свободный трудъ, и формы его опредѣлены и готовы и надо брать ихъ. Батракъ, поденный, фермеръ — и изъ этого вы не выйдете.
— Но Европа недовольна этими формами.
— Недовольна и ищетъ новыхъ. И найдетъ вѣроятно.
— Я про то только и говорю, — отвѣчалъ Левинъ. — Почему же намъ не искать съ своей стороны?
— Потому что это все равно, что придумывать вновь пріемы для постройки желѣзныхъ дорогъ. Они готовы, придуманы.
— Но если они намъ не приходятся, если они глупы? — сказалъ Левинъ.
И опять онъ замѣтилъ выраженіе испуга въ глазахъ Свіяжскаго.
— Да, это: мы шапками закидаемъ, мы нашли то, чего ищетъ Европа! Все это я знаю, но, извините меня, вы знаете ли все, что сдѣлано въ Европѣ по вопросу объ устройствѣ рабочихъ?
— Нѣтъ, плохо.
— Этотъ вопросъ занимаетъ теперь лучшіе умы въ Европѣ. Шульце-Деличевское направленіе… Потомъ вся эта громадная литература рабочаго вопроса, самаго либеральнаго, Лассолевскаго направленія… Мильгаузенское устройство — это уже фактъ, вы вѣрно знаете.
— Я имѣю понятіе, но очень смутное.
— Нѣтъ, вы только говорите, вы вѣрно знаете все это не хуже меня. Я, разумѣется, не соціальный профессоръ, но меня это интересовало, и, право, если васъ интересуетъ, вы займитесь.
— Но къ чему же они пришли?
— Виноватъ…
Помѣщики встали, и Свіяжскій, опять остановивъ Левина въ его непріятной привычкѣ заглядывать въ то, что́ сзади пріемныхъ комнатъ его ума, пошелъ провожать своихъ гостей.
Левину невыносимо скучно было въ этотъ вечеръ съ дамами: его, какъ никогда прежде, волновала мысль о томъ, что то
