«Но намъ еще нельзя прекратить анализъ мыслей г. Тимирязева«, — такъ начинаетъ г. Страховъ эту главу. Въ переводѣ на обыкновенный языкъ это значитъ, что г. Страхову еще недостаточно удалось запутать читателя въ совершенно ясномъ по себѣ вопросѣ. И вотъ начинаются новыя старанія найти у меня противорѣчіе тамъ, гдѣ его нѣтъ и слѣда.
Я доказываю, что скрещиваніе не такъ всесильно, какъ утверждаетъ Данилевскій; я отрицаю, напримѣръ, что измѣненія должны исчезать «отъ перваго скрещиванія». Г. Страховъ подхватываетъ: значитъ, по мнѣнію Тимирязева, скрещиваніе не есть препятствіе; значитъ, оно «въ высшей степени полезно»; значитъ, Тимирязевъ впадаетъ въ противорѣчіе, указывая на то, что въ природѣ скрещиваніе бываетъ ограничено различными условіями и что это ограниченіе способствуетъ отбору.
Но всякому понятно, что никакого противорѣчія въ моихъ положеніяхъ не существуетъ. Понятно это и г. Страхову. Онъ очень хорошо знаетъ, какъ я смотрю на отношеніе между отборомъ и скрещиваніемъ; онъ даже самъ приводитъ это мѣсто и досадуетъ, что оно изложено «такъ пространно, такою бойкою, плавною рѣчью». Вотъ оно; «Скрещиваніе и отборъ, — говорю я, — это — два начала, находящіяся въ антагонизмѣ и дѣйствующія одновременно и неизмѣнно. Образованіе новыхъ, формъ идетъ по равнодѣйствующей этихъ двухъ противуположныхъ вліяній, все равно какъ полетъ ядра зависитъ отъ движенія, сообщеннаго ему при выстрѣлѣ, и отъ притяженія земли; ни въ томъ, ни въ другомъ случаѣ мы не можемъ допустить, чтобы явленія находились когда-либо подъ вліяніемъ только одной изъ обусловливающихъ причинъ». Имѣя передъ собой эти строки, г. Страховъ не можетъ не понять, что въ моей статьѣ нѣтъ и тѣни противорѣчія. Отрицая, что скрещиваніе уничтожаетъ результаты отбора, я не отрицаю, что оно ихъ ограничиваетъ, замедляетъ. Скрещиваніе и отборъ — это два борющихся начала. По мнѣнію Данилевскаго, первое безконечно велико, а второе сводится къ нулю. Я же говорю, что противодѣйствіе, оказываемое скрещиваніемъ, всегда величина конечная, а, слѣдовательно, и для дѣйствія отбора всегда остается просторъ, понятно, тѣмъ болѣе широкій, чѣмъ менѣе противодѣйствующая сила. Продолжая высказанную выше параллель, по Данилевскому и г. Страхову выходитъ, что если существуетъ земное притяженіе, то, значитъ, ядро никогда не можетъ вылетѣть изъ пушки. А я говорю, вылетитъ вопреки притяженію, но полетъ его будетъ зависѣть отъ этого притяженія. Дѣло такъ просто, что нѣтъ и мѣста для недоразумѣнія. Такъ же само собою очевидно, что скрещиваніе, разжижая какой-нибудь признакъ, въ то же время распредѣляетъ его на большее число существъ, — это неизбѣжный результатъ всякаго разжиженія: что теряется въ интензивности, то выигрывается въ экстензивности. Въ итогѣ, какъ я уже объяснялъ не разъ, скрещиваніе есть обстоятельство, опредѣляющее, почему естественный отборъ требуетъ для проявленія своихъ результатовъ длиннаго ряда вѣковъ, а искусственный (гдѣ скрещиваніе болѣе ограничено) — только десятковъ лѣтъ. Отсюда же понятно, что чѣмъ болѣе ограничено скрещиваніе въ природѣ, тѣмъ быстрѣе дѣйствіе отбора. Отрицая, что скрещиваніе всесильно, я не имѣю ни малѣйшаго желанія впадать въ противуположный абсурдъ и утверждать что оно безсильно. Г. Страховъ такъ проникся убѣдительностью излюбленнаго довода: «не все — значитъ ничего», что не можетъ скрыть досады, почему и я не разсуждаю такимъ же образомъ. Но отъ меня онъ этого не дождется.
Я не ограничился въ своей критикѣ доказательствомъ несостоятельности разсужденій Данилевскаго, я привожу факты, самымъ очевиднымъ образомъ доказывающіе, что извѣстныя черты организаціи не исчезаютъ не только вслѣдствіе «перваго», но даже и «повтореннаго» скрещиванія. Приводимый мною примѣръ тѣмъ болѣе убѣдителенъ, что всякому понятенъ, и потому именно особенно досаденъ для г. Страхова, всегда разсчитывающаго только на помраченіе своего читателя. Я указываю на историческій носъ Бурбоновъ, который, несмотря на обязательное отсутствіе кровосмѣсительныхъ браковъ, сохранился до восьмого поколѣнія. Въ герцогѣ Немурскомъ еще можно узнать потомка Генриха IV[1]. А, между тѣмъ, въ его жилахъ течетъ только 1/128 доля крови родоначальника. Фактъ становится еще поразительнѣе, если сравнить представителей старшей и младшей линіи, раздѣленныхъ цѣлыми пятнадцатью степенями родства. По мнѣнію г. Страхова, признакъ долженъ исчезать «большею частью» отъ перваго скрещиванія, а вотъ примѣръ, закономъ предписанныхъ и исторіей засвидѣтельствованныхъ, скрещиваній въ семи поколѣніяхъ, не помѣшавшихъ сохраненію такихъ ничтожныхъ признаковъ, какъ горбатый носъ и вообще черты лица[2]. Фактъ налицо; аргументъ тѣмъ и досадливъ, что всякому до очевидности ясенъ; тутъ не помогутъ никакія увертки, никакое крючкотворство, никакое обрубаніе начала и конца чужой фразы или выставленіе противника въ вымышленномъ комическомъ видѣ. У всякаго и руки опустились бы, но не у г. Страхова. Его изобрѣтательность неистощима. Для омраченія читателя всѣ средства хороши; и вотъ къ какимъ прибѣгаетъ онъ на этотъ разъ: «На это возраженіе (т.-е. указаніе на образованіе племенныхъ отличій и сохраненіе, вопреки скрещиванію, носа Бурбоновъ, подбородка Габсбурговъ), — говоритъ г. Страховъ, — уже совершенно основательно отвѣчалъ г. Эльпе». Слѣдуетъ ссылка на соотвѣтствующіе фельетоны Новаго Времени. Наивный читатель спроситъ: почему г. Страховъ, вообще тароватый на выписки, не привелъ во всеобщее назиданіе этого «совершенно основательнаго» возраженія? Для чего понадобилась глухая ссылка на такой малодоступный источникъ, какъ фельетонъ старой газеты? Но въ этомъ и вся новизна полемическаго пріема г. Страхова. Дѣло въ томъ, что въ указанномъ мѣстѣ по главному сюда относящемуся вопросу, т.-е. по вопросу о возможности сохраненія признаковъ, вопреки скрещиванію, никакого возраженія не оказывается. Вотъ что тамъ стоитъ: «Нельзя же считать серьезнымъ курьезныя ссылки на носъ Бурбоновъ или подбородокъ Габсбурговъ». Вотъ и все, и это г. Страховъ называетъ возражать «совершенно основательно»!
Таковъ новый эристическій пріемъ, изобрѣтенный г. Страховымъ, заключающійся въ томъ, чтобы предъявлять аргументъ не наличностью, а, такъ сказать, въ кредитъ.
Для того, чтобы еще болѣе убѣдить читателя въ дѣйствительности возраженія, на которое онъ ссылается, г. Страховъ продолжаетъ, что къ этому «совершенно основательному» возраженію онъ прибавитъ «только общее замѣчаніе» (странная прибавка къ чему-нибудь не существующему). Онъ говоритъ, что сохраненіе характеристическаго носа въ семьѣ Бурбоновъ зависитъ отъ «таинственнаго» морфологическаго процесса, играющаго вообще большую роль во всѣхъ объясненіяхъ Данилевскаго. Что носъ — признакъ морфологическій, а не психическій, — совершенно вѣрно; такъ же вѣрно, какъ и то, что эпитетъ «таинственный» ничего не объясняетъ. Но главное дѣло въ томъ, что я и не поднималъ вопроса о какомъ-нибудь объясненіи наслѣдственности не только «таинственномъ», но и дѣйствительномъ. Дѣло не въ объясненіи, а просто въ самомъ историческомъ фактѣ сохраненія извѣстной формы носа при такихъ условіяхъ, когда, по Данилевскому и г. Страхову, этого не могло быть. Предъидущую главу г. Страховъ заключилъ храбрымъ увѣреніемъ, что, по большей части, «одного скрещиванія» достаточно для того, чтобы уничтожить извѣстный признакъ, а ему приводятъ всѣмъ извѣстный примѣръ сохраненія ничтожнаго признака, несмотря на семь послѣдовательныхъ скрещиваній, т.-е. при наличности всего 1/128 первоначальной крови. Вмѣсто того, чтобы признать обязательную силу этого факта, или, по крайней мѣрѣ, молчать, если не можешь возражать, г. Страховъ начинаетъ метаться во всѣ стороны, прячется за несуществующій аргументъ, схоронившійся будто бы гдѣ-то въ чужомъ фельетонѣ, а для отвлеченія вниманія читателя пускается въ туманныя разсужденія о «таинственной» причинѣ факта, очень хорошо понимая, что не въ причинѣ дѣло, а въ томъ, что самый фактъ, независимо отъ его объясненія, разрушаетъ въ основѣ тѣ голословныя увѣренія о всемогуществѣ скрещиванія, на которыхъ оба они (т.-е. Данилевскій и г. Страховъ) строютъ всѣ свои надежды опровергнуть дарвинизмъ. Но и этого г. Страхову показалось еще мало. Для того, чтобы окончательно затемнить въ глазахъ читателя истинный смыслъ довода, противъ котораго онъ рѣшительно ничего не можетъ возразить, онъ старается придать всему вопросу діаметрально противуположный смыслъ. Онъ пытается окончательно сбить съ толку читателя, отвѣчая мнѣ, какъ будто я утверждалъ, что носъ Бурбоновъ произошелъ «въ силу отбора» (!) и посредствомъ устраненія (!!) скрещиванія»[3], и, отвергнувъ безъ труда эту нелѣпость, прямо противуположную тому, что̀ я говорю, самодовольно выкрикиваетъ: «что и доказать надлежало» и т. д.
Этотъ пріемъ не новъ; вотъ какъ характеризуетъ его Шопенгауэръ[4].
«Уловка 13. Безстыдный фокусъ продѣлывается, когда послѣ нѣсколькихъ вопросовъ, на которые противникъ отвѣтилъ такъ, что отвѣтомъ этимъ нельзя воспользоваться для вывода заключенія, которое мы намѣревались сдѣлать, выставляютъ заключительное положеніе какъ доказанное и выкрикиваютъ ею съ тріумфомъ. Если противникъ застѣнчивъ или тупъ, а самъ обладаешь значительнымъ безстыдствомъ и хорошимъ голосомъ, это весьма можетъ удасться». Г. Страховъ только усовершенствовалъ эту уловку 13; не будучи въ состояніи отразить доводъ противника, онъ опровергаетъ прямо противуположное положеніе (т.-е., въ сущности, побиваетъ себя самого) и выкрикиваетъ при этомъ: что и доказать надлежало!
Показавъ, такимъ образомъ, на примѣрѣ Бурбоновъ, что на первыхъ порахъ скрещиваніе вовсе не такъ всесильно, какъ утверждаетъ Данилевскій, я указываю далѣе, что въ природѣ несомнѣнно существуютъ причины, его ограничивающія (дѣйствовавшія, напримѣръ, при образованіи человѣческихъ племенъ[5]). Наконецъ, я останавливаюсь на несомнѣнныхъ фактахъ, доказывающихъ, что разновидности могутъ уживаться рядомъ не смѣшиваясь и, слѣдовательно не уничтожаясь. При этомъ я указываю на свидѣтельство Дарвина, что онъ неоднократно наблюдалъ это явленіе, и ссылаюсь на факты Негели, доказывающаго это положеніе на многочисленныхъ разновидностяхъ Hieracium. Желая подорвать въ глазахъ своихъ читателей достовѣрность моей ссылки на факты Негели, г. Страховъ ядовито замѣчаетъ: «Итакъ, г. Тимирязевъ, полагая, что въ настоящемъ случаѣ Негели сходится съ Дарвиномъ, нашелъ факты въ его пользу. Какъ странно! Самъ Негели говоритъ объ этомъ слѣдующее»… Далѣе приводится рядъ выписокъ изъ книги Негели, изъ которыхъ читателю понятно только то, что Негели въ чемъ-то не согласенъ съ Дарвиномъ, но въ чемъ именно и на какомъ основаніи, изъ этихъ глухихъ, отрывочныхъ выписокъ, конечно, ничего понять невозможно. На эту выходку г. Страхова я отвѣчу то же, что отвѣчалъ и ранѣе. До того, что говоритъ или думаетъ Негели, мнѣ нѣтъ никакого дѣла; я цѣню только приводимые имъ факты, а г. Страховъ, конечно, не осмѣлится утверждать, что я невѣрно цитирую или объясняю эти факты[6]. Данилевскій и г. Страховъ увѣряютъ, что скрещиваніе всесильно и ведетъ къ сглаживанію всякихъ различій; Дарвинъ говоритъ, что наблюдалъ въ природѣ совмѣстное присутствіе разновидностей, а Негели возводитъ это въ общее правило и подтверждаетъ своими многолѣтними наблюденіями надъ совмѣстнымъ разведеніемъ многочисленныхъ разновидностей Hieracium. Вотъ факты; а до мнѣній Негели, повторяю, мнѣ такъ же мало дѣла, какъ и до его (столь пріятнаго г. Страхову) голословно-самоувѣреннаго отзыва, что дарвинизмъ основательно изслѣдовалъ только «конюшню» и «голубятню», а не «свободную природу»[7]. Театръ дѣятельности обоихъ ученыхъ мнѣ короче знакомъ, чѣмъ г. Страхову. Былъ я и въ Даунѣ, у Дарвина, бывалъ и въ мюнхенскомъ ботаническомъ саду, и могу увѣрить г. Страхова, что сады, поля и рощи, среди которыхъ протекла вся жизнь Дарвина, болѣе походятъ на «свободную природу», чѣмъ нѣсколько десятковъ пыльныхъ грядокъ въ самомъ центрѣ германскихъ Аѳинъ. А если Негели экскурсировалъ въ баварскихъ или даже швейцарскихъ альпахъ, то г. Страхову не безызвѣстно, что Дарвинъ провелъ пять лѣтъ въ кругосвѣтномъ плаваніи, да еще, съ малыхъ лѣтъ, и до, и послѣ путешествія, исходилъ вдоль и поперекъ не одинъ уголокъ Англіи.
Также, я полагаю, мало кого убѣдитъ и ссылка, которою г. Страховъ побѣдоносно заканчиваетъ свою первую статью, — ссылка на Агасиза, отзывавшагося о дарвинизмѣ, что это — «цѣлое болото голословныхъ утвержденій». Стара истина, что брань — только признакъ безсильной злобы. А что Агасизъ самъ съ грустью сознавалъ свое безсиліе передъ побѣдоноснымъ, но не симпатичнымъ ему дарвинизмомъ, объ этомъ мы знаемъ изъ мастерской картинки въ одной изъ лекцій Тиндаля, описавшаго свое свиданіе съ этимъ неутомимымъ наблюдателемъ, но неглубокимъ мыслителемъ, упорно закрывавшимъ глаза передъ очевидностью.
Таково содержаніе этой главы. Тѣ уловки г. Страхова, съ которыми намъ пришлось въ ней познакомиться, краснорѣчиво доказываютъ, какъ жестоко мститъ за себя логика.
На этомъ мѣстѣ г. Страховъ далъ своимъ читателямъ мѣсячный отдыхъ. Переведемъ духъ и мы.
- ↑ По свидѣтельству Гейне, сходство это было замѣтно еще въ дѣтствѣ герцога.
- ↑ Понятно, что въ природѣ случаи такого абсолютнаго устраненія браковъ въ близкихъ степеняхъ родства едва ли существуютъ. Если же и при такихъ, наиболѣе благопріятныхъ для него условіяхъ, скрещиваніе не „всесильно“, то понятно, какіе результаты должны получаться въ естественномъ состояніи, когда существа распредѣляются въ пространствѣ такъ, что браки между близкими степенями крови должны представлять правило, а не исключеніе (см. Опровергнутъ ли дарвинизмъ? Лекціи и рѣчи, стр. 159)
- ↑ Повторяю, что я говорю діаметрально противное — я привожу носъ Бурбоновъ какъ доказательство возможности сохраненія признака, вопреки присутствію скрещиванія, а г Страховъ отвѣчаетъ мнѣ, какъ будто я говорилъ, что носъ сохранялся посредствомъ устраненія скрещиванія.
- ↑ Эристика или искусство спорить. Переводъ кн. Д. Цертелева,
- ↑ Какъ на главную причину (помимо отбора), ограничивающую скрещиваніе, я подробно указываю на то, что возникновеніе всякой новой формы будетъ всегда мѣстное; такъ что не можетъ быть и рѣчи, наприм., о скрещиваніи между всѣми представителями вида (Лекціи и рѣчи, стр. 158—159 и 162).
- ↑ Не касаясь здѣсь мнѣній Негели, такъ какъ это къ дѣлу не относится, замѣчу, что если Негели въ этомъ случаѣ только полагаетъ, что не согласенъ съ Дарвиномъ, то онъ прямо фактически противорѣчитъ Данилевскому и г. Страхову, такъ какъ именно доказываетъ, что въ природѣ скрещиваніе не играетъ той роли, которую ему приписываетъ Данилевскій. Еслибъ г. Страховъ вдумался въ приведенную имъ цитату, то, конечно, припряталъ бы ее подалѣе, а не предъявлялъ бы въ качествѣ аргумента.
- ↑ Гукеръ и Аза-Грей, — о которыхъ справедливо говорятъ, что каждый изъ нихъ видалъ болѣе живыхъ растеній въ ихъ естественной обстановкѣ, чѣмъ кто-либо на землѣ, — совершенно иного мнѣнія о дарвинизмѣ.