Исторические этюды русской жизни. Том 3. Язвы Петербурга (1886).djvu/2/I/ДО

[118]
Часть 2-я

Міръ преступленій.

[119]
I.
Уголовная статистика.

 

До сихъ поръ мы старались, по возможности, точно опредѣлить и изслѣдовать, съ одной стороны, соціально-экономическія и нравственно-бытовыя условія, создающія въ массѣ столичнаго населенія опасный «неблагонадежный классъ», и, съ другой—самый этотъ классъ, въ его главныхъ видовыхъ группахъ, какъ специфическую среду, выдѣляющую положительныхъ преступниковъ и, вообще, служащую наиболѣе плодородной почвой для зарожденія всякаго рода дѣяній, нарушающихъ правовой порядокъ въ смыслѣ уголовномъ.

Теперь мы перейдемъ непосредственно къ самимъ преступникамъ и преступнымъ дѣяніямъ, по скольку они приведены въ извѣстность и сосчитаны полиціей и судомъ. При этомъ, однако-же, необходимо постоянно имѣть въ виду,—о чемъ мы уже въ своемъ мѣстѣ упоминали,—что отъ вѣдѣнія существующихъ органовъ законности и справедливости ускользаетъ очень много дѣйствій безнравственныхъ и даже преступныхъ, совершаемыхъ скрытно или безнаказанно, подъ разными благовидными масками легальности, привилегированнаго положенія, авторизированнаго въ своихъ рѣшеніяхъ произвола и т. под. Чуткая къ справедливости совѣсть не можетъ, конечно, успокоиваться на дешевыхъ успѣхахъ юстиціи по пресѣченію и каранію, по всей строгости законовъ, пойманныхъ лишь, элементарныхъ воровъ, грабителей и убійцъ, въ то время, когда несравненно болѣе, быть можетъ, преступные, но пока «непойманные» нарушители [120]человѣческихъ правъ, хищники и расточители народнаго благосостоянія и завѣдомые злодѣи общества не только остаются безнаказанными, но кичливо фигурируютъ въ «красномъ углу», въ качествѣ избранной «соли земли»… Требованія такой гражданской совѣсти мы вполнѣ сознаемъ, но отвѣтить на нихъ достодолжно не можемъ, помимо разныхъ стороннихъ причинъ, потому, главнымъ образомъ, что задача наша, строго очерчиваемая наличнымъ статистическимъ матеріаломъ, состоитъ по преимуществу въ изслѣдованіи только тѣхъ явленій нравственной патологіи общества, которыя приведены въ категорическую извѣстность и сосчитаны,—къ нимъ мы и обратимся сейчасъ безъ дальнѣйшихъ околичностей.

Чтобы опредѣлить численно весь объемъ уголовной преступности столичнаго населенія и все количество выдѣляемыхъ изъ его среды и судимыхъ преступниковъ, всего проще, повидимому, привести въ извѣстность среднія годовыя данныя, представляемыя статистикой тюремъ, полицейскихъ домовъ и судовъ. Данныя эти за обозрѣваемый періодъ (съ 1868 по 1877 г.) представляются въ такомъ видѣ:

Содержалось подъ арестомъ:
  а) въ городскихъ тюрьмахъ 16,288 чел.
  б) въ полиц. домахъ (по подозрѣнію въ уголовн. и друг. преступленіяхъ) 13,469 »
Дѣлъ уголовныхъ производилось:
  а) въ окружномъ судѣ 4,456 »
  б) въ мировомъ судѣ около 25,000 »

 

Табличка эта требуетъ, однако, оговорки. Во-первыхъ, нужно принять во вниманіе, что многіе изъ арестованныхъ полиціею, по подозрѣнію въ уголовныхъ преступленіяхъ, впослѣдствіи перешли въ тюрьмы, слѣдовательно, они записаны здѣсь дважды; во-вторыхъ, не мало заподозрѣнныхъ и судившихся по уголовнымъ дѣламъ и вовсе могли избѣжать ареста или подвергались, такъ называемому, домашнему аресту. По этимъ сображеніямъ, остается руководиться лишь статистикой суда, для точнаго численнаго опредѣленія уголовной судимости въ средѣ столичнаго населенія. По вышеприведеннымъ даннымъ, можно положить до 30,000 случаевъ такой судимости въ годъ, и—только лишь случаевъ, такъ какъ число лицъ, бывшихъ [121]причастными къ этимъ случаямъ, намъ не извѣстно, какъ не можемъ мы сказать также съ опредѣленностью, какой процентъ изъ всей суммы уголовныхъ дѣлъ кончался оправданіемъ подсудимыхъ. Примемъ во всякомъ случаѣ приведенную огульную цифру—30,000 случаевъ уголовной судимости, какъ приблизительное, среднее мѣрило выплачиваемой столичнымъ населеніемъ годичной «подати преступленію», уже непосредственно, по прямому адресу, записываемой на приходъ торжествующей вицмундирной Ѳемиды.

Хотя мы и не очень полагаемся на бдительность и всеобъемлемость послѣдней, но нельзя не сказать, судя по цифрѣ ея прихода, что она очень дѣятельно хлопочетъ объ исправленіи нравовъ и возмездіи грѣховностей столичнаго населенія. Тридцать тысячъ уголовныхъ преслѣдованій на 670 т. жителей—пропорція весьма внушительная, почти потрясающая, ибо это выходитъ, что почти одинъ изъ 22 обывателей ежегодно привлекается къ суду по обвиненію въ криминальномъ дѣяніи! И это еще по самой малой мѣрѣ, предполагая только по одному подсудимому на каждый случай, тогда какъ извѣстно, что во многихъ дѣлахъ подсудимыхъ бываетъ по нѣскольку человѣкъ. Правда, въ нашъ счетъ, по практикѣ окружнаго суда, вошла вся сумма производимыхъ въ немъ дѣлъ, въ числѣ которыхъ есть немало дѣлъ, возбуждаемыхъ внѣ Петербурга—въ районѣ его судебнаго округа, но число послѣднихъ не можетъ быть велико, и изъятіе ихъ изъ нашей валовой цифры весьма немногимъ облегчило-бы тяжесть грѣхопаденія, лежащаго на совѣсти исключительно петербуржцевъ въ такомъ ужасающемъ размѣрѣ. Можно утѣшаться развѣ только тѣмъ, что почти три четверти общей суммы производимыхъ петербургскими судами уголовныхъ дѣлъ—дѣла мелкія и неважныя, не выходящія изъ вѣдѣнія мироваго суда, на долю котораго и приходится ихъ до 25 т. Но Богъ вѣсть еще—утѣшеніе-ли это? Мелкія преступленія не всегда знаменуютъ меньшую степень нравственной испорченности преступника. Бываетъ часто совершенно напротивъ, какъ увидимъ дальше. Крупныя и тяжкія преступленія требуютъ извѣстной, несовсѣмъ обыкновенной напряженности воли и сопровождаются слишкомъ большимъ рискомъ, на который опытный, искусившійся въ темномъ промыслѣ, преступникъ идетъ въ весьма рѣдкихъ случаяхъ и крайне неохотно, предпочитая лиходѣйствовать по мелочамъ, гдѣ безопаснѣе и гдѣ, въ случаѣ «пресѣченія», ему можно отдѣлаться болѣе или менѣе легкимъ наказаніемъ.

[122]

Слѣдовательно, незначительностью законопреступныхъ дѣяній никакъ не слѣдуетъ обольщаться, при оцѣнкѣ уровня нравственности плательщиковъ «подати» преступленію… Обыкновенно, профессіональные мелкіе воришки, плуты и мошенники, титулуемые улицей собирательною кличкой «мазуриковъ» и «жуликовъ», представляютъ собою самыхъ безнравственныхъ, неисправимо испорченныхъ субъектовъ въ населеніи тюремъ, не выключая убійцъ, что подтверждаютъ и наблюденія тюрьмовѣдовъ. Такимъ образомъ, предположенное нами, въ интересѣ доброй славы Петербурга, утѣшеніе оказывается весьма призрачнымъ; но всмотримся ближе въ раскрывающійся передъ нами мрачный міръ человѣческихъ паденій и преступленій, вражды и хищности, неосторожно переступившихъ предѣлы, гарантированные для ихъ проявленія закономъ, столь покладистымъ для «нѣмѣющихъ передъ нимъ», по выраженію Чичикова, хищниковъ и живодеровъ, съ лойальными минами на физіономіяхъ и съ форменными патентами въ карманѣ.

Чтобы ознакомиться ближе съ этимъ міромъ статистически, намъ должно прежде всего обратиться къ полицейской дѣятельности по пресѣченію преступленій и проступковъ, обнаруживаемыхъ въ средѣ столичнаго населенія. Выше мы привели валовую цифру арестовъ, производимыхъ полиціей спеціально по подозрѣнію въ уголовныхъ преступленіяхъ и по нарушенію порядка и благочинія. Всѣхъ ихъ, въ среднемъ годовомъ разечетѣ, производилось 13,469 (или по 2 на каждые сто жителей); въ томъ числѣ: по уголовнымъ преступленіямъ—7,330, по нарушеніямъ порядка и благочинія—6,116, дезертировъ—23. Но, кромѣ счета арестованныхъ преступниковъ, полиція ведетъ довольно подробную и весьма любопытную вѣдомость самихъ преступленій. Приводимъ ее въ сводкѣ за девятилѣтіе (съ 1869 по 1877 г.) по среднему годовому разсчету, а именно:

 

Число случаевъ.
Святотатства 8.  
Убійства 12.  
Поджоги 9.  
Изнасилованіе женщинъ 12.  
Кражи 2,858.  
Дѣланіе и распространеніе фальшивыхъ денегъ 23.[1]

 

[123]

Всѣхъ случаевъ—2,924, обозначающихъ собою наиболѣе важныя преступленія, обнаруживаемыя полиціею; но, надо полагать, они далеко не всѣ, судя, во-первыхъ, по значительно превосходящей выведенное здѣсь число цифрѣ арестовъ по уголовнымъ преступленіямъ, а, во-вторыхъ, по цифрѣ протоколовъ, составляемыхъ полиціей по тѣмъ-же преступленіямъ. Такъ, въ девятилѣтней сложности, полиція ежегодно составляла такихъ протоколовъ—6,164. Къ сожалѣнію, подробнаго обозначенія и классификаціи случаевъ, вызывавшихъ эти протоколы, не имѣется; но приведенную здѣсь валовую цифру послѣднихъ необходимо запомнить для наиболѣе близкаго опредѣленія дѣйствительнаго размѣра уголовной преступности столичнаго населенія. Характеризовать ее могутъ еще отчасти слѣдующія данныя.

Во-первыхъ, изъ полицейской статистики узнаемъ, что, при изслѣдованіи и разъисканіи преступленій, было производимо полиціей ежегодно 2,352 «обысковъ и выемокъ» (въ эту цифру не входятъ акты спеціальной дѣятельности сыскной, тайной подиціи, о чемъ будетъ говорено ниже); во-вторыхъ, въ отчетности о движеніи составляемыхъ полиціей протоколовъ по преступленіямъ, показано, что такихъ протоколовъ было передаваемо полиціей судебнымъ слѣдователямъ по 2,114 ежегодно. Зная юридическое значеніе обысковъ въ уголовномъ процессѣ, а также мотивы передачи дѣлъ судебнымъ слѣдователямъ, мы можемъ найти въ этихъ данныхъ нѣкоторое указаніе на численный объемъ совершаемыхъ въ столицѣ криминаловъ первостепенной важности. Замѣтимъ, что цифры такихъ обысковъ и передачъ близко совпадаютъ съ выше показаннымъ числомъ преступленій, приведенныхъ въ извѣстность полицейской статистикой.

Приведенная выше сводка случаевъ важнѣйшихъ преступленій, совершавшихся въ столицѣ за обозрѣваемый періодъ, хотя интересна сама по себѣ, но съ точки зрѣнія нравственной статистики—каждый фактъ и каждая цифра имѣютъ постольку лишь значенія, по скольку могутъ служить дѣйствительнымъ мѣриломъ степени нравственности даннаго населенія. Что-же выражаютъ собою приведенныя цифры уголовной преступности въ Петербургѣ? Значатъ-ли онѣ, что эта преступность сильно развита, или—наоборотъ? Имѣемъ-ли мы здѣсь какое нибудь мѣрило для опредѣленія уровня [124]нравственности столичнаго населенія за данное время, чтобы сказать—высокъ онъ или низокъ?

Сколько нибудь точный отвѣтъ на эти вопросы можно дать только путемъ сравнительнымъ, потому что, какъ правильно замѣтилъ г. Карновичъ въ своемъ статистическомъ описаніи Петербурга, «перечень преступленій безъ характеристики послѣднихъ не можетъ имѣть никакого значенія для опредѣленія народной нравственности, такъ какъ въ цифрахъ, изъ которыхъ мы узнаемъ о числѣ преступленій, не заключается никакой ихъ нравственной оцѣнки, и потому самому подобныя числовыя свѣдѣнія, лишенныя, такъ сказать, внутренняго содержанія, никакъ не позволяютъ сдѣлать общій выводъ ни объ успѣхахъ, ни объ упадкѣ народной нравственности…». Позволяютъ-же это сдѣлать только сравнительные выводы, которые мы имѣемъ возможность произвести, благодаря именно книгѣ г. Карновича. Въ ней мы находимъ свѣдѣнія о главнѣйшихъ преступленіяхъ въ Петербургѣ за пятилѣтіе съ 1853 по 1857 годы.

Въ теченіе этого періода было совершено 33 убійства или, по среднему разсчету, немного болѣе 6-ти въ годъ, 18 святотатствъ или около 4-хъ въ годъ, 97 грабежей или почти 20 въ годъ, 3 «зажигательства»—менѣе 1 въ годъ и ежегодно по 265 «значительныхъ кражъ». Всѣхъ жителей тогда въ Петербургѣ считалось 523,721. Сдѣлаемъ теперь параллельную раскладку числа преступленій на общее число жителей за два періода—сосчитанный г. Карновичемъ и нами (грабежи въ рубрикѣ г. Карновича мы присоединимъ къ кражамъ, такъ какъ въ новѣйшей полицейской статистикѣ этотъ родъ преступленій не обозначается особо). При этомъ разсчетѣ окажется, что на каждыя сто тысячъ жителей было совершаемо:

 

Въ 1853—1857 гг. Въ 1869—1877 гг.
Убійствъ 1 ,2 2 ,3
Святотатствъ 0 ,7 1 ,2
Поджоговъ 0 ,01 1 ,3
Кражъ 55   426  

 

Поверхностный взглядъ на эту паралель убѣждаетъ въ той грустной истинѣ, что, сравнительно, на разстояніи съ [125]небольшимъ десяти лѣтъ, преступность въ Петербургѣ значительно, частью даже въ ужасающей прогрессіи, возросла и, слѣдовательно, нравственность его населенія въ равномѣрной степени понизилась. Это говорятъ намъ нелицемѣрныя цифры. Вопросъ можетъ быть только, въ какой степени онѣ достовѣрны и насколько можно на нихъ положиться? И г. Карновичъ, и мы взяли ихъ изъ оффиціальныхъ источниковъ, и хотя авторитетъ оффиціальной статистики не изъ числа неоспоримыхъ, хотя въ нашемъ случаѣ сравнительный выводъ относительно кражъ, напримѣръ, можетъ подлежать сомнѣнію, потому что г. Карновичъ сосчиталъ только «значительныя» кражи; но во всякомъ случаѣ такія цифры, какъ объ убійствахъ, въ счетѣ которыхъ, по его незначительности, немыслимо допустить ошибки и пропуски, можно, кажется, принять за вполнѣ достовѣрныя. А въ такомъ случаѣ, сравнительная параллель однѣхъ только убійствъ, какъ преступленій величайшей важности, можетъ уже послужить достаточнымъ элементарнымъ мѣриломъ нравственнаго уровня даннаго населенія. И предъ нами краснорѣчивый фактъ, что, сравнительно съ пятидесятыми годами, число убійствъ въ Петербургѣ въ семидесятыхъ годахъ почти удвоилось! Не станемъ вдаваться въ какія нибудь дальнѣйшія заключенія, по поводу этого неблагопріятнаго для репутаціи современнаго Петербурга вывода, и обратимся къ прерванной нити нашего изслѣдованія.

Въ предупрежденіи и пресѣченіи преступленій въ столицѣ весьма важную роль играетъ сыскная полиція, цѣль учрежденія которой и состоитъ, главнымъ образомъ, въ открытіи и поимкѣ преступниковъ и интимномъ разслѣдованіи ихъ темныхъ дѣяній. Мы не знаемъ, слѣдуетъ-ли считать результаты дѣятельности, такъ называемаго, «сыскнаго отдѣленія» петербургской полиціи независимо отъ общей полицейской статистики по данному предмету, или-же они вошли въ ея рубрики и только повторены въ отчетахъ «отдѣленія», какъ спеціальный объектъ его розысковъ «по особымъ порученіямъ». Во всякомъ случаѣ, дѣятельность сыскной полиціи, весьма любопытная сама по себѣ, знакомитъ насъ, такъ сказать, съ черной, подготовительной работой по открытію, штудированію и препариванію преступленій къ услугамъ правосудія, и мы на ней здѣсь остановимся, поскольку намъ могутъ для этого дать матеріалъ печатные оффиціальные отчеты. Кромѣ этихъ отчетовъ, мы воспользуемся еще статейкой нѣкоего г. И. Т., напечатанной не очень давно въ «Нов. [126]Времени» и представляющей едва-ли не единственный въ нашей печати, сколько нибудь обстоятельный рефератъ о столичной сыскной полиціи, организація и дѣятельность которой оставляется, почему-то, подъ непроницаемой завѣсой канцелярской тайны, и мы о нихъ ровно ничего не знаемъ.

Г. И. Т., которому «доводилось просматривать годовые отчеты» сыскной полиціи, «поражался громадной цифрой перечня разныхъ бумагъ и дѣлъ, прошедшихъ чрезъ ея руки». Дѣйствительно, бумажное дѣлопроизводство сыскнаго отдѣленія изумительно плодовито, какъ можно судить по слѣдующимъ, по истинѣ, ужасающимъ цифрамъ. Такъ, по нашимъ источникамъ, въ теченіе девяти лѣтъ (съ 1869 по 1877 г.) въ сыскномъ отдѣленіи обернулось «входящихъ» и «исходящихъ» бумагъ 407,193, или по 40,243 ежегодно, въ среднемъ выводѣ! Кромѣ того, за тотъ-же періодъ выпущено имъ и получено 22,609 депешъ, или по 2,512 ежегодно; въ находящейся при немъ фотографіи снято 32,923 фотографическихъ карточекъ съ разныхъ достопамятныхъ въ криминальномъ отношеніи лицъ; и, наконецъ, въ немъ велась алфавитная вѣдомость свѣдѣній ежегодно, по среднему разсчету, о 49,082 разнаго рода подозрительныхъ лицахъ.

Это громадное бумажное производство любопытно, кажется, только по своему гомерическому объему, такъ какъ оно состояло, вѣроятно, главнымъ образомъ въ отпискахъ и отношеніяхъ для соблюденія канцелярской проформы. Судя по указаніямъ полицейскихъ отчетовъ, казенной бумаги расходовалось сыскнымъ отдѣленіемъ много или, по крайней мѣрѣ, ея расходъ далеко не соотвѣтствовалъ объему сыскной практики. Такъ, изъ всей массы бумагъ, обращавшихся въ отдѣленіи, только 4,505 номеровъ ежегодно представляли собою исполнительныя «распоряженія по производству разысканій». Да и изъ этого числа бумагъ, такъ называемаго, «общаго наряда», по компетентному свидѣтельству г. И. Т., «чуть ли не девять десятыхъ номеровъ падали на предписанія о скрывавшихся разныхъ лицахъ, вовсе иногда не совершившихъ никакого преступленія, о сбѣжавшихъ домашнихъ животныхъ и объ утерянныхъ вещахъ, и развѣ только остальная одна десятая часть относилась собственно къ розыскамъ по уголовнымъ дѣламъ».

Въ канцелярскомъ дѣлопроизводствѣ сыскной полиціи не можетъ не поражать огромная цифра заинтересовавшихъ ея вниманіе обывателей, о которыхъ она собираетъ и регистрируетъ «свѣдѣнія въ [127]алфавитномъ порядкѣ», на что́ мы уже указывали мелькомъ въ своемъ мѣстѣ. Этихъ «знакомыхъ незнакомцевъ» сыскной полиціи состоитъ въ ея спискахъ 49,082, которые, comme de raison,[2] должны представлять собою, такъ сказать, сливки «неблагонадежнаго класса» въ средѣ столичнаго населенія. Оно такъ почти и есть, если полагаться на точность цифръ и свѣдѣній сыскной статистики, къ сожалѣнію, весьма неполныхъ въ обозрѣваемыхъ отчетахъ и приведенныхъ подробно только за два года (1869 и 1870-й). Воспользуемся тѣмъ, что есть, такъ какъ это все таки дастъ намъ приблизительное представленіе о составѣ вѣдаемаго сыскной полиціей ультра-неблагонадежнаго, какъ надо думать, класса. Въ сложности, за означенные два года состояло ежегодно «подъ сомнѣніемъ» у сыскнаго отдѣленія, въ его алфавитныхъ спискахъ,—29,388 лицъ, въ томъ числѣ:

 

Содержавшихся въ мѣстахъ заключенія 19,935
Разъискиваемыхъ по требованіямъ присутственныхъ мѣстъ 4,983
Подозрительныхъ 1,436
Евреевъ, прибывшихъ въ столицу 1,897
   » выбывшихъ изъ столицы 1,086

 

При обозрѣніи этихъ «свѣдѣній», васъ, быть можетъ, нѣсколько озадачитъ весьма неопредѣленная категорія—«подозрительныхъ», которыхъ слѣдовало бы ужь назвать сугубо-подозрительными, что-ли, потому что, вѣдь, и всѣ остальныя категоріи списковъ сыскной полиціи равно состоятъ у нея подъ подозрѣніемъ?—Объяснить досконально эту номенклатурную тонкость сыскныхъ статистиковъ мы не умѣемъ; но, быть можетъ, нѣкоторое разъясненіе ей дастъ намъ цифра «задержанныхъ и высланныхъ изъ столицы» сыскной полиціей неблагонадежныхъ лицъ, на основаніи ея собственнаго безъ-апеляціоннаго усмотрѣнія и «подозрѣнія»,—«за праздношатательство», какъ изъяснено лаконически въ одномъ изъ ея отчетовъ, хотя «бродягамъ» и безпаспортнымъ одновременно велся тамъ же особый счетъ. Такихъ изгнанниковъ адресовалось сыскной полиціей изъ столицы въ пространство по 540 чел. ежегодно, а въ 1875 г., почему-то, она вдругъ вытурила ихъ 1,600 чел. «Праздношатательство-ли» въ этомъ году чрезмѣрно развилось въ столицѣ, или [128]подозрительность сыскнаго отдѣленія испытала пароксизмъ чрезмѣрнаго напряженія—неизвѣстно, но, во всякомъ случаѣ, въ этомъ деликатномъ вопросѣ у нея, какъ говорится, «своя рука—владыка»…

Весьма интересна также внимательность сыскнаго отдѣленія къ представителямъ израильскаго племени—внимательность, какой не удостоивается ни одинъ другой «языкъ» изъ обрѣтающихся въ Петербургѣ. По однодневной переписи 1869 г., всѣхъ евреевъ въ Петербургѣ было насчитано 5,027. А въ томъ же году состояло ихъ на лицо въ алфавитномъ спискѣ отдѣленія 2,651; слѣдовательно, изъ двухъ израильтянъ болѣе чѣмъ одинъ пользовался теплой, интимной заботливостью сыскной полиціи…

Какъ обозначено выше, біографическія свѣдѣнія о представителяхъ неблагонадежнаго класса столицы сыскная полиція иллюстрируетъ еще портретами, снимаемыми въ ея спеціальной фотографіи. Судя по числу этихъ портретовъ, богатство альбомовъ полиціи баснословное; но, кажется, попасть въ нихъ удостоиваются только такіе субъекты, выразительныя физіономіи которыхъ, почему-либо особенно приглянулись чинамъ сыскнаго отдѣленія и они желали-бы покрѣпче запечатлѣть ихъ въ своей памяти. Это по большей части, важные преступники и, вообще, представители classe dangereuse вполнѣ упроченной, солидной репутаціи, которые нерѣдко, въ случаяхъ преступленій, и открываются сыщиками, благодаря ихъ карточкамъ. Нельзя, впрочемъ, не замѣтить, что, начиная съ 1874 г., производительность сыскной фотографіи, почему-то, значительно сократилась. Въ то время, какъ въ прежніе годы она воспроизводила отъ 6 до 8,000 въ годъ портретныхъ карточекъ, въ послѣдніе—число ея снимковъ упало до нѣсколькихъ сотъ—не болѣе.

Любознательность сыскной полиціи находитъ себѣ довольно существенное и цѣнное подспорье въ особаго рода любительской корреспонденціи, которую въ просторѣчіи называютъ доносами. Такихъ доносовъ, «секретныхъ» и «анонимныхъ», сыскное отдѣленіе получило въ теченіе девяти лѣтъ 4,786, или по 581 въ годъ. Поучительно и любопытно, при этомъ, что интимная литература эта ощутительно развивается и число диллетантовъ-сотрудниковъ у сыскной полиціи примѣтно возростаетъ. Въ 1868 г. такого рода корреспонденцій было получено всего 173 и, вообще, до 70-хъ годовъ число ихъ было ниже средней ежегодной цифры за все обозрѣваемое девятилѣтіе; между тѣмъ, въ послѣдніе годы, анонимныхъ [129]«заявленій» стало прибывать въ почтовомъ ящикѣ отдѣленія по нѣскольку сотъ, а напр., въ 1871 году число ихъ вдругъ возросло до 1586… Содержаніе и значеніе этой переписки составляетъ, конечно, секретъ отдѣленія; но уже одно ея существованіе и прогрессивное процвѣтаніе опровергаютъ, кажется, мрачное мнѣніе г. И. Т., будто бы сыскная полиція такъ-таки во всемъ обществѣ и «не пользуется симпатіей, и сыщикъ—лицо нетерпимое въ немъ; отъ него всѣ отворачиваются, его избѣгаютъ, какъ соглядатая, какъ Іуду-предателя… Совершенно напрасно!—говоритъ со скорбью г. И. Т.—Сыщикъ страшенъ только для преступниковъ; для честныхъ гражданъ—это вѣрный другъ, это неподкупный стражъ, охрана ихъ домашняго очага, спокойствія цѣлой семьи»… Существованіе названной анонимной корреспонденціи и ея объемъ наглядно показываютъ, что въ обществѣ очень многіе смотрятъ на сыщиковъ такъ именно, какъ желаетъ г. И. Т.

Опоэтизированіе сыскной профессіи и идеализація сыщиковъ, какъ неусыпно-добродѣтельныхъ друзей человѣчества, не разъ были предметомъ вдохновеннаго краснорѣчія на газетныхъ страницахъ въ послѣднее, по преимуществу, сыскное время. И отчего-бы не плѣниться отрадной картиной, что надъ вашимъ благомъ и безопасностію, надъ «вашимъ домашнимъ очагомъ и спокойствіемъ вашей семьи» неусыпно бдитъ незримый ангелъ-хранитель, въ образѣ «неподкупнаго стража»—сыщика, «страшнаго только для преступниковъ»? Чего-бы лучше; но остановка лишь затѣмъ, что для внѣдренія въ васъ такой безмятежной, теплой вѣры въ сыскную часть, непремѣнно нужно, чтобы «истинный сыщикъ, какъ говоритъ тотъ-же г. И. Т., былъ высокой честности человѣкъ, неспособный поддаться соблазну, представляющемуся ему чуть не на каждомъ шагу».

Въ этомъ лишь и остановка, что люди «высокой честности», по какому-то нелѣпому предразсудку, не идутъ въ сыщики, и въ то время, какъ «для занятія должности прокурора иди судебнаго слѣдователя установленъ извѣстный цензъ, для поступленія въ чины сыскной полиціи—никакого ценза не полагается», съ сожалѣніемъ замѣчаетъ г. И. Т. Въ какой степени вѣроятно, чтобы установленіе ценза, равнаго съ цензомъ для прокуроровъ, могло привлечь въ ряды сыщиковъ просвѣщенныхъ джентльменовъ «высокой честности»—разбирать не будемъ, такъ какъ предметъ этотъ относится уже къ области канцелярскихъ мечтаній; для насъ достаточно знать только, [130]что самъ г. И. Т., столь идеализирующій сыскную часть, вовсе не доволенъ ни умственнымъ, ни нравственнымъ уровнемъ существующихъ сыщиковъ и признаетъ справедливость раздающихся противъ нихъ «нареканій». Свѣтлый образъ ангела-хранителя, такимъ образомъ, самъ собою испаряется въ нашемъ представленіи.

И то сказать, профессія сыщика настолько трудна и сложна, работа его на столько «черна», неопрятна и требуетъ такой вышколенной игры притворства, лукавства, подхалимства и на все готоваго предательства, что тутъ съ ангельскими добродѣтелями и пріемами шагу ступить-бы нельзя. Нужно помнить, при этомъ, что для того, чтобы добраться до настоящаго преступника, сыскная полиція часто вынуждается налагать свою руку на множество совершенно невинныхъ лицъ, и вѣдь надобно, чтобы тутъ ни предъ кѣмъ и не предъ чѣмъ не дрогнула искусившаяся въ «задержаніи» рука… Дѣло это тяжелое и ужь никакъ не ангельское!

Процедура розысковъ, всегда требующая, разумѣется, извѣстной находчивости, остроумія и изобрѣтательности отъ сыщиковъ, производится однакожъ по разъ выработанной системѣ, построенной на практикѣ сыскнаго дѣла. Главнымъ основаніемъ этой системы служитъ изученіе міра преступниковъ, къ чему и служатъ всѣ эти алфавитные списки и фотографическіе альбомы сыскной полиціи, которая знаетъ или, по крайней мѣрѣ, должна знать всѣхъ «подозрительныхъ лицъ» въ городѣ, т. е. рецидивистовъ, не разъ судившихся за преступленія, людей неопредѣленныхъ занятій или занятій темныхъ, болѣе или менѣе опасныхъ бродягъ и т. под. Когда обнаруживается какое нибудь преступленіе и начинается розыскъ скрывшихся виновныхъ, то сыскная полиція прежде всего ищетъ ихъ слѣды въ этомъ отпѣтомъ мірѣ своихъ близкихъ знакомыхъ и часто безошибочно. Здѣсь у нея всегда есть свои друзья, агенты и пособники, а нерѣдко и agents provocateurs,[3] какъ это не однажды было обнаруживаемо и на судѣ, къ ея великому скандалу.

Основной принципъ сыскнаго дѣла—цѣль оправдываетъ средства; поэтому сыщикъ, вдохновленный благой цѣлью—раскрытія преступленія и преступниковъ, не стѣсняется въ выборѣ средствъ для этого. «Однимъ изъ сильныхъ нареканій,—говоритъ г. И. Т.,—чаще всего раздающихся въ обществѣ—это пристрастные допросы, чинимые подсудимымъ и прикосновеннымъ къ дѣлу лицамъ чинами сыскной полиціи. Эти пристрастные допросы, къ несчастью, подтверждающіеся [131]во время судебнаго слѣдствія въ окружномъ судѣ, иногда до основанія расшатываютъ стройное зданіе обвиненія»… Кромѣ допросовъ «съ пристрастіемъ», въ формѣ разнаго рода легкихъ моральныхъ и физическихъ истязаній, пускаются въ ходъ соблазны, подкупы и всяческія искушенія. Напр., во время знаменитаго процесса объ убійствѣ въ Гусевомъ переулкѣ, подсудимая Дарья Соколова показала на судѣ, что вымогавшій отъ нея сознаніе сыщикъ—полицейскій офицеръ—послѣ всяческихъ угрозъ и искушеній, дошелъ наконецъ до такого самоотверженія, что сталъ изъясняться ей въ любви и клялся, что женится на ней, если только она сознается.

Мастеръ по сыскной части, выслѣживая подозрѣваемое въ преступленіи лицо, старается обыкновенно изучить его привычки, слабости и страсти, и потомъ поддѣлаться подъ нихъ. Съ пьяницей онъ начнетъ пьянствовать, съ развратникомъ развратничать, съ шулеромъ заведетъ игру, съ фальшивымъ монетчикомъ самъ прикинется знатокомъ и любителемъ фальшивыхъ денегъ, съ воромъ сговорится по душѣ, какъ свой братъ, и пойдетъ даже съ нимъ на промыселъ. Въ этомъ комедіанствѣ главная сила сыщика, и тутъ идутъ въ дѣло и переодѣванье, и фальшивые волосы, и фальшивыя имена и сочиненіе всевозможныхъ небылицъ въ лицахъ. Для характеристики «находчивости» сыщиковъ, г. И. Т. разсказываетъ одинъ интересный, хотя и «заурядный» случай изъ ихъ практики. Мы приведемъ здѣсь этотъ случай, такъ какъ онъ, кромѣ «находчивости» сыщиковъ, наглядно рисуетъ самую процедуру ихъ ремесла, чего нѣтъ, къ сожалѣнію, въ утилизируемыхъ нами оффиціальныхъ полицейскихъ отчетахъ, гдѣ просто разсказаны только результаты наиболѣе ловкихъ розысковъ чиновъ сыскнаго отдѣленія.

Разъ, зимнимъ утромъ, былъ усмотрѣнъ на одной изъ петербургскихъ площадей трупъ человѣка, по виду чернорабочаго, съ явными признаками насильственной смерти. Убитый оказался безъ паспорта, никому неизвѣстной личностью и—всякіе слѣды преступленія были утеряны. Съ него сняли фотографическую карточку и веденіе слѣдствія о его смерти передали въ сыскную полицію, которая поручила его одному изъ своихъ чиновниковъ. «Задумался сыщикъ надъ задачей. Просматривая чуть ли не въ десятый разъ акты осмотровъ полицейскаго и медицинскаго, онъ остановился на послѣднемъ. Въ медицинскомъ осмотрѣ вниманіе сыщика обратило на себя содержимое въ желудкѣ убитаго. Содержимое это—обыкновенный [132]картофель. Въ актѣ было сказано: «непереварившійся картофель». Отсюда въ умѣ сыщика проходитъ слѣдующій рядъ соображеній: убитый ѣлъ картофель, ѣлъ онъ его незадолго до убійства. Трупъ найденъ въ 7 часовъ утра. По мнѣнію врачей, видѣвшихъ состояніе трупа, нанесеніе смертельныхъ ранъ предшествовало не болѣе, какъ за одинъ часъ, въ 6 часовъ; стало быть картофель онъ ѣлъ раньше, а, можетъ быть, и наканунѣ вечеромъ. За разъясненіемъ этихъ вопросовъ, сыщикъ обратился къ врачу, производившему вскрытіе трупа. Врачъ объяснилъ ему, что остатки картофеля свидѣтельствовали, что убитый ѣлъ не жареный картофель, а похлебку изъ него, что закусывалъ онъ не съ вечера, ибо тогда пища успѣла бы перевариться, а очевидно не болѣе, какъ за часъ до убійства. Стало быть, въ 5 часовъ утра. У сыщика уже были въ рукахъ драгоцѣнныя нити. Оставалось только узнать, гдѣ именно послѣдній разъ закусывалъ убитый. Мѣстами такими очевидно могли служить разныя харчевни, постоялые дворы и съѣстныя лавки, гдѣ бѣдному рабочему люду подаютъ завтракъ передъ работой. Для этой цѣли сыщикъ пріобрѣлъ себѣ костюмъ чернорабочаго и рано на зорькѣ сталъ бродить возлѣ того мѣста, гдѣ поднятъ трупъ, отъискивая такую харчевню, «гдѣ бы ему, идя на работу, часовъ въ 5 утра, можно было похлебать горячихъ щей или картофельной похлебки. Не сразу попадаетъ онъ на искомое».

Наконецъ ему удается найти такую харчевню, но ихъ оказывается не одна, а нѣсколько однородныхъ. Сыщикъ начинаетъ чередовать свои посѣщенія утреннихъ завтраковъ, вездѣ «разъискивая своего товарища земляка, съ которымъ они вмѣстѣ пришли въ городъ на работы и который ушелъ разъ въ одно утро, да ужь больше и не возвращался»; при этомъ характерно описывалъ портретъ своего земляка, изучивъ наизусть фотографическую карточку покойнаго. Въ одномъ мѣстѣ завсегдатаи заведенія сказали, что точно былъ одинъ мужичекъ, похожій по примѣтамъ, захаживалъ по утрамъ закусывать, и точно вотъ съ тѣхъ поръ и «сюда глазъ не кажетъ, да только тотъ иначе прозывался». За болѣе подробными свѣдѣніями совѣтовали обратиться къ Ванькѣ Майдану, «евойному пріятелю», обѣщали даже указать на него, когда придетъ въ заведеніе. «Двѣ недѣли путешествовалъ нашъ сыщикъ, одѣтый чуть не въ рубище, ѣлъ отвратительную картофельную похлебку, якшался и братался со всякимъ людомъ и къ концу этого срока [133]уже держалъ въ своихъ рукахъ преступника… Подобныхъ примѣровъ не одинъ, ихъ цѣлая масса въ сыскной практикѣ нашихъ доморощенныхъ Лекоковъ».

Что «подобныхъ примѣровъ» находчивости сыщиковъ дѣйствительно масса—этому можно повѣрить, судя уже по цифрамъ дѣятельности сыскнаго отдѣленія по раскрытію преступленій. Правда, эти цифры теряются, по своей сравнительной ничтожности, въ сугробахъ бумажнаго дѣлопроизводства отдѣленія, но однакожъ и онѣ имѣютъ свою цѣну и свой интересъ для насъ, въ изученіи статистики уголовщины, совершаемой въ Петербургѣ. Такимъ образомъ, узнаёмъ, что, въ теченіе обозрѣваемаго девятилѣтія, сыскной полиціей производилось «по особымъ порученіямъ» розысковъ, среднимъ счетомъ, въ годъ—2056, изъ которыхъ «оканчивалось съ успѣхомъ»—1037, или около половины только, что̀, разумѣется, не даетъ права назвать «успѣхи» сыскной полиціи особенно блестящими. Путемъ успѣшныхъ розысковъ было открываемо ея чинами спеціально, по среднему выводу, въ годъ:

 

Убійствъ 2[4]
Кражъ 268
Поддѣлокъ документовъ и денежныхъ знаковъ 2
При этомъ задерживалось:
Убійцъ 6
Воровъ 389
Дѣлателей фальшивыхъ документовъ 4
Бродягъ и лицъ, «укрывшихся, безъ прописки» 2023

 

Эти цифры выражаютъ собою весь объемъ активнаго, исполнительнаго участія сыскной полиціи въ общей суммѣ полицейской дѣятельности въ столицѣ, по предупрежденію и пресѣченію преступленій. Въ нашу задачу не входитъ критика этой дѣятельности, но [134]не можемъ не отмѣтить, кстати, разъ указаннаго нами факта, что бо́льшая часть полицейскихъ «задержаній», т. е. арестовъ, падаетъ не на явныхъ преступниковъ, даже не на подозрѣваемыхъ въ преступленіяхъ, а на лицъ, провинившихся лишь противъ разнородныхъ паспортныхъ правилъ. Какъ въ общей статистической вѣдомости объ арестахъ, производимыхъ наружной полиціей, преобладаютъ этой категоріи мнимые «преступники», такъ и въ статистикѣ «задержаній» сыскной полиціи они-же составляютъ огромное большинство, судя по вышеприведеннымъ цифрамъ. Что касается послѣдней, то въ ней именно подавляющее число арестовъ падало не на «бродягъ» даже, а просто—на «лицъ, укрывшихся безъ прописки», то есть, стало быть, такихъ лицъ, которыя, еслибы прежде чѣмъ «укрыться», соблюли «прописку», то и задержанію не подверглись бы.

Эти легкомысленные нарушители требованій «прописки» и тому подобныхъ паспортныхъ правилъ составляютъ самый тяжеловѣсный балластъ въ судебно-полицейской статистикѣ Петербурга, вообще увеличивая безъ нужды до громадной цифры и безъ того большую «подать преступленію». Мы въ этомъ сейчасъ лишній разъ убѣдимся, разсмотрѣвъ, для полноты картины судимости столичнаго населенія, обширную область пресѣченныхъ полиціей закононарушеній не уголовнаго характера. Это тѣ нарушенія различныхъ требованій, правилъ и постановленій по благоустройству, благочинію и пр., о которыхъ полиція составляетъ протоколы и чинитъ взысканія либо административнымъ порядкомъ, по собственному усмотрѣнію, либо чрезъ судебныя учрежденія. Протоколовъ такихъ составлялось полиціей ежегодно 19,759, въ томъ числѣ по уголовнымъ преступленіямъ 6,164, о которыхъ было говорено раньше и которые здѣсь у насъ не идутъ въ счетъ. За изъятіемъ сихъ послѣднихъ, изъ 13,595 протоколовъ было составлено «за нарушеніе правилъ»:

 

Общественного спокойствія и благочинія 3402
Санитарныхъ 992
Паспортныхъ 3649
Адреснаго сбора 782
Адреснаго стола 644
Питейныхъ 85
За сопротивленіе законнымъ требованіямъ полиціи 831
За оскорбленіе чиновъ полиціи 513

 

[135]

Какъ видно изъ перваго-же обзора этой таблички, наибольшее число протоколовъ составлялось за нарушеніе именно паспортныхъ правилъ. Отнеся къ нимъ также нарушенія правилъ адреснаго сбора и адреснаго стола, какъ имѣющія непосредственную близость съ паспортнымъ дѣломъ, получимъ—5075 протоколовъ (или до 40% общаго ихъ числа), падающихъ на случаи такой преступности, совершенно мнимой, которая сама собой пресѣклась бы съ отмѣной нынѣшней тягостной и устарѣлой паспортной системы. Въ настоящее-же время, по всѣмъ этимъ, отмѣчаемымъ полицейскими протоколами, нарушеніямъ паспортныхъ правилъ чинятся взысканія.

Вообще, полиція ежегодно передавала за обозрѣваемый періодъ судебному вѣдомству, для дальнѣйшаго движенія, 16,968 протоколовъ, въ томъ числѣ—2114 судебнымъ слѣдователямъ и 14,854 мировымъ судьямъ, то есть, слишкомъ 80% общаго числа (19,759) протоколовъ, составлявшихся ею по разнымъ случаямъ. Конечно, въ число переданныхъ судебному вѣдомству полицейскихъ протоколовъ вошли прежде всего тѣ изъ нихъ, которые составлялись по уголовнымъ преступленіямъ, а затѣмъ значительнѣйшая часть, если не всѣ, по нарушеніямъ разныхъ правилъ. Здѣсь кстати будетъ отмѣтить одно не лишенное важности и довольно характеристическое указаніе.

Выше, приводя общій сводъ статистики судимости столичнаго населенія, мы констатировали, что у столичныхъ мировыхъ судей ежегодно разбирается, кромѣ гражданскихъ исковъ, до 25,000 уголовныхъ дѣлъ. Мы не знаемъ содержанія этихъ дѣлъ и ихъ классификаціи, но изъ статистики полицейскихъ протоколовъ и вѣдомости объ ихъ движеніи можемъ заключить, что большая половина этихъ дѣлъ возбуждается у мировыхъ судей именно полиціей. Такъ оно, конечно, и должно быть по логикѣ вещей; но, зная амбиціозность и претенціозность нашей полиціи, ея наклонность къ произволу, зная, наконецъ, что значительная часть ея обвинительныхъ протоколовъ составляется по мнимымъ преступленіямъ (каковы, напр., нарушенія паспортныхъ правилъ), мы не можемъ не прійти [136]къ заключенію, что у насъ пропасть народа попадаетъ подъ судъ изъ за пустяковъ и, будучи внесенной въ судебно-полицейскую статистику, ложится напраснымъ и ненужнымъ бременемъ на совѣсть столичнаго населенія, искуственно сгущая тѣни его дурнаго поведенія.

Намъ остается, въ заключеніе этого очерка, представить еще наглядную картину территоріальнаго распредѣленія преступниковъ и преступленій по частямъ города. Для изслѣдованія этой интересной и, надѣемся, назидательной стороны занимающаго насъ предмета мы воспользовались статистическими таблицами за шесть лѣтъ (1869 по 1874 г.). Въ нашъ счетъ вошли одни уголовныя, важныя преступленія и ихъ виновники, т. е. убійства, кражи, поджоги и т. д. Въ результатѣ получилась такая цифровая картина:

 

Части. Преступленій. Преступниковъ. Одинъ преступникъ
на число жителей.
Спасская 691 1657 52
Московская 318 2021 44
Казанская 298 435 116
Александро Невская 276 422 82
Рождественская 194 429 108
Васильевская 188 486 136
Литейная 170 209 367
Коломенская 158 365 117
Нарвская 155 625 83
Петербургская 142 325 131
Выборгская 140 269 120
Адмиралтейская 119 142 295

 

Если хотите, табличкой этой можно въ извѣстной степени руководствоваться для опредѣленія степени безопасности жизни и имущества въ той или другой части города: но, тѣмъ не менѣе, было-бы рискованно дѣлать на этомъ основаніи рѣшительные выводы о степени нравственности жителей каждой отдѣльно взятой части, по проценту совершаемыхъ въ ея районѣ преступленій и числу задерживаемыхъ преступниковъ. Послѣдніе въ весьма нерѣдкихъ случаяхъ могли совершить преступленіе, зайдя изъ другой части, гдѣ они [137]имѣли постоянное мѣстожительство. Впрочемъ, совпаденіе нѣкоторыхъ цифръ съ сложившейся, общеизвѣстной репутаціей данныхъ частей города позволяетъ сдѣлать на этотъ счетъ нѣсколько опредѣленныхъ заключеній. Напр., бросающіяся въ глаза, по абсолютной и относительной многочисленности преступниковъ и преступленій, Спасская и Московская части и въ дѣйствительности не пользуются доброй славой со стороны своей нравственности, благодаря разнымъ специфическимъ условіямъ: центральности положенія, сосредоточенію массы торгово-промышленныхъ, а также публичныхъ заведеній—кабаковъ, трактировъ и пр., скученности и подвижности населенія и преобладанія въ немъ жителей низшихъ, недостаточныхъ классовъ, рядомъ съ неблагонадежными подонками общества, и т. д. Все это можетъ естественно вліять на увеличеніе преступленій. Отсюда также понятнымъ становится, что Адмиралтейская и Литейная части, гдѣ главнымъ образомъ сосредоточиваются сливки столичнаго населенія, по положенію, умственному развитію и по степени обладанія земными благами, являются въ нашей табличкѣ самыми благонравными сравнительно.

Затѣмъ, мы переходимъ къ болѣе подробному, иллюстрированному живыми фактами, обзору каждой категоріи преступленій въ частности.

Примечания

править
  1. Послѣдняя цифра выведена только за восемь лѣтъ.
  2. фр. comme de raison — в результате. — Примечание редактора Викитеки.
  3. фр. agents provocateurs — агенты-провокаторы. — Примечание редактора Викитеки.
  4. На самомъ дѣлѣ больше 2, потому что въ теченіи 9-ти лѣтъ было открыто 23 убійцы, слѣд. по 2,5 ежегодно.


Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.