Наконецъ, хоть серьезный, идущій къ дѣлу заголовокъ! — воскликнетъ читатель, наскучившій ненужною комическою интермедіей предшествовавшихъ двухъ главъ и не забывшій, въ чемъ заключалось «истинное открытіе» Данилевскаго. Напомню, что, по мнѣнію Данилевскаго и г. Страхова, стоитъ произнести слово «скрещиваніе», чтобы доказать невозможность измѣнчивости существъ, а, слѣдовательно, и дарвинизма. А формулируется это доказательство такъ. Для дарвинизма необходимо, чтобы появившаяся въ числѣ одною недѣлимаго форма сохранилась во всей своей неприкосновенности, въ видѣ чистокровной породы; а такъ какъ это требованіе въ природѣ не осуществимо, то и весь дарвинизмъ построенъ на всевозможности. На это я возражаю: дарвинизмъ ни того (т.-е. происхожденія отъ одного недѣлимаго), ни другого (т.-е. сохраненія чистокровной породы) навязываемаго ему предложенія никогда не дѣлалъ и потому не только возможенъ, но и соотвѣтствуетъ дѣйствительности. Для того, чтобъ успѣшнѣе сбить съ толку неопытнаго читателя, и Данилевскій, и г. Страховъ, прежде всего, стараются увѣрить его, что мой дарвинизмъ не настоящій. Данилевскій увѣрялъ, что я отсталъ отъ Дарвина (который будто бы покаялся въ какихъ-то грѣхахъ, въ которыхъ я продолжаю коснѣть[1], г. Страховъ теперь утверждаетъ, что я зарвался, зашелъ далѣе Дарвина. Такимъ образомъ, я одновременно (и по тому же самому вопросу) и старо- и младо-дарвинистъ. Напомню, что, въ то же время, по категорическому заявленію обоихъ писателей, я самый чистый дарвинистъ, самый точный выразитель мыслей Дарвина. Такъ какъ трехъ взаимно исключающихъ истинъ не бываетъ, то, очевидно, мы имѣемъ здѣсь дѣло съ очень прозрачнымъ діалектическимъ пріемомъ, разсчитаннымъ на то, чтобы морочить бѣднаго читателя.
Но г. Страхову и этого мороченья показалось недостаточно. На нѣсколькихъ страницахъ старается онъ въ комической, по его мнѣнію, формѣ изобразить, съ моихъ будто бы словъ, то удрученное состояніе, въ которомъ я находился при чтеніи книги Данилевскаго, пока, наконецъ, на ея 126 страницѣ не нашелъ лазейки, при помощи которой увидалъ возможность улизнуть отъ его сокрушающей діалектики. Тѣ, кто читалъ мою статью, знаютъ, что этого нѣтъ на дѣлѣ. Я говорю, что читатель умышленно выдерживается Данилевскимъ въ удрученномъ состояніи, подъ впечатлѣніемъ, будто его пѣшка о сирени дѣйствительно уничтожаетъ дарвинизмъ, пока на стр. 126 не усматриваетъ, что она не только такого грознаго, но и вообще значенія не имѣетъ. Что я не могъ очутиться въ положеній этого читателя, я прямо заявляю, и для г. Страхова это ясно до очевидности, — онъ это доказываетъ всею своею главой «Нѣчто объ открытіяхъ». Вѣдь, я показалъ, и г. Страховъ долженъ былъ сознаться, что эти аргументы Данилевскаго уже были высказаны гораздо ранѣе; слѣдовательно, они могли озадачить неопытнаго читателя, могли показаться «истиннымъ открытіемъ» г. Страхову, но не мнѣ, знакомому съ литературой своего предмета. Г. Страховъ все это очень хорошо знаетъ, но какое ему до этого дѣло? Конечно, иной читатель и не повѣритъ ему, чтобы я, уже писавшій о дарвинизмѣ, когда Данилевскій, по его собственному заявленію, еще не читалъ книги Дарвина, сталъ учиться дарвинизму по пресловутой книжкѣ Данилевскаго. Но, можетъ быть, найдется и такой простакъ, который и повѣритъ, — г. Страховъ не брезгуетъ даже самымъ скромнымъ элементомъ успѣха. Если я указываю на страницу 126, то для того только, чтобы подкрѣпить самое тяжкое изъ обвиненій, которое я возвожу на Данилевскаго. Я говорю, что пріемъ, употребляемый имъ въ этой самой существенной части его книги, — пріемъ адвоката, неразборчиваго на средства убѣжденія, — недостоинъ безпристрастнаго изслѣдователя. Не будь этой 126 страницы, можно было бы подумать, что Данилевскій самъ ослѣпленъ и вѣритъ во всемогущество своей аргументаціи; но здѣсь онъ обнаруживаетъ ея слабость и спѣшитъ отвлечь вниманіе читателя обѣщаніемъ поправить дѣло въ одной изъ позднѣйшихъ главъ, — обѣщаніемъ, котораго, конечно, также не выполняетъ[2]. Сознавая самъ, что его доводу цѣна грошъ, Данилевскій, тѣмъ не менѣе, на ста слишкомъ страницахъ выдаетъ его читателямъ за цѣлковый, распространяясь о томъ, какой онъ звонкій да блестящій. Эта роковая страница обличаетъ, что онъ вѣдалъ, что творилъ, и вполнѣ оправдываетъ мой суровый приговоръ.
Не стану утомлять читателя разоблаченіемъ всѣхъ изворотовъ, къ какимъ прибѣгаетъ г. Страховъ для того, чтобы спасти безнадежную аргументацію Данилевскаго, тѣмъ болѣе, что вскорѣ снова придется вернуться къ этому вопросу[3]. Укажу, по этому поводу, на характеристическую особенность изложенія г. Страхова. Въ одномъ мѣстѣ своей статьи онъ обвиняетъ меня въ томъ, что мысль у меня «движется капризными извилинами». Конечно, всякому чужой грѣхъ виднѣе, такъ и мнѣ представляется, что безконечная канитель его мысли тянется постоянно возвращающимися на себя петлями и узлами, вслѣдствіе чего десятки разъ приходится возвращаться къ точкѣ отправленія и, къ явной досадѣ читателя, повторяться.
Такъ и здѣсь: я снова вынужденъ повторить, что уже сказалъ выше. Несостоятельность воззрѣнія Данилевскаго ясна для всякаго, кто не хочетъ закрывать глаза, затыкать уши. Онъ говоритъ, что въ природѣ не можетъ составиться чистокровной породы, — значитъ, не можетъ сохраниться и какой бы то ни было степени крови. Все та же аргументація: NN не богачъ — значитъ, онъ нищій. Не все — значитъ ничего. Г. Страхову, въ качествѣ философа, было бы неловко защищать такія заключенія въ общей логической формѣ, но онъ не отказывается отъ ихъ примѣненія къ фактамъ реальной дѣйствительности и, какъ всегда, заканчиваетъ главу голословнымъ, но невозмутимо-смѣлымъ заявленіемъ, что «измѣненіе должно исчезнуть не только отъ повтореннаго, а даже большею частью отъ перваго скрещиванія[4]. Нѣтъ г. Страхову не удается увѣрить кого-нибудь, что, какъ общее правило, дѣти должны не походить на родителей. Впрочемъ, къ этому вопросу, какъ я только что сказалъ, я скоро вернусь по поводу крайне непріятнаго г. Страхову носа Бурбоновъ.
Да, логика мститъ за себя жестоко: тѣхъ, кто разъ рѣшился противъ нея возстать, она вынуждаетъ храбро отрицать даже ежедневный опытъ.
- ↑ Это обвиненіе, какъ я показалъ, происходитъ отъ того, что Данилевскій извращаетъ текстъ Дарвина, приводя конецъ фразы безъ ея начала.
- ↑ И этотъ непріятный для него эпизодъ г. Страховъ также благоразумно предаетъ забвенію.
- ↑ Не могу не указать на одинъ изъ типическихь образчиковъ этой изворотливости г. Страхова. Въ этой главѣ, на страницѣ 107, приводится такая фраза: „Отношеніе, — говоритъ г. Тимирязевъ, — осталось то же; эти десять тысячъ также тонутъ въ милліардѣ, какъ прежняя единица“, — и тотчасъ дѣлается изъ нея выгодное для г. Страхова заключеніе. Но г. Страховъ скрылъ отъ читателей, что передъ фразой „отношеніе и т. д.“ у меня стоятъ слова: „Но, конечно, возразятъ“, а тотчасъ послѣ фразы идетъ ея опроверженіе. Такимъ образомъ, возраженіе, которое я дѣлаю себѣ отъ имени предполагаемыхъ противниковъ и тотчасъ же опровергаю, г. Страховъ выдаетъ за мое собственное мнѣніе, и пользуется этимъ въ своихъ цѣляхъ. И это называется добросовѣстной полемикой!
- ↑ Только-что мы видѣли примѣръ передачи шестого пальца потомству, имѣющему всего 1/32 долю крови шести-палаго прародителя.