На той же площади возвышается мрачная старинная ратуша, изукрашенная снаружи изваяніями могущественныхъ императоровъ. Всѣ они стоятъ съ коронами на головахъ и скипетрами въ рукахъ, раскрашенные, словно лубочныя нюренбергскія картинки. Передъ ратушей я увидѣлъ старика-рудокопа, показывавшаго этихъ бравыхъ героевъ своей маленькой внучкѣ. Глядя на нихъ, ребенокъ, вѣрно, представляетъ себѣ и всѣхъ земныхъ императоровъ и королей точно такими же угрюмыми каменными людьми съ мечами и коронами, и въ мозгу этого маленькаго разумнаго существа уже складывается понятіе, что жизнь королей не Богъ вѣсть какъ сладка! Постойте ка вѣчно съ тяжелой короной на головѣ, передъ зданіемъ ратуши, на стражѣ закона и правосудія!
На той же площади возвышается мрачная старинная ратуша, изукрашенная снаружи изваяниями могущественных императоров. Все они стоят с коронами на головах и скипетрами в руках, раскрашенные, словно лубочные нюренбергские картинки. Перед ратушей я увидел старика-рудокопа, показывавшего этих бравых героев своей маленькой внучке. Глядя на них, ребёнок, верно, представляет себе и всех земных императоров и королей точно такими же угрюмыми каменными людьми с мечами и коронами, и в мозгу этого маленького разумного существа уже складывается понятие, что жизнь королей не Бог весть как сладка! Постойте-ка вечно с тяжёлой короной на голове, перед зданием ратуши, на страже закона и правосудия!
У спуска въ рудники намъ встрѣтилась цѣлая толпа молодыхъ рабочихъ, выкатывавшихъ глыбы руды. Тутъ же намъ дали проводника; онъ зажегъ лампочку, отворилъ тяжелую дверь, и… сердце у меня какъ-то странно сжалось,—мы начали спускаться въ рудникъ. Скоро выложенный кирпичомъ проходъ кончился, и насъ окружили голые скалистые стѣны и своды. Мы спускались все глубже и глубже. На встрѣчу попадались рудокопы съ своими лампочками, обмѣнивались съ нами обычнымъ привѣтствіемъ: «Въ добрый часъ!» и все вокругъ опять погружалось въ мертвую тишину. Своды здѣсь были какъ будто сложены изъ металла; руда проблескивала то зелеными, то мѣдно-красными крапинками. Со мной спускался одинъ госларскій купецъ, и я крѣпко держался за него; пробирались мы по узенькой дощечкѣ. Часто приходилось нагибаться, чтобы не стукнуться головами о низко нависшіе отроги скалъ, ходы безпрестанно перекрещивались, и проводникъ иногда совсѣмъ пропадалъ у насъ изъ вида. Вдругъ надъ головами нашими раздался такой грохотъ, точно обрушилась цѣлая гора. Я не издалъ ни звука, а только крѣпче прильнулъ къ своему спутнику, который затѣмъ объяснилъ мнѣ, что это открыли наверху шлюзы и пустили воду, приводящую въ движеніе воротъ, которымъ поднимаютъ изъ нижнихъ галлерей глыбы руды.
Сбоку открылась пропасть. Лампочки наши не могли освѣтить намъ всего огромнаго ворота, на который съ шумомъ и пѣной набѣгала вода. Не знаю право, это ли зрѣлище или видъ огромной освѣщенной факелами шахты, гдѣ откалывали массивныя глыбы руды, представляло болѣе живописную картину! Красные огненные языки высоко метались въ воздухѣ, ярко освѣщая черныхъ рудокоповъ. Я прислонился къ скалѣ и сталъ присматриваться къ этому новому для меня, диковинному міру, прекрасному и въ то же время страшному.
Да, по истинѣ удивительный контрастъ представляютъ между собою разнообразная жизнь моряка и однообразная жизнь рудокопа! Морякъ, рас-
У спуска в рудники нам встретилась целая толпа молодых рабочих, выкатывавших глыбы руды. Тут же нам дали проводника; он зажёг лампочку, отворил тяжёлую дверь, и… сердце у меня как-то странно сжалось, — мы начали спускаться в рудник. Скоро выложенный кирпичом проход кончился, и нас окружили голые скалистые стены и своды. Мы спускались всё глубже и глубже. Навстречу попадались рудокопы со своими лампочками, обменивались с нами обычным приветствием: «В добрый час!» и всё вокруг опять погружалось в мёртвую тишину. Своды здесь были как будто сложены из металла; руда проблёскивала то зелёными, то медно-красными крапинками. Со мной спускался один госларский купец, и я крепко держался за него; пробирались мы по узенькой дощечке. Часто приходилось нагибаться, чтобы не стукнуться головами о низко нависшие отроги скал, ходы беспрестанно перекрещивались, и проводник иногда совсем пропадал у нас из вида. Вдруг над головами нашими раздался такой грохот, точно обрушилась целая гора. Я не издал ни звука, а только крепче прильнул к своему спутнику, который затем объяснил мне, что это открыли наверху шлюзы и пустили воду, приводящую в движение во́рот, которым поднимают из нижних галерей глыбы руды.
Сбоку открылась пропасть. Лампочки наши не могли осветить нам всего огромного ворота, на который с шумом и пеной набегала вода. Не знаю право, это ли зрелище или вид огромной освещённой факелами шахты, где откалывали массивные глыбы руды, представляло более живописную картину! Красные огненные языки высоко метались в воздухе, ярко освещая чёрных рудокопов. Я прислонился к скале и стал присматриваться к этому новому для меня, диковинному миру, прекрасному и в то же время страшному.
Да, поистине удивительный контраст представляют между собою разнообразная жизнь моряка и однообразная жизнь рудокопа! Моряк, рас-
