марки происходили тамъ въ сопровожденіи тѣлесныхъ мукъ, болѣе дикихъ и разнузданныхъ, чѣмъ въ Фрисландіи или Зеландіи, уже достаточно извѣстныхъ по бѣшенству ихъ празднествъ, и можно было подумать, что женщины каждый годъ, въ это время, бывали одержимы этой тѣлесной истеріей, которая когда-то заставляла такъ страдать епископа Ольфгара.
По этому странному закону контрастовъ, изъ-за котораго противоположности сходятся, эти жители острова, въ настоящее время, безъ опредѣленной религіи, оставались суевѣрными фанатиками, какъ большинство туземцевъ другихъ странъ, надѣленныхъ призрачнымъ туманомъ и воображаемыми явленіями. Ихъ вѣра въ чудеса словно происходила изъ отдаленной теогоніи, мрачныхъ и роковыхъ культовъ Тора и Одина; но рѣзкіе аппетиты смѣшивались съ ихъ фантастическими воображеніями, и послѣднія возбуждали ихъ любовь такъ же хорошо, какъ и ихъ ненависть.
марки происходили там в сопровождении телесных мук, более диких и разнузданных, чем в Фрисландии или Зеландии, уже достаточно известных по бешенству их празднеств, и можно было подумать, что женщины каждый год в это время бывали одержимы этой телесной истерией, которая когда-то заставляла так страдать епископа Ольфгара.
По этому странному закону контрастов, из-за которого противоположности сходятся, эти жители острова в настоящее время без определенной религии оставались суеверными фанатиками, как большинство туземцев других стран, наделенных призрачным туманом и воображаемыми явлениями. Их вера в чудеса словно происходила из отдаленной теогонии, мрачных и роковых культов Тора и Одина; но резкие аппетиты смешивались с их фантастическими воображениями, и последние возбуждали их любовь так же хорошо, как и их ненависть.
