Анна Каренина (Толстой)/Часть III/Глава XXVIII/ДО
| ← Часть III, глава XXVII | Анна Каренина — Часть III, глава XXVIII | Часть III, глава XXIX → |
| Источникъ: Левъ Толстой. Анна Каренина. — Москва: Типо-литографія Т-ва И. Н. Кушнеровъ и К°, 1903. — Т. I. — С. 428—433. |
Левину невыносимо скучно было въ этотъ вечеръ съ дамами: его, какъ никогда прежде, волновала мысль о томъ, что то недовольство хозяйствомъ, которое онъ теперь испытывалъ, есть не исключительное его положеніе, а общее условіе, въ которомъ находится дѣло въ Россіи, что устройство какого-нибудь такого отношенія рабочихъ, гдѣ бы они работали, какъ у мужика на половинѣ дороги, есть не мечта, а задача, которую необходимо рѣшить. И ему казалось, что задачу эту можно рѣшить и должно попытаться это сдѣлать.
Простившись съ дамами и обѣщавъ пробыть завтра еще цѣлый день, съ тѣмъ чтобы вмѣстѣ ѣхать верхомъ осматривать интересный провалъ въ казенномъ лѣсу, Левинъ передъ сномъ зашелъ въ кабинетъ хозяина, чтобы взять книги о рабочемъ вопросѣ, которыя Свіяжскій предложилъ ему. Кабинетъ Свіяжскаго была огромная комната, обставленная шкапами съ книгами и съ двумя столами — однимъ массивнымъ письменнымъ, стоявшимъ посрединѣ комнаты, и другимъ круглымъ, уложеннымъ звѣздою вокругъ лампы послѣдними нумерами газетъ и журналовъ на разныхъ языкахъ. У письменнаго стола была стойка съ обозначенными золотыми ярлыками ящиками различного рода дѣлъ.
Свіяжскій досталъ книги и сѣлъ въ качающееся кресло.
— Что это вы смотрите? — сказалъ онъ Левину, который, остановившись у круглаго стола, переглядывалъ журналы. — Ахъ, да, тутъ очень интересная статья, — сказалъ Свіяжскій про журналъ, который Левинъ держалъ въ рукахъ. — Оказывается, — прибавилъ онъ съ веселымъ оживленіемъ, — что главнымъ виновникомъ раздѣла Польши былъ совсѣмъ не Фридрихъ. Оказывается…
И онъ со свойственною ему ясностью разсказалъ вкратцѣ эти новыя, очень важныя и интересныя открытія. Несмотря на то, что Левина занимала теперь больше всего мысль о хозяйствѣ, онъ, слушая хозяина, спрашивалъ себя: „Что тамъ въ немъ сидитъ? И почему, почему ему интересенъ раздѣлъ Польши?“ Когда Свіяжскій кончилъ, Левинъ невольно спросилъ: — Ну такъ что же? — Но ничего не было. Было только интересно то, что „оказывалось“. Но Свіяжскій не объяснилъ и не нашелъ нужнымъ объяснить, почему это было ему интересно.
— Да, но меня очень заинтересовалъ сердитый помѣщикъ, — вздохнувъ сказалъ Левинъ. — Онъ уменъ и много правды говорилъ.
— Ахъ, подите! Закоренѣлый тайный крѣпостникъ, какъ они всѣ! — сказалъ Свіяжскій.
— Коихъ вы предводитель…
— Да, только я ихъ предводительствую въ другую сторону, — смѣясь сказалъ Свіяжскій.
— Меня очень занимаетъ вотъ что, — сказалъ Левинъ. — Онъ правъ, что дѣло наше, то-есть раціонального хозяйства, не идетъ, что идетъ только хозяйство ростовщическое, какъ у этого тихонькаго, или самое простое… Кто въ этомъ виноватъ?
— Разумѣется, мы сами. Да и потомъ неправда, что оно не идетъ. У Васильчикова идетъ.
— Заводъ…
— Но я все-таки не знаю, что васъ удивляетъ. Народъ стоить на такой низкой степени и матеріальнаго, и нравственнаго развитія, что очевидно онъ долженъ противодѣйствовать всему, что ему нужно. Въ Европѣ раціональное хозяйство идетъ потому, что народъ образованъ; стало быть, у насъ надо образовать народъ, — вотъ и все.
— Но какъ же образовать народъ?
— Чтобы образовать народъ, нужны три вещи: школы, школы и школы.
— Но вы сами сказали, что народъ стоитъ на низкой степени матеріальнаго развитія: чѣмъ же тутъ помогутъ школы?
— Знаете, вы напоминаете мнѣ анекдотъ о совѣтахъ больному: „вы бы попробовали слабительное. Давали: хуже. Попробуйте піявки. Пробовали: хуже. Ну такъ ужъ только молитесь Богу. Пробовали: хуже“. Такъ и мы съ вами. Я говорю политическая экономія, вы говорите — хуже. Я говорю соціализмъ — хуже. Образованіе — хуже.
— Да чѣмъ же помогутъ школы?
— Дадутъ ему другія потребности.
— Вотъ этого я никогда не понималъ, — съ горячностью возразилъ Левинъ. — Какимъ образомъ школы помогутъ народу улучшить свое матеріальное состояніе? Вы говорите: школы, образованіе дадутъ ему новыя потребности. Тѣмъ хуже, потому что онъ не въ силахъ будетъ удовлетворить имъ. А какимъ образомъ знанія сложенія и вычитанія и катехизиса помогутъ ему улучшить свое матеріальное состояніе, я никогда не могъ понять. Я третьяго дня вечеромъ встрѣтилъ бабу съ груднымъ ребенкомъ и спросилъ ее, куда она идетъ. Она говоритъ: „къ бабкѣ ходила, на мальчика крикса напала, такъ носила лѣчить“. Я спросилъ: „какъ бабка лѣчитъ криксу?“ — „Ребеночка къ курамъ на нашестъ сажаетъ и приговариваетъ что-то“.
— Ну вотъ, вы сами говорите! Чтобы она не носила лѣчить криксу на нашестъ, для этого нужно… — весело улыбаясь, сказалъ Свіяжскій.
— Ахъ, нѣтъ! — съ досадой сказалъ Левинъ, — это лѣченіе для меня только подобіе лѣченія народа школами. Народъ бѣденъ и необразованъ — это мы видимъ такъ же вѣрно, какъ баба видитъ криксу, потому что ребенокъ кричитъ. Но почему отъ этой бѣды — бѣдности и необразованія — помогутъ школы, такъ же непонятно, какъ непонятно, почему отъ криксы помогутъ куры на нашестѣ. Надо помочь тому, отъ чего онъ бѣденъ.
— Ну, въ этомъ вы по крайней мѣрѣ сходитесь со Спенсеромъ, котораго вы такъ не любите; онъ говоритъ тоже, что образованіе можетъ быть слѣдствіемъ большого благосостоянія и удобства жизни, частыхъ омовеній, какъ онъ говоритъ, но не умѣнія читать и считать…
— Ну вотъ, я очень радъ или, напротивъ, очень не радъ, что сошелся со Спенсеромъ; только это я давно знаю. Школы не помогутъ, а поможетъ такое экономическое устройство, при которомъ народъ будетъ богаче, будетъ больше досуга, — и тогда будутъ и школы.
— Однако во всей Европѣ теперь школы обязательны.
— А какъ же вы сами согласны въ этомъ со Спенсеромъ? — спросилъ Левинъ.
Но въ глазахъ Свіяжскаго мелькнуло выраженіе испуга, и онъ улыбаясь сказалъ:
— Нѣтъ, эта крикса превосходна! Неужели вы сами слышали?
Левинъ видѣлъ, что такъ и не найдетъ онъ связи жизни этого человѣка съ его мыслями. Очевидно, ему совершенно было все равно, къ чему приведетъ его разсужденіе; ему нуженъ былъ только процессъ разсужденія. И ему непріятно было, когда процессъ разсужденія заводилъ его въ тупой переулокъ. Этого только онъ не любилъ и избѣгалъ, переводя разговоръ на что-нибудь пріятно-веселое.
Всѣ впечатлѣнія этого дня, начиная съ впечатлѣнія мужика на половинѣ дороги, которое служило какъ бы основнымъ базисомъ всѣхъ нынѣшнихъ впечатлѣній и мыслей, сильно взволновали Левина. Этотъ милый Свіяжскій, держащій при себѣ мысли только для общественнаго употребленія и очевидно имѣющій другія какія-то, тайныя для Левина, основы жизни, — вмѣстѣ съ тѣмъ онъ, съ толпой, имя которой легіонъ, руководящій общественнымъ мнѣніемъ посредствомъ чуждыхъ ему мыслей; этотъ озлобленный помѣщикъ, совершенно правый въ своихъ разсужденіяхъ, вымученныхъ жизнью, но неправый своимъ озлобленіемъ къ цѣлому классу и самому лучшему классу Россіи; собственное недовольство своею дѣятельностью и смутная надежда найти поправку всему этому, — все это сливалось въ чувство внутренней тревоги и ожиданія близкаго разрѣшенія.
Оставшись въ отведенной ему комнатѣ, лежа на пружинномъ тюфякѣ, подкидывавшемъ неожиданно при каждомъ движеніи его руки и ноги, Левинъ долго не спалъ. Ни одинъ разговоръ со Свіяжскимъ, хотя и много умнаго было сказано имъ, не интересовалъ Левина; но доводы помѣщика требовали обсужденія. Левинъ невольно вспоминалъ всѣ его слова и поправлялъ въ своемъ воображеніи то, что онъ отвѣчалъ ему.
„Да, я долженъ былъ сказать ему: вы говорите, что хозяйство наше не идетъ потому, что мужикъ ненавидитъ всѣ усовершенствованія и что ихъ надо вводить властью; но, если бы хозяйство совсѣмъ не шло безъ этихъ усовершенствованій, вы бы были правы; но оно идетъ только тамъ, гдѣ рабочій дѣйствуетъ сообразно со своими привычками, какъ у старика на половинѣ дороги. Ваше и наше общее недовольство хозяйствомъ доказываетъ, что виноваты мы, а не рабочіе. Мы давно уже ломиимъ по-своему, по-европейски, не спрашиваясь о свойствахъ рабочей силы. Попробуемъ признать рабочую силу не идеальною рабочею силой, а русскимъ мужикомъ съ его инстинктами и будемъ устраивать сообразно съ этимъ хозяйство. Представьте себѣ, долженъ бы я былъ сказать ему, что у васъ хозяйство ведется, какъ у старика, что вы нашли средство заинтересовать рабочихъ въ успѣхѣ работы и нашли ту же середину въ усовершенствованіяхъ, которую они признаютъ, и вы, не истощая почвы, получите вдвое, втрое противъ прежняго. Раздѣлите пополамъ, отдайте половину рабочей силѣ; та разность, которая вамъ останется, будетъ больше, и рабочей силѣ достанется больше. А чтобы сдѣлать это, надо спустить уровень хозяйства и заинтересовать рабочихъ въ успѣхѣ хозяйства. Какъ это сдѣлать, это вопросъ подробностей; но несомнѣнно, что это возможно“.
Мысль эта привела Левина въ сильное волненіе. Онъ не спалъ половину ночи, обдумывая подробности для приведенія мысли въ исполненіе. Онъ не сбирался уѣзжать на другой день, но теперь рѣшилъ, что уѣдетъ рано утромъ домой. Кромѣ того, эта свояченица съ вырѣзомъ въ платьѣ производила въ немъ чувство, подобное стыду и раскаянію въ совершонномъ дурномъ поступкѣ. Главное же — ему нужно было ѣхать, не откладывая: надо успѣть предложить мужикамъ новый проектъ, прежде чѣмъ посѣяно озимое, съ тѣмъ чтобы сѣять его уже на новыхъ основаніяхъ. Онъ рѣшилъ перевернуть все прежнее хозяйство.