Именно около этого времени я возвращался изъ ученой экспедиціи, которая была предпринята съ цѣлію изслѣдовать негостепріимную страну Небраску въ Соединенныхъ Штатахъ. Я былъ прикомандированъ къ этой экспедиціи французскимъ правительствомъ какъ адъюнктъ-профессоръ при парижскомъ музеѣ естественной исторіи. Я провелъ шесть мѣсяцевъ въ Небраскѣ и къ концу марта прибылъ въ Нью-Йоркъ съ своимъ запасомъ драгоцѣнныхъ коллекцій. Отъѣздъ во Францію назначенъ былъ въ первыхъ числахъ мая. Въ ожиданіи этого отъѣзда, я приводилъ въ порядокъ свои минералогическія, ботаническія и зоологическія богатства, когда приключилась съ „Шотландіей“ вышеописанная мною напасть.
Вопросъ о „чудовищѣ“ или „плавающемъ рифѣ“ стоялъ на очереди, и я, разумѣется, внимательно за нимъ слѣдилъ. Я читалъ и перечитывалъ всѣ американскіе и европейскіе журналы и газеты, но это чтенье нисколько не выяснило мнѣ дѣла. Таинственное чудо сильно подстрекало мое любопытство. Я не могъ ничего себѣ опредѣлить, не могъ составить никакого положительнаго мнѣнія, и потому переходилъ отъ одной крайности въ другую. Въ томъ, что тутъ что-то такое въ самомъ дѣлѣ есть, сомнѣваться было невозможно; невѣрующимъ предоставлялось вложить перстъ въ рану „Шотландіи“.
Когда я прибылъ въ Нью-Йоркъ, тамъ дѣло было въ самомъ разгарѣ. Прежнія предположенія о пловучемъ островѣ, о передвижной неуловимой скалѣ, были теперь брошены. Какъ могла бы скала двигаться съ такою изумительною скоростью? А предполагать, что скала снабжена какою нибудь машиною, было ужь черезчуръ рискованно.
О „плавающемъ корпусѣ корабля“, о „громадныхъ обломкахъ какого нибудь разбитаго судна“ тоже перестали толковать, потому что ни корпусъ корабля, ни обломки, тоже не могли передвигаться съ такою быстротою.
Такимъ образомъ, значитъ, оставалось только два рѣшенія этого вопроса: одни стояли за „громадное подводное чудовище“, а другіе за „подводное судно“, снабженное необыкновенною движущею силою.
Предположеніе о подводномъ суднѣ, на первый взглядъ довольно правдоподобное, однако не устояло противъ розысковъ, произведенныхъ въ обоихъ полушаріяхъ. Какъ было допустить, чтобы какой нибудь частный человѣкъ могъ имѣть въ своемъ распоряженіи подобный механическій снарядъ? Гдѣ и какъ могъ онъ его построить? Допустивъ даже, что онъ построилъ, какъ могъ онъ это дѣло сохранить въ тайнѣ?
Подобную разрушительную машину могло снарядить только какое нибудь правительство и, въ наши смутныя времена, когда человѣкъ ухитряется въ совершенствованіи орудій войны, можно было предположить, что то или другое государство втихомолку устроило у себя этотъ чудовищный снарядъ. Послѣ ружей Шаспо — адскія машины, послѣ адскихъ машинъ — подводные тараны, затѣмъ реакція. Я, по крайней мѣрѣ, на это надѣюсь.
Но и предположеніе о военной машинѣ рухноло: правительства заявили, что они ни въ чемъ неповинны и ничего не знаютъ. Сомнѣваться въ искренности правительственныхъ заявленій на этотъ разъ было трудно, потому что дѣло шло объ общемъ публичномъ интересѣ и при этомъ затруднялись и подвергались опасности трансъ-океаническія сообщенія. Да кромѣ того, возможно ли было допускать, что построеніе подобнаго подводнаго судна могло отъ всѣхъ укрыться: въ подобномъ случаѣ и частному лицу очень трудно сохранить тайну, а государству совершенно невозможно, потому что за всѣми его дѣйствіями зорко и ревниво слѣдятъ всѣ другія державы.
И такъ, послѣ справокъ, наведенныхъ въ Англіи, Франціи, Германіи, Россіи, Испаніи, Италіи, Америкѣ, даже въ Турціи — предположеніе о „подводномъ мониторѣ“ тоже было отвергнуто.
„Чудовище“ опять выплыло на поверхность, несмотря на всѣ насмѣшки, которыми сыпала въ него мелкая пресса; скоро воображеніе разыгралось и, какъ говорится, пошло писать во всѣ стороны, вкривь и вкось.
Когда я прибылъ въ Нью-Йоркъ, многія лица оказали мнѣ честь, пожелавъ узнать мое мнѣніе насчетъ непонятнаго явленія. Я еще въ бытность мою во Франціи издалъ сочиненіе in quarto въ двухъ томахъ, „Тайны морскихъ безднъ“. Эта книга заслужила особое вниманіе ученаго міра и, благодаря этому, я сдѣлался какъ бы спеціалистомъ въ этой очень малоизвѣстной отрасли естествовѣдѣнія. Когда стали спрашивать моего мнѣнія, я, пока еще возможно было отвергать дѣйствительность факта, отбояривался отрицаніемъ, но скоро меня, что называется, прижали къ стѣнкѣ, дѣваться было некуда и я долженъ былъ объясниться категорически. Газета „New-York-Herald“ обратилась къ „достопочтенному Пьеру Аронаксу, профессору парижскаго музея“, съ просьбою „формулировать какое нибудь сужденіе“.
Я покорился. Я заговорилъ, потому что молчать долѣе было нельзя. Я взялся за вопросъ со всѣхъ сторонъ, съ политической и съ научной.
Привожу здѣсь заключеніе статьи, которую я помѣстилъ въ нумерѣ 30 апрѣля:
„Разобравъ одну за другою всѣ гипотезы, приходится по необходимости допустить существованіе морскаго животнаго необычайной силы.
„Большія глубины океана намъ до сихъ поръ еще совершенно неизвѣстны. Лотъ никогда еще не достигалъ ихъ дна. Что такое происходитъ и творится въ этихъ неизмѣримыхъ безднахъ? Какія существа живутъ и могутъ жить въ двѣнадцати или пятнадцати миляхъ ниже морской поверхности? Что за организмъ у этихъ животныхъ?
„Здѣсь трудно, даже едва ли возможно дѣлать какія либо предположенія.
„Однако, рѣшеніе заданной мнѣ задачи можетъ принять форму дилеммы.
„Одно изъ двухъ: или намъ извѣстны всѣ разновидности существъ, населяющихъ нашу планету, или нѣтъ.
„Если нѣтъ, если по части ихтіологіи природа еще имѣетъ отъ насъ тайны, то мы очень естественно можемъ допустить существованіе рыбъ или китообразныхъ не только новыхъ видовъ, но даже новыхъ родовъ, рыбъ или китообразныхъ, организованныхъ исключительно для жизни въ морскихъ пропастяхъ, для лота недоступныхъ, и которые вслѣдствіе какого нибудь событія, или по случайности, или просто по своей прихоти, коли хотите, появляются время отъ времени въ верхнихъ слояхъ океана.
„Если же, напротивъ, намъ уже извѣстны всѣ существующіе виды, то надо отыскивать данное животное въ числѣ морскихъ обитателей, поименованныхъ въ каталогахъ, и въ этомъ случаѣ я готовъ допустить существованіе Нарвала Гиганта.
„Обыкновенный нарвалъ или морской однозубъ часто достигаетъ шестидесяти футовъ въ длину. Помножьте эти размѣры на пять, на десять, дайте соотвѣтственную силу этому росту, увеличьте во столько же разъ наступательное орудіе животнаго, и вы получите искомое чудовище. Оно будетъ имѣть и размѣры, опредѣленные офицерами „Шанона“, и орудіе, способное проломить корму „Шотландіи“, и достаточную силу для поврежденія корпуса парохода.
„Извѣстно, что нарвалъ вооруженъ чѣмъ-то въ родѣ костяной шпаги, алебардой, какъ выражаются нѣкоторые натуралисты. Это громадный зубъ, имѣющій крѣпость стали. Бывали случаи, что подобные зубы попадались воткнутыми въ китахъ, которыхъ нарвалъ атакуетъ всегда съ большимъ успѣхомъ. Случалось тоже, что такіе зубы вырывали изъ корабельныхъ корпусовъ, которые они проникаютъ насквозь, какъ буравъ просверливаетъ боченокъ. Въ парижскомъ музеѣ медицинскаго факультета есть подобный клыкъ въ два метра двадцать пять сантиметровъ длиною, а шириною, при основаніи, въ сорокъ восемь сантиметровъ.
„Теперь представьте себѣ, что орудіе это въ десять разъ больше и крѣпче, а животное въ десять разъ сильнѣе; представьте еще, что оно движется со скоростью двадцати миль въ часъ, помножьте величину животнаго на его скорость, — и вы получите ударъ, способный произвести требуемую катастрофу.
И такъ, въ ожиданіи болѣе подробныхъ изслѣдованій, я склоняюсь къ тому, что мы имѣемъ дѣло съ громаднѣйшимъ морскимъ однозубомъ, вооруженнымъ уже не алебардой, а настоящей шпорой, какъ броненосные фрегаты, на которыхъ чудовище походитъ какъ своими размѣрами, такъ и своею движущею силою.
„Такъ, мнѣ кажется, можно объяснить данное загадочное, необъяснимое явленіе, — если только помянутое явленіе не бредъ разстроеннаго воображенія, — что тоже возможно.“
Послѣднія слова были съ моей стороны подлостью; я ими хотѣлъ оградить, на сколько возможно, свое профессорское достоинство отъ насмѣшекъ американцевъ. Американцы, надо отдать имъ справедливость, мастера насмѣхаться, и кто попадется имъ на зубокъ, тому придется жутко. Человѣкъ слабъ! Профессоръ естественныхъ наукъ тоже! Я приберегъ себѣ лазѣйку, но въ глубинѣ души вѣрилъ въ „чудовище.“
Статья моя возбудила горячіе споры и пренія, вслѣдствіе чего получила большую извѣстность и даже образовала партійку приверженцевъ. Предлагаемое въ ней разрѣшеніе вопроса давало, впрочемъ, полную свободу воображенію. Умъ человѣческій любитъ создавать громадные, чудовищные образы сверхъестественныхъ существъ, а море представляетъ для нихъ самое удобное помѣщеніе; море — единственная среда, гдѣ могутъ рождаться и развиваться гиганты, передъ которыми земныя животныя — слоны, носороги — кажутся карликами. Въ водяныхъ массахъ обитаютъ самыя чудовищныя породы извѣстныхъ намъ млекопитающихъ; въ нѣдрахъ ихъ, можетъ статься, скрываются и моллюски невиданныхъ размѣровъ, ракообразные ужасающаго вида, — напримѣръ, гомары въ сто метровъ или крабы вѣсомъ въ двѣсти тоннъ. Рѣшительно отвергать этого никто не рѣшится. Во времена оны
Но я позволяю себѣ увлекаться мечтами, которыя я, по настоящему, не только не долженъ поддерживать, но обязанъ строго преслѣдовать. Довольно объ этихъ химерахъ, которыя превратились для меня впослѣдствіи въ ужасную дѣйствительность. Повторяю еще разъ, что общественное мнѣніе о „чудовищѣ“ наконецъ установилось и публика допустила безпрекословно существованіе громаднаго животнаго, неимѣющаго ничего общаго съ баснословными морскими змѣями.
Но если одни смотрѣли на это дѣло исключительно съ научной точки зрѣнія, то другіе, люди болѣе положительные, особенно въ Америкѣ и въ Англіи, стояли на томъ, чтобы всенепремѣнно очистить океанъ отъ этого чудовища и обезопасить морскія сообщенія. Промышленные и торговые журналы принимали къ сердцу вопросъ преимущественно съ этой стороны. «Shipping and Mercantile Gazette», «Lloyd», «Paquebot», «Revue maritime et coloniale» — всѣ журналы, преданные страховымъ компаніямъ, которыя грозились возвысить размѣръ своихъ премій, единодушно твердили о необходимости истребленія гиганта, мѣшающаго серьезнымъ интересамъ морской торговли.
Соединеные Штаты отозвались первые на заявленіе общественнаго мнѣнія. Въ Нью-Йоркѣ начали приготовляться къ экспедиціи, назначавшейся для преслѣдованія нарвала. Броненосный фрегатъ „Авраамъ Линкольнъ“, отличавшійся быстротою хода и прочностью постройки, долженъ былъ въ самомъ непродолжительномъ времени выйти въ море. Всѣ арсеналы были открыты для капитана Фаррагюта и капитанъ Фаррагютъ дѣятельно снаряжалъ свой корабль.
Но именно въ то время, когда окончательно было порѣшено преслѣдовать чудовище, это чудовище перестало показываться. Цѣлыхъ два мѣсяца о немъ не было ни слуху, ни духу. Ни одинъ корабль съ нимъ не встрѣтился. Однозубъ какъ будто провѣдалъ о состоявшемся противъ него заговорѣ. Нѣкоторые шутники увѣряли, что коварный нарвалъ перехватилъ какую нибудь телеграмму, въ которой о немъ говорилось (о немъ говорили и въ телеграммахъ!) и принялъ свои мѣры.
И такъ, фрегатъ былъ снаряженъ для далекаго плаванья, снабженъ самыми страшными рыболовными орудіями, а въ какую сторону направлять путь — было неизвѣстно. Нетерпѣніе возрастало съ каждымъ днемъ, съ каждымъ часомъ. Наконецъ, 2 іюля получено было извѣстіе, что пароходъ по линіи отъ Сан-Франциско въ Калифорніи до Шангая три недѣли тому назадъ встрѣтилъ чудовище въ сѣверныхъ моряхъ Тихаго Океана.
Это извѣстіе несказанно всѣхъ взволновало. Капитану Фаррагюту не дали и на двадцать четыре часа отсрочки. Всѣ запасы уже были на кораблѣ, камеры переполнены каменнымъ углемъ, экипажъ въ полномъ составѣ и весь на лицо. Оставалось только затопить печи, развести пары да и отчаливать. Нетерпѣнье было лихорадочное, и теперь не простили бы капитану даже нѣсколькихъ часовъ промедленія, да и самому Фаррагюту хотѣлось поскорѣе выступить въ море.
За три часа до отплытія „Авраама Линкольна“ я получилъ вотъ такое письмо:
„Господину Аронаксу, профессору Парижскаго Музея.
„Милостивый Государь!
„Если вы пожелаете присоединиться къ экспедиціи „Авраама Линкольна“, то правительству Соединенныхъ Штатовъ будетъ очень пріятно видѣть, что Франція въ вашемъ лицѣ приметъ участіе въ нашемъ предпріятіи. Капитанъ Фаррагютъ предоставляетъ въ ваше полное распоряженіе отдѣльную каюту.
„Секретарь морского вѣдомства“.