низшему классу населенія, практикуется съ легкимъ сердцемъ, по первому пустячному поводу или просто по личному усмотрѣнію низшихъ исполнителей полиціи, совершенно на этотъ счетъ безотвѣтственныхъ. По той-же причинѣ, само населеніе низшихъ слоевъ, воспитанное въ безправіи, смотритъ на «кутузку» и тюрьму, какъ на неизбѣжныя почти для русскаго человѣка случайности, и относится къ нимъ довольно равнодушно, съ пассивной покорностью: «отъ сумы-де и отъ тюрьмы зарекаться не слѣдъ»…
Есть еще одно обстоятельство, способствующее у насъ обилію арестовъ и ранѣе насъ подмѣченное другимъ изслѣдователемъ общественной нравственности столицы. Г. Карновичъ, въ своей книгѣ «Петербургъ въ статистическомъ отношеніи» (1860 г.), говоря о численности арестовъ въ столицѣ, доходившей, въ пятилѣтіе съ 1853 по 1857 г., до 40,000 ежегодно, и находя эту цифру очень значительной, замѣчаетъ: «легко можетъ быть», что нѣкоторые моралисты возопіютъ противъ нравственности петербургскаго населенія, увидѣвъ изъ нашихъ разсчетовъ, какого дѣятельнаго пособія требуетъ это населеніе и въ тюрьмахъ, и въ разныхъ мѣстахъ заключенія». Но такой выводъ былъ-бы неоснователенъ, во первыхъ, потому, говоритъ г. Карновичъ, что «наша старозаконная безпредѣльная прикосновенность къ дѣлу притягиваетъ много лишняго народа какъ въ судебныя расправы, такъ и въ мѣста заключенія»—и, конечно, «народа» ни въ чемъ неповиннаго; во-вторыхъ, потому что у насъ, во множествѣ случаевъ, полицейскіе аресты производятся не въ видахъ «предупрежденія» и «пресѣченія» преступленій, а просто въ интересѣ охраны благочинія и порядка. «Къ этому надо прибавить, что беззащитность лицъ низшихъ сословій, въ случаѣ незаконнаго лишенія ихъ свободы, немало содѣйствуетъ наполненію этими лицами арестантскихъ»…
Это было высказано слишкомъ двадцать лѣтъ тому назадъ, и хотя съ той поры «старозаконные» порядки у насъ, повидимому, быльемъ поросли, однако-жъ, какъ свидѣтельствуютъ цифры полицейской статистики, «беззащитность» столичнаго обывателя низшаго класса нисколько не убавилась за это время. Напротивъ—цифра полицейскихъ арестовъ съ того времени страшно возросла, и абсолютно, и относительно! Въ изученное г. Карновичемъ пятилѣтіе maximum числа арестантовъ въ тюрьмахъ и полицейскихъ домахъ доходитъ до 43,948 чел. (въ 1855 г.), что на 523 т. жителей,
низшему классу населения, практикуется с легким сердцем, по первому пустячному поводу или просто по личному усмотрению низших исполнителей полиции, совершенно на этот счет безответственных. По той же причине, само население низших слоев, воспитанное в бесправии, смотрит на «кутузку» и тюрьму, как на неизбежные почти для русского человека случайности, и относится к ним довольно равнодушно, с пассивной покорностью: «от сумы-де и от тюрьмы зарекаться не след»…
Есть еще одно обстоятельство, способствующее у нас обилию арестов и ранее нас подмеченное другим исследователем общественной нравственности столицы. Г. Карнович, в своей книге «Петербург в статистическом отношении» (1860 г.), говоря о численности арестов в столице, доходившей, в пятилетие с 1853 по 1857 г., до 40,000 ежегодно, и находя эту цифру очень значительной, замечает: «легко может быть», что некоторые моралисты возопиют против нравственности петербургского населения, увидев из наших расчетов, какого деятельного пособия требует это население и в тюрьмах, и в разных местах заключения». Но такой вывод был бы неоснователен, во-первых, потому, говорит г. Карнович, что «наша старозаконная беспредельная прикосновенность к делу притягивает много лишнего народа как в судебные расправы, так и в места заключения» — и, конечно, «народа» ни в чём неповинного; во-вторых, потому что у нас, во множестве случаев, полицейские аресты производятся не в видах «предупреждения» и «пресечения» преступлений, а просто в интересе охраны благочиния и порядка. «К этому надо прибавить, что беззащитность лиц низших сословий, в случае незаконного лишения их свободы, немало содействует наполнению этими лицами арестантских»…
Это было высказано с лишком двадцать лет тому назад, и хотя с той поры «старозаконные» порядки у нас, по-видимому, быльем поросли, однако ж, как свидетельствуют цифры полицейской статистики, «беззащитность» столичного обывателя низшего класса нисколько не убавилась за это время. Напротив — цифра полицейских арестов с того времени страшно возросла, и абсолютно, и относительно! В изученное г. Карновичем пятилетие maximum числа арестантов в тюрьмах и полицейских домах доходит до 43,948 чел. (в 1855 г.), что на 523 т. жителей,
