Илья-пророк и Никола (Афанасьев)/1914 (ДО)

Илья-пророкъ и Никола

См. Народныя русскія легенды. Дата созданія: 1859, опубл.: 1859. Источникъ: Аѳанасьевъ, А. Н. Народныя русскія легенды. — М.: Книгоиздательство «СОВРЕМЕННЫЯ ПРОБЛЕМЫ», 1914. — С. 112—116..

10. Илья-пророкъ и Никола.

Давно было; жилъ-былъ мужикъ. Николинъ день завсегда почиталъ, а въ Ильинъ нѣтъ-нѣтъ, да и работа̀ть станетъ; Николѣ-угоднику и молебенъ отслужитъ, и свѣчку поставитъ, а про Илью-пророка и думать забылъ.

Вотъ разъ какъ-то идетъ Илья-пророкъ съ Николой полемъ этого самаго мужика; идутъ они да смотрятъ—на нивѣ зеленя стоятъ такія славныя, что̀ душа ни нарадуется. „Вотъ будетъ урожай, такъ урожай! говоритъ Никола. Да и мужикъ-то, право, хорошій, доброй, набожной; Бога помнитъ и святыхъ знаетъ! Къ рукамъ добро достанется…“—А вотъ посмотримъ, отвѣчалъ Илья; еще много ли достанется! какъ спалю я молніей, какъ выбью градомъ все поле, такъ будетъ мужикъ твой правду знать, да Ильинъ день почитать.—Поспорили-поспорили и разошлись въ разныя стороны. Никола-угодникъ сейчасъ къ мужику: „продай, говоритъ, поскорѣе ильинскому батькѣ весь свой хлѣбъ на корню; не то ничего не останется, все градомъ повыбьетъ“. Бросился мужикъ къ попу: „не купишь ли, батюшка, хлѣба на корню? все поле продамъ; такая нужда въ деньгахъ прилучилась, что̀ вынь да положь! Купи, отецъ! за дешево отдамъ“. Торговаться-торговаться, и сторговались. Мужикъ забралъ деньги и пошелъ домой.

Прошло ни много, ни мало времени: собралась, понадвинулась грозная туча, страшнымъ ливнемъ и градомъ разразилась надъ нивою мужика, весь хлѣбъ какъ ножемъ срѣзала—не оставила ни единой былинки. На другой день идетъ мимо Илья-пророкъ съ Николою; и говоритъ Илья: „посмотри, каково разорилъ я мужиково поле!“—Мужиково? Нѣтъ, братъ! разорилъ ты хорошо, только это поле ильинскаго попа, а не мужиково. „Какъ попа?“—Да такъ; мужикъ—съ недѣлю будетъ—какъ продалъ его ильинскому батькѣ и деньги всѣ сполна получилъ. То-то, чай, попъ по деньгамъ плачетъ! „Постой-же, сказалъ Илья-пророкъ; я опять поправлю ниву, будетъ она вдвое лучше прежняго.“ Поговорили и пошли всякой своей дорогою. Никола-угодникъ опять къ мужику: „ступай, говоритъ, къ попу, выкупай поле—въ убыткѣ не будешь“. Пошелъ мужикъ къ попу, кланяется и говоритъ: „вижу, батюшка, послалъ Господь Богъ несчастіе на тебя—все поле градомъ выбито, хоть шаръ покати! Такъ ужь и быть, давай пополамъ грѣхъ: я беру назадъ свое поле, а тебѣ на бѣдность вотъ половина твоихъ денегъ.“ Попъ обрадовался, и тотчасъ они по рукамъ ударили.

Межъ тѣмъ—откуда что взялось—стало мужиково поле поправляться; отъ старыхъ корней пошли новые свѣжіе побѣги. Дождевыя тучи то и дѣло носятся надъ нивою и поятъ землю; чудный уродился хлѣбъ—высокой да частой: сорной травы совсѣмъ не видать; а колосъ налился полной-полной, такъ и гнётся къ землѣ. Пригрѣло солнышко, и созрѣла рожь—словно золотая стоитъ въ полѣ. Много нажалъ мужикъ сноповъ, много наклалъ копенъ; ужъ собрался возить, да въ скирды складывать. На ту пору идетъ опять мимо Илья-пророкъ съ Николою. Весело огляну́лъ онъ все поле и говоритъ: „посмотри, Никола, какая благодать! Вотъ такъ наградилъ я попа, по вѣкъ свой не забудетъ…“—Попа?! Нѣтъ, братъ! благодать-то велика, да вѣдь поле это—мужиково; попъ тутъ ни при чемъ останется. „Что ты!“—Пра̀вое слово! Какъ выбило градомъ всю ниву, мужикъ пошелъ къ ильинскому батькѣ и выкупилъ ее назадъ за половинную цѣну. „Постой-же! сказалъ Илья-пророкъ; я отниму у хлѣба всю спорынью: сколько бы ни наклалъ мужикъ сноповъ, больше четверика за-разъ не вымолотитъ.“—Плохо дѣло! думаетъ Никола-угодникъ; сейчасъ отправился къ мужику: „смотри, говоритъ, какъ станешь хлѣбъ молотить, больше одного снопа за-разъ не клади на токъ“.

Сталъ мужикъ молотить: что̀ ни снопъ, то и четверикъ зерна. Всѣ закрома, всѣ клѣти набилъ рожью, а все еще остается много; поставилъ онъ новые анбары и насыпалъ полнёхоньки. Вотъ идетъ какъ-то Илья пророкъ съ Николою мимо его двора, посмотрѣлъ туда-сюда и говоритъ: „ишь какіе анбары вывелъ! что-то насыпать въ нихъ станетъ?“—Они ужь полнёхоньки, отвѣчаетъ Никола-угодникъ. „Да откуда-же взялъ мужикъ столько хлѣба?“—Эва! у него всякой снопъ далъ по четверику зерна; какъ за̀чалъ молотить, онъ все по одному снопу клалъ на токъ. „Э, братъ Никола! догадался Илья-пророкъ; это все ты мужику пересказываешь“.—Ну, вотъ выдумалъ; стану я пересказывать… „Какъ тамъ хочешь, а ужъ это твое дѣло! Ну, будетъ-же меня мужикъ помнить!“—Чтожъ ты ему сдѣлаешь? „А что̀ сдѣлаю, того тебѣ не скажу.“—Вотъ когда бѣда, такъ бѣда приходитъ! думаетъ Никола-угодникъ, и опять къ мужику: купи, говоритъ, двѣ свѣчи, большую да малую, и сдѣлай то-то и то-то.

Вотъ на другой день идутъ вмѣстѣ Илья-пророкъ и Никола-угодникъ въ видѣ странниковъ, и попадается имъ навстрѣчу мужикъ: несетъ двѣ восковыя свѣчи—одну большую рублевую, а другую копѣечную. „Куда, мужичекъ, путь держишь?“ спрашиваетъ его Никола-угодникъ. „Да вотъ иду свѣчку рублевую поставить Ильѣ-пророку; ужъ такой былъ милостивой ко мнѣ! Градомъ поле выбило, такъ онъ батюшка постарался, да вдвое лучше прежняго далъ урожай“.—А копѣечная-то свѣча на что? „Ну, эта Николѣ!“ сказалъ мужикъ и пошелъ дальше. „Вотъ ты, Илья, говоришь, что я все мужику пересказываю; чай, теперь самъ видишь, какая это правда!“

На томъ дѣло и покончилось; смиловался Илья-пророкъ, пересталъ мужику бѣдою грозить; а мужикъ зажилъ припѣваючи, и сталъ съ той поры одинаково почитать и Ильинъ день и Николинъ день.—(Записана со словъ крестьянина Ярославской губерніи).

---

Примѣчанія А. Н. Аѳанасьева

10. Илья-пророкъ и Никола.

Разрушительная сила молніи и грома и плодотворная сила дождя, питающаго земную растительность, въ мірѣ языческомъ приписывались у славянъ Перуну^[1]. Извѣстно, что съ принятіемъ христіанства многія изъ старинныхъ представленій, согласно младенческой неразвитости народа, были перенесены имъ на нѣкоторыя лица ветхо- и новозавѣтныхъ святыхъ. Такъ на Илью-пророка были перенесены всѣ аттрибуты и все значеніе древняго божества молніи и грома, которое представлялось разъѣзжающимъ по небу въ колесницѣ, на крылатыхъ коняхъ, и разбивающимъ тучи своими огненными стрѣлами. Поселяне наши до сихъ поръ представляютъ Илью-пророка разъѣзжающимъ по небу въ огненной колесницѣ; стукъ отъ его ѣзды производитъ слышимый нами громъ^[2]. На лубочной картинѣ Илья-пророкъ изображается на колесницѣ, которая окружена со всѣхъ сторонъ пламенемъ и облаками и запряжена четырьмя крылатыми конями; колеса огненныя. Лошадьми управляетъ ангелъ; Илья-пророкъ держитъ въ рукѣ мечъ. Подъ вліяніемъ такихъ вѣрованій создалась народная загадка, означающая „громъ“: видано-невидано, якого не кидано! то святый кидавъ, шобъ було хороше ему проихати^[3]. Въ одномъ заговорѣ читаемъ: „на морѣ на окіанѣ, на островѣ на Буянѣ гонитъ Илья-пророкъ въ колесницѣ громъ съ великимъ дождемъ. Надъ тучею туча взойдетъ, молнія осіяетъ, дождь пойдетъ“^[4]. Молнію народъ считаетъ за стрѣлу, кидаемую Ильею-пророкомъ въ дьявола, который старается укрыться въ животныхъ и гадахъ; но и здѣсь находитъ его и поражаетъ небесная стрѣла. Отъ св. Ильи, по народному вѣрованію, зависятъ росы, дожди, градъ и засуха; 20 іюля, въ день этого святого, ожидаютъ грозы и дождя, который непремѣнно долженъ пролиться въ это число. Бѣлорусская поговорка: „Ильля надзѣливъ гнильля“ означаетъ, что съ Ильина дня идутъ обыкновенно дожди, отъ которыхъ гніетъ хлѣбъ и сѣно въ полѣ^[5]. На этотъ праздникъ не косятъ и не убираютъ сѣна, потому что въ противномъ случаѣ св. Илья убьетъ громомъ или созжетъ накошенное сѣно молніей^[6]. Если градъ выбиваетъ хлѣбъ мѣстами, то поселяне говорятъ: „это Богъ караетъ; онъ повелѣлъ Ильѣ-пророку: когда ѣздишь въ колесницѣ, щади нивы тѣхъ, которые раздаютъ хлѣбъ бѣднымъ полною мѣрою; а которые жадны и не знаютъ милосердія—у тѣхъ губи!“ Ильѣ-пророку приписываютъ урожаи, что видно изъ слѣдующей припѣвки:

Ходитъ Илья,
Носитъ пугу (т. е. плеть)
Житяную;
Де замахне—
Жито росте.

20-го іюля приготовляютъ хлѣбъ изъ новой ржи и приносятъ въ церковь^[7].

Сербскія пѣсни также надѣляютъ Илью-пророка молніей и громомъ; при раздѣлѣ міра ему достались „мунье и стријеле“ (молнія и стрѣлы), почему сербы и называютъ его громовникомъ; онъ запираетъ облака и посылаетъ за людскіе грѣхи засуху на землю. Тѣже вѣрованія связываютъ съ Ильею-пророкомъ и другіе народы. Оссетины даже приносятъ ему жертвы; объ убитомъ молніей они говорятъ: Илья взялъ его къ себѣ, и чествуютъ его трупъ. Въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ Илью-пророка представляютъ въ мантіи огненнаго цвѣта, съ мечемъ, на остреѣ котораго горитъ пламя, и въ красной шапкѣ на головѣ^[8].

Такое присвоеніе грома, молніи и дождей Ильѣ-пророку имѣетъ въ основаніи тѣ аналогическія обстоятельства, которыя окружаютъ этого святаго въ вѣтхозавѣтныхъ сказаніяхъ. По свидѣтельству этихъ сказаній онъ былъ живой взятъ на небо въ огненной колесницѣ, на огненныхъ лошадяхъ; во время своей земной жизни онъ чудеснымъ образомъ произвелъ однажды засуху и пролилъ дождь. Церковная пѣснь молитъ его объ отверстіи неба и ниспосланіи дождя; иногда поселяне ставятъ на воротахъ чашку ржи и овса, и просятъ священника провеличать Илью, на плодородіе хлѣба^[9]. Въ Новгородѣ въ старину были двѣ церкви: Ильи-Мокраго и Ильи Сухого; въ засуху совершался крестный ходъ къ первой церкви съ мольбами о дождѣ, а съ просьбою о сухой и ясной погодѣ совершался крестный ходъ къ церкви Ильи-Сухого^[10].

Эти народныя вѣрованія послужили источникомъ, изъ котораго создались нѣкоторыя сказанія, живущія въ устахъ простолюдиновъ, а между ними и напечатанная нами легенда объ Ильѣ-пророкѣ и Николаѣ-угодникѣ.

Примѣчанія

1. См. статью о „Зооморѳич. божествахъ у славянъ“ (Отеч. Записки 1852 г., № 2).
2. Воронеж. Губерн. Вѣдом. 1851, № 11. Владим. Губ. Вѣдом. 1844 г., Прибавл. къ № 52.
3. Малорус. и галиц. загадки, стр. 8, 39: „когда гремитъ громъ, тогда по небу ѣздитъ Илья-пророкъ или Господь.“ Въ Нижегородской губерніи, когда гремитъ громъ, говорятъ: „Илья великій гудитъ!“ Въ скопческой пѣсни поется:

   У насъ было на сырой на землѣ—
   Претворилися такія чудеса:
   Растворилися седьмыя небеса,
   Сокатилися златыя колеса,
   Золотыя, еще огненныя.
   Ужъ на той колесницѣ огненной
   Надъ пророками пророкъ, сударь, гремитъ,
   Нашъ батюшка покатываетъ,
   Утверждаетъ онъ святой Божій законъ.
   Подъ нимъ бѣлой, храброй конь;
   Хорошо его конь убранъ,
   Золотыми подковами подкованъ.
   Ужъ и этотъ конь не простъ:
   У добра коня жемчужной хвостъ,
   А гривушка позолоченная,
   Крупнымъ жемчугомъ унизанная;
   Въ очахъ его камень-маргаритъ,
   Изъ устъ его огонь-пламень горитъ.

   (Изслѣдов. о скопческ. ереси, соч. Надеждина, 1845 г., см. Приложенія, стр. 47—48)

4. Иллюстрація, годъ 1, статья Даля, стр. 250.
5. Прибавл. къ Извѣстіямъ Академ. Наукъ по 2-му отдѣленію 1852 г., стр. 47.
6. Воронежск. Губерн. Вѣдомости 1851 г. № 11; Терещенко: Бытъ русск. народа, ч. VI, стр. 49—50.
7. Снегирева: Русск. въ своихъ пословицахъ, ч. IV, стр. 20, 65. Сахарова: Сказанія русск. народа, т. I, (пѣсни), стр. 274.
8. Српске народне пјесме, кн. 1, стр. 155—7. Гримма: Deutsche Mythologie, стр. 158. Норкъ: Andeutung. eines Sistems der Mytholog., стр. 237.
9. Шевырева: Поѣздка въ Кирилло-Бѣлозерскій монастырь, ч. II, стр. 66—67. Терещенко: Бытъ рус. народа, ч. VI, стр. 49—50.
10. Отеч. Записки, изд. Свиньина, 1826 г., ч. XXVIII № 79, стр. 166. Москвитян. 1853 г., № 11, стр. 64 (Внутрен. извѣстія).

Это произведение не охраняется авторским правом. В соответствии со статьёй 1259 Гражданского кодекса Российской Федерации не являются объектами авторских прав официальные документы государственных органов и органов местного самоуправления муниципальных образований, в том числе законы, другие нормативные акты, судебные решения, иные материалы законодательного, административного и судебного характера, официальные документы международных организаций, а также их официальные переводы; государственные символы и знаки (флаги, гербы, ордена, денежные знаки и тому подобное), а также символы и знаки муниципальных образований; произведения народного творчества (фольклор), не имеющие конкретных авторов; сообщения о событиях и фактах, имеющие исключительно информационный характер (сообщения о новостях дня, программы телепередач, расписания движения транспортных средств и тому подобное).