Степень нравственности или безнравственности даннаго населенія принято опредѣлять цифрами судебно-полицейской статистики. Пока это—единственный почти, сколько нибудь вѣрный масштабъ для измѣренія нравственнаго здоровья общества и характеризующихъ его физіологическихъ и патологическихъ явленій. Мы уже говорили раньше, что масштабъ этотъ и слишкомъ грубъ, по своей элементарности, и неполонъ; но, за неимѣніемъ другаго, болѣе усовершенствованнаго, мы вынуждены къ нему обращаться и имъ, главнымъ образомъ, руководиться. Во всякомъ случаѣ, данныя, которыя онъ намъ представляетъ, наиболѣе достовѣрны сами по себѣ и даютъ твердую почву для многихъ любопытныхъ выводовъ.
Прикинутый къ нравственности столичнаго населенія, названный масштабъ даетъ рядъ слѣдующихъ цифровыхъ данныхъ, взятыхъ въ десятилѣтней сложности, какъ мы ранѣе на этотъ счетъ условились. Первое мѣсто занимаютъ здѣсь, по своему количественному преобладанію, полицейскія «задержанія» и аресты, по различнымъ причинамъ изъ области нарушенія порядка, тишины и безопасности, частной и общественной. Мы впослѣдствіи разсмотримъ качественный составъ, попадающихъ въ руки блюстителей, временныхъ жильцовъ полицейскихъ «кутузокъ» и тюремъ, а теперь представимъ только ихъ внушительныя валовыя цифры, по годамъ. Изъ имѣющихся у насъ оффиціальныхъ матеріаловъ видно, что въ Петербургѣ «задерживалось» и содержалось лицъ обоего пола:
| Годы. | Въ полиц. домахъ. | Въ город. тюрьмахъ. | Всего. | |
| Въ | 1868 | 130.000 | 19.271 | 149.271 |
| » | 1869 | 189.507 | 19.500 | 209.007 |
| » | 1870 | 167.518 | 15.808 | 183.326 |
| » | 1871 | 125.337 | 13.113 | 138.450 |
| » | 1872 | 147.104 | 16.169 | 163.273 |
| » | 1873 | 121.847 | 18.161 | 140.008 |
| » | 1874 | 105.281 | 17.452 | 122.735 |
| » | 1875 | 110.109 | 13.374 | 123.483 |
| » | 1876 | 102.210 | 15.053 | 117.263 |
| » | 1877 | 100.201 | 14.981 | 115.182 |
Такимъ образомъ оказывается, что въ теченіе десяти лѣтъ, въ сложности, въ петербургскихъ арестантскихъ камерахъ и тюрьмахъ пересидѣло «за рѣшеткой» 1.461.996 чел. или ежегодно, среднимъ счетомъ, 146.199 чел. Считая все петербургское населеніе въ 670 т. и распредѣливъ на его число годичную пропорцію арестовъ, вышло-бы, что все оно, включительно до безсловесныхъ младенцевъ, должно было бы менѣе, чѣмъ черезъ каждыя пять лѣтъ, отсидѣть въ полицейскихъ «кутузкахъ» и тюрьмахъ, еслибы допустить равномѣрную уплату этой «подати» всѣми жителями столицы безъ различія пола, возраста, положенія и поведенія.
Равномѣрности такой, къ счастью иль къ несчастью, не существуетъ: означенную «подать» несутъ обыкновенно представители, такъ называемаго, «неблагонадежнаго класса» (classe dangereuse),—люди неосновательные и легкомысленные, которые одни расплачиваются въ этомъ случаѣ какъ за свои личныя заблужденія, такъ и за грѣхи всего общества. Нельзя, однако-жъ, не замѣтить, что все-таки число плательщиковъ и размѣръ «подати» чрезвычайно велики. Въ самомъ дѣлѣ, изъ вышеприведенныхъ цифровыхъ данныхъ оказывается, что менѣе, чѣмъ изъ пяти человѣкъ общаго числа обывателей столицы (4,5), одинъ неизбѣжно попадаетъ ежегодно «за рѣшетку», въ мѣста злачныя. Другими словами: въ теченіе обозрѣваемаго десятилѣтія, каждый годъ, болѣе 22% столичнаго населенія были лишаемы свободы и дѣлались объектомъ теплой судебнополицейской опеки, на казенномъ иждивеніи. Отношеніе поразительное!
Должно еще оговориться, что въ выведенную нами среднюю годовую цифру арестовъ и «задержаній» (146.199 чел.) не вошелъ контингентъ военныхъ тюремъ и гауптвахтъ, не вошло также населеніе «долговаго отдѣленія» (Этихъ свѣдѣній мы не привели отчасти за ихъ неимѣніемъ, а отчасти потому, что нѣкоторыя изъ нихъ крайне ужь спеціальны). Но и безъ того, представленная цифра очень велика и очень плохо рекомендуетъ, съ перваго взгляда, петербургскую нравственность, особенно, если сравнить ее съ однородными статистическими цифрами другихъ столицъ. Авторъ извѣстной книги («Paris, ses organs et sa vie»), Максимъ Дю-Канъ, говоря о цифрѣ полицейскихъ арестовъ въ Парижѣ, въ 1868 г. достигшей 35.721, называетъ ее «ужасающей» (effrayant). Если на полуторамилліонное населеніе Парижа такая цифра считалась «ужасающей», то что сказалъ-бы Дю-Канъ, узнавши, что у насъ въ томъ-же 1868 г., при населеніи почти втрое меньше парижскаго, петербургская полиція арестовала 130.000 чел., т. е. въ четыре почти раза болѣе числа арестовъ парижскихъ? Что сказалъ-бы онъ, узнавъ, что цифра арестовъ за 1868 г., была у насъ еще очень умѣренной—ниже средней нормы и вполтора раза ниже maximum’а?
И однакожь, «ужасъ» наблюдателя петербургской нравственности, съ точки зрѣнія судебно-полицейской статистики, далеко еще не исчерпывается констатированной здѣсь громадной цифрой полицейскихъ арестовъ и тюремныхъ заключеній. Чтобы обнять весь кругъ различныхъ правонарушеній, учиняемыхъ петербуржцами и не избѣгающихъ блюстительнаго ока полиціи и воздѣйствія юстиціи, намъ слѣдуетъ еще привести въ извѣстность количество такихъ «дѣлъ», которыя не сопряжены съ лишеніемъ свободы виновныхъ, по крайней мѣрѣ, на самомъ мѣстѣ «дѣянія». Цифра такихъ дѣлъ тоже ошеломляющая!
Петербургская «наружная» полиція составляла за взятый нами періодъ (съ 1869 по 1877 г.) ежегодно, среднимъ числомъ, 19.759 протоколовъ по «происшествіямъ» слѣдующихъ категорій: по уголовнымъ преступленіямъ (6.164, среднимъ счетомъ въ годъ), по нарушенію правилъ—паспортныхъ, санитарныхъ, питейныхъ, адресныхъ, общественнаго спокойствія и благочинія, по «разнымъ случаямъ» и, наконецъ, «за сопротивленіе законнымъ требованіямъ полиціи» и «за оскорбленіе» ея чиновъ. Къ сожалѣнію, число лицъ, привлеченныхъ этими протоколами, не приведено въ извѣстность въ нашемъ источникѣ. Остается предположить на каждый протоколъ по одному лицу, хотя это, конечно, значительно ниже дѣйствительной цифры; но, въ интересѣ наибольшей точности нашихъ выкладокъ и выводовъ, мы предпочли вездѣ, въ сомнительныхъ случаяхъ, избѣгать гадательныхъ цифръ и скорѣе довольствоваться достовѣрнымъ minimum’омъ данныхъ, чѣмъ проблематическимъ maximum’омъ ихъ. Затѣмъ, относительно выведенной цифры полицейскихъ протоколовъ слѣдуетъ замѣтить, что значительная часть ихъ, по всѣмъ вѣроятіямъ, сопровождалась арестомъ настигнутыхъ на мѣстѣ преступленія нарушителей порядка и безопасности. Сколько было тутъ арестовъ—свѣдѣній нѣтъ; но полицейская статистика, обозначая исходъ протоколовъ, указываетъ, между прочимъ, что изъ общей ихъ суммы ежегодно, среднимъ счетомъ, передавалось мировымъ судьямъ 14.885 протоколовъ. Зная кругъ юрисдикціи мироваго суда, слѣдуетъ предположить, что въ приведенной цифрѣ протоколовъ, переданныхъ этому суду, «задержанія» и аресты не имѣли мѣста. Кстати, заключеніе это подкрѣпляется цифрой протоколовъ по уголовнымъ преступленіямъ (6.164), которые, конечно, влекли въ большинствѣ случаевъ заарестованіе виновныхъ и за вычетомъ которыхъ изъ общей суммы протоколовъ получится цифра, очень близко совпадающая съ числомъ протоколовъ, переданныхъ мировымъ судьямъ. Эта-то цифра намъ и нужна для того, чтобы опредѣлить число, изысканныхъ полиціей, случаевъ правонарушеній, по которымъ виновные не вошли въ ранѣе выведенную нами сумму всѣхъ полицейскихъ арестовъ, вообще, а составляютъ новую, самостоятельную рубрику представителей classe dangereuse. Изъ соображенія представленныхъ данныхъ слѣдуетъ предположить, что въ рубрику эту входило ежегодно до 15.000 (14.885) случаевъ закононарушеній и, по самой малой мѣрѣ, столько же виновныхъ. Затѣмъ,—независимо отъ дѣйствій «наружной» полиціи,—героевъ нашей эпопеи, составляющей предметъ настоящаго изслѣдованія, выслѣживала, открывала и накрывала спеціально сыскная полиція, о дѣятельности которой въ нашемъ источникѣ имѣются весьма подробныя и весьма любопытныя свѣдѣнія. Покамѣстъ, мы возьмемъ изъ этихъ свѣдѣній одну только, нужную для подводимаго здѣсь итога, цифру—именно, цифру «произведенныхъ чинами сыскной полиціи розысковъ по особымъ порученіямъ» и по такого рода казуснымъ случаямъ, какъ убійства, поддѣлка денегъ и фальшивыхъ документовъ, крупныя и особенно замысловатыя кражи, открытіе бѣглыхъ каторжниковъ и т. под. Такого сорта «розысковъ» петербургская сыскная полиція производила ежегодно, съ 1869 по 1877 г., среднимъ числомъ, по 2056. Въ свѣдѣніяхъ по этой части упоминается, что изъ этихъ «розысковъ» далеко не всѣ производились «съ успѣхомъ», но намъ нужно знать, сколько именно возбуждалось ихъ и какое число лицъ, по этому поводу, дѣлалось предметомъ изысканнаго вниманія сыскной полиціи. Здѣсь опять приходится намъ предположить, что число такихъ лицъ равнялось числу розысковъ, хотя оно, конечно, было больше въ дѣйствительности. Впрочемъ, обязательнымъ вниманіемъ сыскной полиціи пользовались далеко не одни только подозрѣваемые въ крупныхъ уголовныхъ преступленіяхъ. Гораздо большее число обывателей, частью пользовавшихся свободой и всѣми присвоенными имъ правами, незримо наблюдались проницательнымъ окомъ сыскной полиціи и, быть можетъ, сами того не подозрѣвая, фигурировали въ ея «алфавитныхъ спискахъ». Здѣсь мы встрѣчаемся отчасти съ новой категоріей представителей classe dangereuse, не смѣшивающейся ни съ какой другой рубрикой этого же класса. По существующей у насъ юридической терминологіи, категорія эта состоитъ изъ такъ называемыхъ «подозрительныхъ лицъ» или лицъ, находящихся «подъ сомнѣніемъ». Въ «алфавитныхъ спискахъ» сыскной полиціи ежегодно состояло такихъ лицъ, за обозрѣваемый періодъ, 49.082. Цифра весьма внушительная, но, кажется, она далеко не обхватываетъ всего числа состоящихъ «на замѣчаніи», «подъ тайнымъ надзоромъ» и «подъ подозрѣніемъ» петербуржцевъ, обнаруживающихъ наклонность къ легкомыслію и къ заблужденію, считая въ томъ числѣ и щедринскія «бредни»… Это—«дистанція огромнаго размѣра»; въ тайны ея территоріи мы не посвящены, да и касаться не дерзаемъ, хотя, разумѣется, отъ этого въ нашемъ изслѣдованіи выйдетъ существенный пробѣлъ. Что касается алфавитныхъ списковъ сыскной полиціи, то въ нихъ ведется счетъ только слѣдующимъ, весьма немногимъ, группамъ обывателей, признаваемыхъ неблагонадежными: 1) содержащимся въ мѣстахъ заключенія; 2) «лицамъ, розыскиваемымъ по требованіямъ присутственныхъ мѣстъ и должностныхъ лицъ»; 3) евреямъ, прибывающимъ и выбывающимъ изъ столицы; и 4) лицамъ, просто «подозрительнымъ». Первую изъ этихъ группъ, составляющую населеніе тюремъ, мы встрѣчаемъ здѣсь вторично: она входитъ въ общую, вышеприведенную нами, сумму всѣхъ «задержаній» и арестовъ. Поэтому, для приведенія въ извѣстность числа неблагонадежныхъ жителей, спеціально вѣдаемыхъ одной лишь сыскной полиціей, мы должны первую группу изъ ея алфавитныхъ списковъ исключить и остановиться только на послѣднихъ трехъ группахъ, вновь пополняющихъ собою общую сумму плательщиковъ «подати преступленію», если не дѣйствительныхъ, то предполагаемыхъ. Къ сожалѣнію, въ нашемъ матеріалѣ только за два года (1869 и 1870) выведены частныя цифры каждой изъ поднадзорныхъ группъ въ спискахъ сыскной полиціи; но въ разгруппировкѣ ихъ намъ можетъ помочь слѣдующее обстоятельство. Изъ вѣдомостей за два названные года видно, что въ первую группу списковъ сыскной полиціи входило почти исключительно одно населеніе тюремъ. Заключаемъ такъ по совпаденію цифръ. Населеніе тюремъ приведено у насъ въ извѣстность подробно за все десятилѣтіе. Оно составляло, въ среднемъ выводѣ, въ годъ—15.956 ч.[1]. Вычтя эту цифру изъ общей суммы «алфавитныхъ» списковъ сыскной полиціи—49.082, получимъ въ разницѣ численность остальныхъ трехъ группъ этихъ списковъ, которыя представляютъ собою самостоятельно изысканный и спеціально вѣдаемый помянутой полиціей элементъ неблагонадежнаго класса. Численность эта опредѣляется въ 33.126 чел., куда входятъ, значитъ, всѣ лица «розыскиваемыя», лица просто «подозрительныя» и, наконецъ, евреи—послѣдніе въ весьма незначительной долѣ. Слѣдуя принятому нами плану, мы должны занести, наконецъ, въ счетъ длинныхъ рядовъ classe dangereuse петербургскаго населенія, вѣдаемыхъ полицейскимъ надзоромъ и полицейской статистикой, и тѣхъ «милыхъ, но погибшихъ созданій», которыя служатъ жертвой общественнаго темперамента. Слѣдуетъ только оговориться, что на достовѣрность полицейской статистики въ этомъ деликатномъ случаѣ менѣе всего можно положиться. Цифры ея, по счисленію столичной проституціи, даже на простой глазъ, неизмѣримо ниже дѣйствительности, но объ этомъ мы будемъ имѣть случай говорить впослѣдствіи,—здѣсь-же продаемъ ихъ, за что купили. Врачебно-полицейская статистика распредѣляетъ проститутокъ на двѣ главныя категоріи—живущихъ осѣдло и «бродячихъ». Первыя состоятъ подъ непрерывнымъ, правильнымъ надзоромъ, вторыя дѣлаются достояніемъ надзора и статистики случайно и относятся къ общей суммѣ полицейскихъ «задержаній» и арестовъ. Въ сложности, и тѣ и другія составляли среднюю численность въ годъ около 6.000—цифра, которая должна собой выражать весь объемъ столичной проституціи, по счету полицейской статистики; но, въ интересѣ искомыхъ выводовъ, составляющихъ предметъ настоящей главы, мы должны исключить изъ этой цифры «бродячихъ» проститутокъ, съ которыми мы уже разъ встрѣтились въ средѣ подвижнаго населенія «кутузокъ». Такимъ образомъ, окажется вновь обрѣтенныхъ представительницъ classe dangereuse, по среднему выводу за десятилѣтіе, 2.776, составляющихъ постоянный, прочный контингентъ столичной проституціи—по крайней мѣрѣ, той, которая приведена въ извѣстность полицейской статистикой. Идя далѣе въ отысканіи всѣхъ частныхъ коэфиціентовъ, представляемыхъ оффиціальной статистикой, для подведенія интересующаго насъ здѣсь общаго итога всѣхъ нарушеній и нарушителей общественной нравственности, мы переступимъ теперь изъ области полицейской статистики на почву статистики судебной. Здѣсь насъ опять смущаетъ неполнота и сбивчивость, отличающія всю, вообще, россійскую статистику; приходится довольствоваться одними только приблизительными и отрывочными данными. Прежде всего, говоря о практикѣ петербургскихъ высшихъ судебныхъ инстанцій, мы не имѣемъ возможности опредѣлить ни среднюю цифру судимости по годамъ за все обозрѣваемое десятилѣтіе, ни выдѣлить изъ общаго числа производившихся дѣлъ только тѣ, въ которыхъ судились исключительно представители петербургскаго населенія. Указаній на это нѣтъ. Въ «Военно-статистическомъ Сборникѣ», правда, сдѣлана сводка числа обвиненныхъ по губерніямъ за цѣлое семилѣтіе, но этотъ выводъ годится намъ только для сравненія, такъ какъ означенное семилѣтіе предшествуетъ обозрѣваемому нами періоду и, притомъ, захватываетъ годы дореформенные. По этимъ свѣдѣніямъ, оказывается, что съ 1860 по 1867 г. петербургская губернія вносила, среднимъ числомъ въ годъ, въ «подать преступленію» 3.149 обвиненныхъ, или 2,3 на каждую тысячу жителей. Затѣмъ, новѣйшіе «Своды статистическихъ свѣдѣній по дѣламъ уголовнымъ» даютъ намъ слѣдующія отрывочныя данныя о дѣятельности Ѳемиды въ стѣнахъ петербургскихъ высшихъ судебныхъ учрежденій. Мы остановимся здѣсь собственно на валовой суммѣ возбужденныхъ слѣдствіемъ дѣлъ. Такихъ было: въ 1871 г.—4.963; въ 1872 г.—4.410; въ 1873 г.—4.275, и въ 1874 г.—4.169. Среднимъ числомъ въ годъ—4.456 дѣлъ, выражаетъ собою, приблизительно, среднюю норму слѣдственно-прокурорской дѣятельности въ Петербургѣ и за весь обозрѣваемый нами періодъ. Достовѣрно во всякомъ случаѣ, что наша столица первенствуетъ надъ всѣми русскими городами по проценту преступности и судимости. Такъ, во второй половинѣ 70-хъ гг. въ Петербургѣ приходилось одно судебное дѣло, приблизительно, на 340 жит., а, напр., въ харьковскомъ судебномъ округѣ одно дѣло на 550 жит. Достовѣрно также, что Петербургъ высылаетъ, сравнительно, наибольшій процентъ обывателей въ мѣста болѣе или менѣе «отдаленныя.» Относительно гражданскаго судопроизводства статистика даетъ намъ слѣдующій сводъ систематизированныхъ свѣдѣній, совпадающихъ по годамъ, со свѣдѣніями о дѣлахъ уголовныхъ. Такъ, мы узнаемъ, что за то-же четырехлѣтіе (съ 1871 по 1874 г.) петербургскій окружной судъ разрѣшалъ, среднимъ счетомъ, въ годъ до 5.500 гражданскихъ дѣлъ. Эту цифру тоже можно принять, безъ большаго риска, за среднюю годичную норму. Такимъ образомъ, сводя изысканныя здѣсь цифровыя данныя по уголовному и гражданскому судопроизводствамъ петербургскаго окружнаго суда, получимъ, въ сложности, около десяти тысячъ (9.956) дѣлъ, являющихся новой привѣской въ общей суммѣ грѣхопаденій столичнаго населенія.
Несравненно большій грузъ, въ этомъ отношеніи, доставляетъ еще практика петербургскаго мироваго суда, свѣдѣнія о которой у насъ, къ тому-же, довольно полны и точны. Главное, въ нихъ нѣтъ уже никакой сторонней примѣси къ грѣхамъ исключительно одного столичнаго населенія. Приводимъ здѣсь однѣ только валовыя цифры судопроизводства столичныхъ мировыхъ судей по трехлѣтіямъ, а именно:
| Съ | 1869 | по | 1871 | разобрано | дѣлъ | 236.174 |
| » | 1872 | » | 1874 | » | » | 207.050 |
| » | 1875 | » | 1878 | » | » | 204.918 |
Слѣдовательно, въ средней сложности, ежегодно разбиралось дѣлъ; въ первое трехлѣтіе—78.727, во второе—69.016, и въ третье—68.306. А за всѣ девять лѣтъ средняя ежегодная сложность составляетъ—72.016 дѣлъ, выражающихъ нормальную цифру воздѣйствій столичной мировой юстиціи на петербургскую нравственность, въ интересѣ ея исправленія. Примемъ ее къ свѣдѣнію, не вдаваясь въ анализъ, которымъ мы займемся въ своемъ мѣстѣ. Замѣтимъ здѣсь только, что въ суммѣ дѣлъ, разбираемыхъ мировыми судьями, уголовныя составляютъ приблизительно одну треть—остальныя двѣ трети возбуждаются по гражданскимъ искамъ.
Въ заключеніе, присовокупимъ еще одинъ коэфиціентъ, хотя и въ гадательномъ объемѣ. Разумѣемъ практику спеціально-военной юстиціи. По систематизированнымъ «Военно-статистическимъ Сборникомъ» свѣдѣніямъ, судимость въ войскахъ, вообще, опредѣляется болѣе или менѣе постояннымъ процентомъ—около 18 обвиняемыхъ на 1.000 нижнихъ чиновъ и около 6—на такое же количество офицеровъ. Гарнизонъ Петербурга состоитъ изъ 80.000 чел., считая въ этой суммѣ всѣ военныя учрежденія. Изъ этой цифры нужно исключить, приблизительно, около 10% на численность офицерства. Слѣдовательно, изъ соображенія приведенныхъ данныхъ окажется, что военные суды въ Петербургѣ обвиняютъ, приблизительно, въ годъ—1.276 нижнихъ чиновъ и до 50 офицеровъ, а всего—1.326 чел. Повторяемъ, что цифра эта очень гадательная и, вѣроятно, значительно ниже дѣйствительной, но мы вынуждены ею довольствоваться за неимѣніемъ болѣе точныхъ данныхъ.
Теперь подведемъ всѣмъ собраннымъ здѣсь даннымъ общій итогъ, который и долженъ будетъ выражать собою наглядный объемъ всѣхъ, совершаемыхъ въ столицѣ, разнаго рода нарушеній права и нравственности, и въ то-же время опредѣлять, разумѣется, самый уровень нравственности петербургскаго населенія вообще. Мы говорили уже и опять повторяемъ, что одними судебно-полицейскими данными такая картина обрисовывается далеко не полно—въ ней многое остается въ тѣни, самыя краски и контуры набросаны грубо, неясно и эскизно, какъ это дѣлается въ живописи, напр., при первоначальной грунтовкѣ полотна; но, покамѣстъ, нравственная статистика ничего большаго дать не можетъ. Обратимся къ нашему итогу, для чего намъ необходимо свести всѣ добытыя здѣсь цифровыя данныя, въ ихъ среднемъ выводѣ за обозрѣваемый періодъ. Данныя эти представляютъ:
| Лицъ. | Дѣлъ. | ||||
| Арестовъ въ полиц. домахъ и тюрьмахъ | 146.199 | — | |||
| Протоколовъ, независимо отъ задержаній | — | 14.885 | |||
| Classe dangereuse спеціально вѣдаемый сыскной полиціей | 33.126 | — | |||
| Проститутокъ поднадзорныхъ | 2.776 | — | |||
| Практика | окружнаго | суда | — | 9.956 | |
| » | мироваго | » | — | 72.016 | |
| » | военнаго | » | 1.326 | — | |
| 183.527 | 98.847 | ||||
Какъ было ранѣе упомянуто, мы не имѣемъ полныхъ свѣдѣній, сколько именно лицъ привлекалось къ отвѣтственности по всѣмъ составлявшимся полиціею протоколамъ, а также по всѣмъ производившимся въ судахъ дѣламъ; но, съ достовѣрностью, можно положить не менѣе одного лица на каждый протоколъ и на каждое дѣло порознь, и—это нужно принять, какъ минимумъ. Слѣдовательно, опредѣляя по общему числу протоколовъ число обвиняемыхъ, подозрѣваемыхъ и преслѣдуемыхъ—въ 96,847 чел., и присовокупивъ эту цифру къ общей суммѣ статистически приведенныхъ въ извѣстность лицъ, «пресѣкаемыхъ» и опекаемыхъ судомъ и полиціей,—183,527 чел.,—получимъ въ итогѣ кругленькую сумму въ 280,374 чел. Эти-то 280,374 человѣка (или случая, точнѣе сказать) и представляютъ собою среднюю ежегодную, за обозрѣваемый періодъ, «подать преступленію», уплачиваемую петербургскимъ населеніемъ!
Не смотря на всю громадность этой цифры, она, однако-жъ, грѣшитъ скорѣе уменьшеніемъ, чѣмъ преувеличеніемъ противъ дѣйствительнаго числа петербуржцевъ, имѣющихъ дѣло съ полиціей и судомъ по предмету различныхъ закононарушеній, несомнѣнныхъ и мнимыхъ. (Напримѣръ, мы приравняли къ числу дѣлъ и протоколовъ число лицъ, служившихъ для нихъ объектомъ, но хорошо извѣстно, что нерѣдко бываютъ случаи, когда каждый протоколъ и каждое дѣло захватываютъ по нѣскольку, даже по нѣскольку десятковъ лицъ). Не будемъ, впрочемъ, стараться нарочито отягчать совѣсть нашей сѣверной Пальмиры: и безъ того, уплачиваемая ею «подать преступленію», какъ можно заключить изъ выведеннаго итога, чрезмѣрна, ужасна, почти невѣроятна!
Въ самомъ дѣлѣ, разложивъ общую сумму этой «подати» на все петербургское населеніе (по переписи 1869 г., въ 670 т.), окажется, что ее несетъ изъ года въ годъ чуть не цѣлая половина его, говоря вообще (42%), или 1 изъ 2,3 жителей. Другими словами, на каждыхъ 2,3 жителей, не выключая изъ ихъ числа даже невмѣняемый возрастъ, т. е. ребятъ, приходится ежегодно 1 случай какого нибудь закононарушенія или противуобщественнаго дѣянія, сопряженныхъ съ дѣлопроизводствомъ полиціи и суда. Сколько же еще преступленій и нарушеній общественной нравственности избѣгаютъ блюстительнаго ока суда и полиціи и не попадаютъ въ рубрики судебно-полицейской статистики! Грѣховность Содома и Гоморры, передъ соображеніемъ о возможныхъ предѣлахъ грѣховности Петербурга, не можетъ уже казаться намъ слишкомъ разительной и безпримѣрной.
Слишкомъ дорожа, однако, доброй репутаціей Петербурга и вовсе не думая, въ сущности, чтобы онъ былъ безнравственнѣе всякаго другаго большаго города, мы считаемъ нужнымъ провѣрить выведенный здѣсь итогъ нарушеній и нарушителей права «человѣческаго и божескаго». Не самую цифру мы намѣрены провѣрить—она болѣе или менѣе достовѣрна, поскольку можно требовать достовѣрности отъ судебно-полицейской статистики. Насъ интересуетъ самый составъ живыхъ ингредіентовъ, образующихъ эту цифру:—въ какой степени всѣ они дѣйствительно порочны и преступны, и, слѣдовательно, въ какой мѣрѣ статистика, напр., полицейскихъ арестовъ и «задержаній» можетъ быть принята за достовѣрное указаніе глубины нравственнаго паденія столичнаго населенія? Мы остановимся именно на этой статистикѣ, такъ какъ она, съ одной стороны, доставляетъ наибольшую частную цифру въ нашемъ итогѣ, а, съ другой—не оставляетъ никакихъ сомнѣній на счетъ значенія и смысла входящихъ въ нее данныхъ.
Арестъ и «задержаніе» представляются слишкомъ тяжкимъ, позорящимъ личность человѣческую, лишеніемъ въ правовомъ отношеніи, чтобы при видѣ ихъ и сознаніи ихъ правоты, въ насъ не сложилось глубокое предубѣжденіе противъ подвергающихся имъ людей, какъ противъ несомнѣнно вредныхъ, завѣдомо порочныхъ, если не преступныхъ членовъ общества. Такое предубѣжденіе, въ самомъ дѣлѣ, существуетъ и раздѣляется всѣми представителями такъ называемаго «культурнаго», интеллигентнаго общества, въ глазахъ котораго простой полицейскій арестъ и помѣщеніе въ «кутузку» глубоко постыдны и тягостны. Оттого, чѣмъ культурнѣе общество или данный слой его, тѣмъ менѣе выдѣляютъ они изъ своей среды фактовъ лишенія свободы, кліентовъ тюремъ и полицейскихъ домовъ. Это подкрѣпляетъ и сравнительная статистика, дающая весьма любопытныя, въ этомъ отношеніи, сопоставленія. Напр., въ то время, какъ въ Парижѣ одинъ простой полицейскій арестъ приходится на 54 жителя, въ Петербургѣ полиція арестуетъ (не считая тюремныхъ и политическихъ заарестованій) одного изъ пяти жителей, т. е., слишкомъ въ десять разъ больше. Изъ этого отношенія, разумѣется, никакъ нельзя еще заключить, чтобы Парижъ ровно въ столько же разъ былъ благонравнѣе и добродѣтельнѣе Петербурга; но несомнѣнно одно, что онъ, относительно даннаго пункта, культурнѣе нашей столицы, приблизительно, въ десять, а можетъ и въ большее число разъ. И не только самое парижское населеніе сравнительно выше, въ этомъ отношеніи, петербургскаго, но несомнѣнно, что въ равной степени и парижская полиція культурнѣе петербургской. Культурность въ этомъ случаѣ опредѣляется развитіемъ уваженія къ личности и ея правамъ вообще, къ законности, регулирующей поступки людей—ихъ «поведеніе», по отношенію какъ къ самимъ себѣ, такъ и къ ближнимъ. Вотъ это-то важнѣйшее условіе гражданственности у насъ пока развито въ крайне слабой степени какъ въ массѣ населенія, такъ и въ средѣ блюдущей ея нравы полиціи!
Вслѣдствіе неуваженія къ личности, если она не ограждена болѣе или менѣе высокимъ общественнымъ или служебнымъ положеніемъ, если она не титулована «благородіемъ» или «высокородіемъ», у насъ лишеніе свободы ничего не значитъ и, по отношенію къ низшему классу населенія, практикуется съ легкимъ сердцемъ, по первому пустячному поводу или просто по личному усмотрѣнію низшихъ исполнителей полиціи, совершенно на этотъ счетъ безотвѣтственныхъ. По той-же причинѣ, само населеніе низшихъ слоевъ, воспитанное въ безправіи, смотритъ на «кутузку» и тюрьму, какъ на неизбѣжныя почти для русскаго человѣка случайности, и относится къ нимъ довольно равнодушно, съ пассивной покорностью: «отъ сумы-де и отъ тюрьмы зарекаться не слѣдъ»…
Есть еще одно обстоятельство, способствующее у насъ обилію арестовъ и ранѣе насъ подмѣченное другимъ изслѣдователемъ общественной нравственности столицы. Г. Карновичъ, въ своей книгѣ «Петербургъ въ статистическомъ отношеніи» (1860 г.), говоря о численности арестовъ въ столицѣ, доходившей, въ пятилѣтіе съ 1853 по 1857 г., до 40,000 ежегодно, и находя эту цифру очень значительной, замѣчаетъ: «легко можетъ быть», что нѣкоторые моралисты возопіютъ противъ нравственности петербургскаго населенія, увидѣвъ изъ нашихъ разсчетовъ, какого дѣятельнаго пособія требуетъ это населеніе и въ тюрьмахъ, и въ разныхъ мѣстахъ заключенія». Но такой выводъ былъ-бы неоснователенъ, во первыхъ, потому, говоритъ г. Карновичъ, что «наша старозаконная безпредѣльная прикосновенность къ дѣлу притягиваетъ много лишняго народа какъ въ судебныя расправы, такъ и въ мѣста заключенія»—и, конечно, «народа» ни въ чемъ неповиннаго; во-вторыхъ, потому что у насъ, во множествѣ случаевъ, полицейскіе аресты производятся не въ видахъ «предупрежденія» и «пресѣченія» преступленій, а просто въ интересѣ охраны благочинія и порядка. «Къ этому надо прибавить, что беззащитность лицъ низшихъ сословій, въ случаѣ незаконнаго лишенія ихъ свободы, немало содѣйствуетъ наполненію этими лицами арестантскихъ»…
Это было высказано слишкомъ двадцать лѣтъ тому назадъ, и хотя съ той поры «старозаконные» порядки у насъ, повидимому, быльемъ поросли, однако-жъ, какъ свидѣтельствуютъ цифры полицейской статистики, «беззащитность» столичнаго обывателя низшаго класса нисколько не убавилась за это время. Напротивъ—цифра полицейскихъ арестовъ съ того времени страшно возросла, и абсолютно, и относительно! Въ изученное г. Карновичемъ пятилѣтіе maximum числа арестантовъ въ тюрьмахъ и полицейскихъ домахъ доходитъ до 43,948 чел. (въ 1855 г.), что на 523 т. жителей, по тогдашнему счету, составляло 1 арестанта на 12 жит. Между тѣмъ, за обозрѣваемое нами десятилѣтіе, какъ мы знаемъ, приходился одинъ арестантъ менѣе чѣмъ на пять (4,5) жителей, или почти въ три раза больше времени «старозаконныхъ» порядковъ! Что-жъ бы это значило? Неужели нравственность столичнаго населенія такъ страшно понизилась за этотъ періодъ?—Нисколько; но, очевидно, усилилась степень его «беззащитности» предъ лицомъ необыкновенно развившейся полицейской рьяности и распорядительности, выражающихся у насъ, какъ всегда, ощутительнымъ ущербомъ для свободы личной и общественной. Въ одномъ изъ имѣющихся у насъ подъ рукою полицейскихъ «отчетовъ», именно—за 1867—8 гг., говорится о необходимости принять «чрезвычайныя и рѣшительныя мѣры» для рѣшенія «трудной задачи», упорядоченія благоустройства и повышенія благочинія въ столицѣ. Эти-то усиленныя «мѣры» и выразились въ импонирующихъ насъ цифрахъ полицейскихъ арестовъ. Но посмотримъ, на комъ, по преимуществу, отражались эти «мѣры» и въ какой степени огромная цифра помянутыхъ арестовъ можетъ идти сполна въ счетъ грѣхопаденій и пороковъ столичнаго населенія?
За обозрѣваемое нами десятилѣтіе, ежегодная начинка полицейскихъ «темныхъ», не считая тюремъ, по среднему выводу, составлялась изъ 129,911 человѣкъ, а въ томъ числѣ:
| Пьяныхъ | 28.684 |
| Нищихъ | 5.479 |
| Бродячихъ, развратнаго поведенія, женщинъ | 3.228 |
| Бродягъ | 567 |
| Безпаспортныхъ | 8.222 |
| Дезертировъ | 23 |
| Подозрѣваемыхъ въ уголовныхъ преступленіяхъ | 7.330 |
| Нарушителей порядка и благочинія | 6.116 |
| 59.649 |
Изъ обозрѣнія этой таблички видно, что самая, сравнительно, незначительная доля арестовъ совершается по завѣдомымъ преступленіямъ или по подозрѣнію въ оныхъ. Къ этой категоріи мы относимъ арестуемыхъ дезертировъ, нарушителей порядка и благочинія, и подозрѣваемыхъ въ уголовныхъ преступленіяхъ (изъ которыхъ, къ тому жъ, многіе подозрѣваются напрасно), составляющихъ въ средней годичной сложности 13.469 чел., или около 10% общаго числа полицейскихъ арестовъ (т. е. 129.911). Затѣмъ, нисколько не одобряя поведенія пьяныхъ, нищихъ, безпаспортныхъ, бродягъ и бродячихъ проститутокъ, виновныхъ только въ томъ, что они напиваются, нищенствуютъ и бродяжничаютъ, мы никакъ не можемъ еще отнести ихъ къ категоріи преступниковъ—прямыхъ нарушителей чьего нибудь права. Они только могутъ назваться представителями «класса неблагонадежныхъ»—classe dangereuse, но неблагонадежность не есть преступность, оправдывающая лишеніе свободы.
Затѣмъ, значительная часть арестовъ, выпадающая на долю пьяныхъ (до 21%), должна быть принята съ особенной осмотрительностью за счетъ нравственнаго поведенія столичнаго населенія. Эта цифра вовсе не опредѣляетъ собою количества имѣющихся въ столичномъ населеніи безпросыпныхъ, отчаянныхъ пьяницъ, настолько павшихъ и утратившихъ всякое самообладаніе, что полицейская власть вынуждается брать ихъ на свое попеченіе и исправленіе. Еслибы это было такъ, то тогда цифра эта способна была бы привести насъ въ ужасъ предъ картиной столь опустошительной эпидеміи пропойства. Къ счастью, ничего этого нѣтъ или, по крайней мѣрѣ, достовѣрно, что въ списокъ «задерживаемыхъ» полиціею пьяницъ попадаютъ, въ большинствѣ, не какіе нибудь безнадежные пьяницы, а просто люди, не умѣющіе въ моментъ сильнаго охмѣленія укрыться въ уединеніи отъ блюстительнаго ока уличныхъ стражей. Этого не умѣютъ дѣлать чаще всего наши простолюдины и, притомъ, не тѣ изъ нихъ, которые стали записными пьяницами, а люди, изрѣдка «загуливающіе» для праздника… Впрочемъ, къ характеристикѣ петербургскаго пьянства мы возвратимся впослѣдствіи.
Во всякомъ случаѣ, изъ провѣрки вышеприведенной таблички становится яснымъ, что у насъ пропасть народа арестуется полиціей по пустякамъ и что, слѣдовательно, одной голой цифрой арестовъ никакъ еще нельзя измѣрять глубину нравственной порчи столичнаго населенія. Въ этомъ убѣждаетъ насъ еще одно любопытное и загадочное обстоятельство. Мы видѣли, что, по всѣмъ вышеисчисленнымъ категоріямъ заарестованій, полиція задерживаетъ ежегодно только 59.649 человѣкъ. Здѣсь мы, по крайней мѣрѣ, знаемъ, кто и за что именно былъ задержанъ; между тѣмъ эти, приведенныя въ извѣстность, «задержанія» составляютъ менѣе половины (съ небольшимъ 40%) общей суммы полицейскихъ арестовъ. Затѣмъ, слишкомъ 70.000 арестовъ, производившихся ежегодно «наружной» полиціей, представляются намъ загадочнымъ ребусомъ въ значительной своей части! Въ «отчетахъ» полиціи, по этому предмету, нѣтъ никакихъ почти указаній и поясненій.
Остается предполагать, что въ эту огромную цифру, между прочимъ, входили: аресты «при полиціи» по приговорамъ мировыхъ судей, аресты, произведенные прокурорскимъ надзоромъ по уголовнымъ преступленіямъ, аресты сыскной и тайной полиціи, и наконецъ, административныя высылки неблагонадежныхъ лицъ, по усмотрѣнію начальства городской полиціи. Находились, за всѣмъ тѣмъ, обыватели, которые добровольно искали убѣжища въ полицейскихъ «темныхъ», вслѣдствіе безпріютности. Такихъ злосчастныхъ бѣдняковъ, у которыхъ не находится даже трехъ копѣекъ за ночлегъ въ какой-нибудь Вяземской трущобѣ, не мало является въ полицейскіе дома по вечерамъ въ зимнее время, въ стужу, и имъ «предоставляется» помѣщеніе въ «темныхъ», «въ огражденіе отъ могущихъ случиться съ ними несчастій». Всѣ эти категоріи, исключая административныхъ высылокъ, болѣе или менѣе приведены въ извѣстность и далеко не исчерпываютъ собою сумму—70 т. арестовъ. По приговорамъ мировыхъ судей содержится при полиціи не болѣе нѣсколькихъ тысячъ человѣкъ (напр., въ 1872—73 гг., среднимъ счетомъ, въ годъ производилось въ мировомъ судѣ 26 т. уголовныхъ дѣлъ; изъ нихъ 10% окончились примиреніемъ сторонъ и почти половина—наказаніемъ штрафами). Прокурорскому надзору, судя по приведенному нами выше числу уголовныхъ слѣдствій петербургскаго окружнаго суда, можетъ подлежать около 5 т. арестантовъ, изъ которыхъ, къ тому-же, многіе содержатся въ тюрьмахъ. Есть еще категорія лицъ, отбывшихъ срокъ заключенія въ тюрьмѣ, по приговору суда, и не имѣющихъ права жительства въ столицѣ: до высылки они содержатся въ полицейскихъ домахъ. Число ихъ намъ неизвѣстно. Наконецъ, остается, тоже не приведенная въ извѣстность, цифра административныхъ высылокъ «неблагонадежныхъ членовъ городскаго общества», по рѣшенію особаго «совѣщательнаго при градоначальникѣ присутствія». Со времени учрежденія этого «присутствія», оно ежегодно высылало приблизительно до 500 лицъ, изобличенныхъ въ «неблагонадежности», но, кажется, цифра эта далеко ниже дѣйствительной… Иначе—чѣмъ можно объяснить такую огромную массу вышеуказанныхъ, таинственныхъ арестовъ при полиціи?!.
О составѣ категоріи «неблагонадежныхъ», высылаемыхъ полиціей изъ столицы, нѣтъ никакихъ свѣдѣній; но есть основаніе думать, что главный контингентъ ихъ доставляется рабочимъ, фабричнымъ классомъ. «Неблагонадежность» въ этомъ случаѣ опредѣляется очень просто—недостаткомъ работы и отсутствіемъ заработка. Рабочій, который почему-либо остался безъ работы, есть уже въ глазахъ полиціи «неблагонадежный членъ общества», и—его безъ церемоніи высылаютъ изъ столицы.
Примечания
править- ↑ Эта цифра выведена за послѣднія девять лѣтъ, такъ какъ имѣющіяся у насъ свѣдѣнія о сыскной полиціи захватываютъ лишь этотъ періодъ.
