Нѣкая Беритола найдена на острова съ двумя молодыми ланями. Она потеряла своихъ двухъ сыновей и отправляется за ними въ Луниджану. Тамъ одинъ изъ сыновей поступаетъ на службу къ синьору этой области, вступаетъ въ связь съ его дочерью и попадаетъ за это въ тюрьму. Сицилія возмущается противъ короля Карла. Сынъ, узнанный матерью, женится на дочери синьора; его братъ также найденъ, и оба вновь занимаютъ высокое положеніе.
Дамы и юноши отъ души посмѣялись надъ несчастьями Андреуччо, разсказанными Фіамметтой и, по окончаніи новелы, по приказу королевы, повела рѣчь Эмилія:
— Важныя и тяжелыя событія являются лишь разными превратностями счастья, о которыхъ, хотя нѣчто и говорится иной разъ, но всетаки умъ нашъ слишкомъ мало занятъ ими: его легко убаюкиваютъ ласки Фортуны; поэтому, я полагаю, никогда не лишнее послушать о томъ и счастливымъ, и обездоленнымъ. Первыхъ это сдѣлаетъ осмотрительными, вторыхъ утѣшитъ, и, хотя порядочно уже о томъ разсказывалось, всетаки и я желаю вамъ повѣдать исторію, столь же правдивую, сколь и трогательную. Хотя у нея и благополучный конецъ, но горе было такъ велико и продолжительно, что едва ли, мнѣ кажется, могло быть когда-нибудь заглажено послѣдовавшею радостью.
Милыя дамы! Вы должны знать, что по смерти императора Федериго II, королемъ Сициліи былъ Манфредъ, при которомъ самое высокое мѣсто занималъ одинъ знатный человѣкъ родомъ изъ Неаполя, по имени Арригетто Капечи. Жена его была красавица, знатная дама, и тоже неаполитанка, по имени Беритола Караччола. Арригетго принялъ въ свои руки управленіе островомъ. Услыхавъ, что король Карлъ I разбилъ и умертвилъ Манфреда подъ Беневентомъ, а все царство покорилъ себѣ, онъ зналъ, что не особенно можно надѣяться на шаткую преданность сициліанцевъ и, не желая вдругъ пристать къ врагамъ своего государя, приготовился бѣжать. Сициліанцы провѣдали объ этомъ, и онъ, равно какъ и многіе друзья и слуги короля Манфреда, были брошены Карломъ въ тюрьму, а затѣмъ этотъ монархъ овладѣлъ и всѣмъ островомъ.
Беритола, не зная, что сталось при такомъ оборотѣ дѣла съ Арригетто, и во всякомъ случаѣ опасаясь случившагося, а также и позора, бросила все имущество и съ однимъ восьмилѣтнимъ своимъ сыномъ Джусфреди, вдобавокъ беременная и совершенно несчастная, сѣла на небольшой корабль и отплыла въ Липари. Тамъ она родила другого мальчика и назвала его Скачатто (Изгнанникъ). Нанявъ ему кормилицу, она опять сѣла со всѣми на корабль, чтобы вернуться въ Неаполь, къ родителямъ, но случилось иначе, чѣмъ она предполагала. Корабль, силою вѣтра, вмѣсто того, чтобы идти на Неаполь, прибило къ острову Понцѣ, гдѣ, укрывшись въ небольшой морской бухтѣ, они стали выжидать благопріятной погоды, для продолженія пути. Беритола, высадившись вмѣстѣ съ другими на островъ и найдя уединенный уголокъ, принялась въ одиночествѣ плакать по своемъ Арригетто. Поступая такъ каждый день, она была всецѣло поглощена своимъ горемъ; между тѣмъ, въ одинъ прекрасный день подплыла къ кораблю корсарская галера и преспокойно всѣхъ ихъ захватила.
Беритола, окончивъ свои дневныя сѣтованія, вернулась на берегъ, чтобы взглянуть, по обыкновенію, на дѣтей, но не нашла ни души. Сначала она этому удивилась, а потомъ, вдругъ понявъ случившееся, вперила глаза въ море и увидала галеру, не особенно еще далеко отплывшую и тянувшую корабль за собою. Тогда она ясно уразумѣла, что вслѣдъ за мужемъ лишилась и дѣтей, и одинокая, бѣдная, всѣми покинутая, не зная, придется ли ей увидѣть ихъ когда-нибудь, еле живая отъ ужаса, призывая къ себѣ и малютокъ и мужа, она упала на песокъ. Здѣсь не было никого, кто бы холодной водой, или иначе какъ-нибудь возвратилъ ей сознаніе. Поэтому духъ ея могъ носиться на свободѣ, гдѣ хотѣлъ. Но, когда утраченное сознаніе, одновременно со слезами и стонами, вновь возвратилось къ ея несчастному тѣлу, она долго еще звала своихъ дѣтей и оглядывала каждую пещеру, разыскивая ихъ; увидѣвъ, наконецъ, что всѣ усилія напрасны и надвигается ночь, она всетаки надѣясь, сама не зная на что, подумала о себѣ и вернулась съ берега въ пещеру, гдѣ имѣла обыкновеніе плакать и горевать. Миновала ночь, полная страха н глубокой тоски; занялся новый день; былъ уже четвертый часъ утра. Беритола, не поужинавъ наканунѣ, ощутила голодъ и начала ѣсть траву. Поѣвъ, сколько могла, она, горько плача, предалась размышленіямъ о своей будущей участи. Пока она такъ грустила, вдругъ увидѣла бѣгущую лань, которая зашла въ сосѣднюю пещеру, немного погодя вновь появилась и начала пробираться къ рощѣ. Беритола встала, вошла сама въ пещеру, изъ которой выбѣжала лань и увидѣла двухъ дѣтенышей, родившихся, вѣроятно, въ тотъ же день; они показались ей милѣй всего на свѣтѣ: у нея оставалось еще молоко въ грудяхъ послѣ недавнихъ родовъ; она нѣжно взяла ихъ и стала кормить. Тѣ не отказались отъ ея услугъ и сосали ее, какъ настоящую мать. Съ тѣхъ поръ они нисколько не отличали Беритолу отъ лани.
Тогда сострадательной женщинѣ показалось, что она нашла себѣ общество въ пустынѣ. Она ѣла траву, пила воду и плакала всякій разъ, какъ вспоминала о мужѣ и дѣтяхъ или о прошлой своей жизни. Рѣшившись жить и умереть здѣсь, Беритола сдружилась съ ланью и ея дѣтенышами.
Живя такимъ образомъ, Беритола одичала. Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ случилось, что было занесено сюда одно судно изъ Пизы къ тому мѣсту, куда пристало и прежнее, и стояло тутъ, нѣсколько дней. На немъ находился одинъ знатный маркизъ Куррадо ди Малесинна со своей добродѣтельной и благочестивой супругой. Они возвращались домой изъ путешествія ко всѣмъ святымъ мѣстамъ, находящимся въ Апуліи.
Маркизъ, чтобы разогнать тоску, пошелъ однажды со своей женой и нѣкоторыми близкими прогуляться по острову, захвативъ и собакъ. Недалеко отъ убѣжища, въ которомъ скрывалась Беритола, собаки Куррадо погнались за двумя молоденькими ланями, которыя подросли и паслись тутъ. Преслѣдуемыя собаками, лани побѣжали, конечно, прямехонько къ пещерѣ, въ которой находилась вторая ихъ мать. Увидя это, она вскочила и, схвативъ палку, отогнала собакъ. Подошелъ въ это время Куррадо съ женой, слѣдившіе за собаками, и, увидѣвъ женщину, худую и страшно лохматую, не мало удивились, а она еще больше. Но когда Куррадо, по ея просьбѣ, отозвалъ собакъ, всѣ начали ее упрашивать, чтобъ разсказала, кто она такая и что тутъ дѣлаетъ. Беритола безъ утайки сообщила имъ и свое званіе, и всѣ свои приключенія, и принятое ею суровое рѣшеніе.
Услыхавъ это, Куррадо, отлично знавшій Арригетто Капечи, заплакалъ отъ жалости и началъ отговаривать ее отъ жестокаго намѣренія остаться на островѣ, предлагая доставить ее домой, или держать у себя въ такомъ почетѣ, какъ свою сестру, пока Богъ не дастъ ей болѣе счастливой доли. Женщина не соглашалась на это; тогда Куррадо оставилъ съ ней жену и сказалъ, что пришлетъ сюда чего-нибудь покушать, а такъ какъ она вся обносилась, то пусть маркиза дастъ ей изъ своихъ платьевъ одѣться и употребитъ всѣ усилія, чтобъ увезти ее съ собой.
Молодая дама осталась съ Беритолой и долго съ ней вмѣстѣ плакала о ея несчастіи; затѣмъ велѣла принести ей платья и кушанья, но только съ величайшимъ трудомъ уговорила ее взять одежду и что-нибудь скушать. Наконецъ, послѣ долгихъ упрашиваній, Беритола заявила, что никогда не поѣдетъ туда, гдѣ ее раньше знали; но согласилась отправиться въ Луниджану вмѣстѣ съ двумя молоденькими ланями и ихъ матерью, которая уже вернулась къ тому времени и, къ немалому изумленію маркизы, начала радостно ласкаться къ Беритолѣ.
Подулъ благопріятный вѣтеръ, и Беритола съ Куррадо и женой его взошли на корабль, а съ ними и лань съ дѣтками (изъ-за которыхъ и сама Беритола, такъ какъ не всѣ знали ея имя, была прозвана Кавріолой, т. е. ланью). Съ попутнымъ вѣтромъ всѣ скоро прибыли къ устью Магры, гдѣ, сойдя съ корабля, вступили въ замокъ. Здѣсь супруга Куррадо надѣла на Беритолу вдовье платье, какъ на одну изъ дамъ своего штата. Беритола жила теперь скромно, благородно и послушно, неизмѣнно любуясь своими ланями и заботясь объ ихъ кормѣ.
Корсары, захватившіе въ Понцѣ корабль, привезшій Беритолу, и не замѣтившіе ея на островѣ, приплыли со всѣмъ остальнымъ народомъ въ Геную, гдѣ хозяева галеры подѣлили добычу. Между прочими вещами Гаспаррину д’Оріа досталась мамка съ двумя дѣтьми. Онъ отправилъ ее съ ребятишками къ себѣ въ домъ, предназначая ихъ для разныхъ мелкихъ услугъ, какъ холоповъ. Мамка была безутѣшна, потерявъ свою барыню, и кляня горькую участь, постигшую ее и двухъ дѣтей, не переставала громко голосить, по потомъ увидала, что слезами не поможешь и что ей надо служить вмѣстѣ съ дѣтьми; хотя она была и бѣдной женщиной, но разумной и смѣтливой, поэтому прежде всего подкрѣпилась хорошенько, а затѣмъ, осмотрѣвшись, куда они прибыли, сообразила, что, если дѣти будутъ узнаны, то имъ придется пожалуй, подвергнуться разнымъ непріятностямъ; потомъ она надѣялась, что во всякомъ случаѣ судьба ихъ измѣнится, и если они будутъ живы, то вернутъ себѣ утраченное положеніе; поэтому мамка разсудила никому рѣшительно не открывать, кто они такіе, пока не придетъ время. Она говорила всѣмъ, кто бы ее ни спрашивалъ, что это ея дѣтки, и называла старшаго не Джусфреди, а Джанотто изъ Прочиды, младшему же оставила прежнее имя; съ величайшимъ стараніемъ она объясняла Джусфреди, почему переименовала его, и какой опасности онъ подвергался, если бы его узнали; это повторяла она неоднократно. Мальчикъ былъ понятливъ и исполнялъ все по указанію мудрой кормилицы.
Такъ жили себѣ два мальчугана, прескверно одѣтые, еще хуже обутые, принуждаемые ко всякой грязной работѣ, и жили терпѣливо въ теченіе многихъ лѣтъ, неразлучно съ кормилицей, въ домѣ Гаспаррино. Джанотто уже исполнилось шестнадцать лѣтъ: душа его была благороднѣе, чѣмъ это подобало рабу: его возмущала гнусность холопскаго состоянія; поэтому онъ сѣлъ однажды на галеру, отправлявшуюся въ Александрію и разстался со службой у Гаспаррино. Онъ перепробовалъ много занятій, но нигдѣ не былъ въ состояніи выбиться. Черезъ три или четыре года по отъѣздѣ отъ Гаспаррино, когда Джанотто былъ уже красивымъ, высокимъ юношей, онъ услыхалъ, что его отецъ, котораго онъ считалъ мертвымъ, еще живъ, но находится въ тюрьмѣ и терпитъ всякія лишенія изъ вѣрности королю Карлу. Отчаявшись уже въ удачѣ, юноша сталъ скитаться по свѣту и забрелъ въ Луниджану, гдѣ случилось ему поступить въ услуженіе къ Куррадо Малеспина, которому онъ угождалъ довольно ловко и умѣло. Хотя онъ изрѣдка и видѣлъ свою мать, состоявшую при супругѣ Куррадо, но совершенно не узнавалъ ея, также какъ и она его: до того преобразило ихъ обоихъ время, если сравнить, какими они были и какими увидали, наконецъ, другъ друга.
Между тѣмъ, пока Джанотто состоялъ на службѣ у Куррадо, одна изъ дочерей маркиза, по имени Спина, овдовѣла, лишившись мужа своего Никколо да Гриньяно, и вернулась въ родительскій домъ. Она была достаточно красива, молода и пріятна, и ей было немногимъ болѣе шестнадцати лѣтъ. Случилось ей обратить взоры на Джанотто, а ему — на нее и оба они пламенно полюбили другъ друга. Недолго любовь ихъ оставалась безъ обычныхъ своихъ проявленій, хотя этого никто не примѣчалъ. Ободренные послѣднимъ обстоятельствомъ, они начали соблюдать меньшую осторожность, чего не полагается въ подобныхъ дѣлахъ. Гуляя однажды по прекраснѣйшей рощѣ съ развѣсистыми деревьями, дѣвушка, вмѣстѣ съ Джанотто, отдѣлилась отъ всѣхъ остальныхъ и ушла впередъ. Имъ показалось, что они далеко обогнали другихъ и расположились въ пріятномъ уголкѣ, среди травы и цвѣтовъ, огражденныхъ деревьями. Предаваясь взаимнымъ радостямъ любви, они пробыли здѣсь довольно долгое время, хотя вкушаемое великое наслажденіе показалось имъ мимолетнымъ. Они были пойманы на мѣстѣ преступленія сначала матерью, а потомъ и самимъ Куррадо. Тотъ въ величайшемъ негодованіи отъ видѣннаго, ни слова не говоря, приказалъ своимъ тремъ слугамъ схватить ихъ обоихъ и отвести связанными въ одинъ изъ своихъ замковъ; а самъ, дрожа отъ ярости и гнѣва, пошелъ прочь, намѣреваясь предать ихъ позорной смерти. Хотя и мать тоже была крайне возмущена и считала свою дочь достойной жестокаго наказанія за проступокъ, однако, по нѣкоторымъ словамъ Куррадо поняла, каково было его намѣреніе относительно согрѣшившихъ. Не будучи въ состояніи допустить этого, она поспѣшила къ разгнѣванному мужу и стала молить его, чтобы онъ одумался и не стремился съ такой яростью сдѣлаться подъ старость убійцею дочери и запятнать руки кровью своего слуги: она найдетъ иной способъ утолить его гнѣвъ; можно заточить ихъ въ тюрьму, чтобы они, горюя тутъ, оплакивали содѣянный грѣхъ; благочестивая женщина до тѣхъ поръ твердила это и многое другое, пока не отвратила его умысловъ отъ убійства. Маркизъ приказалъ, чтобы виновные были заключены каждый отдѣльно и строго охранялись; чтобы имъ давалось мало пищи и дѣлалось множество стѣсненій, пока онъ не распорядится иначе. Такъ и было сдѣлано.
Какъ протекала ихъ жизнь въ лишеніяхъ, безконечныхъ слезахъ и еще болѣе безконечномъ постѣ, въ которомъ они не чувствовали надобности, — каждому не трудно себѣ представить.
Наконецъ, Джанотто и Спина провели цѣлый годъ такого тягостнаго существованія, а Куррадо и не вспоминалъ о нихъ. Но случилось, что аррагонскій король Пьетро, сообща съ Джаномъ изъ Прочиды, возмутили Сицилію и отняли ее у короля Карла. Куррадо, будучи гибеллиномъ, очень этому обрадовался. Джанотто, услыхавъ о томъ же отъ одного изъ своихъ стражей, испустилъ глубокій вздохъ и промолвилъ:
— О, несчастный, уже четырнадцать лѣтъ скитаюсь я, бѣдствуя, по свѣту, ничего такъ не ожидая, какъ этой минуты, которая теперь наступила; а между тѣмъ мнѣ уже не на что больше надѣяться: я въ тюрьмѣ и врядъ ли выйду отсюда иначе какъ мертвымъ!
— Какъ, — возразилъ тюремщикъ, — развѣ тебя касается, что дѣлаютъ величайшіе короли! Что же ты сталъ бы дѣлать въ Сициліи?
— Мнѣ кажется, — отвѣчалъ ему Джанотто, — что сердце у меня разрывается, едва вспомню о томъ, чѣмъ былъ тамъ мой отецъ; хотя я былъ еще малымъ ребенкомъ, когда мы бѣжали, всетаки мнѣ помнится, что онъ самъ казался мнѣ государемъ, при жизни короля Манфреда.
— А кто былъ твой отецъ? — продолжалъ разспрашивать тюремщикъ.
— Отца моего, — отвѣчалъ Джанотто, — я могу теперь смѣло назвать, такъ какъ уже подвергся опасности, которой боялся, открывъ его имя: его звали и зовутъ, если живъ, Арригетто Капечи, а мое имя не Джанотто, а Джусфреди. Я ни мало не сомнѣваюсь, что если бы меня выпустили и я вернулся въ Сицилію, то занялъ бы тамъ высокое положеніе.
Тюремщикъ, не допытываясь болѣе, при первомъ удобномъ случаѣ разсказалъ все Куррадо. Тотъ, хотя и сдѣлалъ видъ, что его не занимаетъ это извѣстіе, отправился, однако, къ Беритолѣ и любезно сталъ ее разспрашивать, былъ ли у нея отъ Арригетто сынъ, но имени Джусфреди. Та, расплакавшись, отвѣчала, что если бы живъ былъ старшій изъ ея двухъ сыновей, то его бы такъ звали, и ему было бы 22 года.
Услышавъ эго, Куррадо убѣдился, что это онъ и есть, и тогда ему пришло на умъ, что въ такомъ случаѣ онъ можетъ выказать большое милосердіе и въ то же время смыть свой позоръ и стыдъ дочери: стоитъ только выдать ее за Джусфреди замужъ. Въ виду этого онъ приказалъ тайно привести къ себѣ Джанотто и сталъ выспрашивать подробности прошлой его жизни. Найдя достаточно явные признаки, что онъ именно и есть Джусфреди, сынъ Арригетто Капечи, маркизъ сказалъ:
— Джанотто, ты знаешь, сколь велика обида, которую ты нанесъ мнѣ въ лицѣ моей родной дочери; между тѣмъ я обращался съ тобой хорошо и дружелюбно и, какъ слугѣ, тебѣ надлежало бы всегда блюсти и охранять мою честь и добро. Много нашлось бы людей, которые, сдѣлай ты имъ то, что мнѣ, предали бы тебя постыдной смерти, но мое добросердечіе не допускаетъ этого. Вотъ почему, разъ ты дѣйствительно, какъ говоришь, сынъ благороднаго отца и матери, то я готовъ положить конецъ твоимъ бѣдствіямъ, когда самъ захочешь; извлечь тебя изъ нужды и стѣсненій, которымъ ты подвергаешься, и разомъ возстановить и твою, и мою честь. Какъ тебѣ извѣстно, Спина, которою ты обладалъ въ любовномъ союзѣ, хотя не подобающемъ ни тебѣ, ни ей — вдова, и приданое у нея хорошее и большое. Ты знаешь, какой у нея нравъ и каковы отецъ и мать ея. О твоемъ теперешнемъ положеніи я ничего не говорю. Слѣдовательно, если хочешь, разъ Спина уже была твоей подругой, то пусть она, какъ слѣдуетъ, станетъ твоею женой, и ты, если пожелаешь, останешься съ нею при мнѣ вмѣсто сына.
Тѣло Джанотто жестоко пострадало отъ тюрьмы, но присущій ему отъ рожденія благородный духъ нимало не измѣнился, равно какъ и пылкая любовь, которую онъ питалъ къ Спинѣ. Какъ ни горячо желалъ онъ того, что ему предлагалось Куррадо, и хотя видѣлъ, что это вполнѣ въ его силахъ, тѣмъ не менѣе высказалъ все, что внушено ему было величіемъ его души.
— Куррадо, ни жажда власти, ни алчность къ деньгамъ и никакая другая причина не заставятъ меня никогда предательски посягнуть на твою жизнь или на добро твое. Я полюбилъ твою дочь и люблю, и буду любить вѣчно, такъ какъ считаю ее достойною любви; а если я не очень пристойно велъ себя съ нею, по мнѣнію людей непосвященныхъ, то впалъ въ грѣхъ, всегда присущій юнымъ лѣтамъ; при искорененіи его пришлось бы уничтожить и самую молодость; когда бы старики захотѣли припомнить, какъ они были молоды, и сличили чужіе проступки со своими, и обратно, то не были бы такъ безпощадны, какъ ты и многіе другіе. И совершилъ я проступокъ, какъ другъ, а не какъ недругъ. То, что ты предлагаешь мнѣ теперь, всегда было моимъ желаніемъ, и будь я въ состояніи думать, что мнѣ удастся его осуществить, я ужь давно бы просилъ тебя объ этомъ; но тѣмъ дороже мнѣ оно теперь, чѣмъ меньше я на то надѣялся. Если же у тебя на умѣ не то, что на устахъ, то не мани меня ложной надеждой, дай мнѣ вернуться въ тюрьму, и дѣлай тамъ со мною, что хочешь. Я такъ люблю Спину, что изъ любви къ ней буду любить и тебя, и что бы ты мнѣ ни сдѣлалъ, я вѣчно буду тебя чтить.
Куррадо былъ въ восхищеніи отъ его словъ: онъ почувствовалъ его великодушіе и убѣдился въ его пылкой любви; и отъ этого Джусфреди сталъ ему еще милѣе. Куррадо всталъ, обнялъ его, расцѣловалъ и безъ дальнѣйшихъ промедленій приказалъ, чтобы тихонько привели сюда и Спину. Опа исхудала въ тюрьмѣ, поблѣднѣла, ослабѣла и стала совсѣмъ другою женщиной, чѣмъ была прежде, да и Джанотто казался инымъ человѣкомъ. Въ присутствіи Куррадо они, съ обоюднаго согласія, были повѣнчаны по нашему обряду. Затѣмъ еще въ теченіе нѣсколькихъ дней, пока никто и не зналъ о происшедшемъ, Куррадо велѣлъ доставлять новобрачнымъ все, что было нужно и что они только пожелаютъ. Когда же ему показалось, что пора обрадовать и матерей ихъ, онъ велѣлъ призвать къ себѣ жену и Кавріолу и обратился къ нимъ съ такими словами:
— Что сказали бы вы, почтенная дама, если бы я возвратилъ вамъ старшаго сына, женатымъ на одной изъ моихъ дочерей?
— Я могла бы вамъ только сказать, — отвѣчала Кавріола, — что обязана вамъ больше, чѣмъ жизнью: вы возвратили бы то, что мнѣ дороже себя; возвращая же его такимъ, какъ вы говорите, вы воскресили бы во мнѣ всѣ мои погибшія надежды, — и она умолкла, заплакавъ.
Тогда Куррадо сказалъ, обращаясь къ супругѣ:
— А какъ бы тебѣ понравилось, если бы я подарилъ тебя такимъ зятемъ?
— Не только знатный человѣкъ, — отвѣчала маркиза, — но даже любой проходимецъ понравился бы мнѣ, если бы нравился вамъ.
— Я надѣюсь, — отвѣтилъ Куррадо, — вскорѣ доставить вамъ радость! Увидавъ затѣмъ, что молодые переодѣлись уже въ роскошныя одежды, онъ спросилъ у Джусфреди:
— Насколько было бы тебѣ пріятно, еслибъ, сверхъ радости, которая тебѣ уже дана, ты увидалъ здѣсь и свою мать?
— Мнѣ не вѣрится, — отвѣчалъ Джусфреди, — чтобы бѣдствія жестокой судьбы не довели ея до кончины; но если бы случилось по вашему, мнѣ было бы это необычайно пріятно: при ея совѣтахъ, я увѣренъ, что возстановилъ бы, въ значительной мѣрѣ, свое положеніе въ Сициліи!
Тогда Куррадо приказалъ позвать обѣихъ женщинъ; обѣ онѣ несказанно обрадовались при видѣ нареченной, не мало дивясь, какой добрый геній внушилъ Куррадо такое снисхожденіе, что онъ даже благословилъ на бракъ Джанотто со Спиной. Между тѣмъ Беритола, думая о словахъ Куррадо, начала всматриваться въ юношу, и когда какая-то таинственная сила вдругъ оживила въ ея памяти дѣтскія черты сына, она, не ожидая дальнѣйшихъ доказательствъ, бросилась съ распростертыми объятіями къ нему на грудь. Отъ избытка любви и материнской радости она не могла вымолвить слова; всякая впечатлительность до того у нея притупилась, что она, какъ мертвая, лежала на рукахъ сына. Хотя онъ и чрезвычайно былъ пораженъ, однако, припомнилъ, что видѣлъ не разъ эту женщину въ этомъ же замкѣ и хотя ранѣе не узнавалъ, теперь тотчасъ почуялъ какъ бы родной запахъ, и, браня самъ себя за прежнюю невнимательность, принялъ ее въ объятія и сталъ нѣжно цѣловать со слезами на глазахъ. Когда же Беритола была заботливо приведена въ чувство супругой Куррадо и Спиной, прыскавшихъ на ней водой и примѣнявшихъ иныя средства, она снова обняла сына, уже плача отъ радости и съ нѣжнымъ лепетомъ, полная материнскаго чувства, цѣловала его безсчетное число разъ; а онъ, принимая эти ласки, съ благоговѣніемъ смотрѣлъ на нее. Эта исполненная чистой радости сцена повторялась нѣсколько разъ, доставляя громадное удовольствіе присутствовавшимъ.
Когда мать и сынъ разсказали другъ другу о всѣхъ своихъ приключеніяхъ, Куррадо оповѣстилъ съ торжествомъ всѣхъ друзей о своемъ новомъ родствѣ и распорядился объ устройствѣ великолѣпнаго празднества.
— Куррадо, — сказалъ ему при этомъ Джусфреди, — вы заставили меня многому радоваться и долго оказывали почетъ моей матери; теперь, чтобы уже довершить все, что въ вашихъ силахъ, я прошу васъ: обрадуйте мою мать и мой праздникъ, и меня самого, присутствіемъ моего брата, который живетъ въ домѣ Гаспаррино д’Оріа, въ качествѣ слуги. Гаспаррино, какъ я уже говорилъ вамъ, взялъ къ себѣ въ услуженіе и его, и меня. Кромѣ того, не пошлете ли вы теперь кого-нибудь въ Сицилію, кто точно освѣдомился бы о состояніи этой страны и развѣдалъ бы все, что касается моего отца Арригетто: живъ онъ или нѣтъ, а если живъ, то въ какомъ находится положеніи. Развѣдавъ же обо всемъ поподробнѣе, пусть онъ вернется сюда. — Понравилась Куррадо просьба Джусфреди, и безъ всякаго промедленія онъ отправилъ самыхъ довѣренныхъ лицъ въ Геную и Сицилію. Тотъ, что поѣхалъ въ Геную, разыскалъ Гаспаррино и отъ имени Куррадо настоятельно началъ просить его отправить къ маркизу Скаччато и кормилицу. Посланный разсказалъ при этомъ по порядку все, что Куррадо сдѣлалъ относительно Джусфреди и его матери. Гаспаррино съ удивленіемъ выслушалъ это и сказалъ:
— Изволь, я сдѣлаю для Куррадо все, что могу и что ему угодно. Дѣйствительно, у меня живетъ въ домѣ уже четырнадцать лѣтъ мальчикъ, о которомъ ты говоришь, и его мать; я охотно пошлю ихъ къ Куррадо. Но скажи ему отъ меня, чтобы онъ поостерегся вѣрить или, лучше, чтобы вовсе не вѣрилъ баснямъ Джанотто, который увѣряетъ, будто его зовутъ Джусфреди: онъ болѣе пороченъ, чѣмъ думаетъ о немъ Куррадо.
Сказавъ такъ, онъ съ почетомъ принялъ посланнаго и, приказавъ тайно позвать кормилицу, осторожно разспросилъ ее объ этомъ дѣлѣ. Когда она услыхала, что въ Сициліи возмущеніе, и Арригетто живъ, то, позабывъ прежній страхъ, разсказала ему все по порядку, разъяснивъ и причины, по которымъ она избрала именно такой способъ дѣйствій. Гаспаррино, видя, что слова кормилицы совершенно совпадаютъ съ извѣстіемъ гонца, явившагося отъ Куррадо, началъ относиться къ ней съ большимъ довѣріемъ и, какъ человѣкъ очень хитрый, началъ всячески выпытывать подробности дѣла; дальнѣйшія показанія все болѣе и болѣе заставляли его вѣритъ въ дѣйствительность случившагося. Тогда, устыдившись своего дурного обращенія съ мальчикомъ, въ награду онъ выдалъ за него замужъ одну изъ своихъ хорошенькихъ дочекъ съ большимъ приданымъ. Онъ зналъ, кто таковъ былъ Арригетто. Послѣ великолѣпнаго празднества по поводу совершившейся свадьбы, на которомъ присутствовали молодой, молодая, посланный Куррадо и кормилица, всѣ они сѣли на хорошо вооруженную небольшую галеру и отправились въ Леричи, гдѣ были встрѣчены Куррадо; затѣмъ всею компаніей направились въ недалеко отстоявшій оттуда замокъ послѣдняго, и здѣсь ждалъ ихъ новый великолѣпный пиръ.
Какой это былъ праздникъ для матери, увидавшей своего сына, для двухъ братьевъ, для всѣхъ троихъ — при видѣ вѣрной кормилицы, для всѣхъ нихъ — при видѣ Гаспаррино и его дочери, а для Гаспаррино — при видѣ ихъ, и для всѣхъ вмѣстѣ — при видѣ Куррадо съ женою, сыновьями его и друзьями — предоставляю вообразить вамъ, прелестныя дамы!
Но хотя и было тутъ полнѣйшее ликованіе, но Господь неистощимъ въ своихъ щедротахъ, и Ему угодно было присоединить къ этому еще одно радостное извѣстіе о жизни и благополучіи Арригетто Капечи: во время самаго пира, когда приглашенные мужчины и дамы сидѣли еще за первымъ блюдомъ, явился вѣстникъ, отправленный въ Сицилію, и сообщилъ объ Арригетто, что королемъ Карломъ онъ былъ брошенъ въ тюрьму; когда поднялось въ странѣ возстаніе противъ этого государя, народъ въ изступленіи бросился къ мѣсту заключенія Арригетто, перебилъ стражу, вытащилъ заключеннаго на волю и провозгласилъ его, какъ главнаго врага Карла, своимъ вождемъ: подъ его предводительствомъ началось преслѣдованіе и истребленіе французовъ. За это Арригетто попалъ въ громадную милость короля Пьетро: тотъ возвратилъ ему все его имущество и всѣ почетпые титулы. Съ тѣхъ поръ Арригетто занимаетъ высокое и почетное положеніе въ государствѣ. Посланный прибавилъ, что былъ принятъ имъ съ величайшей честью, и что Арригетто несказанно обрадовался, услышавъ о женѣ и сынѣ, о которыхъ ничего не зналъ со времени своего ареста. Онъ выслалъ за ними легкое судно, съ нѣсколькими дворянами, которые вскорѣ прибудутъ. Вѣстникъ былъ встрѣченъ и выслушанъ съ величайшею радостью и восторгомъ. Затѣмъ Куррадо съ нѣкоторыми изъ своихъ друзей отправились навстрѣчу дворянамъ, посланнымъ за Беритолой и Джусфреди, весело приняли ихъ и привели на пиръ, который былъ еще въ полномъ разгарѣ.
Беритола и Джусфреди, а за ними и всѣ остальные встрѣтили ихъ съ такой радостью, какой никогда и не видывали. Они же, прежде чѣмъ сѣсть за столъ, поклонились и поблагодарили, какъ только умѣли и могли, отъ имени Арригетто, Куррадо и его супругу за честь, оказанную Беритолѣ и ея сыну, и самому Арригетто, и предложили затѣмъ къ ихъ услугамъ все, что только было въ его власти. Затѣмъ, обратившись къ Гаспаррино, для котораго это было неожиданною милостью, они выразили полную увѣренность, что едва Арригетто узнаетъ о сдѣланномъ для Скаччато, какъ тотъ отвѣтитъ ему такою же, если не большею благодарностью. Затѣмъ всѣ стали весело пировать, привѣтствуя обѣ четы новобрачныхъ. Не только въ этотъ день Куррадо задавалъ пиры зятю и другимъ своимъ роднымъ и друзьямъ, но и еще много дней. Когда же всѣ немного успокоились, Беритола и Джусфреди, а за ними и другіе, рѣшили, что пора ѣхать. Проливъ много слезъ при разставаніи съ Куррадо, маркизой и Гаспаррино, они сѣли на корабль, взявъ съ собою Спину. При благопріятномъ вѣтрѣ они быстро достигли Сициліи, гдѣ всѣ дамы и юноши съ такимъ торжествомъ были встрѣчены въ Палермо, что невозможно описать словами. Потомъ долгое время они жили всѣ счастливо и, какъ люди, признательные за посылаемыя благодѣянія, не забывали Бога.