[351]Госларскіе рудники.
У спуска въ рудники намъ встрѣтилась цѣлая толпа молодыхъ рабочихъ, выкатывавшихъ глыбы руды. Тутъ же намъ дали проводника; онъ зажегъ лампочку, отворилъ тяжелую дверь, и… сердце у меня какъ-то странно сжалось,—мы начали спускаться въ рудникъ. Скоро выложенный кирпичомъ проходъ кончился, и насъ окружили голые скалистые стѣны и своды. Мы спускались все глубже и глубже. На встрѣчу попадались рудокопы съ своими лампочками, обмѣнивались съ нами обычнымъ привѣтствіемъ: «Въ добрый часъ!» и все вокругъ опять погружалось въ мертвую тишину. Своды здѣсь были какъ будто сложены изъ металла; руда проблескивала то зелеными, то мѣдно-красными крапинками. Со мной спускался одинъ госларскій купецъ, и я крѣпко держался за него; пробирались мы по узенькой дощечкѣ. Часто приходилось нагибаться, чтобы не стукнуться головами о низко нависшіе отроги скалъ, ходы безпрестанно перекрещивались, и проводникъ иногда совсѣмъ пропадалъ у насъ изъ вида. Вдругъ надъ головами нашими раздался такой грохотъ, точно обрушилась цѣлая гора. Я не издалъ ни звука, а только крѣпче прильнулъ къ своему спутнику, который затѣмъ объяснилъ мнѣ, что это открыли наверху шлюзы и пустили воду, приводящую въ движеніе воротъ, которымъ поднимаютъ изъ нижнихъ галлерей глыбы руды.
Сбоку открылась пропасть. Лампочки наши не могли освѣтить намъ всего огромнаго ворота, на который съ шумомъ и пѣной набѣгала вода. Не знаю право, это ли зрѣлище или видъ огромной освѣщенной факелами шахты, гдѣ откалывали массивныя глыбы руды, представляло болѣе живописную картину! Красные огненные языки высоко метались въ воздухѣ, ярко освѣщая черныхъ рудокоповъ. Я прислонился къ скалѣ и сталъ присматриваться къ этому новому для меня, диковинному міру, прекрасному и въ то же время страшному.
Да, по истинѣ удивительный контрастъ представляютъ между собою разнообразная жизнь моряка и однообразная жизнь рудокопа! Морякъ,
[352]распустивъ паруса, носится по волнамъ отъ берега къ берегу; весело ему глядѣть на сутолоку людскую въ чужихъ гаваняхъ. То борется онъ на морѣ съ бурей, отъ которой ломаются мачты, и корабль бросаетъ, какъ щепку, то сидитъ въ корзинкѣ, подвѣшенной къ мачтѣ, и смотритъ на зеркальную безбрежную гладь морскую, сливающуюся съ небомъ. Дни же рудокопа ничѣмъ не отличаются одинъ отъ другого. Въ черной подземной глубинѣ сидитъ онъ со своей лампочкой и откалываетъ молотомъ куски руды; на душѣ у него такъ же сумрачно и тихо, какъ и въ этомъ подземельѣ. Только воскресенье приноситъ съ собой нѣкоторую перемѣну. Рудокопъ облекается въ лучшую свою одежду, идетъ въ церковь и наслаждается видомъ краснаго солнышка, такъ привѣтливо льющаго ему въ душу свои лучи. Послѣ обѣда онъ иногда отправляется въ городъ, узнаетъ тамъ газетныя новости и дивится людскимъ треволненіямъ и бурямъ тамъ, за предѣлами его мірка. Если онъ еще молодъ, въ его груди, можетъ быть, и просыпается иногда желаніе пожить на волѣ, окунуться въ водоворотъ жизни, но… настаетъ понедѣльникъ, и онъ опять сидитъ въ шахтѣ со своей лампочкой, откалывая молоткомъ отъ стѣнъ кусокъ за кускомъ. Такъ оно и идетъ до тѣхъ поръ, пока чужая рука не заколотитъ молоткомъ его гробъ.
Когда мы вышли изъ рудниковъ, на небѣ опять сіяло солнышко. Лучи его играли на зеленыхъ соснахъ, и окропленные дождемъ зелененькіе отростки ихъ такъ и сверкали брилліантами. При видѣ освѣщенныхъ солнцемъ горъ и яснаго неба, мнѣ показалось, что привѣтливѣе, красивѣе картины я не видалъ, такъ поразителенъ былъ переходъ отъ подземнаго мрака къ этому залитому свѣтомъ Божьему міру.
Г. Х. Андерсенъ. Собраніе сочиненій Андерсена въ четырехъ томахъ. Томъ третій. Изданіе второе — С.-Петербургъ: Акціон. Общ. «Издатель», 1899, С.351—352