[365]Желѣзная дорога.
Въ виду того, что многимъ изъ моихъ читателей не приходилось еще видѣть желѣзной дороги, я прежде всего постараюсь дать имъ о ней хоть нѣкоторое понятіе. Представьте себѣ обыкновенную дорогу, прямую или извилистую—все равно; безусловно необходимо только, чтобы она была гладкая, ровная, какъ полъ въ комнатѣ. Ради этого прорываютъ встрѣчающіяся на пути горы, перебрасываютъ черезъ болота и глубокія пропасти мосты на аркахъ. Когда же такой ровный гладкій путь готовъ, по всему протяженію его прокладываютъ желѣзныя рельсы, по которымъ покатятся колеса вагоновъ. Впереди всѣхъ вагоновъ локомотивъ, который управляется рукой опытнаго мастера, знающаго, какъ остановить его, какъ пустить въ ходъ; къ локомотиву прицѣпляютъ одинъ за другимъ вагоны, въ нихъ набираются пассажиры или скотъ, и—маршъ!
Прибытіе поѣзда на каждую станцію извѣстно по часамъ и минутамъ, и уже издалека слышится сигнальный свистокъ, извѣщающій, что поѣздъ тронулся съ мѣста; сейчасъ же на всѣхъ боковыхъ дорогахъ, пересѣкающихъ рельсовый путь, опускаютъ шлагбаумы; добрымъ людямъ—и пѣшимъ, и коннымъ приходится ждать, пока поѣздъ пройдетъ. Вдоль всего рельсоваго пути понастроены на извѣстныхъ разстояніяхъ другъ отъ друга маленькіе домики для сторожей. Разстоянія эти не велики,—надо, чтобы каждый сторожъ могъ видѣть развѣвающіеся флаги въ рукахъ сосѣднихъ сторожей и успѣвать держать свой участокъ пути въ исправности; на рельсахъ не должно валяться ни камешка, ни вѣточки.
Такъ вотъ вамъ и желѣзная дорога! Надѣюсь, что меня поняли.
Предстояло и мнѣ въ первый разъ въ жизни проѣхаться по желѣзной дорогѣ. Полдня и всю слѣдующую за нимъ ночь я трясся въ диллижансѣ по ужаснѣйшей дорогѣ отъ Брауншвейга до Магдебурга. Усталый до нельзя пріѣхалъ я на вокзалъ и черезъ часъ долженъ былъ снова пуститься въ путь, но уже по желѣзной дорогѣ.
Не скрою, что я еще заранѣе испытывалъ во всемъ своемъ существѣ какой-то особый болѣзненный трепетъ; назову это ощущеніе, пожалуй, желѣзно-дорожной лихорадкой! Оно достигло высшаго своего напряженія въ ту минуту, когда я вступилъ въ огромное зданіе вокзала, откуда отходили поѣзда. Батюшки мои, что тутъ была за суматоха, что за бѣготня и возня
[366]съ чемоданами и мѣшками, что за свистъ и шипѣнье! Шипѣли и свистѣли локомотивы, выпускавшіе пары. Въ первую минуту просто не знаешь даже, куда приткнуться, гдѣ остановиться, чтобы не попасть подъ вагонъ, паровикъ или телѣжку съ багажомъ. Конечно, безопаснѣе всего оставаться на платформѣ; ряды вагоновъ тѣснятся къ ней, словно гондолы къ набережной, а тамъ дальше на дворѣ цѣлая сѣть рельсъ, перекрещивающихся между собою, будто какія-то магическія линіи. Да, такъ оно и есть; только провела-то ихъ человѣческая мудрость; вагоны не должны сходить съ этихъ магическихъ линій,—тутъ дѣло идетъ о жизни и смерти или искалѣченьи сотенъ людей. Я впился глазами въ эти вагоны, въ локомотивы, пустыя тачки, гуляющія съ мѣста на мѣсто трубы и, Богъ вѣсть, что еще, мелькавшее передо мною въ этомъ заколдованномъ царствѣ. Тутъ всѣ предметы какъ будто съ ногами! Дымъ, свистъ и толкотня пассажировъ, стремящихся занять мѣста, чадъ сала, фырканье паровозовъ—все это просто ошеломляетъ, особенно если человѣкъ, какъ я, напримѣръ, находится тутъ впервые и невольно рисуетъ себѣ разные страхи: а вдругъ мы опрокинемся, переломаемъ себѣ руки и ноги, взлетимъ на воздухъ или столкнемся съ встрѣчнымъ поѣздомъ и разобьемся въ дребезги? Думаю, впрочемъ, что такіе страхи мерещатся лишь тому, кто отправляется по желѣзной дорогѣ впервые.
Вагоны дѣлятся на три класса; вагоны первыхъ двухъ—тѣ же закрытые диллижансы, только пошире; вагоны третьяго класса открытые, и проѣздъ въ нихъ сто́итъ невѣроятно дешево. Самому бѣдному крестьянину можно пользоваться ими,—это обойдется ему дешевле, чѣмъ остановки и ночевки на постоялыхъ дворахъ, если онъ пустится въ дальній путь пѣшкомъ.
Вотъ раздается сигнальный свистокъ… Звукъ не изъ красивыхъ, напоминаетъ визгъ поросенка, когда его рѣжутъ. Усаживаешься точно въ удобной каретѣ, кондукторъ запираетъ двери вагона и беретъ ключъ себѣ, но мы можемъ спустить стекла оконъ и такимъ образомъ дышать свѣжимъ воздухомъ, не опасаясь сквозняка. Вообще вагоны почти не отличаются отъ обыкновенной кареты, только гораздо удобнѣе; здѣсь можно отдохнуть послѣ утомительнаго переѣзда въ диллижансѣ.
Вотъ вагоны слегка дергаетъ, соединяющія ихъ цѣпи натягиваются, опять раздается сигнальный свистокъ, и поѣздъ трогается, но сначала такъ медленно, словно игрушечный поѣздъ, который тащитъ на веревочкѣ дѣтская ручонка. Мало-по-малу скорость увеличивается, но ты и не замѣчаешь этого, преспокойно читаешь себѣ книгу, разглядываешь карту, и самъ даже не знаешь хорошенько, движется-ли поѣздъ. Вагоны скользятъ по рельсамъ, какъ сани по гладкому снѣгу. Выглянувъ же въ окно, ты замѣтишь, что мчишься впередъ, точно вагоны запряжены горячими конями, несущимися вскачь. Ходъ все ускоряется, и, наконецъ, тебѣ кажется, что ты летишь на крыльяхъ вѣтра. При этомъ ни малѣйшей тряски, ни рѣзкой струи вѣтра
[367]въ лицо, словомъ, никакихъ непріятностей, сопряженныхъ со скорой ѣздою на лошадяхъ.
Что это красное промелькнуло мимо насъ, какъ молнія? Это флагъ въ рукахъ сторожа, стоящаго на своемъ посту. Выгляни въ окно! Поле, на разстояніи трехъ-семи сажень представляется бѣгущимъ, какъ стрѣла, потокомъ. Трава и растенія просто обгоняютъ другъ друга; право, какъ будто стоишь гдѣ-то внѣ земли и видишь, какъ она вертится на своей оси. Пристальное созерцаніе убѣгающей дороги, однако, скоро утомляетъ глаза, но брось взглядъ вдаль—тамъ предметы проносятся мимо насъ не быстрѣе, чѣмъ когда мы ѣдемъ въ обыкновенномъ экипажѣ, запряженномъ парой добрыхъ коней. На самомъ же дальнемъ горизонтѣ все какъ будто стоитъ неподвижно, такъ что отлично можно разглядѣть всю мѣстность и получить цѣльное впечатлѣніе.
Такъ-то вотъ и слѣдуетъ путешествовать по странамъ, расположеннымъ на ровной, гладкой поверхности! Города какъ будто лежатъ рядышкомъ; не успѣешь проѣхать одинъ, глядь—ужъ и другой! Такъ вотъ, должно быть, минуютъ города и перелетныя птицы. Обыкновенные проѣзжіе, которыхъ обгоняешь по дорогѣ, словно совсѣмъ не двигаются съ мѣста; видно, правда, что лошади подымаютъ ноги, но какъ будто снова опускаютъ ихъ на то же мѣсто, а мы ужъ и промчались.
Недаромъ же сложился извѣстный анекдотъ объ одномъ американцѣ; онъ тоже въ первый разъ ѣхалъ по желѣзной дорогѣ, и, видя въ окно мелькающіе одинъ за другимъ верстовые столбы, вообразилъ, что ѣдетъ по кладбищу,—памятникъ на памятникѣ! Я бы не привелъ этого анекдота, если бы онъ не характеризовалъ такъ удачно ту быстроту, съ которой вообще несется поѣздъ желѣзной дороги. И немудрено, что анекдотъ этотъ не выходилъ у меня изъ головы, когда я глядѣлъ въ окно: если мимо насъ и не мелькали столбы, то мелькали красные сигнальные флаги, и тотъ же американецъ сказалъ бы пожалуй: «Съ чего это всѣ люди разгуливаютъ сегодня съ красными флагами?»
Я же разскажу сейчасъ другой анекдотъ. Когда мы проѣзжали мимо забора, сократившагося, на мой взглядъ, въ одинъ шестъ, сосѣдъ мой сказалъ мнѣ: «Вотъ мы и въ княжествѣ Гота!» Затѣмъ онъ взялъ себѣ понюшку табачку и предложилъ табакерку мнѣ; я поклонился, взялъ тоже щепотку, чихнулъ и спросилъ: «А долго-ли предстоитъ намъ ѣхать по этому княжеству?» «О!» отвѣтилъ онъ: «Мы проѣхали его, пока вы чихали!»
А между тѣмъ бываетъ, что поѣзда идутъ еще куда быстрѣе нашего; станціи смѣнялись тутъ чуть не ежеминутно, и поѣздъ поэтому шелъ замедленнымъ ходомъ; на каждой станціи минутная остановка; нѣкоторые пассажиры выходятъ, другіе садятся, слуги подаютъ намъ въ открытыя окна разнаго рода прохладительныя и подкрѣпительныя явства и питія—кому что
[368]по вкусу! Здѣсь, въ буквальномъ смыслѣ слова, жареные рябчики сами летятъ вамъ въ ротъ,—только заплатите!.. А затѣмъ опять въ путь. Болтаешь съ сосѣдомъ, читаешь книгу, любуешься природою, стадомъ коровъ, съ изумленіемъ озирающихся на поѣздъ, или лошадьми, которыя вырываются изъ рукъ кучера и несутся сломя голову съ досады, что десятка два какихъ-то вагоновъ осмѣливаются пуститься въ путь безъ ихъ содѣйствія, да еще перегнать ихъ—а тамъ глядишь, опять подъ крышей, у платформы, гдѣ поѣздъ останавливается. И не замѣтилъ, какъ проѣхалъ пятнадцать миль, въ какіе-нибудь три часа махнулъ въ Лейпцигъ! Въ тотъ же день, часа четыре спустя, сдѣлавъ почти такой же конецъ, но уже не по ровной мѣстности, а черезъ горы и рѣки—пріѣзжаешь въ Дрезденъ.
Я слышалъ отъ многихъ, что будто бы съ проведеніемъ желѣзныхъ дорогъ путешествіе утратило всякую поэзію, что пролетаешь мимо красивыхъ и интересныхъ мѣстностей на крыльяхъ вѣтра. Что касается послѣдняго неудобства, то всякій, вѣдь, воленъ остановиться на какой станціи ему угодно, осмотрѣть, что его интересуетъ, и затѣмъ съ слѣдующимъ поѣздомъ продолжать путь. Съ первымъ же утвержденіемъ я окончательно не согласенъ. Путешествіе утрачиваетъ всякую поэзію именно, когда сидишь запакованнымъ въ узкій диллижансъ или почтовую карету, трясясь до отупѣнія, глотая пыль и умирая отъ жары въ самое лучшее время года, или отъ холода и бездорожицы зимою. Да и самыя картины природы приходится тогда воспринимать не въ бо́льшихъ дозахъ, а лишь медленнѣе, нежели совершая путь по желѣзной дорогѣ.
Великое изобрѣтеніе желѣзная дорога! Благодаря ей, мы теперь поспоримъ могуществомъ съ чародѣями древнихъ временъ! Мы запрягаемъ въ вагоны чудо-коня, и пространства какъ не бывало! Мы несемся, какъ облака въ бурю, какъ птицы во время перелета! Конь нашъ храпитъ и фыркаетъ, изъ ноздрей его валитъ дымъ столбомъ! Быстрѣе не летѣли и Фаустъ съ Мефистофелемъ на плащѣ послѣдняго! Мы въ наше время добились естественными путями такого же могущества, какого въ средніе вѣка думали добиться лишь съ помощью дьявола! Теперь мы потягаемся даже съ нимъ самимъ: не успѣетъ онъ опомниться, мы уже оставимъ его далеко позади.
Вообще я мало помню случаевъ въ моей жизни, когда бы я былъ такъ взволнованъ, какъ теперь, когда бы такъ сильно ощущалъ близость Бога. Душа моя была проникнута такимъ благоговѣніемъ, какое я испытывалъ лишь ребенкомъ въ церкви, да взрослымъ среди залитаго солнцемъ лѣса или среди безбрежнаго простора моря въ звѣздную ночь! Въ царствѣ поэзіи владычествуютъ не одни чувство да фантазія; у нихъ есть братъ, столь же могущественный, какъ они—разумъ. Онъ проповѣдуетъ вѣчныя истины, а въ нихъ и величіе и поэзія!