа, достали вы мнѣ человѣкъ шесть удовлетворительныхъ рекрутовъ?

Пустозвонъ. Достали, сэръ. Присядьте, пожалуйста.

Фальстафъ. Покажите мнѣ рекрутовъ, прошу васъ.

Пустозвонъ. Гдѣ списокъ, гдѣ списокъ, гдѣ списокъ? Дайте взглянуть, дайте взглянуть: такъ, такъ, такъ. Да, сэръ, совершенно такъ. Ральфъ Плѣсень… такъ пусть они выходятъ по вызову… пусть выходятъ. Ну, чтожъ, гдѣ Плѣсень?

Плѣсень. Здѣсь, ваша милость.

Пустозвонъ. Ну, что скажете, сэръ Джонъ? Хорошо сложенный парень; молодъ, силенъ и изъ хорошей семьи.

Фальстафъ. Ты Плѣсень?

Плѣсень. Да, съ вашего позволенія.

Фальстафъ. Такъ пора пустить тебя въ дѣло.

Пустозвонъ. Ха, ха, ха! Очень хорошо, право. То, что покрылось плѣсенью, нужно пустить въ дѣло, удивительно хорошо. Право, хорошо сказано, сэръ Джонъ, очень хорошо.

Фальстафъ (Пустозвону). Поставьте ему крестъ.

Плѣсень. Я уже былъ крещенъ, и вы бы лучше оставили меня въ покоѣ. Моя старуха пропадетъ безъ меня. Кто будетъ вести хозяйство и работать за нее? Нечего ставить мнѣ кресты — есть люди болѣе пригодные, чѣмъ я.

Фальстафъ. Ну, помалкивай, Плѣсень, тебя заберутъ. Пора тебя использовать, Плѣсень.

Плѣсень. Использовать?

Пустозвонъ. Смирно, эй ты, смирно. Становись въ сторону. Развѣ не видишь, гдѣ ты? А теперь посмотримъ другого, сэръ Джонъ, посмотримъ. Симонъ Тѣнь!

Фальстафъ. Подайте мнѣ сюда тѣнь — сидѣть подъ тѣнью пріятно. Изъ него вѣроятно выйдетъ хладнокровный солдатъ.

Пустозвонъ. Гдѣ Тѣнь?

Тѣнь. Здѣсь, сэръ.

Фальстафъ. Тѣнь, чей ты сынъ?

Тѣнь. Моей матери, сэръ.

Фальстафъ. Сынъ своей матери? Это возможно — и въ то же время, тѣнь своего отца; сынъ женщины не болѣе чѣмъ тѣнь мужчины, а не сущность его — какъ оно часто и бываетъ.

Пустозвонъ. Нравится онъ вамъ, сэръ Джонъ?

Фальстафъ. Тѣнь годится для лѣта — запишите его; у насъ уже есть много тѣней въ спискахъ.

Пустозвонъ. Томасъ Бородавка!

Фальстафъ. Гдѣ онъ?

Бородавка. Здѣсь, сэръ.

Фальстафъ. Тебя зовутъ Бородавкой?

Бородавка. Да, сэръ.

Фальстафъ. Заскорузлая же ты бородавка.

Пустозвонъ. Чтожъ, и его пристегнуть, сэръ Джонъ?

Фальстафъ. Совершенно излишне; вся его амуниція помѣщается у него на спинѣ, а тѣло его стоитъ какъ бы на булавкахъ, такъ что пристегивать его не нужно.

Пустозвонъ. Ха, ха, ха! Отлично это вамъ удается, сэръ, отлично! Очень одобряю. Фрэнсисъ Слабнякъ?

Слабнякъ. Здѣсь, сэръ.

Фальстафъ. Какое твое ремесло, Слабнякъ?

Слабнякъ. Я женскій портной, сэръ.

Пустозвонъ. Чтожъ, и его пришпилить, сэръ?

Фальстафъ. Можно, — но будь онъ мужскимъ портнымъ, онъ бы васъ пришпилилъ. Чтожъ, сдѣлаешь ты столько же прорѣхъ въ рядахъ непріятеля, сколько дѣлаешь въ женскихъ юбкахъ?

Слабнякъ. Я приложу всѣ старанія, сэръ — больше требовать нельзя.

Фальстафъ. Хорошо сказано. Молодецъ, женскій портной. Хорошо сказано, храбрый Слабнякъ. Ты будешь такъ же отваженъ, какъ разъяренный голубь, или доблестная мышь. Пришпильте женскаго портного, мистеръ Пустозвонъ, да получше и покрѣпче.

Слабнякъ. А Бородавка тоже будетъ принять, сэръ? Очень бы мнѣ этого хотѣлось.

Фальстафъ. Я бы хотѣлъ, чтобы ты былъ мужскимъ портнымъ, тогда бы ты починилъ его и сдѣлалъ пригоднымъ для службы. Я не могу сдѣлать простымъ солдатомъ того, кто ведетъ за собой такую громаду. Удовлетворись этимъ, свирѣпый Слабнякъ.

Слабнякъ. Хорошо, сэръ.

Фальстафъ. Благодарю тебя, почтенный Слабнякъ. Кто слѣдующій?

Пустозвонъ. Гекторъ Бычокъ изъ луга.

Фальстафъ. Ну, посмотримъ на бычка.

Бычокъ. Здѣсь, сэръ.

Фальстафъ. Славный парень, ей Богу. Загоните Бычка, пока онъ не заревѣлъ.

Бычокъ. О, Господи, господинъ капитанъ!

Фальстафъ. Какъ, ты уже раньше ревешь, чѣмъ тебя загнали?

Бычокъ. О, милордъ, я больной человѣкъ.

Фальстафъ. Какая же у тебя болѣзнь?

Бычокъ. Проклятая простуда, сэръ, кашель, сэръ. Я схватилъ его, когда звонилъ на службѣ короля въ день коронаціи, сэръ.

Фальстафъ. Ну, такъ ты отправишься на войну въ халатѣ. Мы твою простуду спровадимъ — и я распоряжусь, чтобы твои друзья звонили по тебѣ. Всѣ тутъ?

Пустозвонъ. Я вызвалъ двумя больше, чѣмъ вамъ требовалось; вамъ нужно только четырехъ. А теперь прошу отобѣдать ко мнѣ.

Фальстафъ. Я могу выпить съ вами, но мнѣ некогда обѣдать. Я очень радъ былъ, увѣряю васъ, встрѣчѣ съ вами, мистеръ Пустозвонъ.

Пустозвонъ. О, сэръ Джонъ, помните, какъ мы провели ночь на вѣтряной мельницѣ, на Сентъ-Джерджской полянѣ?

Фальстафъ. Лучше не вспоминать объ этомъ, добрый мистеръ Пустозвонъ, лучше не вспоминать.

Пустозвонъ. Веселая была ночка. А что, Джэни Найтворкъ еще жива?

Фальстафъ. Жива, мистеръ Пустозвонъ.

Пустозвонъ. Она никогда не могла справиться со мной.

Фальстафъ. Никогда. Она говорила, что терпѣть не можетъ мистера Пустозвона.

Пустозвонъ. Клянусь обѣдней, я умѣлъ бѣсить ее. Славная она была бабенка. А что, какъ она держится?

Фальстафъ. Постарѣла, очень постарѣла, мистеръ Пустозвонъ.

Пустозвонъ. Ну да, она и стара — иначе и быть не могло. Вѣдь у нея уже былъ сынъ Робинъ Найтворкъ отъ стараго Найтворка, прежде чѣмъ я поступилъ въ Климентовскую школу.

Тихоня. Это было пятьдесятъ пять лѣтъ тому назадъ.

Пустозвонъ. Эхъ, братецъ Тихоня! Еслибы ты видѣлъ то, что мы съ нимъ видали на своемъ вѣку. Вѣрно я говорю, сэръ Джонъ?

Фальстафъ. Да, приходилось намъ слышать, какъ бьетъ полночь, мистеръ Пустозвонъ.

Пустозвонъ. Приходилось, приходилось, сэръ Джонъ, ей Богу приходилось. Помните нашъ лозунгъ: «эй, ребята, впередъ!» Пойдемте обѣдать, пойдемте обѣдать. Да, было время. Идемте, идемте. (Уходятъ Фальстафъ, Пустозвонъ и Тихоня).

Бычокъ. Добрый мистеръ капралъ Бардольфъ, будьте мнѣ другомъ, и вотъ вамъ за это четыре генриха по десяти шиллинговъ французскими кронами. Клянусь, сэръ, для меня лучше быть повѣшеннымъ, чѣмъ отправиться на войну. И все-таки я не о себѣ хлопочу, а только мнѣ самому не охота идти на войну; что же касается меня, то я хотѣлъ бы остаться съ моими друзьями: иначе, для себя самого, я не сталъ бы хлопотать.

Бардольфъ. Ну, хорошо, становись въ сторону.

Плѣсень. Добрый мистеръ капралъ капитанъ, будьте мнѣ другомъ ради моей старухи. У нея нѣтъ никого, кто бы позаботился о ней, если я уйду; она стара и сама ничего не можетъ дѣлать. Я вамъ дамъ сорокъ шиллинговъ за это, сэръ.

Бардольфъ. Хорошо, отойди въ сторону.

Слабнякъ. Мнѣ, честное слово, все равно; смерти не миновать, — нужно же заплатить Господу дань смерти. Я не трусъ. Если мнѣ судьба умереть, пусть будетъ такъ; если нѣтъ — тѣмъ лучше. Служить государю всякій долженъ, и во всякомъ случаѣ тотъ, кто умеръ въ этомъ году, избавленъ отъ смерти въ будущемъ.

Бардольфъ. Хорошо сказано, ты молодецъ.

Слабнякъ. Да, я не струшу.

(Возвращаются Фальстафъ и судья).

Фальстафъ. Ну, такъ какъ же, сэръ, кого изъ нихъ вы мнѣ даете?

Пустозвонъ. Выбирайте четырехъ.

Бардольфъ. Сэръ, на одно слово. Я получилъ три фунта, чтобы освободить Плѣсень и Бычка.

Фальстафъ. Хорошо.

Пустозвонъ. Ну, такъ какихъ же четырехъ вы выбираете, сэръ Джонъ?

Фальстафъ. Выберите вы за меня.

Пустозвонъ. Хорошо, такъ я выберу Плѣсень, Бычка, Слабняка и Тѣнь.

Фальстафъ. Плѣсень и Бычокъ. Ты, Плѣсень, оставайся дома, пока не сдѣлаешься совершенно негоднымъ для службы. А ты, Бычокъ, вырости еще, пока станешь пригоднымъ. Вы оба мнѣ не нужны.

Пустозвонъ. Сэръ Джонъ, сэръ Джонъ, вы дѣйствуете себѣ во вредъ. Вѣдь это самые лучшіе изъ всѣхъ — и я нарочно выбиралъ ихъ, чтобы угодить вамъ.

Фальстафъ. Ужъ не станете ли вы, мистеръ Пустозвонъ, учить меня, какъ надо выбирать солдатъ? Что мнѣ въ сложеніи, въ силѣ, въ статности, въ ростѣ и внѣшнемъ видѣ человѣка? Дѣло все въ томъ, какой духъ въ солдатѣ, мистеръ Пустозвонъ. Вотъ напримѣръ, Бородавка — смотрите, какой ободранецъ съ виду, но онъ навѣрное будетъ заряжать и разряжать ружье съ быстротой слесарнаго молотка, напирать и отскакивать быстрѣе того, кто подвѣшиваетъ на коромысла пивоваренныя ведра. А этотъ тощій парень Тѣнь, — вотъ какихъ солдатъ мнѣ нужно — онъ не можетъ служить мишенью для врага. Цѣлиться въ него то же, что цѣлиться въ лезвіе ножа. А въ случаѣ отступленія — какъ быстро побѣжитъ вотъ этотъ Слабнякъ, женскій портной. Мнѣ нужны не видные люди — отъ видныхъ избавьте меня. Бардольфъ, дай-ка Бородавкѣ ружье.

Бардольфъ. Держи, Бородавка, и маршъ! Вотъ такъ.

Фальстафъ. Посмотримъ, какъ ты управляешься съ ружьемъ. Вотъ такъ, очень хорошо. Продолжай, очень хорошо, отлично. Люблю я маленькихъ, тощихъ, старыхъ, уродливыхъ, лысыхъ стрѣлковъ. Хорошо, Бородавка, ты славный плутъ. Вотъ тебѣ шесть пенсовъ за это.

Пустозвонъ. А все таки онъ не мастеръ своего дѣла, — не хорошо онъ это продѣлываетъ. Вотъ я помню, когда я посѣщалъ еще Климентовскую школу и исполнялъ на играхъ Артура въ Майлэндъ Гринѣ роль сэра Дагонета, такъ вотъ такъ былъ маленькій ловкій человѣчекъ — тотъ умѣлъ управлять ружьемъ. Повернетъ его вотъ такъ и этакъ, направо и налѣво, потомъ скажетъ: бацъ! и отскочитъ, а потомъ опять тутъ какъ тутъ. Такого ловкача я больше никогда не увижу.

Фальстафъ. Эти молодцы годятся, мистеръ Пустозвонъ. Да хранитъ васъ Богъ, мистеръ Тихоня — мнѣ некогда тратить съ вами много словъ. Прощайте, господа. Благодарю васъ. Мнѣ еще до ночи нужно сдѣлать двѣнадцать миль. Бардольфъ, выдай платье новобранцамъ.

Пустозвонъ. Да благословитъ васъ Господь, сэръ Джонъ, да пошлетъ Онъ вамъ преуспѣяніе въ вашихъ дѣлахъ, а намъ да пошлетъ Онъ миръ! На обратномъ пути навѣстите меня пожалуйста. Возобновимъ старое знакомство. Можетъ быть, я потомъ отправлюсь съ вами ко двору.

Фальстафъ. Очень бы я былъ этому радъ.

Пустозвонъ. Я далъ слово и сдержу его. Прощайте.

Фальстафъ. Прощайте, господа. (Уходятъ Пустозвонъ и Тихоня). Уведи солдатъ, Бардольфъ. (Уходятъ Бардольфъ и рекруты). На возвратномъ пути я пообчищу ихъ. Пустозвона я вижу насквозь. Господи, какъ старые люди подвержены пороку лжи. Этотъ тощій судья все время хвасталъ своей разудалой молодостью и своими подвигами на Торнбульской улицѣ; и каждое третье слово было ложью, вѣрнѣе выплаченной слушателю, чѣмъ турки взимаютъ дань. Я его помню въ Климентовской школѣ — онъ походилъ на человѣчка, вырѣзаннаго за ужиномъ изъ корки сыра. Голый, онъ похожъ былъ на раздвоенную рѣдьку съ вырѣзанной ножомъ рожей наверху. Онъ былъ такъ тощъ, что для близорукихъ превращался въ невидимку. Это былъ воплощенный голодъ, и при этомъ похотливъ, какъ обезьяна, такъ что женщины звали его мандрагорой. Онъ былъ всегда въ хвостѣ у моды, и пѣлъ потаскушкамъ пѣсни, которыя онъ подслушивалъ у извощиковъ, и притомъ клялся, что это имъ самимъ сочиненныя любовныя пѣсни и серенады. И теперь эта шутовская рапира сдѣлалась сквайромъ, и фамильярно говоритъ о Джонѣ Гантѣ, какъ о своемъ названномъ братѣ. А я готовъ поклясться, что онъ видѣлъ его всего разъ въ жизни на турнирѣ, когда Гантъ проломилъ ему голову за то, что онъ втерся въ толпу его прислуги. Я при этомъ былъ и сказалъ Ганту, что онъ бьетъ свою собственную тѣнь. — Вѣдь его всего съ одеждой можно было спрятать въ шкуру угря; гобойный футляръ былъ для него тогда просторнымъ замкомъ, цѣлымъ дворомъ, а теперь онъ владѣетъ помѣстьями и волами. Чтожъ, я непремѣнно заведу съ нимъ знакомство, когда вернусь, и будь я не я, если онъ не станетъ для меня вдвойнѣ философскимъ камнемъ. Если молодая плотва служитъ приманкой для старой щуки, то я не вижу, какой законъ природы можетъ мнѣ помѣшать проглотить его. Придетъ время, увидимъ.

ФАЛЬСТАФЪ и РЕКРУТЫ.
Картина англійскаго художника конца XVIII cm. Дэрно (J. Durno). (Большая Бойделевская галлерея).
ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

править
Въ Іоркширѣ.
Входятъ архіепископъ Іоркскій, Мобрэ, Гастингсъ и другіе.

Архіепископъ.

Какъ этотъ лѣсъ зовется?

Гастингсъ.

Лѣсомъ Галтри

Слыветъ онъ, ваша милость.

Архіепископъ.

Здѣсь, милорды,

Помедлимъ и лазутчиковъ пошлемъ

Число враговъ развѣдать.

Гастингсъ.

Мы объ этомъ

Ужъ раньше позаботились.

Архіепископъ.

Отлично.

Друзья и братья въ этомъ важномъ дѣлѣ

Я долженъ вамъ сказать, что получилъ

Письмо недавно отъ Нортомберлэнда.

Въ холодномъ тонѣ вотъ что онъ мнѣ пишетъ:

Хотѣлъ-бы здѣсь онъ быть своей особой

Съ числомъ солдатъ, его достойнымъ сана.

Столькихъ набрать не могъ, а потому

Въ Шотландію на время удалился,

Пока его тамъ счастье не созрѣетъ.

Онъ въ заключенье шлетъ молитвы къ Богу,

Чтобъ наше предпріятье устояло

Въ опасномъ столкновеніи съ врагомъ

И случаемъ.

Мобрэ.

Итакъ, надежды на него

Всѣ рушились и въ дребезги разбились.

(Входитъ гонецъ).

Гастингсъ.

Что новаго?

Гонецъ.

На западѣ отъ лѣса

Въ одной лишь милѣ показался врагъ,

Готовый къ битвѣ. Судя по пространству,

Имъ занятому, численность его

Могу опредѣлить я въ тридцать тысячъ.

Мобрэ.

Какъ разъ число, что мы предполагали.

Итакъ, впередъ, чтобъ встрѣтиться съ нимъ въ полѣ.

Архіепископъ.

Кто этотъ вождь въ вооруженьи полномъ,

Идущій къ намъ?

Мобрэ.

Лордъ Вестморлэндъ, какъ будто.

(Входитъ Вестморлэндъ).

Вестморлэндъ.

Привѣтъ и пожеланіе здоровья

Шлетъ генералъ нашъ, принцъ лордъ Джонъ и герцогъ

Ланкастрскій.

Архіепископъ.

Объясните дружелюбно,

Лордъ Вестморлэндъ, цѣль вашего прихода.

Вестморлэндъ.

Милордъ, лишь къ вашему преосвященству

Относится по существу отвѣтъ мой.

Когда-бъ мятежъ, своей природѣ вѣрный,

Явился въ видѣ низкихъ гнусныхъ полчищъ

Подъ руководствомъ буйной молодежи,

Подъ знаменемъ неистовства, со стражей

Изъ уличныхъ мальчишекъ или нищихъ, —

Когда-бъ, я говорю, проклятый бунтъ

Явился къ намъ въ своемъ природномъ видѣ, —

Ни вы, святой отецъ, ни эти лорды

Сюда-бы не пришли, чтобъ мерзкій образъ

Возстанья лютаго прикрыть своей

Высокой честью. Да, милордъ епископъ,

Вы, чей престолъ гражданскимъ миромъ крѣпокъ,

Чьи кудри долгій миръ посеребрилъ,

Чьи знанья расцвѣли подъ сѣнью мира,

Чьи бѣлыя одежды знамѣнуютъ

Невинность, кротость голубя, духъ мира, —

Зачѣмъ себя перевели вы сами

Такъ плохо съ языка любви и мира

На грубое нарѣчіе войны?

Зачѣмъ вы книги превратили въ латы,

Свои чернила — въ кровь и перья въ копья,

А голосъ свой, вѣщавшій намъ о Богѣ,

Въ зловѣщій кличъ воинственной трубы?

Архіепископъ.

Зачѣмъ я это сдѣлалъ? На вопросъ вашъ

Я краткій дамъ отвѣтъ: мы всѣ больны.

Излишества разврата довели насъ

До яростной горячки и должны

Подвергнуться мы всѣ кровопусканью.

Недугомъ этимъ зараженный, умеръ

Ричардъ, послѣдній нашъ король. Однако,

Мой благороднѣйшій лордъ Вестморлэндъ,

Я за врача себя не выдаю.

И если я стою въ толпѣ военныхъ,

То не какъ врагъ заклятый мира. Нѣтъ,

Я лишь на время принялъ грозный образъ,

Чтобъ исцѣлить больныя счастьемъ души,

Чтобы очистить тѣло отъ заваловъ,

Грозящихъ засорить каналы жизни.

Я выскажусь яснѣй. Я точно взвѣсилъ

На правильныхъ вѣсахъ то зло, что терпимъ,

И то, что можемъ причинить возстаньемъ.

И вижу: наше горе тяжелѣй,

Чѣмъ наше возмущенье. Намъ открылось,

Куда течетъ рѣка временъ — и вотъ

Потокъ бурливый случая насильно

Изъ гавани спокойной насъ умчалъ.

Мы перечень составили всѣхъ жалобъ,

Чтобъ въ должный срокъ по пунктамъ ихъ прочесть.

Давно мы королю ихъ предлагали,

Но не могли вниманіе привлечь;

Чуть захотимъ обжаловать обиды,

Намъ преграждаютъ доступъ къ королю

Тѣ люди, отъ кого обиды терпимъ.

Итакъ, опасности недавнихъ дней,

Которыхъ злая память на землѣ

Начертана еще всѣмъ видной кровью,

И грустные примѣры, что донынѣ

Съ собой приноситъ каждая минута,

Все это насъ заставило облечься

Въ намъ чуждые доспѣхи, не за тѣмъ,

Чтобъ надломить одну хоть вѣтку мира,

Но чтобы вправду миръ возстановить

Не только на словахъ, но и на дѣлѣ.

Вестморлэндъ.

Когда-же не былъ выслушанъ вашъ голосъ?

Чѣмъ васъ король обидѣлъ? Кто изъ пэровъ

Уполномоченъ былъ васъ оскорблять?

Какъ вы могли скрѣпить священною печатью

Кровавый, беззаконный свитокъ бунта

И лезвіе возстанья освятить?

Архіепископъ.

Я общаго намъ брата — государство —

Хочу считать отвѣтственнымъ за жребій

Жестокій моего родного брата.

Вестморлэндъ.

Никто не ждетъ заступничества здѣсь,

А если-бъ ждалъ, не вамъ-бы заступаться.

Мобрэ.

Зачѣмъ-же не ему и не всѣмъ намъ,

Кто чувствуетъ удары дней минувшихъ

И страждетъ отъ условій нашихъ дней,

Когда надъ нашей честью тяготѣетъ

Тяжелая, пристрастная рука?

Вестморлэндъ.

О, добрый лордъ Мобрэ, раскройте связь

Межъ временемъ и силой обстоятельствъ,

И станетъ ясно вамъ, что не король

Виною вашихъ бѣдствій всѣхъ, но время.

Хоть что до васъ касается, не вижу,

Чтобъ время иль король вамъ дали почвы

Одинъ вершокъ для справедливыхъ жалобъ.

Вѣдь были возстановлены въ правахъ

Вы герцога Норфолька, своего

Столь доблестнаго — памяти блаженной —

Родителя.

Мобрэ.

Какое упущенье

Отецъ мой въ дѣлѣ чести совершилъ,

Чтобы ее во мнѣ возстановлять?

Король его любилъ, но подъ давленьемъ

Тогдашнихъ дѣлъ былъ вынужденъ подвергнуть

Его изгнанью, и за что? Когда

Родитель мой и Генрихъ Болингброкъ

Уже вскочили въ сѣдла и усѣлись,

Пришпоривъ звонко ржавшихъ лошадей,

Уставивъ копья, опустивъ забрала,

Сквозь сталь сверкая пламенемъ очей,

Когда труба ужъ возвѣстила бой,

Когда никто не свѣтѣ ужъ не могъ бы

Отвесть отца отъ груди Болингброка, —

Тогда король на землю бросилъ жезлъ.

На томъ жезлѣ висѣла жизнь его.

Себя онъ бросилъ на-земь и всѣхъ тѣхъ,

Кто пострадалъ потомъ при Болингброкѣ

Отъ грубаго меча и отъ доноса.

Вестморлэндъ.

О, лордъ Мобрэ, вы говорите, сами

Не зная что. Графъ Гирфордъ слылъ въ то время

Однимъ изъ лучшихъ въ Англіи бойцовъ.

Какъ знать, кому-бы счастье улыбнулось?

Но даже побѣдивши, вашъ отецъ

Изъ Ковентри побѣды не унесъ-бы,

Затѣмъ, что вся страна единогласно

Выказывала ненависть ему,

Съ любовью-же молитвы возсылались

За Гирфорда: его боготворили,

Благословляли всѣ и чтили больше,

Чѣмъ короля. Но это все не къ дѣлу.

Сюда я посланъ княжескимъ вождемъ

Узнать, чѣмъ недовольны вы, и вмѣстѣ

Сказать, что онъ васъ выслушать согласенъ.

Въ чемъ требованья ваши справедливы,

Онъ ихъ исполнитъ, такъ что даже мысль

Изгладится о вашей непріязни.

Мобрэ.

Онъ вынужденъ просить о примиреньи.

Имъ двигаетъ разсчетъ, а не любовь.

Вестморлэндъ.

Мобрэ, такъ говоритъ въ васъ самомнѣнье.

Мы не изъ страха миръ вамъ предлагаемъ, —

Изъ милости. Взгляните: наше войско

Вотъ на виду у всѣхъ. Клянуся честью,

Мы слишкомъ всѣ увѣрены въ побѣдѣ,

Чтобы могла возникнуть мысль о страхѣ.

Мы славными богаче именами,

Солдаты наши опытнѣй въ бою,

Оружье не слабѣй, правѣе — дѣло,

И разумъ говоритъ намъ, что мы вправѣ

Не меньше васъ храбриться. Полно-жъ думать,

Что вынуждено наше предложенье.

Мобрэ.

Что до меня, я врагъ переговоровъ.

Вестморлэндъ.

Вы этимъ лишь докажете, что сами

Своей вины стыдитесь. Гниль не терпитъ

Прикосновенья.

Гастингсъ.

Есть-ли столь большія

У принца полномочья отъ отца,

Чтобъ выслушать условья и скрѣпить

Согласіемъ своимъ?

Вестморлэндъ.

Права такія

Съ названьемъ генерала неразлучны,

И я вопросу праздному дивлюсь.

Архіепископъ.

Коль такъ, милордъ, возьмите этотъ свитокъ.

То перечень главнѣйшихъ нашихъ жалобъ.

Когда во всѣхъ правахъ насъ возстановятъ,

И всѣхъ прикосновенныхъ къ предпріятью

Здѣсь и вездѣ простятъ въ законной формѣ,

И наши всѣ желанія исполнятъ,

Мы тотчасъ-же въ предѣлы долга вступимъ

И мощь свою скуемъ рукою мира.

Вестморлэндъ.

Отдамъ вашъ листъ вождю. Итакъ, милорды,

Мы встрѣтимся въ виду обоихъ войскъ.

Тамъ кончимъ мирно, если Богъ захочетъ,

Иль къ мѣсту брани созовемъ мечи,

Которые рѣшатъ ее.

Архіепископъ.

Поступимъ,

Какъ вы, милордъ, сказали.

(Вестморлэндъ уходитъ).

Мобрэ.

Что-то въ сердцѣ

Нашептываетъ мнѣ, что никакія

Не будутъ прочны мирныя условья.

Гастингсъ.

Не бойтесь. Если миръ нашъ утвердимъ

На основаньяхъ твердыхъ и широкихъ,

Какія мы намѣтили въ условьяхъ, —

Скалы гранитной будетъ онъ прочнѣй.

Мобрэ.

Но къ намъ король довѣрье потеряетъ.

Довольно будетъ повода пустого,

Ничтожной, вздорной, призрачной причины,

Чтобъ онъ опять услышалъ запахъ бунта.

Будь наша вѣрность мученицей долга,

Насъ на такомъ провѣютъ рѣзкомъ вѣтрѣ,

Что наша рожъ не будетъ тяжелѣе

Мякины и отъ добраго зерна

Не отличатъ дурного.

Архіепископъ.

Нѣтъ, милордъ.

Замѣтьте, что король давно усталъ

Отъ этихъ мелкихъ и досадныхъ кляузъ.

Узналъ онъ, что, врага предавши смерти,

Въ наслѣдникахъ двухъ новыхъ наживаешь,

И потому дощечки записныя

Онъ начисто сотретъ, чтобъ не шептали

Онѣ воспоминаній о быломъ

И не увѣковѣчивали въ мысляхъ

Минувшихъ пораженій. Знаетъ онъ,

Что выполоть нельзя все королевство,

Какъ подозрительность его хотѣла-бъ.

Его враги съ друзьями такъ срослись,

Что чуть врага онъ хочетъ вырвать съ корнемъ,

Какъ долженъ вмѣстѣ расшатать и друга.

Похоже государство на жену

Сварливую, что мужа злитъ и бѣситъ.

Но чуть онъ руку поднялъ для удара,

Она ему ребенка подставляетъ

И не даетъ рукѣ свершить угрозу.

Гастингсъ.

Ктому-жъ, король всѣ розги обломалъ

О прежнихъ оскорбителей и нынѣ

Въ орудьяхъ кары терпитъ недостатокъ,

И мощь его, какъ львица безъ когтей,

Еще грозитъ, но растерзать не въ силахъ.

Архіепископъ.

Вы правы, мой добрѣйшій лордъ маршалъ.

Повѣрьте, если мудро все устроимъ,

Нашъ миръ, какъ переломленная кость,

Что вновь срослась, прочнѣй, чѣмъ прежде, станетъ.

Мобрэ.

Да будетъ такъ. Лордъ Вестморлэндъ вернулся.

(Входитъ Вестморлэндъ).

Вестморлэндъ.

Принцъ ждетъ поблизости. Угодно-ль вамъ,

Милорды, съ нимъ сойтись на полъ-пути

Между обѣихъ армій?

Мобрэ.

Многочтимый

Архіепископъ Іоркскій, первымъ вы

Ступайте съ Божьей помощью.

Архіепископъ.

Сперва

Снесите нашъ привѣтъ. Идемъ, милорды.

(Уходятъ).
ДЖОНЪ ЛАНКАСТЕРСКІЙ И ЕГО СВИТА.
Рисунокъ Джильберта (Gilbert).

СЦЕНА II.

править
Другая часть лѣса.
Съ одной стороны входятъ Мобрэ, архіепископъ, Гастингсъ и другіе; съ другой — принцъ Джонъ Ланкастерскій, Вестморлэндъ, офицеры и свита.

Принцъ Джонъ.

Я радъ васъ встрѣтить здѣсь, кузенъ Мобрэ.

Привѣтъ вамъ, добрый лордъ архіепископъ,

И вамъ, лордъ Гастингсъ, какъ и всѣмъ другимъ.

Милордъ епископъ Іоркскій! Видѣть васъ

Отраднѣй было въ дни, какъ ваша паства

На колокольный зовъ благоговѣйно

Стекалась слушать ваше толкованье

Священнаго писанья, чѣмъ теперь,

Когда вы тѣло облекли въ желѣзо

И боемъ барабаннымъ веселите

Бунтовщиковъ презрѣнныхъ, вмѣсто слова

Избравши мечъ и вмѣсто жизни — смерть.

Какъ много могъ-бы натворить несчастій

Тотъ, кто, въ душѣ монарха утвердясь,

Въ его любви созрѣвъ, какъ въ свѣтѣ солнца,

Вдругъ вздумалъ-бы, таясь въ тѣни величья,

Во зло употребить его довѣрье.

Подобное, о лордъ архіепископъ,

Случилось съ вами. Кто изъ насъ не слышалъ

О глубинѣ познаній вашихъ въ книгахъ

Божественныхъ? Для насъ всегда вы были

Ораторомъ парламента Господня,

Для насъ вы были гласомъ божества,

Провидцемъ и посредникомъ духовнымъ

Межъ благодатной святостью небесъ

И нашими ничтожными дѣлами.

Кто-бъ вѣрить могъ, что вы употребите

Во зло святыню сана своего,

Воспользуетесь благодатью неба,

Какъ пользуется лживый временщикъ

Въ дѣлахъ безчестныхъ именемъ монарха?

О Господѣ ревнуя, отвратили

Вы подданныхъ отъ моего отца,

Кто замѣститель Бога въ государствѣ,

Заставили нарушить Божій миръ,

И вмѣстѣ королевскій.

Архіепископъ.

Добрый лордъ

Ланкастерскій, я здѣсь не оттого,

Что миръ хочу съ отцомъ нарушить вашимъ,

Но оттого, — какъ лорду Вестморлэнду

Сказалъ и какъ само собой понятно, —

Что смуты нашихъ дней насъ заставляютъ

Искать спасенья въ средствахъ самыхъ крайнихъ.

Я вашему высочеству послалъ

Подробнѣйшую роспись нашихъ жалобъ,

Отвергнутыхъ съ презрѣньемъ при дворѣ,

Что породило гидру этой распри.

Но гидры злобный взоръ вы усыпите,

Законныя исполнивъ наши просьбы,

И послушанье, сбросивъ гнетъ безумья,

Падетъ къ стопамъ величества покорно.

Мобрэ.

А если нѣтъ, готовы испытать

Мы счастье до послѣдняго солдата.

Гастингсъ.

И если всѣ падемъ, за наше дѣло

Друзья возстанутъ наши; тѣ погибнутъ,

Вослѣдъ придутъ другіе. Пораженье

Родитъ удачу. Къ сыну отъ отца

Передаваться будетъ распря,

Покуда будетъ Англія рождать

Людскія поколѣнія.

Принцъ Джонъ.

Лордъ Гастингсъ,

Вы слишкомъ слабы, слишкомъ близоруки,

Чтобъ глубину грядущаго провидѣть.

Вестморлэндъ.

Угодно-ль вашей милости отвѣтить,

Какія вы ихъ приняли условья?

Принцъ Джонъ.

Я всѣ ихъ принялъ, всѣ ихъ одобряю.

И королевской кровью вамъ клянусь,

Что были истолкованы превратно

Намѣренія моего отца,

Что слишкомъ вольно лица изъ придворныхъ

Распоряжались мыслями его

И властію. Клянусь душой, исполнимъ

Немедленно всѣ требованья ваши.

Такъ не хотите-ль распустить войска,

Чтобъ разошлись по графствамъ. Мы же сами,

Посерединѣ стоя между армій,

Обнимемся и выпьемъ дружелюбно,

Чтобъ взоры всѣхъ запечатлѣли образъ

Любви воскресшей нашей и пріязни.

Архіепископъ.

Мнѣ служитъ ваше княжеское слово

Порукой въ исполненьи нашихъ просьбъ.

Принцъ Джонъ.

Даю вамъ слово и его сдержу.

Позвольте-жъ, ваша милость, съ вами выпить.

Гастингсъ (къ офицеру).

Ступайте, капитанъ, и объявите

По войску вѣсть о заключеньи мира.

Пусть плату всѣмъ вручатъ и по домамъ.

Имъ, знаю, улыбнется это. Живо.

(Офицеръ уходитъ).

Архіепископъ.

Лордъ Вестморлэндъ, за ваше пью здоровье.

Вестморлэндъ.

Я отвѣчаю тѣмъ-же. Если-бъ ваше

Преосвященство знали, сколько я

Труда потратилъ, чтобы миръ устроить,

Вы пили-бъ съ легкимъ сердцемъ. Впрочемъ, вскорѣ

Моя любовь къ вамъ скажется яснѣй.

Архіепископъ.

Не сомнѣваюсь въ этомъ.

Вестморлэндъ.

Радъ сердечно.

Здоровье ваше, мой кузенъ любезный,

Милордъ Мобрэ.

Мобрэ.

Желанье ваше кстати:

Мнѣ что-то нездоровится внезапно.

Архіепископъ.

Передъ бѣдою люди веселятся,

А предъ удачей ихъ томитъ тоска.

Вестморлэндъ.

Коль такъ, кузенъ, на жизнь глядите бодро.

Сегодня дождь, а завтра будетъ вёдро.

Архіепископъ.

Повѣрьте, у меня въ душѣ свѣтло.

Мобрэ.

Коль вѣрно ваше правило — тѣмъ хуже.

(За сценой радостные возгласы).

Принцъ Джонъ.

Раздалось слово: миръ! Чу! Какъ ликуютъ.

Мобрэ.

Отрадно-бъ слушать эти клики послѣ

Побѣды.

Архіепископъ.

Добрый миръ сродни побѣдѣ.

Тутъ обѣ стороны побѣждены,

Хоть ни одна не понесла урона.

Принцъ Джонъ.

Лордъ Вестморлэндъ, ступайте распустите

И наше войско. (Вестморлэндъ уходитъ).

А теперь, милорды,

Благоволите провести предъ нами

Свои войска, чтобъ мы узнали, съ кѣмъ

Избѣгли столкновенія.

Архіепископъ.

Лордъ Гастингсъ,

Скажите имъ, пусть мимо насъ пройдутъ,

Предъ тѣмъ какъ разойтись.

(Гастингсъ уходитъ).

Принцъ Джонъ.

Надѣюсь, лорды,

Что эту ночь мы вмѣстѣ проведемъ.

(Возвращается Вестморлэндъ).

Что это значитъ, лордъ? Недвижны наши

Стоятъ войска.

Вестморлэндъ.

Начальники отрядовъ,

Отъ васъ самихъ имѣя приказанье

Стоять на мѣстѣ, двинутся не раньше,

Чѣмъ свой приказъ отмѣните вы лично.

Принцъ Джонъ.

Они свои обязанности знаютъ.

(Гастингсъ возвращается).

Гастингсъ.

Милордъ, ужъ наше войско разбрелось,

На сѣверъ мчатся, югъ, востокъ и западъ,

Какъ юные волы изъ подъ ярма,

Какъ школьники, окончивши ученье,

Стремятся, кто на игры, кто домой.

Вестморлэндъ.

Лордъ Гастингсъ, ты пришелъ съ отличной вѣстью.

Въ награду за нее я арестую

Тебя, крамольника, по обвиненью

Въ измѣнѣ государственной. Васъ также,

Милордъ епископъ и милордъ Мобрэ,

Обоихъ за измѣну арестую.

Мобрэ.

Какъ справедливъ, какъ честенъ вашъ поступокъ!

Вестморлэндъ.

Вашъ заговоръ честнѣе?

Архіепископъ.

Неужели

Нарушите вы данное намъ слово?

Принцъ Джонъ.

Тебѣ не обѣщалъ я ничего.

Я слово далъ исправить беззаконья

По вашимъ жалобамъ. Клянуся честью,

Что слово то сдержу по христіански.

Но что до васъ, предатели, то ждите

Расплаты должной за свои дѣла.

На гибель ты повелъ свои дружины,

Собравъ и распустивъ ихъ безъ причины.

Преслѣдуйте-же сволочь по пятамъ, —

Не мы, Господь съ небесъ сразилъ ихъ самъ.

И пусть ведутъ виновниковъ раздора

На плаху — ложе смерти и позора.

(Уходятъ).

СЦЕНА III.

править
Другая часть лѣса.
Стычки. Встрѣчаются Фальстафъ и Кольвиль.

Фальстафъ. Ваше имя, сэръ, какого вы званія, изъ какого мѣста?

Кольвиль. Я — рыцарь, сэръ. Зовутъ меня Кольвилемъ изъ долины.

Фальстафъ. Хорошо. Имя ваше Кольвиль, званіе рыцарь, и мѣстожительство — долина. Кольвиль останется вашимъ именемъ, но ваше званіе отнынѣ — измѣнникъ, и мѣстожительствомъ вамъ будетъ тюрьма. Мѣсто это тоже достаточно глубокое, такъ что вы попрежнему будете Кольвилемъ изъ долины.

Кольвиль. Не вы ли сэръ Джонъ Фальстафъ?

Фальстафъ. Кто бы я ни былъ, я человѣкъ, стоющій его. Чтожъ, сдаетесь вы сэръ, или мнѣ придется потѣть изъ за васъ? Если такъ, то капли моего пота станутъ слезами вашихъ близкихъ, оплакивающихъ вашу смерть, поэтому разбудите въ себѣ страхъ и трепетъ, и молите меня о пощадѣ.

Кольвиль. Я полагаю, что вы сэръ Джонъ Фальстафъ, и поэтому сдаюсь вамъ.

Фальстафъ. Въ моемъ животѣ цѣлая школа языковъ, и всѣ они провозглашаютъ мое имя. Если бы только животъ мой былъ хоть сколько нибудь обыкновеннымъ, я былъ бы самымъ предпріимчивымъ человѣкомъ въ Европѣ. Моя утроба, моя утроба, моя утроба губитъ меня. А вотъ и нашъ военачальникъ.

(Входятъ принцъ Джонъ Ланкастерскій, Вестморлэндъ и другіе).

Принцъ Джонъ.

Пылъ битвы миновалъ. Конецъ погонѣ.

Любезный Вестморлэндъ, сберите войско.

(Вестморлэндъ уходитъ).

А, Джонъ Фальстафъ, гдѣ жъ вы были все время?

Сраженію конецъ — вы тутъ какъ тутъ.

Когда нибудь за эти всѣ продѣлки,

Клянусь, подъ вами висѣлица рухнетъ.

Фальстафъ. Странно было бы, если бы этого не случилось. Я знаю, что хула и попреки всегдашняя награда за храбрость. Что-жъ я по вашему ласточка, стрѣла или ядро? Развѣ я могу при моей старости двигаться съ быстротой мысли? Я мчался сюда съ величайшей поспѣшностью, загналъ болѣе ста восьмидесяти почтовыхъ лошадей, пріѣхалъ сюда, и еще весь въ пыли, но блистая своей честной, незапятнанной храбростью, взялъ въ плѣнъ сэра Джона Кольвиля изъ долины, бѣшенаго рыцаря и храбраго врага. Но мнѣ это нипочемъ! Онъ увидалъ меня и сдался, такъ что я могу по справедливости сказать вмѣстѣ съ крючконосымъ римляниномъ: пришелъ, увидѣлъ, побѣдилъ.

Принцъ Джонъ. Это было скорѣе учтивостью съ его стороны, чѣмъ вашей заслугой.

Фальстафъ. Не знаю. Вотъ онъ, я его вамъ передаю и прошу вашу милость записать это на ряду съ другими подвигами сегодняшняго дня; или, клянусь Господомъ, я закажу отдѣльную балладу, съ изображеніемъ на заголовкѣ Кольвиля, цѣлующаго мои ноги. Если вы меня къ этому принудите, то клянусь словомъ дворянина, ваша слава померкнетъ, какъ позолоченный мѣдный грошъ передъ моей, и на свѣтломъ небѣ славы я возсіяю надъ вами, какъ полный мѣсяцъ, затмевающій звѣзды, которыя въ сравненіи съ нимъ кажутся булавочными головками. Поэтому воздайте мнѣ должное; доблесть заслуживаетъ превознесенія.

Принцъ Джонъ. Твоя доблесть слишкомъ тяжела, чтобы вознестись.

Фальстафъ. Такъ пусть она возсіяетъ.

Принцъ Джонъ. Твоя доблесть слишкомъ мутна, чтобы сіять.

Фальстафъ. Дѣлайте съ ней что угодно, зовите ее какъ хотите, лишь бы это послужило мнѣ на пользу.

Принцъ Джонъ.

Тебѣ вѣдь имя Кольвиль?

Кольвиль.

Да, милордъ.

Принцъ Джонъ.

Ты, Кольвиль, бунтовщикъ извѣстный.

Фальстафъ. И его взялъ въ плѣнъ извѣстный своей преданностью вѣрноподанный.

Кольвиль.

Милордъ, такой-же я, какъ и мои

Начальники, приведшіе меня.

Начальствуй я надъ ними и они-бы

Дороже обошлись вамъ, чѣмъ теперь.

Фальстафъ. Не знаю, за сколько они продали себя. Но ты, добрый человѣкъ, отдался мнѣ даромъ, и я плачу тебѣ за твою особу благодарностью.

(Возвращается Вестморлэндъ).

Принцъ Джонъ.

Прекращено-ль преслѣдованье?

Вестморлэндъ.

Да,

Бьютъ отступленье и конецъ рѣзнѣ.

Принцъ Джонъ.

Отправьте Кольвиля съ его друзьями

Въ Іоркъ, гдѣ ихъ немедленно казнятъ.

Блентъ, отведите ихъ и стерегите.

(Стража уводитъ Кольвиля).

Теперь, милорды, поспѣшимъ къ двору.

Я слышалъ, что отецъ мой тяжко боленъ.

Пусть наши вѣсти насъ опередятъ.

Кузенъ, отправьтесь, чтобъ его утѣшить;

По мѣрѣ силъ мы поспѣшимъ вослѣдъ.

Фальстафъ.

Милордъ, молю, позвольте мнѣ идти

На Глостерширъ. Когда къ двору вернетесь,

Замолвите, милордъ, въ своемъ докладѣ

Словечко обо мнѣ.

Принцъ Джонъ.

Фальстафъ, прощайте.

По своему я долженъ положенью

Васъ расхвалить, какъ вы не заслужили.

(Всѣ, кромѣ Фальстафа, уходятъ).

Фальстафъ. Хорошо, если бы у тебя хватило на это ума: это было бы лучше твоего герцогства. Клянусь душой, этотъ трезвый мальчишка не любитъ меня, и никто въ мірѣ не можетъ заставить его смѣяться. Да это и не мудрено: вѣдь онъ не пьетъ вина. Изъ такихъ смиренниковъ никогда прока не выйдетъ. Водянистые напитки слишкомъ охлаждаютъ ихъ кровь, вмѣстѣ съ частымъ употребленіемъ въ пищу рыбы, такъ что они впадаютъ въ какую то мужскую дѣвичью немочь, а когда женятся, то производятъ на свѣтъ только дѣвчонокъ. Они большей частью дураки и трусы и нѣкоторые изъ насъ тоже были бы таковы, если бы не возбуждали себя горячительными напитками. Хорошій хересъ производитъ двоякое дѣйствіе: во-первыхъ, бросается въ голову и высушиваетъ въ мозгу всѣ скопившіеся въ немъ пары глупости, тупости и мрачности, дѣлаетъ его быстрымъ, воспріимчивымъ, изобрѣтательнымъ, полнымъ яркихъ, пламенныхъ, игривыхъ образовъ, которые, переходя въ горло и рождаясь на языкѣ, становятся мѣткимъ остроуміемъ. Второе дѣйствіе хорошаго хереса состоитъ въ томъ, что онъ грѣетъ кровъ. Она сначала холодная и неподвижная, и печень поэтому блѣдная, почти бѣлая, что всегда служитъ доказательствомъ и признакомъ слабодушія и тупости; но хересъ разогрѣваетъ кровь и разгоняетъ ее изнутри по конечностямъ. Хересъ расцвѣчиваетъ лицо, и оно, какъ сигнальный огонь, созываетъ къ оружію всѣ остальныя силы маленькаго королевства, и тогда всѣ мелкія жизненныя полчища и маленькіе духи собираются вокругъ своего капитана — сердца, и оно, подзадоренное такой свитой, совершаетъ подвиги храбрости, — и все это отъ хереса. Такъ что военное искусство ничто безъ хереса — хересъ приводитъ все въ дѣйствіе; ученость — золотой кладъ, оберегаемый дьяволомъ, пока хересъ не пускаетъ ее въ дѣло. Если принцъ Генрихъ храбръ, то именно поэтому; холодную кровь, которую онъ унаслѣдовалъ отъ отца, словно тощую, безплодную землю, онъ разработалъ, вспахалъ и удобрилъ тѣмъ, что благородно пилъ, принявъ большой запасъ плодоноснаго хереса. Вотъ почему онъ такой горячій и храбрый. Еслибъ у меня была тысяча сыновей, то первое житейское правило, которое я бы имъ внушилъ, было бы отвращеніе къ водянистымъ напиткамъ и приверженность къ хересу.

(Входитъ Бардольфъ).

Ну что, Бардольфъ?

Бардольфъ. Войско распущено, и всѣ разошлись.

Фальстафъ. Ну, и Богъ съ ними! Я поѣду черезъ Глостерширъ и тамъ навѣщу мистера Роберта Пустозвона, эсквайра. Я уже порядкомъ размялъ его между пальцами, и скоро буду имъ запечатывать письма. Идемъ.

(Уходятъ).
УМИРАЮЩІЙ КОРОЛЬ ГЕНРИХЪ УКОРЯЕТЪ ПРИНЦА ГЕНРИХА.
Картина Роберта Смирка (Rob. Smirkc). (Малая Бойделевская Га.иерея).

СЦЕНА IV.

править
Вестминстеръ. Комната во дворцѣ, называемая Іерусалимомъ.
Входятъ король Генрихъ, принцы Томасъ Кларенсъ и Гемфри Глостеръ, Варвикъ и другіе.

Король Генрихъ.

Теперь, милорды, если волей божьей

Успѣшно кончимъ съ мятежомъ, который

Предъ нашей дверью истекаетъ кровью, —

Мы юношество наше поведемъ

Съ оружьемъ освященнымъ къ лучшимъ битвамъ.

Суда готовы, набраны войска

И облеченъ правами нашъ намѣстникъ.

Сложилось все согласно нашей волѣ,

Лишь намъ самимъ побольше-бъ нужно силъ.

И вотъ мы медлимъ здѣсь, покуда бунтъ

Не покорится подъ ярмо закона.

Варвикъ.

То и другое сбудется и ваше

Величество обрадуетъ.

Король Генрихъ.

Мой сынъ,

Принцъ Гемфри Глостеръ, гдѣ вашъ старшій братъ?

Принцъ Гемфри.

Мнѣ кажется, милордъ, онъ на охоту

Уѣхалъ въ Виндзоръ.

Король Генрихъ.

Въ чьемъ сопровожденьи?

Принцъ Гемфри.

Не знаю, государь.

Король Генрихъ.

А братъ его,

Принцъ Томасъ Кларенсъ, развѣ не при немъ?

Принцъ Гемфри.

Нѣтъ, государь, онъ съ нами.

Кларенсъ.

Что угодно

Отцу и государю?

Король Генрихъ.

Мнѣ угодно,

Принцъ Томасъ Кларенсъ, чтобы ты былъ счастливъ.

Зачѣмъ не съ братомъ ты? Тебя онъ любитъ,

А ты какъ будто имъ пренебрегаешь.

Изъ братьевъ, Томасъ, ты ему всѣхъ ближе,

Его любовью, сынъ мой, дорожи.

Когда умру, окажешь прочимъ братьямъ

Почетную услугу, какъ посредникъ

Межъ ними и величіемъ его.

Такъ не теряй его, не притупляй

Его любви холодностью наружной

И вялымъ отношеньемъ къ волѣ брата.

Себя же не лишай великихъ выгодъ

Его расположенія къ тебѣ.

Онъ милостивъ, внимательность встрѣчая,

Есть у него для жалости слеза

И есть рука, открытая, какъ день,

Для милосердія. Но раздраженный

Становится онъ жестокъ, что кремень,

Измѣнчивъ, какъ зима, и непредвидѣнъ,

Какъ утренникъ холодный. Оттого

Соображайся съ настроеньемъ брата.

Его за недостатки пожури

Почтительно, въ веселую минуту.

Когда-же онъ угрюмъ, его не трогай.

Пускай въ немъ страсти, какъ на сушѣ китъ,

Уходятся отъ собственныхъ усилій.

Все это, Томасъ, изучи прилежно,

И будешь ты оплотомъ для друзей,

И свяжешь золотымъ кольцомъ всѣхъ братьевъ,

Чтобъ не далъ трещину сосудъ ихъ общей крови,

Соединенной съ ядомъ клеветы,

Который попадетъ туда съ годами, —

Будь этотъ ядъ сильнѣй, чѣмъ аконитъ,

Мгновеннѣе, чѣмъ порохъ.

Кларенсъ.

Буду къ брату

Съ вниманьемъ относиться и любовью.

ПРИНЦЪ ГЕНРИХЪ БЕРЕТЪ КОРОНУ ОТЦА. (Дѣйствіе IV, сц. 4).
Картина англ. живописца Дж. Бойделя (Josia Boydell, 1750—1817) (Большая Бойделевская галлерея).

Король Генрихъ.

Зачѣмъ не съ нимъ ты въ Виндзорѣ?

Кларенсъ.

Его тамъ нѣтъ,

Онъ въ Лондонѣ обѣдаетъ.

Король Генрихъ.

Но съ кѣмъ?

Ты можешь-ли сказать мнѣ это?

Кларенсъ.

Съ Пойнсомъ

И остальной компаніей обычной.

Король Генрихъ.

На тучной почвѣ сорныхъ травъ не счесть.

А онъ — подобье юности моей —

Онъ ими весь поросъ. И оттого-то

Моя печаль простерлась дальше смерти.

Кровавыми слезами плачетъ сердце,

Когда хочу я въ образахъ представить

Дни непотребства, времена разгула,

Которые вамъ суждено увидѣть,

Межъ тѣмъ какъ буду спать въ сосѣдствѣ предковъ.

Когда съ его упрямаго распутства

Спадетъ узда, когда пыль буйной крови

Совѣтникомъ его единымъ станетъ

И руку мотовству подастъ богатство, —

Какъ быстро онъ тогда на крыльяхъ страсти

Опасностямъ на встрѣчу полетитъ

И гибели грозящей!

Варвикъ.

Въ опасеньяхъ

Вы, государь, заходите далеко.

Принцъ изучилъ товарищей своихъ,

Лишь какъ чужой языкъ. Чтобъ овладѣть имъ,

Необходимо видѣть и запомнить

И самыя безстыдныя слова.

Но это знанье лишь ведетъ къ тому,

Какъ вашему величеству извѣстно,

Чтобъ словъ подобныхъ избѣгать, гнушаясь.

Такъ принцъ, когда приспѣетъ срокъ, отринетъ

Своихъ друзей, какъ грубыя слова,

И память лишь о нихъ ему послужитъ

Образчикомъ иль мѣркой, чтобы ею

Измѣрить жизнь другихъ: тогда на пользу

Ему пойдутъ и прежнія ошибки.

КОРОЛЬ ГЕНРИХЪ ВЪ ПРЕДСМЕРТНОМЪ РАЗГОВОРѢ СЪ ПРИНЦЕМЪ ГЕНРИХОМЪ. (Дѣйствіе IV, сц. 4).
Картина Дж. Бойделя (Josia Boydell, 1750—1817) (Большая Бойделевская галлерея).

Король Генрихъ.

Нѣтъ, пчелы рѣдко покидаютъ падаль,

Гдѣ медъ снесли. Кто это? Вестморлэндъ?

(Входитъ Вестморлэндъ).

Вестморлэндъ.

Привѣтъ вамъ, государь. Пошли вамъ небо

Побольше радостей такихъ, какъ вѣсть моя.

Принцъ Джонъ, вашъ сынъ, цѣлуетъ вашу руку.

Мобрэ, епископъ Скрупъ, лордъ Гастингсъ — всѣ

Познали кару вашего закона.

Крамолы мечъ нигдѣ намъ не грозитъ,

Но мирная вездѣ цвѣтетъ олива.

О томъ, какъ все происходило, ваше

Величество прочтете на досугѣ

Во всѣхъ подробностяхъ.

Король Генрихъ.

О, Вестморлэндъ,

Ты — птица вешняя, и средь зимы

Поющая съ зарей. Смотри, — еще извѣстья.

(Входитъ Гаркуртъ).

Гаркуртъ.

Пусть небо отъ враговъ избавитъ ваше

Величество. Пусть каждый врагъ возставшій

Падетъ, какъ тѣ, о комъ принесъ я вѣсть.

Лордъ Бардольфъ, графъ Нортомберлэндъ и съ ними

Солдатъ англійскихъ много и шотландскихъ

Разгромлены шерифомъ изъ Іоркшира.

Подробности и самый ходъ сраженья

Содержитъ, государь, бумага эта.

Король Генрихъ.

Что-жъ мнѣ такъ плохо отъ вѣстей столь добрыхъ?

Ужель Фортуна въ жизни никогда

Къ намъ не приходитъ съ полными руками?

Ужель она всѣ лучшія сказанья

Уродливыми пишетъ письменами?

То голодъ намъ пошлетъ она безъ пищи,

Какъ это видимъ на здоровыхъ нищихъ;

То намъ пошлетъ роскошнѣйшія яства

Безъ позыва на пищу, какъ мы видимъ

На богачахъ, что средь обилья чахнутъ.

Мнѣ-бъ радоваться радостнымъ извѣстьямъ,

Но гаснетъ взоръ, кружится голова.

Приблизьтесь. Дурно мнѣ…

(Падаетъ въ обморокъ).

Принцъ Гемфри.

Бодритесь, ваше

Величество.

Кларенсъ.

О, мой отецъ державный!…

Вестморлэндъ.

Очнитесь, государь, глаза откройте!

Варвикъ.

О, принцы, успокойтесь! Вамъ извѣстно,

У короля припадки эти часты.

Лишь разступитесь. Воздуха побольше,

И онъ оправится.

Кларенсъ.

Нѣтъ, нѣтъ, ему

Тревогъ мучительныхъ не вынесть долго.

Отъ умственныхъ трудовъ, заботъ безсонныхъ

Ограда духа такъ въ немъ истончилась,

Что жизнь черезъ нее сквозитъ, готова

Прорваться вонъ.

Принцъ Гемфри.

Меня народъ пугаетъ.

Толкуютъ о зачатьяхъ безъ отцовъ,

О противоестественныхъ рожденьяхъ.

Обычный ходъ временъ вдругъ измѣнился,

Какъ если-бъ годъ перескочилъ въ пути

Чрезъ мѣсяцы уснувшіе.

Кларенсъ.

Въ рекѣ

Приливъ три раза кряду повторился,

Не раздѣленъ отливомъ. Старики —

Временъ минувшихъ лѣтопись живая —

Твердятъ, что незадолго передъ тѣмъ,

Какъ Эдуардъ, нашъ предокъ, заболѣлъ

И умеръ, то же самое случилось.

КОРОЛЬ ГЕНРИХЪ ВЪ ПРЕДСМЕРТНОМЪ РАЗГОВОРѢ СЪ ПРИНЦЕМЪ ГЕНРИХОМЪ.
(Шекспировская галлерея, изданная Пехштомъ).

Варвикъ.

Потише, принцы. Вотъ король очнулся.

Принцъ Гемфри.

Боюсь, его ударъ погубитъ этотъ.

Король Генрихъ.

Прошу, возьмите на руки меня

И отнесите въ комнату другую.

Но тише, ради Бога.

(Короля уносятъ въ глубину сцены и кладутъ на постель).

Не шумите,

О, добрые друзья! Но пусть чья-либо

Негромкая и нѣжная рука

Мой духъ усталый музыкой ласкаетъ!

Варвикъ.

Въ покой сосѣдній музыку позвать!

Король Генрихъ.

Корону положите на подушку.

Кларенсъ.

Глаза его ввалились. Какъ ужасно

Онъ измѣнился весь.

Варвикъ.

О, тише, тише!

(Входитъ принцъ Генрихъ).

Принцъ Генрихъ.

Кто скажетъ мнѣ, гдѣ герцогъ Кларенсъ?

Кларенсъ.

Братъ,

Я здѣсь и въ сильномъ горѣ.

Принцъ Генрихъ.

Какъ? Теперь?

На улицѣ свѣтло, а въ домѣ дождь?

Что съ королемъ?

Принцъ Гемфри.

Онъ боленъ и опасно.

Принцъ Генрихъ.

Услышалъ-ли онъ радостныя вѣсти?

Скажи ему.

Принцъ Гемфри.

Вѣстямъ внимая этимъ,

Онъ заболѣлъ.

Принцъ Генрихъ.

Отъ радости ставъ боленъ,

Онъ безъ лѣкарствъ поправится.

Варвикъ.

Молчите,

Милорды. Тише, милый принцъ. Король,

Родитель вашъ, какъ будто засыпаетъ.

Кларенсъ.

Идемъ въ другую комнату.

Варвикъ.

Угодно-ль,

Добрѣйшій принцъ, послѣдовать за нами?

Принцъ Генрихъ.

Нѣтъ, я хочу смотрѣть за королемъ.

(Всѣ, кромѣ принца Генриха, уходятъ).

Зачѣмъ лежитъ здѣсь на его подушкѣ

Корона, — сопостельница дурная,

Блестящая тревога, золотая

Забота? Сколько разъ безсонной ночью

Она предъ нимъ держала двери бдѣнья

Распахнутыми настежъ? А теперь

Онъ съ нею спитъ. Но все-жъ наполовину

Не столь здоровымъ, сладкимъ сномъ, какъ тотъ,

Кто, повязавши лобъ свой грубой тканью,

Всю ночь храпитъ спокойно. О, величье!

Того, кто облеченъ тобой, ты давишь,

Какъ въ знойный день блестящіе доспѣхи,

Что защищаютъ тѣло, но и жгутъ.

Вотъ перышко у вратъ его дыханья

Лежитъ недвижно. Если-бъ онъ дышалъ,

Пушокъ воздушно-легкій шевелился-бъ.

Мой государь добрѣйшій, мой отецъ.

Твой вправду крѣпокъ сонъ. То — сонъ, который

Вотъ съ этимъ золотымъ кольцомъ немало

Ужъ разлучилъ англійскихъ королей.

Мой долгъ по отношенію къ тебѣ —

Скорбѣть и плакать. Этотъ долгъ сполна

Тебѣ, о дорогой отецъ, заплатятъ

Природная любовь и нѣжность сына.

Твой долгъ, по отношенію ко мнѣ,

Отдать мнѣ королевскую корону,

Которою по сану и по крови

Теперь я непосредственно владѣю.

Вотъ гдѣ ей быть.

(Надѣваетъ корону себѣ на голову).

И Богъ ее храни!

Ничья рука — хотя-бы и гиганта,

Вмѣстившая въ себѣ всю крѣпость міра, —

Насильно у меня не вырветъ этой

Доставшейся мнѣ по наслѣдству чести.

Но тотъ вѣнецъ, что раздобылъ ты самъ,

Взявъ у тебя, я дѣтямъ передамъ.

(Уходитъ).

Король Генрихъ.

О Варвикъ, Кларенсъ, Глочестеръ!

(Входитъ Варвикъ, Кларенсъ, Глочестеръ и другіе).

Кларенсъ.

Король

Изволилъ звать насъ?

Варвикъ.

Какъ здоровье ваше?

Что вашему величеству угодно?

Король Генрихъ.

Зачѣмъ, милорды, одного меня

Покинули вы здѣсь?

Кларенсъ.

Мы, государь,

Оставили здѣсь брата моего.

При васъ сидѣть хотѣлъ онъ.

Король Генрихъ.

Принцъ Уэльскій?

Но гдѣ-жъ онъ? Дайте на него взглянуть мнѣ.

Здѣсь нѣтъ его.

Варвикъ.

Открыта дверь: онъ вышелъ.

Принцъ Гемфри.

Но не чрезъ комнату, гдѣ были мы.

Король Генрихъ.

Корона гдѣ? Кто взялъ ее съ подушки?

Варвикъ.

Она лежала тутъ, когда мы вышли.

Король Генрихъ.

То принцъ, должно быть. Разыщите принца.

Ужель онъ такъ торопится, что принялъ

Мой сонъ за смерть? Лордъ Варвикъ, отыщите

И, пожуривъ, сюда пришлите принца.

(Варвикъ уходитъ).

Такой поступокъ сына лишь поможетъ

Болѣзни доканать меня. Смотрите,

О сыновья мои, что вы такое!

Какъ быстро извращается природа,

Увлекшись блескомъ золота, какъ цѣлью.

Вотъ для чего, безумные отцы,

Тревогой вы свой сонъ обременяли,

Заботой — мозгъ, трудомъ тяжелымъ — кости.

Вотъ для чего вы накопляли груды

Похищеннаго золота чужого.

Вотъ для чего вы сыновей учили

Искусствамъ и военнымъ упражненьямъ.

Какъ пчелы, что на всѣхъ цвѣтахъ сбираютъ

Ихъ сладкій сокъ, мы, ротъ набивши медомъ

И свѣтлымъ воскомъ бедра нагрузивъ,

Летимъ въ свой улей и, подобно пчеламъ,

Встрѣчаемъ смерть въ награду за труды.

Вотъ горечь, что приходится вкусить

Отцу передъ кончиной. (Возвращается Варвикъ).

Гдѣ-жъ тотъ,

Кто ужъ не въ силахъ ждать, пока болѣзнь —

Союзница его — со мной покончитъ?

Варвикъ.

Милордъ, въ сосѣдней комнатѣ засталъ

Я принца, обливавшаго лицо

Прекрасное столь нѣжными слезами,

Что даже кровожадное злодѣйство,

Увидѣвши его, свой ножъ омыло-бъ

Росой очей. Вотъ онъ, сюда идетъ.

Король Генрихъ.

Зачѣмъ-же онъ корону взялъ отсюда?

(Входитъ принцъ Генрихъ).

Смотрите, онъ идетъ. Приблизься, Гарри.

Уйдите всѣ. Оставьте насъ однихъ.

(Варвикъ и другіе уходятъ).

Принцъ Генрихъ.

Не думалъ я вашъ голосъ вновь услышать.

Король Генрихъ.

Отцомъ подобной мысли было, Гарри,

Твое желанье. Зажился на свѣтѣ

Я слишкомъ долго. Въ тягость я тебѣ.

Но неужели такъ изголодался

Ты по моемъ престолѣ опустѣвшемъ,

Что поспѣшилъ облечься въ знаки власти.

Предъ тѣмъ какъ часъ созрѣлъ? Безумна юность.

Величья ищешь, что тебя раздавитъ.

Немного потерпи. Столь слабый вѣтеръ

Поддерживаетъ отъ паденья тучку

Моей минувшей власти, что ей вскорѣ

Поникнуть суждено. Мой день померкъ.

Ты то похитилъ, что и безъ вины

Чрезъ нѣсколько часовъ твоимъ-бы стало.

Предъ смертью ты какъ-бы скрѣпилъ печатью

Мои всѣ подозрѣнья. Жизнь твоя

Уликой мнѣ служила, что меня

Не любишь ты. И вотъ ты захотѣлъ

Чтобъ умеръ я, вполнѣ въ томъ убѣжденный.

Таилъ ты въ мысляхъ тысячу кинжаловъ,

О каменное сердце ихъ точилъ,

Чтобъ полъ-часа убить отцовской жизни.

Какъ! Полъ-часа не могъ ты потерпѣть?

Коль такъ, ступай, самъ вырой мнѣ могилу,

Вели колоколамъ вѣщать съ весельемъ

Не смерть мою, — твое коронованье.

Изъ слезъ, что оросятъ мой гробъ, свари

Елей, чтобъ имъ чело свое помазать.

Смѣшай меня съ давно забытымъ прахомъ.

Отдай червямъ того, кто далъ тебѣ

Дыханье. Отмѣни мои указы,

Смѣсти моихъ сановниковъ. Не время

Теперь блюсти порядокъ. Генрихъ Пятый

Вступилъ на тронъ! Тщеславье, ободрись!

Сокройся, королевское величье!

Прочь, мудрые совѣтники! Отнынѣ

Со всѣхъ концовъ къ англійскому двору

Пусть обезьяны праздныя стекутся.

Теперь, сосѣди, вы отъ всѣхъ отбросовъ

Очиститесь. Имѣются-ль у васъ

Бездѣльники, что сквернословятъ, пляшутъ,

Всю ночь гуляютъ, грабятъ, убиваютъ,

Ну, словомъ совершаютъ всѣ грѣхи

Старинные на новый ладъ? Утѣшьтесь,

Они васъ больше тяготить не станутъ:

Тройное зло ихъ Англія прикроетъ

Двойною позолотой. Должность, силу

Почетъ, — все это Англія имъ дастъ.

Тамъ Генрихъ Пятый снялъ намордникъ власти

Съ распутства, укрощеннаго съ трудомъ,

И злобный песъ зубами вновь вопьется

Въ тѣла невинныхъ. О, мой бѣдный край,

Междоусобной распрей изнуренный!

Ужъ если власть моя не сберегла

Тебя отъ безпорядка, что-же будетъ,

Коль безпорядокъ овладѣетъ властью?

Вновь станешь глушью, логовомъ волковъ,

Твоихъ-же обитателей старинныхъ.

Принцъ Генрихъ (преклоняя колѣни).

Простите, государь мой. Если-бъ слезы

Помѣхой влажной не были для словъ,

Давно-бъ я вашъ укоръ прервалъ столь горькій

И милый мнѣ, и не далъ вашей скорби

Его договорить, своей — дослушать.

Вотъ вашъ вѣнецъ, и пусть его надолго

Хранитъ для васъ Тотъ, чей вѣнецъ — безсмертье.

О, если онъ дороже былъ мнѣ чести

И славы вашей, пусть я никогда

Съ земли не встану, гдѣ лежу, простертый,

Послушный чувству вѣрности и долга.

Извѣстно Богу одному, какъ сердце

Во мнѣ похолодѣло вдругъ, когда я,

Войдя сюда, засталъ васъ безъ дыханья.

Коль притворяюсь, пусть средь буйной жизни

Теперь умру, чтобъ свѣтъ, довѣрья чуждый,

Не видѣлъ благородной перемѣны,

Которую рѣшилъ я проявить.

Войдя сюда и васъ сочтя умершимъ,

Чуть не умерши самъ при этой мысли,

Съ короной, какъ съ разумнымъ существомъ,

Я рѣчь повелъ и такъ ее корилъ:

«Заботы, неразлучныя съ тобою,

Пожрали тѣло моего отца.

За то тебя, слывущую чистѣйшимъ,

Я наихудшимъ золотомъ зову.

Другое, хоть достоинствомъ пониже,

Цѣннѣе оттого, что какъ цѣлебный

Напитокъ сохраняетъ нашу жизнь.

Ты-жъ, первая по качеству и славѣ,

Того убила, кто тебя носилъ».

Такъ, государь, твердя слова укора,

Я на себя корону возложилъ,

Чтобъ съ нею — съ супостатомъ, на моихъ

Глазахъ убившимъ моего отца —

Затѣять бой, какъ истинный наслѣдникъ.

Но если заразила кровь мою

Она малѣйшей радостью иль гордость

Раздула въ мысляхъ, если духъ мятежный

Иль суетный во мнѣ на встрѣчу ей

Съ привѣтомъ устремился, какъ къ желанной, —

Пусть вѣчно Богъ ее далеко держитъ

Отъ головы моей, пусть превращусь

Въ бѣднѣйшаго вассала, кто колѣни

Предъ ней въ священномъ страхѣ преклоняетъ.

Король Генрихъ.

О, сынъ мой! Богъ внушилъ тебѣ желанье

Унесть ее, чтобъ мудрымъ извиненьемъ

Любовь отца сильнѣе возбудить.

Приблизься, Гарри, сядь у изголовья

И выслушай послѣдній мой совѣтъ,

Который, вѣрю, дать еще я въ силахъ.

Извѣстно Богу одному, какими

Окольными путями и кривыми

Я раздобылъ корону эту. Мнѣ-же

Извѣстно хорошо, какъ безпокойно

Она на головѣ моей сидѣла.

Къ тебѣ — она окрѣпшей перейдетъ

Средь общаго признанья и покоя.

Все темное, что связано съ ея

Пріобрѣтеньемъ, въ гробъ уйдетъ со мною.

Но мнѣ она казалась знакомъ власти,

Захваченной насильственной рукой.

Отъ многихъ въ жизни могъ укоръ я слышать,

Что свой вѣнецъ съ ихъ помощью я добылъ,

И это каждый день рождало распри

Кровавыя, терзая мнимый миръ.

Ты видѣлъ самъ, съ опасностью какою

Я отвѣчалъ на грозные удары.

Мое все царствованье было драмой,

Раздоры — содержаніемъ ея.

Моя-же смерть мѣняетъ все. Что было

Въ моихъ рукахъ захватомъ, перейдетъ

Къ тебѣ съ названьемъ болѣ благороднымъ:

Ты свой вѣнецъ въ наслѣдство получилъ.

И все таки, хотя стоишь ты тверже,

Чѣмъ я, ты крѣпокъ не вполнѣ, покуда

Обиды свѣжи. Тѣ мои друзья,

Кого и ты назвать друзьями долженъ,

Лишились такъ еще недавно грозныхъ

Зубовъ и жалъ. Могуществомъ своимъ

Они мнѣ помогли достигнуть власти,

И я бояться могъ, что сила ихъ

Меня низвергнетъ. Чтобъ бѣды избѣгнуть,

Однихъ я сокрушилъ, другихъ сбирался

Вести въ святую землю, чтобы праздность

И долгій отдыхъ не дали имъ слишкомъ

Глубоко заглянуть въ мои права.

И потому, мой Гарри, вѣчно думай

О томъ, чтобъ занимать войною внѣшней

Ихъ шаткіе умы. Трудясь въ чужбинѣ,

Они забудутъ о своемъ быломъ.

Хотѣлъ сказать я многое, но въ легкихъ

Дыханья нѣтъ. Изсякла сила рѣчи.

Прости, Господь, мой путь, къ вѣнцу приведшій,

Пусть долгій миръ смѣнитъ раздоръ прошедшій.

Принцъ Генрихъ.

Вы добыли, носили свой вѣнецъ

И мнѣ вручили. Спорамъ всѣмъ конецъ.

Пусть ополчится міръ. Со всей вселенной

Одинъ сражусь за вашъ вѣнецъ священный.

(Входятъ принцъ Джонъ, Варвикъ, лорды и другіе).

Король Генрихъ.

Смотри, смотри, идетъ мой Джонъ Ланкастрскій.

Принцъ Джонъ.

Здоровья, мира, счастья государю.

Король Генрихъ.

Ты, Джонъ, съ собой приносишь миръ и счастье.

Здоровье-же, увы, на крыльяхъ юныхъ

Умчалось и покинуло меня,

Какъ голый пень сухой. Тебя увидѣвъ,

Покончилъ я съ заботами земли.

Лордъ Варвикъ здѣсь?

Принцъ Генрихъ.

Лордъ Варвикъ!

Король Генрихъ.

Тотъ покой,

Гдѣ мнѣ впервые сдѣлалося дурно,

Не носитъ-ли особаго названья?

Варвикъ.

Милордъ, его зовутъ Іерусалимомъ.

Король Генрихъ.

Хвала Творцу! Тамъ долженъ жизнь я кончить.

Давно тому назадъ мнѣ предсказали,

Что я окончу дни въ Іерусалимѣ.

Мечталъ я тщетно про святую землю.

Въ ту комнату! Тамъ вѣчнымъ сномъ усни!

Въ Іерусалимѣ Гарри кончитъ дни.

(Уходятъ).
ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

править
Глостерширъ. Комната въ домѣ Пустозвона.
Входятъ Пустозвонъ, Фальстафъ, Бардольфъ и пажъ.

Пустозвонъ. Клянусь пѣтухомъ и сорокой, сэръ, вы не уѣдете сегодня. Эй, Дэви!

Фальстафъ. Ужъ вы извините меня, мистеръ Робертъ Пустозвонъ.

Пустозвонъ. Не извиню, никакихъ извиненій не принимаю. Никакое извиненіе вамъ не поможетъ. Васъ не извинятъ. Эй, Дэви, гдѣ ты?

(Входитъ Дэви).

Дэви. Здѣсь, сэръ.

Пустозвонъ. Дэви, Дэви, Дэви, постой — ахъ да! позови сюда повара Вильяма. Сэръ Джонъ, ваше извиненіе не принимается.

Дэви. Слушаю, сэръ. Этихъ повѣстокъ я не могъ вручить. Да и вотъ еще — чѣмъ мы засѣемъ ту большую пашню — пшеницей?

Пустозвонъ. Да, красной пшеницей, Дэви. Но позови повара Вильяма… Есть у насъ молодые голуби?

Дэви. Да, сэръ. А вотъ счетъ кузнеца за ковку лошадей и за плуги.

Пустозвонъ. Провѣрь счетъ и заплати. Сэръ Джонъ, никакихъ извиненій!

Дэви. А еще, сэръ, нужно купить новую цѣпь къ ведру; да еще — прикажете вычесть изъ жалованья Вильяма за мѣшокъ, который онъ потерялъ на рынкѣ въ Гинкслэѣ?

Пустозвонъ. Непремѣнно. Такъ вотъ, Дэви, пару голубей, пару цыплятъ, ножку баранины, да еще разныя разности, скажи это повару Вильяму.

Дэви. А военный господинъ останется здѣсь на ночь, сэръ?

Пустозвонъ. Да, Дэви. Я хочу его хорошенько угостить. Другъ при дворѣ лучше, чѣмъ пенни въ кошелькѣ. Угости хорошенько и его людей, Дэви. Они вѣдь порядочные плуты и потомъ будутъ кусать заглазно.

Дэви. У нихъ самихъ спина искусана, сэръ: бѣлье на нихъ страсть какое грязное.

Пустозвонъ. Хорошо придумано, Дэви. Дѣлай, что сказано, Дэви.

Дэви. Я прошу васъ, сэръ, поддержать Вильяма Визора изъ Виконта противъ Клемента Перкса съ горы.

Пустозвонъ. На Визора поступило много жалобъ. Онъ, насколько я знаю, большой подлецъ.

Дэви. Вполнѣ согласенъ съ вашей милостью, сэръ, что онъ подлецъ. Но неужели, Господи помилуй, нельзя поддержать подлеца по просьбѣ его друга? Честный человѣкъ, сэръ, можетъ самъ себя защитить, а подлецъ не можетъ. Я вѣрно служилъ вашей милости, сэръ, вотъ уже восемь лѣтъ, и если мнѣ не дозволено разъ или два въ четверть года поддержать мошенника противъ честнаго человѣка, то, видно, мало у васъ ко мнѣ расположенія. Этотъ подлецъ мой честный другъ, сэръ, и потому я очень прошу вашу милость рѣшить дѣло въ его пользу.

Пустозвонъ. Ну, хорошо, я его не обижу. А теперь иди, Дэви. (Дэви уходитъ). Гдѣ вы, сэръ Джонъ? Ну, ну, пожалуйста, снимайте сапоги. Вашу руку, мистеръ Бардольфъ.

Бардольфъ. Я радъ видѣть вашу милость.

Пустозвонъ. Благодарю тебя отъ всего сердца, милый Бардольфъ. Добро пожаловать, великанъ. Идемте, сэръ Джонъ.

Фальстафъ. Скоро приду, мистеръ Пустозвонъ. (Пустозвонъ уходитъ). Бардольфъ, присмотри за нашими лошадьми. (Бардольфъ и пажъ уходятъ). Если бы меня распилили на части, то вышло бы четыре дюжины такихъ бородатыхъ, монашескихъ посоховъ, какъ мистеръ Пустозвонъ. Какое удивительное соотвѣтствіе между его умомъ и умомъ его прислуги: глядя на него, они ведутъ себя какъ дураки судьи, а онъ, разговаривая постоянно съ ними, превратился въ лакея, похожаго на судью. Ихъ мысли такъ слились, благодаря постоянному сообществу, что они держатся всѣ вмѣстѣ, какъ стадо дикихъ гусей. Имѣй я нужду въ мистерѣ Пустозвонѣ, я бы сталъ льстить его людямъ, говоря имъ объ ихъ сходствѣ съ ихъ хозяиномъ; нуждайся я въ его слугахъ, я льстилъ бы мистеру Пустозвону, говоря ему, что никто не умѣетъ лучше повелѣвать слугами, чѣмъ онъ. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что какъ мудреное поведеніе, такъ и глупое заразительны подобно болѣзни, — поэтому нужно брать товарищей со строгимъ разборомъ. Я изъ этого Пустозвона извлекъ достаточно смѣшного, чтобы позабавить принца Генриха столько времени, сколько длятся шесть модъ, что равняется четыремъ судебнымъ срокамъ и двумъ долговымъ, и онъ будетъ хохотать безъ «интерваловъ». Удивительно, какъ дѣйствуетъ на людей выдумка, приправленная легкой клятвой, или шутка, сказанная съ мрачнымъ видомъ — въ особенности на молодежь, не испытавшую, что такое ломота въ плечахъ. Принцъ будетъ хохотать до тѣхъ поръ, пока лицо его не сморщится, какъ промокшій плащъ.

Пустозвонъ (за сценой). Сэръ Джонъ!

Фальстафъ. Иду, мистеръ Пустозвонъ.

СЦЕНА II.

править
Вестминстеръ. Комната во дворцѣ.
Съ разныхъ сторонъ входятъ Варвикъ и лордъ верховный судья.

Варвикъ.

Ну что, милордъ судья, куда идете?

Верховный судья.

Какъ чувствуетъ себя король?

Варвикъ.

Отлично.

Онъ всѣмъ заботамъ чуждъ.

Верховный судья.

Надѣюсь, онъ

Не умеръ?

Варвикъ.

Путь, указанный природой,

Онъ совершилъ и не живетъ для насъ.

Верховный судья.

Зачѣмъ онъ и меня не взялъ съ собой?

За то, что вѣкъ свой правдой прослужилъ я,

Теперь не защищенъ я отъ обидъ.

Варвикъ.

И впрямь, васъ молодой король не любитъ.

Верховный судья.

Да, знаю и заранѣе готовлюсь

Привѣтствовать я новые порядки.

Дѣйствительность не можетъ быть печальнѣй

Того, что мнѣ сулитъ воображенье.

Входятъ принцъ Джонъ, принцъ Гемфри, принцъ Кларенсъ, Вестморлэндъ и другіе.

Варвикъ.

Вотъ Генриха умершаго идутъ

Потомки огорченные. О, если-бъ

Живущій Генрихъ нравомъ былъ похожъ

На худшаго изъ братьевъ трехъ! Какъ много-бъ

Осталось на мѣстахъ служилой знати,

Которой нынче паруса убрать

Предъ сволочью нахлынувшей придется.

Верховный судья.

Увы! Боюсь, что все пойдетъ вверхъ дномъ.

Принцъ Джонъ.

Привѣтъ, лордъ Варвикъ.

Принцы Гемфри и Кларенсъ.

Съ добрымъ утромъ, лордъ.

Принцъ Джонъ.

Мы будто разучились говорить.

Варвикъ.

Ну, не совсѣмъ, но слишкомъ наша скорбь

Тяжка, чтобъ говорить о ней.

Принцъ Джонъ.

Миръ праху

Того, по комъ такъ тяжко мы скорбимъ.

Верховный судья.

Миръ намъ.

Спаси насъ Богъ отъ скорби болѣ тяжкой.

Принцъ Гемфри.

Милордъ, вы вправду друга потеряли.

И я готовъ поклясться, что на вашемъ

Лицѣ печаль взята не на прокатъ,

А въ собственность вполнѣ принадлежитъ вамъ.

Принцъ Джонъ.

Хотя никто не можетъ быть увѣренъ

Въ расположеньи короля, но васъ

Вѣрнѣе, чѣмъ всѣхъ прочихъ, ждетъ немилость.

Скорблю за васъ. Какъ измѣнить все это?

Кларенсъ.

Заискивать теперь у сэра Джона

Фальстафа вамъ придется. Это значитъ:

Противъ теченья плыть своихъ-же чувствъ.

Верховный судья.

Въ своихъ дѣлахъ всегда служилъ я чести,

Руководился духомъ безпристрастья.

Нѣтъ, принцы дорогіе, никогда

Меня вы не увидите просящимъ

О нищенскомъ позорномъ снисхожденьи.

Коль правда и невинность не помогутъ,

Отправлюсь вслѣдъ за королемъ умершимъ

И разскажу, кѣмъ посланъ.

Варвикъ.

Принцъ идетъ.

(Входитъ король Генрихъ Пятый въ сопровожденьи свиты).

Верховный судья.

Привѣтъ вамъ. Да хранитъ Всевышній ваше

Величество!

Король Генрихъ.

Величество — нарядъ

Хоть блещущій — сидитъ не такъ удобно,

Какъ думаете вы! Я вижу, братья,

Подъ вашей грустью скрытъ какой-то страхъ.

Мы при дворѣ англійскомъ, не турецкомъ.

Не Амурату Амуратъ, но Генрихъ

Здѣсь Генриху наслѣдуетъ. Грустите,

О, братья добрые! Вамъ грусть пристала.

Нарядъ печали такъ по королевски

Вы носите, что углубить хочу я

Вашъ трауръ и въ душѣ его носить.

Да, будьте грустны, братья дорогіе,

Но на себѣ несите это бремя,

Лишь какъ частицу грусти всенародной.

Что до меня, молю васъ Богомъ, вѣрьте,

Что буду вамъ отцомъ и вмѣстѣ братомъ.

Вы дайте мнѣ любовь свою, и я

Возьму заботы ваши. Плачьте, братья,

Что Генрихъ умеръ. Самъ о томъ я плачу.

Но Генрихъ живъ, который превратитъ

Въ дни счастья вашу каждую слезинку.

Принцъ Джонъ.

Мы ничего другого и не ждемъ

Отъ вашего величества.

Король Генрихъ.

Какъ странно

Вы смотрите. (Верховному судьѣ)

Въ особенности вы.

Вы, думаю, вполнѣ убѣждены,

Что я васъ не люблю?

Верховный судья.

Я убѣжденъ,

Что, безпристрастно на меня взглянувъ,

Вы, государь, причины не найдете

Для ненависти.

Король Генрихъ.

Нѣтъ? Какъ можетъ принцъ

Столь высоко поставленный забыть

Столь тяжкія обиды? Какъ! Позорить,

Бранить и грубо посадить въ тюрьму

Наслѣдника англійскаго престола!

И это все ничто не можетъ

Быть смыто въ волнахъ Леты и забыто?

Верховный судья.

Въ моемъ лицѣ въ то время былъ представленъ

Родитель вашъ, его же власти знакъ

Лежалъ на мнѣ. И вотъ, когда законы

Его я примѣнялъ, заботясь только

Объ общемъ благѣ, — вамъ угодно было,

Забывъ мой санъ, величье правосудья,

Закона мощь и образъ короля,

Который я собою воплощалъ,

Мнѣ нанести ударъ въ судейскомъ креслѣ,

И, смѣло пользуясь мнѣ данной властью,

Я васъ велѣлъ подъ стражу взять, какъ если-бъ

Вы оскорбили вашего отца.

Коль я тогда неправъ былъ, вы теперь,

Вѣнецъ надѣвъ, должны мириться съ мыслью,

Что сынъ вашъ будетъ обращать въ ничто

Велѣнья ваши, прогонять судью

Съ его скамьи почетной, преграждать

Теченье правосудья, притуплять

Тотъ мечъ, что охраняетъ безопасность

Особы вашей. Болѣе того:

Топтать ногами образъ вашъ державный,

Надъ вашими дѣлами издѣваться

Въ лицѣ другого. Собственную мысль

Спросите, какъ король. Себя на мѣсто

Отца поставьте. Будьте сами въ мысляхъ

Отцомъ такого, какъ вы были, сына.

Внемлите поруганью своего

Достоинства, взгляните на презрѣнье

Къ священнѣйшимъ законамъ, къ вамъ самимъ.

Теперь вообразите, что за васъ

Вступаюсь я и въ силу вашей власти

Спокойно сына вашего смиряю.

Все это хладнокровно обсудивъ,

Мнѣ, какъ монархъ, рѣшенье объявите.

Скажите, чѣмъ, когда я преступилъ

Свой санъ, права и преданность престолу?

Король Генрихъ.

Вы взвѣсили все вѣрно. Оттого

Держите впредь вѣсы и мечъ закона.

Желаю вамъ средь почестей ростущихъ

Дожить до дня, когда мой взрослый сынъ,

Васъ оскорбивъ, какъ я, вамъ подчинится.

Тогда я повторю слова отца:

«Я счастливъ, смѣлаго судью имѣя,

Кто сына моего дерзнулъ судить.

Но также счастливъ я, имѣя сына,

Кто въ руки правосудья самъ предалъ

Свое величье». Вы меня къ тюрьмѣ

Приговорили. Я приговорю васъ

Носить и впредь тотъ мечъ, что вы носили

Донынѣ безъ пятна, въ надеждѣ твердой,

Что будете имъ дѣйствовать всегда

Безъ страха и пристрастія, какъ противъ

Меня когда-то. Вотъ моя рука.

Отцомъ моей вы молодости будьте.

Мой голосъ станетъ вторить вашей мысли;

Свои желанья подчиню покорно

Совѣтамъ мудрымъ опытности вашей.

А вы, о принцы, вѣрьте мнѣ, молю васъ:

Мои пороки спятъ въ гробу съ отцомъ,

Во мнѣ-же ожилъ духъ его суровый,

Чтобъ я надъ ожиданьями людей,

Надъ ложнымъ мнѣньемъ свѣта посмѣялся

И пристыдилъ пророковъ, осудившихъ

Меня за внѣшность. Суетно донынѣ

Во мнѣ потокъ струился буйной крови.

Теперь назадъ онъ къ морю путь направитъ

И тамъ сольется съ царствомъ всѣхъ потоковъ

И потечетъ въ величьи королевскомъ.

Мы созовемъ высокій нашъ парламентъ.

Въ совѣтъ свой членовъ изберемъ такихъ,

Чтобъ мощное державы нашей тѣло

Отъ государствъ другихъ не отставало,

Имѣющихъ правителей мудрѣйшихъ.

Война-ль придетъ, иль миръ, иль оба вмѣстѣ,

Мы встрѣтимъ ихъ, готовы ко всему.

(Къ верховному судьѣ)

И вы, отецъ мой, будете всѣмъ этимъ

Руководить. Вслѣдъ за вѣнчаньемъ нашимъ

Чины мы созовемъ, какъ я сказалъ вамъ,

И Богъ да подкрѣпитъ меня въ благихъ

Намѣреньяхъ. Пускай ни принцъ, ни пэръ

Просить у неба не найдетъ причины

Жизнь Гарри сократить на день единый.

(Уходятъ).

СЦЕНА III.

править
Глостерширъ, садъ въ домѣ Пустозвона.
Входятъ Фальстафъ, Пустозвонъ, Тихоня, Бардольфъ, пажъ и Дэви.

Пустозвонъ. Нѣтъ, вы должны еще посмотрѣть мой садъ, и тамъ въ бесѣдкѣ мы покушаемъ прошлогоднихъ яблокъ моей собственной прививки, съѣдимъ тарелку конфектъ съ тминомъ и еще что нибудь… Идемте, кузенъ Тихоня. A потомъ въ постель.

Фальстафъ. Однако, клянусь Богомъ, у васъ славное помѣстье — очень богатое.

Пустозвонъ. Жалкое, жалкое, жалкое помѣстье, сэръ Джонъ, совсѣмъ нищенское, одно только, что хорошій воздухъ. Накрывай, Дэви, накрывай! Вотъ такъ, хорошо!

Фальстафъ. Этотъ Дэви у васъ на всѣ руки, — онъ и слуга, и управляющій.

Пустозвонъ. Хорошій слуга, очень хорошій, сэръ Джонъ. Клянусь обѣдней, я слишкомъ много хересу выпилъ за ужиномъ… Хорошій слуга! А теперь, садитесь, садитесь. Идемъ, кузенъ.

Тихоня.

Эй, говорю я,

Послѣ годика хорошаго

Всѣ полны боченки.

Нынче мясо стоитъ дешево,

Дороги дѣвчонки.

Будемъ, братцы, ѣсть да пить.

Веселѣй, ребята.

Фальстафъ. Какой вы весельчакъ. Я выпью за ваше здоровье, мистеръ Тихоня.

Пустозвонъ. Дай вина мистеру Бардольфу, Дэви.

Дэви. Добрѣйшій сэръ, садитесь, я сейчасъ вернусь къ вамъ; садитесь, добрый сэръ. И вы, добрый мистеръ пажъ, садитесь. Ваше здоровье! Если не достанетъ чего съѣстного — мы вознаградимъ выпивкой. Не взыщите — главное, все здѣсь отъ души.

(Уходитъ).

Пустозвонъ. Веселѣй, мистеръ Бардольфъ, и ты, мой маленькій солдатъ, тоже будь веселѣй.

Тихоня (поетъ).

Веселѣй да веселѣй!

Хочешь, маршъ къ женѣ моей,

Бабы всѣ плутовки.

Гдѣ мужчины, тамъ онѣ

Наровятъ наединѣ

Колдовать, чертовки.

Фальстафъ. Я не зналъ, что мистеръ Тихоня такой молодецъ.

Тихоня. Я? Мнѣ ужъ случалось въ жизни бывать веселымъ разъ другой.

(Возвращается Дэви).

Дэви. Вотъ вамъ тарелка яблокъ.

(Ставитъ ихъ предъ Бардольфомъ).

Пустозвонъ. Дэви!

Дэви. Что прикажете, ваша милость? Я сейчасъ къ вашимъ услугамъ. — Стаканъ вина, сэръ?

Тихоня (поетъ).

Зайдемъ, красотка, въ кабачокъ.

Нальемъ стакана два — и чокъ,

И сердцу будетъ любо.

Фальстафъ. Хорошо сказано, мистеръ Тихоня.

Тихоня. Давайте веселиться; предъ нами еще самая пріятная часть ночи.

Фальстафъ. Ваше здоровье, мистеръ Тихоня, — много лѣтъ вамъ здравствовать.

Тихоня (поетъ).

Я выпью весь стаканъ вина,

Будь миля цѣлая до дна.

Пустозвонъ. Честный Бардольфъ, — твое здоровье. Если тебѣ чего нибудь хочется и ты не требуешь — пеняй на самого себя. И ты тоже, маленькій плутишка, милости просимъ. Я пью за здоровье мистера Бардольфа и всѣхъ лондонскихъ кавалеровъ.

Дэви. Я надѣюсь, что еще увижу Лондонъ, прежде чѣмъ умру.

Бардольфъ. Хотѣлъ-бы встрѣтиться съ тобою тамъ, Дэви.

Пустозвонъ. Клянусь обѣдней, вы тамъ осушите вмѣстѣ добрую кварту. Не правда ли, мистеръ Бардольфъ?

Бардольфъ. Конечно, сэръ, — пинты въ четыре.

Пустозвонъ. И прекрасно, благодарю тебя. Этотъ негодяй не отстанетъ отъ тебя, повѣрь мнѣ. Онъ славный малый.

Бардольфъ. И я отъ него не отстану, сэръ.

Пустозвонъ. Ты сказалъ это, какъ король. Пейте и ѣшьте вдоволь — будьте веселы. (Стукъ). Посмотри, кто тамъ стучитъ. (Уходитъ Дэви).

Фальстафъ. (Тихонѣ, который только что выпилъ полный кубокъ). Вотъ теперь я получилъ отъ васъ надлежащій отвѣтъ.

Тихоня (поетъ).

Мой отвѣтъ храня,

Въ рыцари меня

Посвяти, Саминго.

Такъ вѣдь?

Фальстафъ. Такъ.

Тихоня. Вотъ видите. Сознайтесь, что старый человѣкъ иногда еще кой на что годится.

(Возвращается Дэви).

Дэви. Съ позволенія вашей милости, тутъ пришелъ какой-то Пистоль и привезъ новости отъ двора.

Фальстафъ. Отъ двора? Пусть войдетъ.

(Входитъ Пистоль).

Что слышно, Пистоль?

Пистоль. Да хранитъ васъ Богъ, сэръ Джонъ.

Фальстафъ. Какой вѣтеръ занесъ тебя сюда, Пистоль?

Пистоль. Не тотъ злой вѣтеръ, который ничего не приноситъ хорошаго. Милѣйшій рыцарь, ты теперь одинъ изъ самыхъ вѣскихъ людей въ королевствѣ.

Тихоня. Клянусь Богородицей, онъ самый увѣсистый, если не считать кума Пуфа изъ Барсона.

Пистоль.

Пуфъ? Въ зубы пуфъ тебѣ, дрянной трусишка!

Сэръ Джонъ, я твой Пистоль, я твой пріятель,

Я, голову сломя, къ тебѣ скакалъ,

Чтобъ радостныя вѣсти принести

О золотыхъ денькахъ, о счастьи свѣтломъ.

Фальстафъ. Говори скорѣе, въ чемъ дѣло, да говори толкомъ, какъ житель здѣшняго міра.

Пистоль.

Къ чертямъ весь здѣшній міръ съ его жильцами!

Объ Африкѣ вѣщаю золотой.

Фальстафъ.

Презрѣнный ассирійскій рабъ, въ чемъ дѣло?

Король Кафетуа знать хочетъ правду.

Тихоня (поетъ).

И Робинъ Гудъ, и Джонъ, и Скарлетъ.

Пистоль.

Смѣяться-ль надъ сынами Геликона

Собакамъ? Вѣсть о счастьи презирать?

Коль такъ, Пистоль, лети въ объятья фурій.

Пустозвонъ. Честнѣйшій джентльменъ, я не знаю, кто вы и о чемъ вы говорите.

Пистоль.

Скорби и плачь объ этомъ.

Пустозвонъ. Простите, сэръ. Если вы принесли вѣсти отъ двора, то вамъ остается одно изъ двухъ: или выложить ихъ, или удержать при себѣ. Знайте, что и я облеченъ нѣкоторою властью, по волѣ короля.

Пистоль.

Какого короля, скажи, бродяга,

Иль духъ испустишь!

Пустозвонъ.

Генриха.

Пистоль.

Какого?

Четвертаго иль Пятаго?

Пустозвонъ.

Конечно,

Четвертаго.

Пистоль.

Ты должность потерялъ.

Сэръ Джонъ! Теперь король — твой кроткій агнецъ,

Онъ — Генрихъ Пятый. Правду говорю.

Коль я солгалъ, то покажи мнѣ кукишъ,

Какъ дѣлаютъ надменные испанцы.

Фальстафъ. Какъ, старый король умеръ?

Пистоль. Онъ мертвъ, какъ гвоздь дверной. Слова мои истинны.

Фальстафъ. Скорѣе, Бардольфъ, осѣдлай мою лошадь. Мистеръ Робертъ Пустозвонъ, выбирай какую хочешь должность въ государствѣ — она твоя; Пистоль, я награжу тебя чинами.

Бардольфъ. О, радостный день! Я свое счастье не обмѣнялъ бы на рыцарское достоинство.

Пистоль. Ну, чтожъ, хорошія я вѣсти принесъ?

Фальстафъ. Снесите мистера Тихоню въ постель. Мистеръ Пустозвонъ, лордъ Пустозвонъ — ты будешь теперь чѣмъ хочешь, я управитель фортуны. Одѣвай сапоги, мы проскачемъ всю ночь. О, дорогой Пистоль! Иди, Бардольфъ. (Бардолъфъ уходитъ). Ну, Пистоль, разскажи мнѣ еще что нибудь и придумай, чего бы тебѣ хотѣлось. Надѣвайте же сапоги, мистеръ Пустозвонъ. Я знаю, молодой король тоскуетъ по мнѣ. Возьмемте чьихъ угодно лошадей — законы Англіи въ моей власти. Счастливы тѣ, кто были моими друзьями, и горе лорду верховному судьѣ.

Пистоль.

Пусть коршуны ему терзаютъ печень.

— «Гдѣ счастье на землѣ?» — поютъ они.

Вотъ гдѣ оно. Привѣтъ счастливымъ днямъ!

(Уходятъ).

СЦЕНА IV.

править
Лондонъ. Улица.
Входятъ полицейскіе, которые тащатъ хозяйку Квикли и Долли Тиршить.

Хозяйка. Постой, мерзавецъ! Я готова была бы умереть, лишь бы увидать тебя повѣшеннымъ — ты мнѣ плечо вывихнулъ.

1-й полицейскій. Констэбли передали ее мнѣ, и я могу ее увѣрить, что она получитъ свою порцію розогъ. Еще недавно изъ за нея убиты были два человѣка.

Долли. Врешь, крюкъ для стаскиванія яблокъ, врешь. Пусти — говорю тебѣ, мерзкая требушиная рожа: если ребенокъ, котораго я теперь ношу, погибнетъ, то лучше бы ты отколотилъ мать свою, бумажная образина.

Хозяйка. О, Господи — если бы только сэръ Джонъ былъ здѣсь! Онъ бы кому нибудь тутъ уготовилъ смертный часъ. Молю Бога, чтобы ребенокъ ея погибъ.

1-й полицейскій. Чтожъ, тогда у тебя будетъ дюжина подушекъ — а теперь только одиннадцать. Ступайте за мной, приказываю вамъ — человѣкъ, котораго вы отколотили вмѣстѣ съ Пистолемъ, умеръ.

Долли. А я тебѣ говорю, поджарая фигурка на пепельницѣ, тебя за это здорово выпорятъ. Ахъ ты, синій навозный жукъ! Ахъ, грязный изголодавшійся палачъ! Если тебя не выпорятъ, не носить мнѣ короткаго платья.

1-й полицейскій. Ну, ты, странствующій рыцарь въ юпкѣ, идемъ.

Хозяйка. О, Господи, неужели правда одолѣетъ силу? Ну, ничего — будетъ и на нашей улицѣ праздникъ.

Долли. Идемъ, негодяй, веди меня къ судьѣ.

Хозяйка. Идемъ, голодный песъ.

Долли. Ахъ ты, смерть костлявая!

Хозяйка. Скелетъ!

Долли. Идемъ, сухарь, идемъ, негодяй!

1-й полицейскій. Идемъ. (Уходятъ).

СЦЕНА V.

править
Площадь близъ Вестминстерскаго аббатства.
Входятъ двое прислужниковъ, усыпая площадь осокой.

1-й прислужникъ. Больше осоки, больше осоки.

2-й прислужникъ. Уже два раза трубили.

1-й прислужникъ. Они раньше двухъ часовъ не вернутся съ коронаціи. Живѣй, живѣй. (Прислужники уходятъ).

Входятъ Фальстафъ, Пустозвонъ, Пистоль, Бардольфъ и пажъ.

Фальстафъ. Станьте подлѣ меня, мистеръ Робертъ Пустозвонъ. Я устрою, чтобы король былъ милостивъ къ вамъ. Я ему подмигну, когда онъ проѣдетъ мимо меня — вы увидите, какъ онъ со мной обойдется.

Пистоль. Пошли Богъ силы твоимъ легкимъ, добрый рыцарь.

Фальстафъ. Стань сюда, Пистоль, за мной. (Къ Пустозвону). Жаль, что у меня не было времени заказать новое платье въ счетъ тысячи фунтовъ, которые я одолжилъ у тебя. Но не все ли равно. Эта бѣдная одежда еще болѣе подходитъ къ данному случаю, — она показываетъ, какъ я торопился увидѣть его.

Пустозвонъ. Это вѣрно.

Фальстафъ. Она доказываетъ глубину моей привязанности.

Пустозвонъ. Да, да.

Фальстафъ. Мое преклоненіе.

Пустозвонъ. Правда, правда.

Фальстафъ. Видно будетъ, что я скакалъ день и ночь, и не вспомнилъ, не считалъ нужнымъ, не имѣлъ терпѣнія перемѣнить платье.

Пустозвонъ. Совершенно вѣрно.

Фальстафъ. Вотъ я стою здѣсь, забрызганный еще грязью съ дороги, и потѣю отъ желанія видѣть его; ни о чемъ другомъ не думаю, забываю о всѣхъ остальныхъ дѣлахъ, какъ будто нѣтъ у меня никакого другого дѣла на умѣ, кромѣ желанія увидѣть его.

Пистоль. Это «Semper idem», ибо «absque hoc nihil est» — все сказывается въ каждой отдѣльной части.

Пустозвонъ. Вѣрно.

Пистоль.

О, рыцарь, вашу доблестную печень

Хочу разжечь и въ ярость привести.

Знай: Долли, нѣжныхъ чувствъ твоихъ Елена,

Безжалостною грубою рукой

Повергнута въ тюрьму — въ пріютъ заразы.

Скорѣй для мщенья вызови изъ мрака

Змѣю Алекто яростной. Въ тюрьмѣ

Томится Долли. Ложь чужда Пистолю.

Фальстафъ. Я ее освобожу.

Пистоль.

Какъ будто моря шумъ. Рокочутъ трубы.

(Входитъ король, за нимъ свита; въ числѣ другихъ верховный судья).

Фальстафъ.

Храни тебя Господь, король нашъ, Галь,

Мой королевскій Галь.

Пистоль.

Да берегутъ

Васъ небеса, побѣгъ высокой славы.

Фальстафъ.

Храни тебя Господь, мой милый мальчикъ.

Король Генрихъ.

Милордъ судья, поговорите съ этимъ

Безумцемъ.

Верховный судья (къ Фальстафу).

Да въ своемъ-ли вы умѣ?

Вы знаете-ли, съ кѣмъ вы говорите?

Фальстафъ.

Я говорю съ тобою, мой король,

Юпитеръ мой, другъ сердца моего.

Король Генрихъ.

Тебя, старикъ, не знаю я. Молись.

Какъ сѣдины нейдутъ къ шутамъ безпутнымъ!

Такой, какъ ты, мнѣ долго снился, — столь-же

Раздутый, столь-же старый, столь-же гнусный.

Теперь, проснувшись, сонъ свой презираю.

Сбавь плоть свою и о душѣ подумай.

Обжорство брось. Вѣдь помни, что могила

Передъ тобой разверста втрое шире,

Чѣмъ предъ другими. Возражать не вздумай

Дурацкой шуткой. Не воображай,

Что я теперь такой, какимъ былъ прежде.

Но знаетъ Богъ и вскорѣ міръ увидитъ,

Что я отринулъ прежняго себя,

Равно какъ всѣхъ, съ кѣмъ дружбу велъ донынѣ.

Когда услышишь, что я вновь сталъ прежнимъ,

Вернись ко мнѣ и будешь ты опять

Учителемъ распутства моего.

А до тѣхъ поръ тебя я изгоняю

Подъ страхомъ смерти, а съ тобою вмѣстѣ

Всѣхъ прочихъ совратителей своихъ,

На десять миль прочь отъ особы нашей.

Я буду доставлять вамъ средства къ жизни,

Чтобъ къ худшему нужда не привела васъ.

Услышавъ-же о вашемъ исправленьи,

Я тотчасъ васъ опредѣлю на службу,

Способностямъ и силамъ соразмѣрно.

Милордъ, вы позаботитесь о томъ,

Чтобъ нашъ приказъ исполненъ былъ. — Идемъ.

(Уходятъ).

Фальстафъ. Мистеръ Пустозвонъ, я долженъ вамъ тысячу фунтовъ.

Пустозвонъ. Да, сэръ Джонъ, и я попрошу васъ отдать ихъ мнѣ сейчасъ — я ѣду домой.

Фальстафъ. Это почти невозможно, мистеръ Пустозвонъ. Но вы не тревожьтесь. Онъ пришлетъ за мной тайно. Вѣдь вы понимаете — ему нужно было показать себя такимъ передъ свѣтомъ. Не безпокойтесь относительно вашего назначенія, — я все таки еще придамъ вамъ вѣсу.

Пустозвонъ. Не вижу, какъ вы это сдѣлаете, — развѣ только надѣнете на меня вашъ камзолъ и набьете его соломой. Я молю васъ, добрый сэръ Джонъ, отдайте хоть пятьсотъ изъ тысячи.

Фальстафъ. Я сдержу слово, сэръ. То, что вы слышали, было только маской.

Пустозвонъ. Только маской… боюсь, что въ этой маскѣ вы умрете, сэръ Джонъ.

Фальстафъ. Не бойтесь масокъ. Пойдемте обѣдать. Идемъ, лейтенантъ Пистоль; идемъ, Бардольфъ. За мной еще пришлютъ сегодня же вечеромъ.

(Возвращаются принцъ Джонъ, лордъ верховный судья и офицеры).

Верховный судья.

Во Флитскую тюрьму отправьте Джона

Фальстафа и товарищей его.

Фальстафъ.

Милордъ, милордъ!

Верховный судья.

Мнѣ некогда теперь.

Я выслушаю васъ потомъ. Ступайте.

Пистоль.

Si fortuna me tormenta, spera me contenta.

(Фальстафъ, Пустозвонъ, Пистоль, Бардольфъ, пажъ и офицеры уходятъ).

Принцъ Джонъ.

Мнѣ по душѣ рѣшенье короля

О прежнихъ собутыльникахъ его.

Всѣхъ средствами онъ къ жизни обезпечилъ,

Но все таки изгналъ ихъ до тѣхъ поръ,

Пока не станутъ нравы ихъ приличнѣй.

Верховный судья.

Да, такъ оно и есть.

Принцъ Джонъ.

Король уже парламентъ свой созвалъ.

Верховный судья.

Такъ точно.

Принцъ Джонъ.

Клянусь вамъ, не успѣетъ годъ истечь,

Во Францію пошлемъ огонь и мечъ.

О томъ, я слышалъ, птичка распѣвала

И пѣсней короля очаровала.

Идемъ.

(Уходятъ).
ЭПИЛОГЪ.
Произносится танцоромъ.

Являюсь къ вамъ прежде всего со страхомъ, затѣмъ съ поклономъ и, наконецъ, съ рѣчью. Боюсь я вашего неудовольствія, кланяюсь по обязанности, а говорю, чтобы попросить у васъ прощенія. Если вы ждете теперь хорошей рѣчи — вы меня губите, потому что то, что я имѣю сказать, собственное мое сочиненіе, а то, что я долженъ быль бы сказать, боюсь, испорчено мною. Но къ дѣлу — я попробую. Да будетъ вамъ извѣстно (какъ вы конечно знаете), что я являлся здѣсь передъ вами въ концѣ плохой піесы, которая вамъ не понравилась, и просилъ у васъ съ терпѣніемъ выслушать ее — и обѣщалъ вамъ лучшую. Дѣйствительно, я надѣялся заплатить свой долгъ этой. А если она, какъ неудачное коммерческое предпріятіе, лопнетъ, я буду банкротомъ, а вы, мои милые кредиторы, пострадаете. Я обѣщалъ вамъ явиться сюда — и вотъ я пришелъ, поручая себя вашей снисходительности. Отпустите мнѣ часть долга, а часть я заплачу и, какъ большинство должниковъ, наобѣщаю вамъ безъ конца. Если мой языкъ не можетъ убѣдить васъ отпустить мнѣ вину, не прикажете ли вы пустить въ дѣло ноги? Положимъ, это была бы легкая расплата, — оттанцовать свой долгъ. Но чистая совѣсть готова дать какое угодно удовлетвореніе, и я на все пойду. Всѣ дамы, находящіяся здѣсь, уже простили меня; если же кавалеры не простятъ, значитъ, кавалеры не соглашаются съ дамами — вещь совершенно невиданная въ такомъ собраніи.

Еще одно слово, прошу васъ. Если вамъ не прискучила жирная пища, нашъ смиренный авторъ продолжитъ исторію, въ которой дѣйствуетъ сэръ Джонъ, и развеселитъ васъ Катериной французской. Въ этой исторіи, насколько я знаю, Фальстафъ умретъ отъ смертельнаго пота, — если онъ еще не убитъ вашимъ суровымъ приговоромъ; потому что Ольдкэстль умеръ мученикомъ, а Фальстафъ не онъ. Языкъ мой усталъ, а когда мои ноги тоже устанутъ, то я пожелаю вамъ доброй ночи. И затѣмъ я преклоняю колѣни, — но лишь для того, чтобы помолиться за королеву.

Зин. Венгерова и Н. Минскій.1
ТЕАТРАЛЬНЫЙ ТАНЦОРЪ XVII в.
Рисунокъ знаменитаго нѣмецко-англійскаго гравера Голлара (Wenceslaus Hollar, 1607—1677).

1 Зин. А. Венгеровой принадлежитъ переводъ прозаической части «Генриха IV», Н. М. Минскому — стихотворной.

Король Генрихъ V. Тебя, старикъ, не знаю я. (Дѣйствіе V, сцена 5).
Картина Pоб. Смирка. (Rob. Smirke, R. A., 1752—1845). (Малая Бойделевская галлерея).

Примѣчанія ко II-му тому.

править
Въ составленіи примѣчаній ко II-му тому приняли участіе Зин. Венгерова и С. А. Венгеровъ. Нѣкоторыя примѣчанія принадлежатъ переводчикамъ.

КОРОЛЬ ГЕНРИХЪ IV.

править
Часть II.

Стр. 183. Прологъ имѣлъ особенное значеніе въ историческихъ драмахъ, для повѣствованія о событіяхъ, не включенныхъ въ дѣйствіе, но знакомство съ которыми необходимо для пониманія пьесы. «Молва» въ прологѣ II части «Генриха IV» является въ такомъ же костюмѣ, какъ и у другихъ авторовъ того времени, т.-е. «въ одеждѣ, испещренной изображеніями языковъ». Такого рода осязательныя аллегоріи были въ духѣ XVII в. и часто встрѣчаются въ произведеніяхъ живописцевъ и скульпторовъ той эпохи.

Стр. 189.

Но для чего мнѣ

Во кругу домашнихъ разчленятъ свое

И безъ того извѣстное имъ тѣло?

Молва считаетъ зрителей въ театрѣ своимъ «домашнимъ кругомъ» (household), потому что они, какъ представители толпы, слуги Молвы, усердно разносящіе ея слова.

Стр. 191.

Смотрите: его лицо, какъ листъ заглавный,

Трагическую повѣсть возвѣщаетъ.

Намекъ на обычай того времени печатать траурныя оды и извѣстія о грустныхъ событіяхъ съ черными заглавными листами.

Стр. 192.

Дугласъ, чей неустанный мечъ три раза

Сразилъ въ бою подобье короля.

Дугласъ убилъ трехъ рыцарей, которые, чтобы обмануть врага, одѣлись въ одежду короля во время битвы при Шрьюсбюри.

Стр. 193.

Тебѣ бы, непотребный корешокъ мандрагоры…

По народному повѣрью мандрагора — чудодѣйственный корень; заклинаніями его можно превратить въ крошечнаго, какъ самъ корень, человѣчка. «Агатъ изъ перстня», — маленькая вырѣзанная изъ агата фигурка, вставленная въ кольцо; ею пользовались какъ печатью. Словами «mandrake» и «agate» Шекспиръ часто пользуется для обозначенія маленькихъ ростомъ людей. Ср. т. I стр. 555 (прим. къ стр. 205) и 556 (прим. къ стр. 248).

Стр. 193.

То человѣкъ, кто узами двойными

Привязыватъ сторонниковъ умѣетъ.

Двойное преимущество архіепископа передъ Перси заключается въ его духовномъ санѣ и въ его личномъ авторитетѣ.

Стр. 193.

Съ Помфретскихъ камней соскоблитъ онъ кровъ

Прекраснаго Ричарда…

Кровавые слѣды убійства Ричарда были соскоблены съ каменнаго пола въ Помфретской тюрьмѣ.

Стр. 193.

и въ такомъ видѣ отправлю въ качествѣ драгоцѣннаго камня къ твоему господину…

Въ оригиналѣ игра словъ между «jewel» (драгоцѣнный камень) и «juvenal» (молодой господинъ).

Стр. 194. Я самого его нанялъ въ соборѣ св. Павла, а онъ мнѣ купитъ лошадь въ Смитсфилъдѣ.

Въ боковыхъ проходахъ лондонскаго собора св. Павла собирались обыкновенно праздношатающіеся всякаго рода; Смитсфильдъ былъ тогда (какъ и теперь) центральнымъ скотнымъ дворомъ извѣстенъ былъ тѣмъ, что тамъ постоянно надували покупателей.

Стр. 194.

А все таки онъ не стѣсняется увѣрятъ, что y него лицо королевское.

Намекъ на лица королей, отчеканенныя на золотыхъ монетахъ (royal).

Стр. 194. Сэръ, вотъ идетъ лордъ, посадившій въ тюрьму принца за то, что онъ ударилъ его изъ-за Бардольфа.

Верховный судья, сэръ Уильямъ Гасконь, отправилъ принца Генриха въ тюрьму за то, что принцъ ударилъ его во время судебнаго разбирательства. На этомъ инцидентѣ, лишь упомянутомъ вскользь въ I части «Генриха IV» (Д. III, сц. 2), въ послужившей Шекспиру до извѣстной степени матеріаломъ старой пьесѣ, «Famous Victories of Неnry V», построена цѣлая сцена.

Стр. 195.

Если бы васъ отлупитъ по пяткамъ…

Въ оригин. «То punish you by the heels». Намекъ на обычное въ то время наказаніе воровъ и бродягъ: имъ надѣвали колодки на ноги и они должны были болѣе или менѣе продолжительное время оставаться въ этомъ неудобномъ положеніи. Такому наказанію подвергаютъ Кента въ «Королѣ Лирѣ». Изображеніе колодокъ см. т. I, стр. 549.

Стр. 195. Я бѣденъ, какъ Іовъ, милордъ, но не такъ терпѣливъ. Въ оригин.: I am as poor as Job, mylord, but not so patient.

Игра словъ: patient — терпѣливъ и patient — паціентъ (въ отвѣтъ на предложеніе судьи быть докторомъ Фальстафа). Дальше опять игра словъ: «но выполню ли я ваши предписанія; мудрецъ можетъ сомнѣваться на драхму, или на цѣлый скрупулъ» (the wiseman may make some dram of a scruple, or, indeed, a scruple itself). Scruple — сомнѣніе и scruple — скрупулъ (аптек. мѣра).

Стр. 195. Я хотѣлъ бы, чтобы это было наоборотъ: чтобы мои средства были больше, а аппетитъ поменьше.

Въ оригиналѣ игра словъ между waste (трата) и waist — объемъ. Судья говоритъ Ф., что у него тощія средства (slender means), а онъ позволяетъ себѣ большія траты (your waste is great). Ф. желалъ бы, чтобы средства его увеличились, а объемъ (waist) уменьшился.

Стр. 195.

Я толстобрюхій слѣпой, а онъ моя собака…

Вѣроятно намекъ на какого нибудь извѣстнаго всѣмъ въ то время толстаго слѣпца, котораго водила собака.

Стр. 196. Ну, нѣтъ, милордъ, дурной ангелъ очень легокъ — обычная у Шекспира шутка, основанная на томъ, что «ангеломъ» (angel) называлась золотая монета въ 10 шилл. Слова судьи о «зломъ ангелѣ» Ф. толкуетъ въ смыслѣ «фальшиваго червонца».

Стр. 196.

Истиннымъ храбрецамъ остается водитъ медвѣдей.

Обученіе медвѣдей считалось низменнымъ занятіемъ, хотя оно и требуетъ храбрости. Ученыхъ медвѣдей показывали на всѣхъ народныхъ представленіяхъ и праздникахъ.

Стр. 196.

— пустъ мнѣ больше никогда не выплевывать бѣлой слюны (to spite white).

Бѣлая слюна — признакъ чрезмѣрнаго пьянства.

Стр. 196. Пустъ мнѣ дадутъ щелчка въ носъ, если я передамъ твое порученіе.

Судья передаетъ только привѣтъ Вестморлэнду (commend me to my cousin W.) — Ф. же понимаетъ «commend» въ смыслѣ восхваленія и отказывается исполнить такое порученіе.

Стр. 196. Если бы я даже сказалъ — восковая, то мой объемъ подтвердилъ бы это.

Въ оригиналѣ: if I did say of wax my growth would approve it. Игра словъ: wax — воск и ростъ, увеличеніе объема.

Стр. 196. Вы слишкомъ нетерпѣливы, чтобы вамъ давать кресты.

Въ оригин.: You are too impatient to bear crosses. Игра словъ: cross — крестъ, невзгоды судьбы и cross — монета съ изображеніемъ креста.

Стр. 200. Это было въ моей дельфиновой комнатѣ.

Въ англійскихъ тавернахъ того времени каждая комната имѣла свою особую эмблему; комната, гдѣ клялся Ф., имѣла эмблемой дельфина. См. выше примѣч. къ стр. 148.

Стр. 200. Если повѣситъ на нихъ какую нибудь веселую картинку и т. д.

Шекспиръ имѣетъ въ виду расписанныя подобнаго рода сценами обои, которые привозились въ Англію изъ Голландіи.

Стр. 201. Удовольствуйтесь двадцатью ноблями, — это 6 ф. стерл. и 13 шиллинговъ.

Стр. 202. — Я младшій сынъ, и потому живу на свой собственный страхъ.

Наслѣдственныя земли переходятъ въ Англіи къ старшимъ сыновьямъ, a младшіе должны сами заботиться о себѣ.

Стр. 203. Алтеѣ приснилось, что она родила пылающую головню.

Пажъ смѣшиваетъ миѳъ объ Алтеѣ, матери Мелеагра, выхватившей изъ очага головню, съ миѳомъ о Гекубѣ, которой снилось передъ рожденіемъ Париса, что она родила пылающую головню.

Стр. 203. Все въ прежнемъ хлѣвѣ кормится старый боровъ?

Намекъ на вывѣску «Кабанья голова» (Boars head) Истчипской таверны.

Стр. 205. Не встрѣтится ли тебѣ гдѣ нибудь Сникъ с музыкантами.

Во времена Шекспира дѣйствительно существовалъ бродячій оркестръ подъ управленіемъ Сника (Sneak’s band) и игралъ на лондонскихъ улицахъ.

Стр. 205. "Когда Артуръ явился ко двору… Онъ былъ достойнымъ королемъ…

Фальстафъ поетъ начало старой англійской баллады о сэрѣ Ланчелотѣ съ озера (Sir Lancelot du Lake).

Стр. 205. «Брошки, жемчугъ и золото» (Your broaches, pearls and broches) — цитата изъ баллады: «The Boy and the Mantle».

Стр. 205. Ну, такъ накрой столъ для дессерта и поставь ихъ.

По обычаю того времени, дессертъ подавался не въ той комнатѣ, гдѣ былъ обѣдъ. Слуги въ этой сценѣ готовятъ столъ для дессерта въ ожиданіи гостей, отобѣдавшихъ въ другой комнатѣ. Ср. т. I, стр. 558, прим. къ стр. 324.

Стр. 207. Онъ живетъ тухлымъ черносливомъ и сухими корками, — т. е. питается остатками въ притонахъ разврата. Вареный черносливъ считался средствомъ предохраненія отъ заразы.

Стр. 207. …такимъ же мерзкимъ, какъ слово «обладать».

Англійское слово «occupy» наряду со своимъ обыкновеннымъ значеніемъ (занять, завладѣть), имѣло во времена Шекспира еще другой, непристойный смыслъ, въ которомъ оно употреблялось въ нѣкоторыхъ старыхъ пьесахъ.

Стр. 208. Водовозныхъ клячъ,

Одровъ татарскихъ, дѣлающихъ въ день

Съ усильемъ тридцать верстъ — вдругъ приниматъ

За цезарей или за Канибаловъ.

Искаженная цитата изъ «Tamburlain the Great» Марло; «Канибалы» — вмѣсто «Аннибала». — Слѣдующая цитата: «Красавица моя Калиполида, — ѣшь и толсгѣй» — пародія на одно мѣсто въ драмѣ Пиля, «Battle of Alcazar» (это мѣсто часто пародировалось и современниками Шекспира). «Si fortune me tormente, sperato me contente» — искаженный Пистолемъ французскій эпиграфъ на шпагѣ.

Стр. 208. Развѣ мы не видали съ тобой вмѣстѣ семизвѣздія, т. е. мы не одну ночь проводили вмѣстѣ въ кутежахъ.

Стр. 208. Знаемъ мы такихъ голлоуэзскихъ клячъ — порода маленькихъ простыхъ лошадей, родомъ изъ мѣстечка Голлоуэя.

Стр. 208. …и въ десять разъ превосходитъ всѣхъ девять героевъ.

Въ торжественныхъ праздничныхъ процессіяхъ въ Лондонѣ (процессія въ день избранія лордъ-мэра совершается ежегодно до сихъ поръ) фигурировали всегда «девять героевъ» (the Nine Worthies: три героя древности, три представителя іудейства и три христіанства). Ср. «Безплодныя усилія любви», Д. V, сц. 2 и примѣч. къ I т. стр. 553, прим. къ стр. 158.

Стр. 210. — ѣстъ угрей и укропъ (conger and fennel). — Признакъ человѣка ведущаго распутную жизнь и нуждающагося въ возбуждающихъ средствахъ, каковыми во времена Шекспира считались угри и укропъ.

Стр. 210. Не оборвать ли уши этой колесной ступицѣ.

Въ оригиналѣ: Would not this nave of a wheel have his ears cut off. Игра словъ: nave — колесная ступица, на округленность которой Фальстафъ похожъ своей толщиной, — звучитъ такъ же, какъ Knave — плутъ, мошенникъ.

Стр. 210. Въ нынѣшнемъ году, кажется, происходитъ соединеніе Сатурна и Венеры. Что говоритъ календарь ?

Календари того времени высчитывали и отмѣчали соединеніе разныхъ созвѣздій. Сатурнъ и Венера (по астрономической справкѣ Джонсона) никогда не бываютъ въ соединеніи. Пойнсъ въ своемъ отвѣтѣ продолжаетъ астрономическое сравненіе и называетъ красноносаго Бардольфа «огненнымъ треугольникомъ» или «Тригономъ» (Trigonum igneum, соединеніе созвѣздій Овна, Льва и Стрѣльца). Хозяйку же онъ называетъ записной и счетной книгой Фальстафа, потому что она живая запись его долговъ.

Стр. 214. (къ Варвику) сдается мнѣ, что вы,

Кузенъ Невилъ.

Анахронизмъ. Титулъ графовъ Варвиковъ перешелъ въ родъ Невилей только въ концѣ правленія Генриха VI. При Генрихѣ IV онъ еще принадлежалъ семьѣ Бошановъ (Beauchamps), представителемъ котораго во II части «Генриха IV» является графъ Вестморлэндъ. Пророчество Ричарда II, о которомъ говоритъ здѣсь король, приведено въ «Ричардѣ II» (Д. V, сц. 1); но Варвикъ не названъ въ той сценѣ. Кромѣ того, здѣсь говорится, что Ричардъ произнесъ пророческія слова до торжества Болингброка, а въ «Ричардѣ II» они вложены в уста уже низложеннаго монарха.

Стр. 214. Пора ему скоро въ адвокатскую школу. Въ оригиналѣ: inns of court.

Такія школы «inns» (St. Clement’s Inn, Gray’s Inn и т. д.) существуютъ до сихъ поръ. Это общежитія для молодыхъ юристовъ, подчиняющихся во время своего пребыванія въ нихъ извѣстнымъ правиламъ и статутамъ; они обучаются подъ руководствомъ опытныхъ юристовъ судейской практикѣ и въ свободное отъ занятій время принимаютъ участіе во всѣхъ столичныхъ развлеченіяхъ. Пребываніе въ лондонскихъ «Inns» замѣняетъ университетъ, такъ какъ въ англійскихъ университетахъ нѣтъ юридическаго (равно какъ нѣтъ и медицинскаго) факультета.

Стр. 215. Былъ тамъ еще Джэкъ Фальстафъ, нынѣ сэръ Джонъ.

Эти подробности соотвѣтствуютъ біографіи историческаго сэра Джона Ольдкэстля, изображеннаго въ дошекспировской драмѣ «Генрихъ V». Фальстафъ имѣетъ мало общаго съ Ольдкэстлемъ, приверженцемъ Виклифа, но всетаки нѣкоторыя внѣшнія черты и фактическія подробности связываютъ Шекспировскаго Фальстафа съ Ольдкэстлемъ старой драмы. Ср. предисловіе къ «Виндзорскимъ проказницамъ» стр. 440.

Стр. 215. …Проломилъ голову Скогану —

Скоганъ знаменитый придворный шутъ Эдуарда VI. Его «Шутки» были напечатаны и выдержали много изданій.

Стр. 215. Солдату удобнѣе безъ жены. —

Въ оригиналѣ: a soldier is better accomodated than with a wife. — «То accomodate» было во время Шекспира моднымъ словечкомъ, и Шекспиръ намѣренно высмѣиваетъ его.

Стр. 216. У насъ уже есть много тѣней въ спискахъ.

Фальстафъ записалъ много не завербованныхъ въ дѣйствительности солдатъ, чтобы получить за нихъ деньги изъ казны. Ихъ то онъ и называетъ тѣнями.

Стр. 218. И вотъ вамъ за это четыре Генриха по десяти шиллинговъ французскими кронами.

«Генрихами» Бычокъ называетъ десятишиллинговыя монеты съ изображеніемъ короля Генриха. Такія монеты появляются только при Генрихахъ VII и VIII, и Шекспиръ совершаетъ анахронизмъ, перенося ихъ ко времени Генриха IV.

Стр. 218. и исполнялъ на играхъ Артура въ Майлэндгринѣ…

«Игры Артура» (Arthur’s show) — стрѣлковый праздникъ, во время котораго изображалось шествіе короля Артура и его рыцарей; Пустозвонъ исполнялъ роль придворнаго шута, сэра Дагонета.

Стр. 219. — своими подвигами на Торнбульской улицѣ…

Turnbull (собственно Turnmill) Street — лондонская улица, имѣвшая очень скверную славу.

Стр. 219. Я при этомъ былъ и сказалъ Танту, что онъ бьетъ свою собственную тѣнь.

Въ оригиналѣ: I saw it, and told John of Gaunt, he beat his own name. Нѣсколько разъ встрѣчающаяся въ «Ричардѣ II» и «Генрихѣ IV» игра словъ между Gaunt — прозвищемъ Джона Ганта и Gaunt — тощій человѣкъ.

Стр. 220.

Я общаго намъ брата — государство

Хочу считать отвѣтственнымъ за жребій

Жестокій моего родного брата.

Братъ архіепископа, лордъ Скрупъ, графъ Уильтшейрскій, былъ казненъ по приказу Генриха IV въ Бристолѣ за свою приверженность къ Ричарду II.

Стр. 230.

Меня народъ пугаетъ:

Толкуютъ о зачатьяхъ безъ отцовъ и т. д. По хроникѣ Голлиншеда, 12 октября 1412 г., за нѣсколько мѣсяцевъ до смерти короля, было три прилива одинъ за другимъ, безъ смѣняющаго ихъ отлива.

Стр. 234.

Другое, хоть достоинствомъ пониже,

Цѣннѣе оттого, что, какъ цѣлебный

Напитокъ, сохраняетъ нашу жизнь.

Намекъ на золото, употреблявшееся для драгоцѣнныхъ лѣкарствъ (золотая тинктура — aurum potabile). Это золото было низшаго достоинства, чѣмъ золото короны.

Стр. 239.

Не Амурату Амуратъ, но Генрихъ

Здѣсь Генриху наслѣдуетъ.

Анахронизмъ. Событія, на которыя здѣсь намекается, относятся къ 1596 году; сынъ и наслѣдникъ турецкаго султана Амурата умертвилъ при восшествіи на престолъ всѣхъ своихъ братьевъ.

Стр. 241. Мой отвѣтъ храня

Въ рыари меня

Посвяти, Саминго.

Тихоня передаетъ здѣсь въ искаженномъ видѣ застольную пѣсню изъ драмы Nash’a, «Summers Last Will and Testament». Тамъ призывается не «Саминго», a «Доминго», т. е. святой Доминикъ, какъ патронъ любящихъ выпить монаховъ.

Стр. 241. Король Кафетуа знать хочетъ правду.

Намекъ на извѣстную старинную балладу о любви короля Кафетуа къ нищенкѣ. Шекспиръ часто упоминаетъ объ этой балладѣ («Ричардъ II», Д. V, сц. 3, «Ромео и Джульетта» «Безплодныя усилія любви», см. т. I, стр. 555, прим. къ стр. 211 и др.). Произнесенное Фальстафомъ имя стараго короля изъ баллады напоминаетъ Тихонѣ другую знаменитую балладу о Робинъ Гудѣ и его товарищахъ.

Стр. 242. Чтожъ, тогда у тебя будетъ дюжина подушекъ, а теперь только одиннадцать.

Полицейскій полагаетъ, что хозяйка одолжила Долли подушку, чтобы она, обвязавъ ее вокругъ живота, представилась беременной.

Стр. 242. Больше осоки, больше осоки —

Осокой усыпали полы въ дворцахъ; здѣсь ею устилаютъ улицу для торжественнаго въѣзда короля.

Стр. 246. …потому что Ольдкэстль умеръ мученикомъ, а Фальстафъ не онъ.

См. предисловіе къ «Виндзорскимъ проказницамъ», стр. 440.