послѣдовалъ за нимъ въ Рилъ. Легенда не могла пропустить пребываніе Раблэ въ Римѣ, не пріукрасивъ его на свой ладъ. Она придумала такія черты, какія мощи подойти къ физіономіи автора «Гаргантюа» и «Пантагрюэля». Она заставляетъ его играть скорѣе роль шута, нежели врача, парижскаго епископа. Ботъ какія исторійки она сообщаетъ о немъ. Парижскій епископъ отправился, но обычаю, цѣловать ноги папы. Раблэ, состоявшій въ свитѣ, держался въ сторонѣ и сказалъ довольно громко, чтобы его разслышали, что такъ какъ его господина, который былъ важнымъ вельможей во Франціи, признаютъ достойнымъ поцѣловать только ноги его святѣйшества, то онъ, не будучи достойнымъ такой чести проситъ поцѣловать задъ папы, съ тѣмъ только, чтобы его вымыли. Легенда превратила въ анекдотъ нѣсколько строкъ изъ главы XLVIII четвертой книги «Пантагрюэля».
Въ другой разъ, будто бы папа позволилъ ему просить у него какой-нибудь милости, и Раблэ сказалъ, что единственная, какой онъ добивается, это — чтобы его отлучить отъ церкви. Папа пожелалъ знать, почему онъ этого хочетъ.
— Св. отецъ, — отвѣчалъ Раблэ, — я французъ и уроженецъ городка Шинона, гдѣ очень пристрастны къ кострамъ и уже сожгли много добрыхъ людей и моихъ родственниковъ; если же ваше святѣйшество отлучите меня отъ церкви, я никогда не сгорю. А причина этому та, что по пути въ этотъ городъ мы проѣзжали съ господиномъ парижскимъ епископомъ черезъ Tarantaise, гдѣ было очень холодно, и, доѣхавъ до избушки, гдѣ жила одна бѣдная женщина, попросили ее развести огонь, предлагая ей какія угодно деньги. Чтобы зажечь дрова, она сожгла часть своего соломеннаго тюфяка, и такъ какъ дрова не загорѣлись, то принялась ругаться и говорить: «Вѣрно папа собственной глоткой проклялъ эти дрова, что они не могутъ горѣть!» И мы должны были ѣхать дальше, не обогрѣвшись.
Раблэ прожилъ въ Римѣ первые три мѣсяца 1534 г., затѣмъ вернулся во Францію, но вскорѣ снять уѣхалъ въ Римъ, гдѣ пребывалъ съ іюля 1535 г. до марта 1536 г.
Въ 1539 г. Раблэ перешелъ на службу къ Гильому дю-Беллэ, старшему брату кардинала дю-Беллэ. Это одинъ изъ людей, игравшихъ значительную роль въ царствованіе Франциска I. Дѣятельный и искусный дипломатъ, онъ назначенъ былъ въ 1537 г. губернаторомъ Пьемонта и оказалъ важныя услуги, занесенныя въ исторію. Раблэ находился 18-го ноября 1539 г. въ Шамбери, а въ іюлѣ и октябрѣ 1540 г. въ Туринѣ. Онъ переписывался оттуда съ Пелисье, епископомъ въ Нарбоннѣ, а затѣмъ въ Монпелье, въ эту же эпоху бывшимъ французскимъ посломъ въ Венеціи. Во второмъ изъ этихъ писемъ толкуется о пріобрѣтеніи еврейскихъ и сирійскихъ манускриптовъ и греческихъ книгъ для «библіотеки» короля. Весьма вѣроятно, что въ продолженіе того времени, какъ Раблэ находился въ качествѣ врача при Гильомѣ дю-Беллэ, онъ неоднократно ѣздилъ во Францію. Онъ долженъ былъ наѣзжать въ Ліонъ, чтобы слѣдить за печатаніемъ первыхъ двухъ книгъ своего романа, изданія котораго слѣдовали одно за другимъ.
Къ одному изъ пребываній его въ Ліонѣ относится эпизодъ въ его жизни, о которомъ сообщаетъ одинъ новѣйшій біографъ Раблэ, основываясь на показаніяхъ двухъ тулузскихъ ученыхъ. Въ этомъ городѣ у Раблэ родился сынъ, который жилъ два года. Въ Тулузѣ найдены свѣдѣнія объ этомъ обстоятельствѣ въ латинскихъ стихахъ, оставшихся въ рукописи современника Раблэ, «весьма ученаго и добродѣтельнаго» профессора юриспруденціи Буассонэ. Буассонэ посвятилъ нѣсколько латинскихъ стихотвореній ребенку, по имени Теодулъ Раблэ, умершему двухъ лѣтъ отъ роду, и подробности, которыя онъ даетъ, не оставляютъ сомнѣнія насчетъ того, кто былъ отцомъ этого ребенка. «Ліонъ его родина, а отецъ — Раблэ. Кто не знаетъ ни Ліона, ни Раблэ — не знаетъ двухъ великихъ вещей въ этомъ мірѣ.»
До самой старости Раблэ велъ скитальческую жизнь и только въ 1550 г., когда ему было уже около 67 лѣтъ, онъ получилъ приходъ въ Медонѣ, принадлежавшемъ къ епархіи его покровителя — кардинала дю-Беллэ, гдѣ и пребывалъ до смерти, точная дата которой такъ же неопредѣленна, какъ и дата его рожденія. Вообще же полагаютъ, что онъ умеръ въ 1553 г.
Скитальческая жизнь не помѣшала Раблэ написать, кромѣ его знаменитыхъ романовъ «Гаргантюа» и «Пантагрюэль», очень много сочиненій по всѣмъ отраслямъ тогдашняго знанія. Бремя, когда жилъ Раблэ, было эпохой сильнаго умственнаго движенія, и Раблэ принималъ въ немъ самое дѣятельное участіе. Онъ былъ однимъ изъ передовыхъ лю-
последовал за ним в Рил. Легенда не могла пропустить пребывание Рабле в Риме, не приукрасив его на свой лад. Она придумала такие черты, какие мощи подойти к физиономии автора «Гаргантюа» и «Пантагрюэля». Она заставляет его играть скорее роль шута, нежели врача, парижского епископа. Бот какие историйки она сообщает о нём. Парижский епископ отправился, но обычаю, целовать ноги папы. Рабле, состоявший в свите, держался в стороне и сказал довольно громко, чтобы его расслышали, что так как его господина, который был важным вельможей во Франции, признают достойным поцеловать только ноги его святейшества, то он, не будучи достойным такой чести просит поцеловать зад папы, с тем только, чтобы его вымыли. Легенда превратила в анекдот несколько строк из главы XLVIII четвертой книги «Пантагрюэля».
В другой раз, будто бы папа позволил ему просить у него какой-нибудь милости, и Рабле сказал, что единственная, какой он добивается, это — чтобы его отлучить от церкви. Папа пожелал знать, почему он этого хочет.
— Св. отец, — отвечал Рабле, — я француз и уроженец городка Шинона, где очень пристрастны к кострам и уже сожгли много добрых людей и моих родственников; если же ваше святейшество отлучите меня от церкви, я никогда не сгорю. А причина этому та, что по пути в этот город мы проезжали с господином парижским епископом через Tarantaise, где было очень холодно, и, доехав до избушки, где жила одна бедная женщина, попросили ее развести огонь, предлагая ей какие угодно деньги. Чтобы зажечь дрова, она сожгла часть своего соломенного тюфяка, и так как дрова не загорелись, то принялась ругаться и говорить: «Верно папа собственной глоткой проклял эти дрова, что они не могут гореть!» И мы должны были ехать дальше, не обогревшись.
Рабле прожил в Риме первые три месяца 1534 г., затем вернулся во Францию, но вскоре снять уехал в Рим, где пребывал с июля 1535 г. до марта 1536 г.
В 1539 г. Рабле перешел на службу к Гильому дю Белле, старшему брату кардинала дю Белле. Это один из людей, игравших значительную роль в царствование Франциска I. Деятельный и искусный дипломат, он назначен был в 1537 г. губернатором Пьемонта и оказал важные услуги, занесенные в историю. Рабле находился 18-го ноября 1539 г. в Шамбери, а в июле и октябре 1540 г. в Турине. Он переписывался оттуда с Пелисье, епископом в Нарбонне, а затем в Монпелье, в эту же эпоху бывшим французским послом в Венеции. Во втором из этих писем толкуется о приобретении еврейских и сирийских манускриптов и греческих книг для «библиотеки» короля. Весьма вероятно, что в продолжение того времени, как Рабле находился в качестве врача при Гильоме дю Белле, он неоднократно ездил во Францию. Он должен был наезжать в Лион, чтобы следить за печатанием первых двух книг своего романа, издания которого следовали одно за другим.
К одному из пребываний его в Лионе относится эпизод в его жизни, о котором сообщает один новейший биограф Рабле, основываясь на показаниях двух тулузских ученых. В этом городе у Рабле родился сын, который жил два года. В Тулузе найдены сведения об этом обстоятельстве в латинских стихах, оставшихся в рукописи современника Рабле, «весьма ученого и добродетельного» профессора юриспруденции Буассонэ. Буассонэ посвятил несколько латинских стихотворений ребенку, по имени Теодул Рабле, умершему двух лет от роду, и подробности, которые он дает, не оставляют сомнения насчет того, кто был отцом этого ребенка. «Лион его родина, а отец — Рабле. Кто не знает ни Лиона, ни Рабле — не знает двух великих вещей в этом мире.»
До самой старости Рабле вел скитальческую жизнь и только в 1550 г., когда ему было уже около 67 лет, он получил приход в Медоне, принадлежавшем к епархии его покровителя — кардинала дю Белле, где и пребывал до смерти, точная дата которой так же неопределенна, как и дата его рождения. Вообще же полагают, что он умер в 1553 г.
Скитальческая жизнь не помешала Рабле написать, кроме его знаменитых романов «Гаргантюа» и «Пантагрюэль», очень много сочинений по всем отраслям тогдашнего знания. Бремя, когда жил Рабле, было эпохой сильного умственного движения, и Рабле принимал в нём самое деятельное участие. Он был одним из передовых лю-
