Хотя о жизни Раблэ собрано довольно много свѣдѣній, но большая часть ихъ не считается вполнѣ достовѣрными. Одно несомнѣнно: а именно, что Франсуа Раблэ родился въ Шинонѣ, въ Турени, ибо онъ самъ подписывается Rabelaesus Chinonensis. Но біографы его расходятся въ показаніяхъ о датѣ его рожденія. Одни считаютъ, что онъ родился въ 1483 г., другіе — въ 1495 г., наконецъ, третьи указываютъ на 1490 г., ссылаясь на то, что эта дата показана историкомъ де-Ту (de Thou).
Вообще жизнь Раблэ представляетъ много неясностей, легендъ и загадокъ. Но одно также несомнѣнно, что эта жизнь совсѣмъ не подходитъ къ идеѣ, которую могъ бы породить его романъ. Хотя она изобилуетъ довольно романическими приключеніями, но по существу очень серіозна и почти сплошь наполнена неустаннымъ трудомъ.
Но традиція и легенда не могли удовлетвориться такой солидной и трудовой жизнью автора «Гаргантюа» и «Пантагрюэля»; Они пустили въ обращеніе разсказы о разныхъ шутовскихъ и неприличныхъ выходкахъ, которыя будто, бы позволялъ себѣ Раблэ. Онѣ представляютъ его пьянствующимъ публично и подающимъ примѣръ разгула на деревенскихъ праздникахъ. Онѣ разсказываютъ, что онъ прибавлялъ въ вину монаховъ снадобья, отъ которыхъ тѣ становились безсильными пли, наоборотъ, слишкомъ возбужденными. Онѣ обвиняли его въ томъ, что однажды онъ занялъ мѣсто на пьедесталѣ статуи св. Франциска, выставленной для поклоненія прихожанъ, и позволилъ себѣ всякаго рода неприличныя тѣлодвиженія. Короче сказать, онѣ приписываютъ ему самому тѣ дѣйствія, какія онъ приписывалъ героямъ своихъ романовъ. Общественное мнѣніе не умѣетъ отличать человѣка отъ сочинителя и смѣшиваетъ ихъ. Оно часто ошибается въ этомъ отношеніи, потому что воображеніе и поведеніе — двѣ вещи разныя. И все указываетъ на то, что оно ошибалось, когда вѣрило анекдотамъ, сочиненнымъ о монастырской жизни Раблэ.
Мнѣніе, что отецъ Раблэ былъ трактирщикомъ, тоже не представляется вполнѣ достовѣрнымъ. Что касается того, какъ и гдѣ учился Раблэ, то полагаютъ, что первоначальное образованіе онъ получилъ въ школѣ, основанной бенедиктинскими монахами при аббатствѣ Сёлье (Seuillé), а по достиженіи двадцатилѣтняго возраста постригся, но желанію родителей, въ монахи. Несомнѣнно пребываніе его въ монастырѣ Фонтенуа-ле-Контъ, въ нижнемъ Пуату, гдѣ онъ, какъ предполагаютъ, прошелъ всѣ степени монашеской іерархіи и въ 1519 г. пли 1520 г. рукоположенъ былъ іеромонахомъ. Въ 1519 г. достовѣрный документъ свидѣтельствуетъ о присутствіи Раблэ въ этомъ монастырѣ, равно какъ и о томъ, что онъ принадлежалъ къ числу его нотаблей.
Въ 1524 г. папа Климентъ VII разрѣшилъ ему поступить въ монахи бенедиктинскаго ордена по причинамъ, которыя изложены ниже. Въ XVI вѣкѣ въ монахи шли не только по призванію, но и вслѣдствіе чисто случайныхъ обстоятельствъ: младшіе сыновья многочисленныхъ семей (Раблэ, по преданію, былъ младшимъ изъ нѣсколькихъ братьевъ); люди, отмѣченные тѣлесными недостатками; тѣ, которые желали уклониться отъ физическаго труда, — роковымъ образомъ обречены были на монашество. Монахомъ Раблэ сталъ по желанію родителей, а бенедиктинцемъ вслѣдствіе преслѣдованій, которымъ онъ подвергался въ монастырѣ Фонтенуа-ле-Контъ за свою страсть къ наукамъ вообще и къ изученію греческаго языка въ особенности. Въ этомъ монастырѣ образовалась горсть ученыхъ, не лишенныхъ значенія, если судить по связямъ, которыя они составили. Къ числу ихъ принадлежалъ Пьеръ Ами или Лами, Раблэ и еще одинъ монахъ, французское имя котораго неизвѣстно. Они со страстью изучали латинскія и греческія древности. Раблэ горѣлъ страстью къ знанію. Онъ не только изучалъ древніе языки, и въ особенности греческій, но также и астрономію, юриспруденцію и вообще пріобрѣлъ тѣ энциклопедическія знанія, на какія претендовали ученые эпохи Возрожденія. Но это рвеніе къ наукѣ испугало его собратьевъ. Греческій языкъ преимущественно считался опаснымъ и ведущимъ къ ереси. Эллинизмъ Пьера Лами и Раблэ сдѣлалъ ихъ подозрительными въ Фонтенуа-ле-Контъ. Въ ихъ кельяхъ произвели обыскъ; у нихъ найдены были греческія книги и сочиненія Эразма, тоже пользовавшіяся у монаховъ худой славой. Оба друга, бѣжали изъ монастыря, спасаясь отъ преслѣдованій, и только въ 1524 г., какъ выше сказано, папа Климентъ VII разрѣшилъ Раблэ перейти въ бенедиктинскій орденъ, болѣе благопріятный дли науки и ученыхъ.
Но если Раблэ случайно сталъ монахомъ, зато медикомъ онъ сдѣлался но охотѣ и по призванію. Въ реестрахъ медицинскаго факультета въ Монпелье сохранились офиціальныя и самыя достовѣрныя свѣдѣнія объ имматрикуляціи Раблэ студентомъ 17-го сентября 1530 г.
Отъ пребыванія его въ Монпелье остались воспоминанія, — одни достовѣрныя, другія сомнительныя. Въ самый день пріѣзда въ Монпелье Раблэ вошелъ въ большую медицинскую аудиторію. Тамъ защищался тезисъ о врачебныхъ свойствахъ лѣкарственныхъ растеній. Онъ прислушивается къ диссертаціямъ присутствующихъ. Онѣ кажутся ему холодными, незначительными. Онъ показываетъ знаки нетерпѣнія. Деканъ замѣчаетъ это: онъ приглашаетъ его принять участіе въ диспутѣ. Раблэ скромно извиняется въ томъ, что рѣшается высказать свое мнѣніе среди столькихъ знаменитыхъ докторовъ. Затѣмъ переходитъ къ спорнымъ вопросамъ и такъ краснорѣчиво, остроумно разбираетъ ихъ, что вся аудиторія рукоплещетъ и объявляетъ его достойнымъ быть докторомъ.
Болѣе достовѣрнымъ считается извѣстіе о томъ, что Раблэ принималъ участіе въ комическомъ представленіи, о которомъ у него самого сохранилось воспоминаніе въ «Пантагрюэлѣ» (кн. III, гл. XXXIV). Онъ игралъ со своими товарищами студентами «La morale comédie de celuy qui avait[1] espousé une femme mute (muette)», канва которой послужила Мольеру для «Médecin malgré lui»[2].
Въ ноябрѣ 1531 года Раблэ постудилъ врачомъ въ Ліонскую больницу, о чемъ свидѣтельствуетъ запись о полученіи имъ жалованья, за первые три мѣсяца службы. Врачеваніемъ больныхъ Раблэ занимался ревностно и со страстью. По его словамъ,
(Рисунокъ Эжена Делакруа).
онъ и романъ свой написалъ лишь для того, чтобы развлекать своихъ паціентовъ. Съ искреннимъ убѣжденіемъ, ссылаясь на авторитетъ Платона и Аверроэса, онъ утверждаетъ, что всѣ усилія врача относительно паціента «должны клониться къ тому, чтобы увеселять его, не оскорбляя Господа, и никоимъ образомъ его не огорчать»[3]. Кардиналъ дю-Беллэ (du Bellay), бывшій сначала епископомъ въ Байоннѣ, затѣмъ въ Парижѣ, на котораго возложена была Францискомъ I дипломатическая миссія къ римской куріи, пригласилъ Раблэ въ качествѣ врача, и тотъ послѣдовалъ за нимъ въ Рилъ. Легенда не могла пропустить пребываніе Раблэ въ Римѣ, не пріукрасивъ его на свой ладъ. Она придумала такія черты, какія мощи подойти къ физіономіи автора «Гаргантюа» и «Пантагрюэля». Она заставляетъ его играть скорѣе роль шута, нежели врача, парижскаго епископа. Ботъ какія исторійки она сообщаетъ о немъ. Парижскій епископъ отправился, но обычаю, цѣловать ноги папы. Раблэ, состоявшій въ свитѣ, держался въ сторонѣ и сказалъ довольно громко, чтобы его разслышали, что такъ какъ его господина, который былъ важнымъ вельможей во Франціи, признаютъ достойнымъ поцѣловать только ноги его святѣйшества, то онъ, не будучи достойнымъ такой чести проситъ поцѣловать задъ папы, съ тѣмъ только, чтобы его вымыли. Легенда превратила въ анекдотъ нѣсколько строкъ изъ главы XLVIII четвертой книги «Пантагрюэля».
Въ другой разъ, будто бы папа позволилъ ему просить у него какой-нибудь милости, и Раблэ сказалъ, что единственная, какой онъ добивается, это — чтобы его отлучить отъ церкви. Папа пожелалъ знать, почему онъ этого хочетъ.
— Св. отецъ, — отвѣчалъ Раблэ, — я французъ и уроженецъ городка Шинона, гдѣ очень пристрастны къ кострамъ и уже сожгли много добрыхъ людей и моихъ родственниковъ; если же ваше святѣйшество отлучите меня отъ церкви, я никогда не сгорю. А причина этому та, что по пути въ этотъ городъ мы проѣзжали съ господиномъ парижскимъ епископомъ черезъ Tarantaise, гдѣ было очень холодно, и, доѣхавъ до избушки, гдѣ жила одна бѣдная женщина, попросили ее развести огонь, предлагая ей какія угодно деньги. Чтобы зажечь дрова, она сожгла часть своего соломеннаго тюфяка, и такъ какъ дрова не загорѣлись, то принялась ругаться и говорить: «Вѣрно папа собственной глоткой проклялъ эти дрова, что они не могутъ горѣть!» И мы должны были ѣхать дальше, не обогрѣвшись.
Раблэ прожилъ въ Римѣ первые три мѣсяца 1534 г., затѣмъ вернулся во Францію, но вскорѣ снять уѣхалъ въ Римъ, гдѣ пребывалъ съ іюля 1535 г. до марта 1536 г.
Въ 1539 г. Раблэ перешелъ на службу къ Гильому дю-Беллэ, старшему брату кардинала дю-Беллэ. Это одинъ изъ людей, игравшихъ значительную роль въ царствованіе Франциска I. Дѣятельный и искусный дипломатъ, онъ назначенъ былъ въ 1537 г. губернаторомъ Пьемонта и оказалъ важныя услуги, занесенныя въ исторію. Раблэ находился 18-го ноября 1539 г. въ Шамбери, а въ іюлѣ и октябрѣ 1540 г. въ Туринѣ. Онъ переписывался оттуда съ Пелисье, епископомъ въ Нарбоннѣ, а затѣмъ въ Монпелье, въ эту же эпоху бывшимъ французскимъ посломъ въ Венеціи. Во второмъ изъ этихъ писемъ толкуется о пріобрѣтеніи еврейскихъ и сирійскихъ манускриптовъ и греческихъ книгъ для «библіотеки» короля. Весьма вѣроятно, что въ продолженіе того времени, какъ Раблэ находился въ качествѣ врача при Гильомѣ дю-Беллэ, онъ неоднократно ѣздилъ во Францію. Онъ долженъ былъ наѣзжать въ Ліонъ, чтобы слѣдить за печатаніемъ первыхъ двухъ книгъ своего романа, изданія котораго слѣдовали одно за другимъ.
Къ одному изъ пребываній его въ Ліонѣ относится эпизодъ въ его жизни, о которомъ сообщаетъ одинъ новѣйшій біографъ Раблэ, основываясь на показаніяхъ двухъ тулузскихъ ученыхъ. Въ этомъ городѣ у Раблэ родился сынъ, который жилъ два года. Въ Тулузѣ найдены свѣдѣнія объ этомъ обстоятельствѣ въ латинскихъ стихахъ, оставшихся въ рукописи современника Раблэ, «весьма ученаго и добродѣтельнаго» профессора юриспруденціи Буассонэ. Буассонэ посвятилъ нѣсколько латинскихъ стихотвореній ребенку, по имени Теодулъ Раблэ, умершему двухъ лѣтъ отъ роду, и подробности, которыя онъ даетъ, не оставляютъ сомнѣнія насчетъ того, кто былъ отцомъ этого ребенка. «Ліонъ его родина, а отецъ — Раблэ. Кто не знаетъ ни Ліона, ни Раблэ — не знаетъ двухъ великихъ вещей въ этомъ мірѣ.»
До самой старости Раблэ велъ скитальческую жизнь и только въ 1550 г., когда ему было уже около 67 лѣтъ, онъ получилъ приходъ въ Медонѣ, принадлежавшемъ къ епархіи его покровителя — кардинала дю-Беллэ, гдѣ и пребывалъ до смерти, точная дата которой такъ же неопредѣленна, какъ и дата его рожденія. Вообще же полагаютъ, что онъ умеръ въ 1553 г.
Скитальческая жизнь не помѣшала Раблэ написать, кромѣ его знаменитыхъ романовъ «Гаргантюа» и «Пантагрюэль», очень много сочиненій по всѣмъ отраслямъ тогдашняго знанія. Бремя, когда жилъ Раблэ, было эпохой сильнаго умственнаго движенія, и Раблэ принималъ въ немъ самое дѣятельное участіе. Онъ былъ однимъ изъ передовыхъ людей своего вѣка и неустанно боролся за новыя идеи, разрушавшія средневѣковые устои. Его оружіемъ были иронія и насмѣшка. Само собой разумѣется, онъ подвергался преслѣдованіямъ, несмотря на милостивое отношеніе къ нему не только свѣтскихъ государей его времени — Франциска I и Генриха II, но и двоихъ папъ — Климента VII и Павла III. Во время вторичнаго пребыванія въ Римѣ Раблэ озаботился регуляризировать свое положеніе. Онъ послалъ папѣ Павлу III прошеніе по случаю своего отступничества (supplicatio pro apostasia). Онъ сознавался въ немъ, что уклонился отъ монастырской жизни и скитался но бѣлу свѣту, и просилъ у первосвященника полнаго отпущенія грѣховъ, позволенія снова облечься въ рясу бенедиктинскаго монаха и вернуться въ монастырь этого ордена, какой его захочетъ принять, и практиковать вездѣ, съ разрѣшенія настоятеля, искусство медицины, въ которомъ онъ достигъ степени бакалавра, магистра и доктора, и практиковать его въ предѣлахъ, предписанныхъ каноническими законами духовнымъ лицамъ, т.-е. до примѣненія желѣза и огня включительно, ради одного человѣколюбія и безъ всякихъ корыстныхъ цѣлей. Въ этой просьбѣ его поддерживали весьма вліятельные покровители, кардиналы Джинукки и Симонетта. Просьба была исполнена декретомъ папы Павла III отъ 17 января 1536 года, второго по восшествіи его на папскій престолъ. Этотъ декретъ составленъ въ самыхъ лестныхъ для Раблэ выраженіяхъ: «во вниманіе къ вашему рвенію къ религіи, наукѣ и литературѣ, къ вашей честной жизни и добрымъ нравамъ, которые говорятъ за насъ… тронутые вашими мольбами, мы васъ прощаемъ и пр.». Сорбонна, университетъ и парламентъ преслѣдовали сочиненія Раблэ, несмотря, какъ выше сказано, на покровительство Франциска I и Генриха И. Одно время даже Раблэ вынужденъ былъ спастись бѣгствомъ въ Метцъ, чтобы избѣгнуть опасности быть сожженнымъ на кострѣ за свободомысліе.
Сочиненія Раблэ вызывали самые разнообразные комментаріи. Долгое время въ нихъ видѣли аллегорическую исторію XVI вѣка. «Гаргантюа», — говорили, — это олицетвореніе Франциска I, а «Пантагрюэль» — не кто иной, какъ Генрихъ II. Но, конечно, это ошибочный взглядъ. Раблэ — великій сатирикъ: онъ смѣется надъ всѣми, даже надъ читателями. Въ десятистишіи, предпосланномъ «Гаргантюа», онъ говоритъ имъ:
«Vray est qu’icy peu de perfection
Vous apprendrez, si non en cas de rire»[4].
Всякаго рода насмѣшки, накопившіяся въ теченіе вѣковъ надъ старымъ общественнымъ порядкомъ, собраны въ его твореніяхъ. Ничто отъ него не ускользнуло: откровенныя рѣзкости сказокъ, смѣлыя выходки фарса, монастырскія шуточки чередуются въ этой колоссальной сатирѣ, значеніе которой становится вполнѣ ясно, когда видишь, что Раблэ, основательно изучившій античный міръ и близко знакомый съ народными сказаніями среднихъ вѣковъ, соединилъ въ своемъ трудѣ съ безподобной эрудиціей и остроуміемъ комическія, смѣлыя выходки всѣхъ временъ и всѣхъ странъ.
Такимъ образомъ, въ твореніяхъ Раблэ слѣдуетъ искать не намековъ, болѣе или менѣе замаскированныхъ, на образъ дѣйствія вышеупомянутыхъ французскихъ государей, но оживленную картину., всѣхъ слоевъ общества, ихъ нравовъ, обычаевъ, ихъ говора. Его творенія представляютъ собою неоцѣненный историческій документъ, но это вовсе не сама исторія. Жанъ де-Ту въ «Исторіи своего времени» нѣсколькими строчками очень вѣрно характеризуетъ творенія Раблэ: «Онъ напечаталъ остроумное сочиненіе, въ которомъ подъ вымышленными именами выставилъ, какъ на театрѣ, всѣ состоянія человѣческой жизни и французскаго королевства и отдалъ ихъ на посмѣяніе народа».
И, въ самомъ дѣлѣ, описаніе общества XVI вѣка, еще недостаточно изученнаго, представляетъ главный интересъ романа Раблэ. Этимъ въ особенности онъ привлекаетъ и занимаетъ, такъ какъ мы находимъ у него собранными, — частью намѣренно, частью безсознательно, — неоцѣненные матеріалы, подобныхъ которымъ не встрѣтимъ нигдѣ въ другомъ мѣстѣ.
При этомъ, благодаря обширной и разносторонней эрудиціи Раблэ, его комическое произведеніе блещетъ возвышенными и серіозными идеями, возносящими его надъ вульгарной буфонадой.
- ↑ Нравственная комедія человѣка, женившагося на нѣмой женщинѣ.
- ↑ Врачъ поневолѣ.
- ↑ Раблэ былъ однимъ изъ первыхъ анатомовъ, которые публично демонстрировали на трупахъ. Въ сборникѣ латинскихъ стиховъ Доле, напечатанномъ въ Ліонѣ въ 1538 г., есть эпитафія одного повѣшеннаго, анатомированнаго, въ присутствіи многочисленной аудиторіи, Франсуа Раблэ, объяснявшимъ строеніе человѣческаго тѣла.
- ↑ Правда, вы мало узнаете здѣсь совершеннаго, развѣ только посмѣетесь.