Следовало бы, кажется, ожидать, что история ассигнаций во Франции, а также ухудшение валюты в Австрии и в России послужит достаточным уроком для торговли и сделает все государства более осмотрительными на будущее время. Опыт вышеупомянутых стран доказал самым убедительным образом, что потребность в средствах обращения (будь то бумажные деньги или звонкая монета) сообразуется с размерами и количеством торговых оборотов и с большим или меньшим наличным количеством средств компенсации (то есть векселей, чеков, свидетельств казначейства и т. п.) — но что обороты всегда бывают значительно менее, чем имеющиеся налицо ценности. Из всего количества недвижимой собственности в обращение поступает поступает ежегодно не более двух процентов. Товары большею частью могут быть куплены и проданы не более двух или трёх раз, прежде чем они попадут в руки потребителя, но так как средства обращения постоянно переходят из рук в руки, то они и могут служить для многих торговых оборотов. Мы произвели исследование с целью определить отношение средств обращения к общей сумме богатства и общей сумме оборотов различных стран и получили следующий приблизительный результат, в котором разность скорее меньше, чем больше действительности:
| Отношение средств обращения. | ||
| К общей сумме богатств | К общей сумме оборотов | |
| В Англии | 1% | 5% |
| Германии | 2 | 10 |
| Голладии, Швейцарии и Бельгии | 2 | 10 |
| Франции | 3 | 15 |
Незначительный процент средств обращения в Англии объясняется преобладающим там употреблением чеков, так как каждый сколько-нибудь состоятельный человек имеет текущий счёт у банкира, все свои платежи производит ассигновками на последнего и носит при себе только карманные деньги, а также существованием в Лондоне так называемого Clearing-House, учреждения, в котором взаимные требования ежедневно погашаются обменом векселей и лишь небольшие суммы разности уплачиваются звонкою монетою или банковыми билетами. С тех пор как и английский банк примкнул к Clearing-House, сумма ежегодно производящихся в нём взаимных погашений через обмен векселей возросла до 5 000 000 000 ф. ст.
Франция, как известно, до войны 1870—1871 г. имела преимущественно для денежного обращения звонкую монету.
Итак, размер средств обращения сообразуется с размером оборотов, следовательно, в тех случаях, когда эти последние остаются на прежней цифре, а первые увеличиваются, средств обращения оказывается больше, чем нужно. Между тем уравновешение между теми и другими необходимо и потому должно случиться одно из двух: или обороты должны умножиться, или средства обращения должны быть сокращены. Поэтому понятно, что производительность и дух предприимчивости получают сильный толчок от умножения запаса звонкой монеты или не вычеканенных благородных металлов, — будь то вследствие открытия новых золотых россыпей или вследствие чрезвычайных платежей из-за границы. Если производительность внутри страны не допускает в данный момент дальнейшего расширения, а средства обращения состоят исключительно из металлических денег, то металл будет утекать в разные заграничные помещения до тех пор, пока не восстановится равновесие между средствами обращения и оборотами.
Если средства обращения состоят частью из металлических, частью из бумажных денег, происходит то же самое. Если, наконец, размеры выпуска банковых билетов или государственных бумажных денег превышают потребность совершающихся оборотов, то стоимость этих денежных знаков должна пасть, или же, если будет установлен законом принудительный курс, цена благородных металлов и товаров должна подняться в соответствующей пропорции. Является лаж на золото и серебро. Именно такое положение дел существует в настоящее время во Франции, в Австрии, в России и в Северной Америке. Во Франции лаж на благородные металлы начался много лет тому назад с 1 per. mille, в Северной Америке он в 1865 г. доходил до 40%, а в 1869 г. была минута, когда он стоял даже на 69%. Во время господства системы ассигнаций во Франции он достигал даже высоты 99%, — другими словами, ассигнации успели сделаться ни на что не годной бумагой.
Как скоро количество средств обращения переступило за указанную нами границу и возник лаж на золото или на серебро, всякий новый выпуск банковых билетов или бумажных денег происходит в ущерб владельцев прежних билетов, которые неизбежно падают в цене. Этот факт необходимо принять к сведению, прежде чем обращаться в эпохи кризиса за помощью к правительству. Мы допускаем, что могут быть случаи, когда такое пожертвование общим интересом, такое принудительное обложение своего рода пошлиной становится необходимостью, так, например, подобная мера оправдывается во время оборонительной войны, когда речь идет об изгнании врага из страны, а с тем вместе и о предотвращении больших потерь людьми и землями, о предотвращении общего разорения и повальных болезней.
Но поспешность, с которой золото и серебро, до самых мелких монет включительно, утекают из страны, вытесняемые чрезмерным выпуском банковых билетов или государственных бумажных денег с принудительным курсом, а также вытекающим отсюда возникновением лажа на золото и серебро, вздорожание цен на товар, падение вексельного курса, необеспеченность торговых сделок, наступающая вследствие непрерывных колебаний, — всё это должно предостерегать всякое правительство, предусмотрительное в финансовых делах, от ухудшения валюты в тех случаях, когда крайность не вынуждает к подобной мере. Всякое правительство, понимающее свои обязанности, должно заботиться о том, чтобы уничтожить лаж на благородные металлы, как только позволят ему его средства, и восстановить по возможности скорее платежи звонкою монетой.
Все правительства Европы, раз попав в тягостную необходимость прибегнуть к принудительным займам в форме чрезмерно выпускаемых денежных суррогатов с принудительным курсом, старались, как скоро обстоятельства позволяли им это, снова восстановить валюту. Хотя это стремление нередко и парализовалось наступлением новых неблагоприятных обстоятельств, — всё же в искреннем желании всех европейских правительств довести курс бумажных денег или банковых билетов до того, чтобы он снова стал al pari, никто не сомневался.
Соединённые Штаты Америки первые уклонились от этого пути и явили небывалый дотоле пример правительства, которое, имея в руках необходимые к тому средства, не восстанавливало валюту в своей стране, воздерживаясь от этого намеренно.
Во время междоусобной войны Союзным правительством было заключено займов на сумму свыше 2000 миллионов долларов. Когда последний кредит был уже истощён, в 1863 г. было приступлено к реформе банковых законов и через устройство национальных банков, которые в обеспечение выпускаемых ими билетов обязывались предъявлять соответствующее количество государственных облигаций, был заключён косвенный заём на 300 000 000 долларов. Когда и это средство было истощено и всякие другие формы кредита оказались уже недоступными, правительство сочло себя вынужденным прибегнуть к принудительному займу в виде излишнего выпуска государственных бумажных денег с принудительным курсом, (бумажки эти, окрашенные с одной стороны в зелёный цвет, получили прозвище «greenbacks» — «зелёные спинки»). Некоторые сведущие финансисты утверждали и продолжают утверждать и до сих пор, что выпуск свидетельств казначейства, приносящих проценты, мог бы иметь не меньший успех, а между тем подобною мерою не был бы нарушен порядок денежного обращения в стране, был бы устранён лаж на золото, и страна была бы избавлена от множества бедствий; кризис 1869 г. не наступил бы вовсе, а кризис 1873 г. не был бы сопряжён с такими пагубными последствиями, но при этом Союзному правительству пришлось бы по восстановлении мира выкупать вместо государственных облигаций свидетельства казначейства. Как уже было упомянуто выше, государственные бумажные деньги служили вместо звонкой монеты, то есть посредством их номинально сохранялись платежи звонкою монетою, причём банки вместо последней выдавали за свои билеты предъявлявшиеся к уплате государственные бумажные деньги, — вышеупомянутые «greenbacks». В действительности же всё золото уже успело исчезнуть из обращения; общая сумма бумажных средств обращения превышала 700 миллионов долларов, а именно состояла из 370 милл. долларов государственных бумажных денег и из 330 миллионов с лишком банковых билетов. Таким образом, при сравнении этой суммы с цифрою населения оказывалось, что на каждого человека приходится беспримерно высокая цифра 20 долларов, а если сюда включить и мелкие бумажки, почтовые билеты и тому подобные бумажные ценности, то и всех 25 долларов бумажными деньгами; до такой пропорции дело ещё ни разу не доходило со времени знаменитых французских ассигнаций. Лаж на золото вследствие этого возрос в среднем выводе до 40 с лишком процентов и ещё долгое время по окончании междоусобной войны стоял свыше 30%; даже по настоящее время [1]он остаётся в среднем выводе на 15%, причём в течение одной недели случаются колебания в пределах до 5%.
Именно эти колебания, происходящие от ухудшения средств обращения, составляют ещё большее зло, чем само это ухудшение: они не дозволяют установиться в торговле никакой прочности и уверенности и делают публику добычей ловких спекулянтов, которые в выборе средств не любят стесняться. Крупные фирмы, благодаря своему полному знанию положения дел на рынке, умеют оберегать себя от убытков, но среднее сословие и рабочие терпят через эти колебания постоянные потери. Первое должно уплачивать не только более высокую цену за товары, являющуюся неизбежным последствием чрезмерного выпуска бумажных денег, но ещё и страховую премию за тот риск, что при исполнении контракта или торговой операции валюта снова подвергнется каким-нибудь изменениям. Эта премия всегда падает на массу публики, не посвящённую в тайны арбитража и ажиотажа. Рабочие же страдают вследствие того, что они не могут внимательно следить за движением денежного рынка и потому, что при дальнейшем ухудшении валюты заработная плата не слишком быстро поднимается, между тем как при падении лажа на золото работодатели сейчас настаивают на уменьшении заработной платы, как то доказали многочисленные примеры.
Чтобы дать читателям ясное понятие о таком положении дел, мы приведём здесь лишь один образчик колебаний, происходящих на нью-йоркском денежном рынке. С 5-го по 12 сентября 1873 г. лаж на золото подвергался следующим колебаниям.
| Наивысший предел | Наинизший предел | При заключении биржи | ||
| Сентябрь | 5 | 1512 | 1412 | 1458 |
| 6 | 1458 | 1278 | 1318 | |
| 8 | 1278 | 12 | 1218 | |
| 9 | 1214 | 1158 | 1134 | |
| 10 | 1112 | 1078 | 1118 | |
| 11 | 1134 | 11 | 1112 | |
| 12 | 1134 | 1138 | 1134 |
Каждое предусмотрительное правительство, сознающее свои обязанности, должно было, как скоро представилась на то возможность, начать свою деятельность в деле заглаживания последствий войны с постепенного извлечения государственных бумажных денег из обращения и продолжать выкупать последние до тех пор, пока лаж на золото не исчезнет. Лишь после того, как этим путём торговля страны была бы снова поставлена в условия нормальной деятельности и производительность усилена, правительство могло озаботиться уплатою по государственным займам, заключённым по добровольному соглашению. Но правительство Соединённых Штатов после продолжительных совещаний, в которых влияние нью-йоркских спекулянтов взяло перевес, пришло как раз к обратному решению. Страшная масса «гринбаков» была преспокойно оставлена в обращении, а излишек государственных доходов пошёл на выкуп Союзных облигаций. Правительство при этом не понимало, что уменьшая объект оборотов, оно через то самое уменьшает и потребность в средствах обращения и что, следовательно, результатом принятой им меры неизбежно должно явиться увеличение лажа на золото. Последний, правда, упал наполовину, но это произошло вследствие других посторонних причин, главным образом вследствие восстановления мира, возвратившего около полумиллиона людей к домашнему очагу и обычным их занятиям, а также вследствие весьма естественно наступившего вновь оживления промышленности и торговли.
Через эту неразумную меру правительства страна была обречена ещё многие годы оставаться жертвою спекуляции и колебания валюты. Образовался род клики, которая систематически старалась ещё усиливать колебания валюты с помощью искусственных и нередко весьма бесчестных средств с целью обирать публику посредством игры на повышение или понижение. Эта клика была так называемая «золотая клика», падение которой предшествовало наступлению Нью-Йоркского кризиса 1873 г. и предводителем которой был некто Джей Гулд[2], стяжавший себе позорную знаменитость ещё со времени истории с Эрийской железной дорогой. Этот биржевой волк является человеком столь же изворотливым, сколько и беззастенчивым в выборе средств. Он является запевалой как в изобретении, так и в исполнении всех тех манёвров, которыми золотая клика со времени окончания войны, и в особенности с 1868 г., старалась эксплуатировать положение денежного рынка в свою пользу и в ущерб публики, искусственно вызывая то повышение, то понижение курсов.
Он же был виновником так называемой Чёрной Пятницы (23 сентября 1869) этого незабвенного в летописях Нью-Йоркской биржи дня, когда золотая клика довела лаж на золото до 60% и при этом надула своих же собственных агентов, чтобы удержать курс на этой высоте до тех пор, пока успеет распродать тайком весь свой запас. Но как ни позорна была роль этого человека, сколько бы ни было истины в ужасающих картинах, в которых изображали его деятельность американские газеты, всё же истинным, первоначальным виновником страшных сцен, разыгравшихся в эту пятницу и других, подобных им, разыгрывавшихся на Нью-Йоркской бирже за последние семь лет, — виновником неоднократных потерь, понесённых всей публикой и разорения тысяч семейств был не Джей Гулд. Вина эта падала на правительство Соединённых Штатов, которое в непостижимом ослеплении воздерживалось употреблять свои свободные средства на восстановление валюты.
В нашу настоящую задачу не входит описание того колоссального обмана или, вернее, грабежа, который был учинён правлением Эрийской железной дороги над акционерами; достаточно будет сказать, что у последних было украдено около 30 миллионов долларов и что коноводам правления, Фиску и Гулду удавалось в течение многих лет или обманывать правительственные органы в Нью-Йорке, или побуждать их к бездеятельности.
По окончании большого процесса компании Эрийской железной дороги против Вандербильта Джей Гулд был избран президентом, а Фиск казначеем общества. У всех ещё свежи в памяти проделки, которыми эти два диоскура мошеннических спекуляций увеличили акционерный капитал с 1868 по 1872 г. до 78 миллионов долларов. В то время в Нью-Йорке господствовала шайка мошенников, известная под прозвищем Tammany Ring, и Гулд и Фиск умели пользоваться для своих интересов грязными элементами этой своеобразной ассоциации. Судьи подкупались и у многих почти совсем пропадала надежда видеть когда-либо конец позорным проделкам правления Эрийской железной дороги. С умерщвлением Фиска внезапно прекратилось владычество Гулда над указанной компанией; в марте 1872 г. он был насильственно удалён из правления английскими акционерами и этим завершился Эрийский эпизод его карьеры. Но самым крупным его подвигом было громадное повышение лажа на золото, достигшее в «Чёрную Пятницу» своего апогея. Начало этому заговору было положено ещё летом 1869 г. В выборе сообщников своих Гулд показал большую сообразительность. Абель Р. Корбин, зять президента Гранта, утверждал, что имеет возможность повлиять на правительственные операции по продаже золота, и потому был посвящён в замыслы клики. Фиск, этот ни перед чем не отступавший enfant terrible, был избран в исполнители предначертаний Гулда. В августе 1869 г. имелось налицо около 20 миллионов свободно обращающегося золота. Золото, хранившееся в банках, не тревожило клику, но их беспокоили те 80 миллионов золота, которыми располагало государственное казначейство. Корбину было поручено выведать у президента Соединённых Штатов о вероятных размерах продажи золота со стороны правительства. Только три человека знают наверняка, насколько попытка Корбина в этом направлении была успешна. Как бы то ни было, он заверил клику, что правительство не намерено продавать золото в таком количестве, которое могло бы подорвать планы заговорщиков. Вслед за этим клика приступила к расширению своих операций по покупке золота. Уже в августе 1869 г. лаж стоял на 31, и даже этот курс так мало оправдывался существованием каких-либо законных причин, что бланковый интерес стал принимать колоссальные размеры. Клика продолжала скупать миллионы за миллионами. Утром 22 сентября в её руках было сосредоточено больше золота, чем сколько имелось в целом Нью-Йорке, за исключением государственного казначейства, и всё же лаж стоял не выше 41. Гулд не доверял влиянию Корбина и начал опасаться вмешательства государственного казначейства. На тот случай, если бы правительство распорядилось продавать золото в больших количествах, ему оставался один только выход: внезапным нападением застигнуть врасплох спекулянтов на понижение и понудить их исполнить свои обязательства по высоким курсам. Для осуществления этого плана Фиск был самый подходящий человек. В четверг 22 сентября он похвалялся, что готов держать пари на 50 000 долларов, что золото будет продаваться по 200. Количество золота, которым клика располагала в ту пору частью в виде наличных денег, частью в виде сделок, заключённых на доставку его, простиралось, по всей вероятности, свыше 100 000 000 долларов, что заставляет предполагать громадные размеры операций á déconvert. Такие колоссальные операции могли быть производимы лишь при помощи соответствующего количества денежных средств, а эти последние клика умела доставлять себе до известной степени, эксплуатируя с этою целью десятый национальный банк, находившийся в то время под контролем Джея Гулда. В четверг вечером клика держала свой последний военный совет. Ею были выданы в ссуду спекулянтам на понижение громадные количества золота по курсу в 138. Первоначальный её план состоял в том, чтобы потребовать эти суммы обратно, зажать их в своих руках и наказать тех спекулянтов на понижение, которые окажутся не в состоянии возвратить ссуду. Десятый национальный банк предполагалось употребить для приёма и для выдачи колоссальных денежных сумм. Но вмешательство инспектора банка, который был извещён о связи банка с кликою, расстроило этот план. Вследствие этого была принята изменённая программа действий, состоявшая в том, чтобы внезапным сильным повышением курса на золото понудить спекулянтов на понижение к немедленному регулированию своих дел. Банковые чиновники были большие мастера удостоверять чеки клики до неограниченных размеров. В четверг банком было удостоверено этих чеков на 25 000 000 долларов, а в пятницу, невзирая на присутствие инспектора, — ещё на 14 000 000 долларов. При тогдашней проделке была пущена в ход как раз та самая тактика, которая была употреблена при проделке, задуманной было и в 1873 г., и многие из агентов и маклеров, служивших тогда орудиями клики, выступили её покорнейшими слугами и в 1873 г. Когда в «чёрную пятницу» лаж на золото поднялся до 65% и прежде, чем настало страшное крушение, повергшее Уолл-Стрит на многие недели в страшное смятение и разорившее вконец тысячи людей, клика самым безжалостным образом распоряжалась с своими жертвами. Всякий, кто попадался ей в когти, обирался до последней рубашки. Вся эта процедура носила на себе специфический отпечаток личности Джея Гулда. Его прожжённая ловкость сказывалась как в совершенстве всех приспособлений, так и в душевной ясности, с которою велось дело, а грубый эгоизм его проявлялся в беззастенчивости этих посягательств на благосостояние целой страны.
Приснопамятное для многих 23 сентября началось необычайным возбуждением на бирже. Контора Уильяма Гита и Ко была обращена в главную квартиру клики, а здание Большой Оперы (?) в неприступную крепость заговорщиков. Альберт Шпейер, немецкий маклер, был глашатаем клики в Goldroom’е; в то же время множество других агентов было завалено заказами покупать золото в таком количестве и с такою поспешностью, какие только окажутся возможными по количеству металла, предлагаемого для продажи; этим предполагалось довести цену на золото по возможности до 200. Лаж поднялся до 60, одну минуту он даже стоял на 65. То была минута обильной жатвы для клики; между тем как собственные её маклеры поддерживали цену, предлагая по 165 за суммы, простиравшиеся на многие миллионы, Гулд через посредство дюжины других агентов сбывал свой запас с рук, правда, ещё по низкому курсу, но всё же с громадным барышом. Но тетива лука была слишком туго натянута и должна была лопнуть. Правительство в Вашингтоне осаждалось депешами, умолявшими его положить конец проделкам клики, и одной телеграммы министра финансов, предписавшей немедленную продажу золота на 4 000 000 долларов, было достаточно, чтобы заставить лопнуть мыльный пузырь. Лаж стал падать ещё быстрее, чем он поднялся. Всеобщее крушение и неописанная паника распространились как на бирже, так и вне её, вовлекая отчасти в общее бедствие даже тех, которые были его виновниками. Как только пришла Вашингтонская телеграмма, обещавшая прилив золота на жестоко стеснённый денежный рынок, спекулянты на повышение должны были удалиться с поля сражения — все, не исключая даже своего коновода, Джея Гулда и двух-трёх его присных. Дело в том, что господа эти продавали в то время, как их же сообщники напрягали все свои усилия, чтобы поддержать высокие цены на золото и через это работали на свою же собственную погибель. Фирма Смит, Гулд, Мартин и Ко первая отказалась от заключённых ею контрактов, и громадные количества золота, которые ей надлежало принять, были отвергнуты ею. Между тем лаж продолжал падать всё ниже и ниже. Клика отказалась от всех обязательств, принятых ею по изустным заказам и предоставила своим маклерам выпутываться из этих заказов как знают. Шпейер, который в этот день купил золота более, чем на 50 миллионов, и ещё в последнюю минуту в безумном возбуждении предлагал за 1 миллион по 160, вынужден был несколько минут спустя бежать из Goldroom’а. Маклеры, которые продавали ему, бросились за ним вдогонку, но контора его была заперта. Несколько времени спустя он опять появился на бирже и держал речь, в которой заявлял, что он действовал лишь в качестве агента Фиска и Гулда и для своих покупок, произведённых по 160, не получил никакого покрытия от своих принципалов. В своей отчаянной, предсмертной борьбе клика нарушила все общепринятые обычаи коммерческой чести; она не стеснялась надувать своих же собственных агентов, лишь бы поддержать высокий лаж до тех пор, пока ей удастся распродать бо́льшую часть своего золота.
День этот был одним из самых злополучных дней, когда-либо виданных в Уолл-Стрите. Никто не знал про самого себя, состоятелен он или банкрот. Смятение было так велико, что все считали и коноводов клики погребёнными среди общего крушения. О периоде, непосредственно наступившем вслед за Чёрной Пятницей, трудно дать ясное понятие. Даже в позднейшее время истина лишь отчасти вышла наружу, и полная цифра барыша, нажитого Джей Гулдом ценою общего разорения, так и не могла быть определена хотя бы приблизительно. Тайные сделки которые были произведены с кликою банкирами, спекулянтами и купцами в то время, когда лаж стоял на 60, простирались свыше 25 миллионов. Банк для размена золота (Gold Exchange Bank) в то время, когда каждый час стоил миллионы, был так завален работою, что не в состоянии был в этот день приступить к регулированию. «По статутам Clearing Department все причитающиеся на банк сальдо должны быть уплачены прежде, чем он приступит к выдаче разности публике, обращающейся к его услугам. Так как многие из обычных клиентов банка обанкротились, то регулирование счетов должно быть отложено». Таково было безотрадное заявление, сделанное банком сотням маклеров, которые осаждали его для получения причитающихся им чеков на выдачу золота. Десятому национальному банку пришлось выдержать отчаянный приступ со стороны своих вкладчиков. Вследствие образа действий банка для размена золота, 14 000 000 долларов были временно изъяты из обращения. Комитет, составившийся по назначению того отделения биржи, в котором производился торг золотом, помог банку осилить громадную работу по «очистке» счетов на 500 миллионов золотом. Колоссальный труд этот был, наконец, доведён до конца, и общая ликвидация могла бы состояться, как скоро был бы предъявлен единственный, ещё оказывавшийся налицо текущий счёт. Этот единственный недостававший текущий счёт принадлежал фирме Смит, Гулд, Мартин и Ко. Гулд телеграфировал из «дома Большой оперы», где он скрывался от ярости толпы под охраною полиции, чтобы этого счёта не предъявляли. В то же время он сумел добиться от сговорчивого судьи распоряжения, которым банку запрещалось впредь до дальнейших распоряжений уплачивать по каким бы то ни было требованиям. Через это банк был вынужден передать свои дела в руки конкурса, назначенного над ним судебным порядком, и все дела в отделении биржи, где производилась торговля золотом (Goldroom) на несколько дней совершенно стали. Недостаток в золоте, который был обусловлен всеми этими катастрофами, подал повод к беспримерной панике на акционерном рынке. Четыре из крупнейших фирм, в том числе фирма Локвуд и Ко, вынуждены были приостановить свои платежи, и лишь после того, как коновод Вандербильт устремился в брешь, установилось снова сколько-нибудь правильное течение дел. В отделении биржи, где производился торг золотом, вследствие отказа Джей Гулда предъявить в банк для размена золота текущий счёт своей фирмы, многие маклеры объявили себя несостоятельными, другие вошли частным образом в сделки с своими кредиторами, между тем сам Гулд сумел добыть в свою пользу судебное расположение, приостанавливавшее действия, которые могли быть направлены против него со стороны биржевого управления и потому контракты, заключённые его фирмой, были изъяты от принудительного исполнения посредством аукциона. Таким образом, виновник чёрной пятницы вышел победителем и с богатою добычею из этой катастрофы.
Такова, вкратце, история этой «чёрной пятницы», подготовленной Джей Гулдом. Всякий, кто пережил этот день в качестве «содрогающегося очевидца» сознается, что наше изображение не только не грешит преувеличением, но, напротив, скорее бледнее действительности.
Из множества других операций Джей Гулда мы упомянем лишь некоторые, наиболее знаменитые. Весною 1871 г. акции Ганнибало-Сент-Джозефской железной дороги стояли на 120. Гулд прибрал к рукам управление дорогою, насажал своих креатур в различные должности по этому предприятию и в результате оказалось то, что акции в немногие месяцы пали до 35. Те же проделки и обманы, которыми отличалось его управление Эрийскою железною дорогою, были и тут пущены в ход. Акционерный капитал был увеличен на 5 000 000 долларов и акционеры были обобраны самым наглым образом для того только, чтобы обогатить шайку воров.
Три года спустя после проделки с золотом разыгралась спекуляция с Северо-Западною компанией, вогнавшая бумаги этого предприятия одно время до 230. Даниел Дрю, Генри Смит[3] и множество более мелких светил биржи потеряли при этом громадные суммы, которые все очутились в карманах Джея Гулда и его сообщников. Но наиболее любопытным эпизодом всей этой аферы был арест Джея Гулда по жалобе общества Эрийской железной дороги. Дело в том, что Генри Смит выдал этому обществу торговые книги прежней фирмы Гулда, а из этих книг оказывалось, что Гулд обокрал общество на 9 000 000 дол. По предъявлении залога в 1 мил. дол. Гулд был освобождён и несколько дней спустя добровольно возвратил компании Эрийской железной дороги взятые у неё 9 миллионов. Из этой суммы он, как полагают, наверстал впоследствии до шести миллионов на проделке с Северо-Западной компанией.
Таковы главнейшие моменты из прошлой жизни Джея Гулда. Сколько бед он наделает ещё в будущем, этого никто не может наперёд сказать. Об истинной сущности этой личности господствует мнение, которое лучше всего выражено в следующих словах одного из лучших финансистов Нью-Йорка, Коммодора Вандербильта. Последний недавно напечатал в одной газете письмо, заканчивающееся следующими словами: «Я, за исключением одного только случая, ни разу не имел дел с Джеем Гулдом и не намерен и впредь приходить с ним в какое бы то ни было соприкосновение, разве только мне понадобится от него обороняться. А равным образом я постоянно отсоветовал своим друзьям вступать с ним в какие бы то ни было сношения. Я пришёл к этому решению после того, как внимательно всмотрелся в черты его лица».
Невзирая на все эти скандальные происшествия, влияние золотой клики на начальника союзного казначейства, Бутуэля[4] оставалось ещё так велико, а ослепление президента Гранта было так упорно, что излишки, оказывавшиеся в государственной кассе, постоянно употреблялись на выкуп свидетельств казначейства, а о выкупе государственных бумажных денег (так называемых Зелёных Спинок) о восстановлении валюты и о прекращении эксплуатации, жертвою которой была публика, никто и не думал. Напротив, Баутвелл ещё позднее имел бесстыдство выпустить снова самовольно в обращение на 7 миллионов долларов государственных бумажных денег, которые перед этим были изъяты из обращения в силу состоявшегося распоряжения конгресса. За эту-то меру он и поплатился в 1872 г. отставкой.