Впередъ мой вѣрный конь! Во весь опоръ лети!
И вихремъ день и ночь мы мчались по равнинѣ.
— Къ любви стремится онъ.—шептали на пути
Кустарникъ и трава и ручейки въ долинѣ.
5 Все откликалося на звонкій гулъ копытъ,
И вѣтеръ обогнать пытался насъ, но тщетно.
Блеснетъ ли небосводъ звѣздою предразсвѣтной,
Вечерней ли звѣздой—мой вѣрный конь летитъ.
Подъ сводами деревъ его пустилъ я шагомъ, 10 И такъ я ѣхалъ дни и ночи напролетъ,
И тихо ручейки шептали за оврагомъ:
— Онъ счастія любви, въ пути замедливъ, ждетъ.
Имъ вторили: песокъ, копытами взметенный,
И поднимавшійся во слѣдъ намъ вѣтерокъ. 15 Который вновь стихалъ, дремотой упоенный,
Иль свѣжестью зари, румянившей востокъ.
— Теперь—къ вершинамъ горъ, увѣнчанныхъ снѣгами!—
И поднимались мы къ вершинамъ день и ночь,
И бездны голоса шептали вслѣдъ за нами: 20 — Отъ мукъ любви своей бѣжитъ несчастный прочь.—
Но лгали: темный лѣсъ и горы и долина;
Тоскуя, убѣжать возможно ль отъ себя?
Быстрѣе всѣхъ коней обгонитъ насъ кручина
И трудно разлюбить, однажды полюбя.
25 Но жизнь такъ коротка. Поднимемся—гдѣ шире,
Вольнѣе кругозоръ,—къ сіяющимъ снѣгамъ!
Все—отъ реальнаго до призрачнаго въ мірѣ—
Поймемъ, извѣдаемъ, подобные богамъ.
Пускай паденіе и гибель—неизбѣжны, 30 Пускай погибну я, но лишь въ концѣ пути,
Когда ложится мракъ на океанъ безбрежный
И видѣть нечего, и некуда идти.