Замок Эскаль-Вигор (Экоут; Веселовская)/1912 (ДО)/1

[5]

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ.

Аномаліи графа де Кельмарка.

Въ тотъ годъ перваго іюня, Анри де Кельмаркъ, молодой „Дейкграфъ“, владѣлецъ замка Эскаль-Вигоръ, пригласилъ къ себѣ большое общество по образцу радостнаго пріѣзда, чтобы ознаменовать свое возвращеніе въ колыбель своихъ предковъ, на Смарагдисъ, самый богатый и обширный островъ, находящійся въ этихъ обманчивыхъ и героическихъ сѣверныхъ моряхъ, заливы и фіорды которыхъ обременяютъ и врѣзываются въ берега самыми прихотливыми и многочисленными архипелагами и дельтами.

Островъ Смарагдисъ находится въ зависимости отъ полу-германскаго и полукельтскаго королевства Керлингаландіи. При образованіи восточной торговли, здѣсь основалась колонія ганзейскихъ купцовъ. Родъ Кельмарковъ считалъ своими предками морскихъ королей или датскихъ викинговъ. Какъ банкиры, имѣвшіе нѣкоторыя сношенія съ пиратами, какъ дѣятельные и опытные [6]люди, они слѣдовали за Фридрихомъ Барбароссою въ его походахъ въ Италію, и выказали глубокую привязанность и вѣрность своему королю, изъ дома Гогенштауфеновъ.

Одинъ изъ Кельмарковъ былъ даже любимцемъ Фридриха II, этого страстнаго императора, самаго одареннаго изъ романтическаго дома Швабіи, отличавшагося глубокими мужественными мечтами сѣвера, среди свѣтлой, залитой солнцемъ страны. Этотъ Кельмаркъ погибъ въ Беневентѣ, вмѣстѣ съ Манфредомъ, сыномъ своего друга.

Большое панно билліардной комнаты въ замкѣ Эскаль-Вигоръ до сихъ поръ изображаетъ Конрадина, послѣдняго изъ Гогенштауфеновъ, цѣлующимъ Фридриха Баварскаго передъ тѣмъ, какъ взойти вмѣстѣ съ нимъ на эшафотъ.

Въ XV-мъ вѣкѣ, въ Антверпенѣ отличался своимъ богатствомъ одинъ изъ Кельмарковъ, въ качествѣ королевскаго казначея, подобно такимъ лицамъ, какъ Фуггеръ и Сальвіати, и показывался среди этихъ знаменитыхъ ганзейцевъ, которые приходили въ соборъ или на биржу, въ сопровожденіи музыкантовъ, игравшихъ на флейтахъ и віолахъ.

Замокъ Эскаль-Вигоръ, историческое и даже легендарное жилище, оставшееся отъ какого-нибудь тевтонскаго замка или итальянскаго палаццо, возвышается на восточномъ краю острова при пересѣченіи двухъ очень высокихъ [7]укрѣпленныхъ набережныхъ, откуда онъ кажется господствующимъ надъ всей страной.

Съ незапамятныхъ временъ, родъ Кельмарковъ считался владыками и покровителями острова. Охрана и поддержка знаменитыхъ укрѣпленныхъ набережныхъ выпадала на его долю втеченіе цѣлыхъ вѣковъ. Одному изъ предковъ Анри даже приписывали устройство этихъ обширныхъ земляныхъ валовъ, которые навсегда предохранили страну отъ наводненій, именно, отъ этихъ ежегодныхъ наводненій, во время которыхъ вода поглощаетъ нѣсколько сосѣднихъ острововъ.

Только однажды около 1400 года, въ одну ночь настоящаго потопа, морской водѣ удалось прорвать часть этой цѣпи искусственныхъ холмовъ и ея бѣшенныя волны проникали въ самую середину острова; по разсказамъ, замокъ Эскаль-Вигоръ былъ достаточно обширенъ и снабженъ съѣстными припасами, чтобы служить убѣжищемъ и оплотомъ для всего населенія острова.

Втеченіе всего времени, пока воды покрывали страну, Дейкграфъ держалъ у себя свой народъ, но когда воды удалились, онъ не только исправилъ на свой счетъ набережную, но и заново выстроилъ жилища своимъ вассаламъ. Впослѣдствіи эти почти пятисотлѣтнія набережныя приняли видъ природныхъ холмовъ. Онѣ были обсажены на своемъ хребтѣ густыми рядами деревьевъ, немного наклоненными отъ западнаго вѣтра. Кульминаціоннымъ пунктомъ было то [8]мѣсто, гдѣ два ряда холмовъ соединялись и образовывали нѣчто вродѣ площади, выступавшей въ море, какъ шпора или носъ корабля. Какъ разъ, на концѣ этого мыса, возвышался замокъ. Со стороны океана, словно высѣченная изъ камня набережная представляла изъ себя гранитную стѣну, которая напоминала величественныя скалы Рейна, и изъ которой казалось былъ созданъ украшавшій ее замокъ.

При сильномъ приливѣ, волны омывали подножіе этой крѣпости, сооруженной противъ водяныхъ ужасовъ. Со стороны замка, обѣ набережныя превращались въ тихую равнину, и по мѣрѣ того, какъ онѣ удалялись, ихъ развѣтвленія образовывали долину, все увеличившуюся и представлявшую изъ себя чудесный паркъ съ рощицами, прудами, пастбищами. Деревья никогда не подрѣзаемыя, открывали широкія опахала, всегда колебавшіяся отъ порывовъ вѣтра. Бѣгъ ланей казался дикою молніею среди компактныхъ зеленыхъ луговинъ, гдѣ коровы щипали сырую и сочную траву, оттѣнка текущей зеленой краски, отъ которой островъ получилъ свое названіе Смарагдиса или Изумруда.

Несмотря на популярность рода Кельмарковъ въ странѣ, за послѣдніе двадцать лѣтъ, ихъ владеніе оставалось необитаемымъ. Родители настоящаго графа, два молодыхъ и красивыхъ существа, любили другъ друга до такой степени, что не могли пережить одинъ другого. Анри [9]родился за нѣсколько мѣсяцевъ до ихъ кончины. Его бабушка по отцу приняла въ немъ участіе, но она не желала переѣзжать въ эту страну, съ вредными воздухомъ и климатомъ, которымъ она и предписывала преждевременную кончину своихъ дѣтей. Кельмаркъ былъ воспитанъ на континентѣ, затѣмъ, по совѣту докторовъ, его послали учиться въ одинъ интернаціональный пансіонъ въ Швейцаріи.

Тамъ, въ Боденбергскомъ замкѣ, гдѣ протекла юность Анри, онъ долгое время представлялъ изъ себя изящнаго блондина, съ легкимъ оттѣнкомъ малокровія и истощенія, на задумчивомъ и сосредоточенномъ лицѣ, съ большимъ выдающимся лбомъ, съ щеками розоваго увядавшаго цвѣта, преждевременнымъ блескомъ въ большихъ синихъ глазахъ, отличавшихся лиловатымъ оттѣнкомъ аметиста, или пурпурныхъ облаковъ и волнъ при закатѣ солнца; очень большая голова давила подъ его воротничкомъ опущенныя плечи; у него были слабые члены и впалая грудь. Хрупкое сложеніе юнаго графа обрекало его на издѣвательства со стороны товарищей, но онъ избѣгъ этого, благодаря престижу его ума, престижу, который онъ внушалъ даже профессорамъ. Всѣ уважали въ немъ его стремленіе къ одиночеству, мечтаніямъ, его желаніе избѣгать общія скучныя сборища, гулять одному въ глубинѣ парка, взявъ книгу любимаго автора, или даже, чаще всего, удовлетворяясь только [10]собственными думами. Его болѣзненное состояніе усиливало еще его чувствительность. Мигрени, перемежающая лихорадка часто приковывали его къ постели и отдѣляли отъ другихъ на нѣсколько дней. Однажды, когда ему было пятнадцать лѣтъ, онъ чуть не утонулъ во время одной прогулки по водѣ, такъ какъ одинъ изъ его товарищей опрокинулъ лодку. Втеченіе нѣсколькихъ недѣль онъ былъ между жизнью и смертью, затѣмъ по какой-то странной прихоти человѣческаго организма, оказалось, что случай, который чуть не унесъ его въ могилу, закончилъ спасительный кризисъ его тѣла и наступила реакція, такъ долго желаемая его бабушкой, которая обожала его и вкладывала въ него послѣднюю надежду. Вмѣстѣ съ опекунами молодого графа, она сама выбрала этотъ отдаленный пансіонъ, такъ какъ онъ одновременно представлялъ изъ себя образцовый коллэжъ и настоящій Kurhaus, построенный въ самой здоровой части Швейцаріи. Прежде, чѣмъ обратиться въ космополитическую гимназію, предназначенную для юныхъ аристократовъ Боденбергскій замокъ былъ просто водолѣчебнымъ заведеніемъ, мѣстомъ сборища богатыхъ больныхъ Швейцаріи и южной Германіи. Бабушка Анри надѣялась на здоровый климатъ долины рѣки Ааръ и на гигіену этого воспитательнаго заведенія, чтобы привлечь къ жизни, возродить единственнаго потомка знаменитаго рода. Развѣ этотъ [11]обожаемый внукъ не былъ единственнымъ ребенкомъ ея дѣтей, умершихъ отъ сильной любви.?

Кельмаркъ запасся тамъ не только здоровьемъ, но и былъ награжденъ новымъ тѣлосложеніемъ; быстрое выздоровленіе возстановило не только его прежнія силы, но онъ неожиданно выросъ, окрѣпъ, набрался мускуловъ, широкой груди, здороваго тѣла и крови. Съ этимъ притокомъ юности, въ Кельмаркѣ появились горячность, наивность нѣжнаго оттѣнка которыхъ до сихъ поръ не знала его слишкомъ задумчивая и углубленная въ себя душа.

Прежде онъ наблюдалъ только за атлетическими упражненіями товарищей, теперь онъ сталъ принимать въ нихъ участіе и кончилъ тѣмъ, что усовершенствовался самъ. Далеко отъ того, чтобы казаться не довольнымъ, какъ прежде, передвиженіями страстныхъ игроковъ, онъ выдѣлялся теперь своею настойчивостью и увлеченіемъ; онъ, который часто, желая избѣгнуть усталости отъ восхожденія на юрскій хребетъ, скрывался въ гротахъ, въ глубинѣ старинныхъ ваннъ, теперь блисталъ среди самыхъ неутомимыхъ экскурсантовъ по горамъ.

Онъ оставался одновременно усерднымъ чтецомъ и прилежнымъ ученикомъ, какъ и большимъ любителемъ физическихъ упражненій и декоративныхъ игръ, — напоминая въ этомъ отношеніи законченныхъ людей, гармоническихъ существъ эпохи Возрожденія.

Послѣ смерти своей бабушки, которую онъ [12]обожалъ, онъ пріѣхалъ на родину, о которой втеченіе лѣтъ проведенныхъ въ коллэжѣ, сохранилъ сыновнее воспоминаніе; къ тому же впечатлительные, несдержанные жители острова должны были понравиться его душѣ, увлекавшейся преувеличиваніями и искренностью.

Жители Смарагдиса принадлежали къ той кельтской расѣ, которая создала Бретонцевъ и Ирландцевъ. Въ XVI-мъ вѣкѣ снова возобновились тамъ смѣшанные браки съ Испанцами, и словно укрѣпили преобладаніе темной крови на блѣдной кожѣ Кельмаркъ зналъ этихъ жителей острова, отличавшихся нервною сложною организаціей, которая рѣзко выдѣлялась среди блѣдныхъ и розоватыхъ народовъ, окружавшихъ ихъ, — кромѣ этого, они составляли исключеніе, во всемъ королевствѣ, такъ какъ проявляли глухое упорство христіанской, въ особенности, протестанской морали. Несмотря на обращеніе въ христіанство этихъ странъ, дикіе жители Смарагдиса приняли крещеніе, только послѣ истребительной войны, которую объявили имъ христіане, желая отомстить за своего апостола святого Ольфгара, замученнаго всевозможными каннибальскими пытками, которыя изображены до мельчайшихъ подробностей на декоративныхъ фрескахъ въ Зоутбертингской приходской церкви однимъ изъ учениковъ Тьерри Бутса, художникомъ жестокой рѣзни. Въ легендѣ женщины изъ Смарагдиса принимали особенное участіе въ этомъ убійствѣ, даже до такой степени, что прибавляли [13]прелюбодѣяніе къ жестокости и обращались съ Ольфгаромъ, точно вакханки съ Орфеемъ.

Много разъ, втеченіе вѣковъ, чувственныя и пагубныя ереси возбуждали эту страну, отличавшуюся бурнымъ темпераментомъ и полнѣйшей автономіей. Въ королевствѣ Керлингаландіи, ставшей почти протестанской, гдѣ лютеранство распространялось, какъ государственная религія, скрытое и иногда страшное безчестіе населенія Смарагдиса внушало консисторіи много хлопотъ.

Такимъ образомъ епископъ епархіи, отъ которой зависѣлъ островъ, принужденъ былъ послать туда одного ретиваго протестантскаго священника, лукаваго, злобнаго и желчнаго сектанта, по имени Балтуса Бомберга, который сгоралъ отъ желанія отличиться и отправился на Смарагдисъ, точно въ крестовый походъ противъ новыхъ Альбигойцевъ.

Разумѣется, онъ дѣйствовалъ въ своихъ интересахъ. Несмотря на правовѣрное давленіе, островъ сохранилъ свою первоначальную распущенность и паганизмъ. Ереси антверпенскихъ Таншелэна и Пьерра Ардуазье, которые, пять вѣковъ тому назадъ, были распространены на сосѣднихъ странахъ Фландріи и Брабанта, пустили большіе корни на Смарагдисѣ и сохранили свой первоначальный характеръ.

Всевозможныя традиціи и костюмы, забытые другими провинціями, существовали тамъ, несмотря на проклятія и уговоры. Деревенскія [14]ярмарки происходили тамъ въ сопровожденіи тѣлесныхъ мукъ, болѣе дикихъ и разнузданныхъ, чѣмъ въ Фрисландіи или Зеландіи, уже достаточно извѣстныхъ по бѣшенству ихъ празднествъ, и можно было подумать, что женщины каждый годъ, въ это время, бывали одержимы этой тѣлесной истеріей, которая когда-то заставляла такъ страдать епископа Ольфгара.

По этому странному закону контрастовъ, изъ-за котораго противоположности сходятся, эти жители острова, въ настоящее время, безъ опредѣленной религіи, оставались суевѣрными фанатиками, какъ большинство туземцевъ другихъ странъ, надѣленныхъ призрачнымъ туманомъ и воображаемыми явленіями. Ихъ вѣра въ чудеса словно происходила изъ отдаленной теогоніи, мрачныхъ и роковыхъ культовъ Тора и Одина; но рѣзкіе аппетиты смѣшивались съ ихъ фантастическими воображеніями, и послѣднія возбуждали ихъ любовь такъ же хорошо, какъ и ихъ ненависть.