| Воздушный шаръ «Жаворонокъ». |
| 1-го апрѣля, 2848. |
— Ну, дорогой другъ, въ наказаніе за ваши грѣхи извольте поскучать надъ длиннымъ болтливымъ письмомъ. Да, предупреждаю васъ, въ наказаніе за всѣ ваши продерзости письмо будетъ до нельзя скучнымъ, многорѣчивымъ, безсвязнымъ и безтолковымъ. Къ тому же я изнываю на грязномъ воздушномъ шарѣ, съ компаніей человѣкъ въ сто или двѣсти всякой canaille, предпринявшей это путешествіе ради удовольствія (удивительныя понятія объ удовольствіи у нѣкоторыхъ людей), и по крайней мѣрѣ, въ теченіе мѣсяца не прикоснусь къ terra firma. Не съ кѣмъ поговорить. Нечего дѣлать. Кому нечего дѣлать, тому есть время переписываться съ друзьями. Итакъ, вы видите, почему мнѣ вздумалось писать вамъ — причина тому моя ennui и ваши грѣхи.
Итакъ, надѣвайте очки и приготовляйтесь скучать. Я буду писать вамъ каждый день, въ теченіе этого проклятаго путешествія.
Охъ! Ужели изобрѣтеніе никогда не зародится подъ человѣческимъ черепомъ. Ужели мы навсегда обречены на безчисленныя неудобства воздушнаго шара? Ужели никто не придумаетъ болѣе удобнаго способа передвиженія? Это путешествіе черепашьимъ шагомъ — истинная пытка. Представьте себѣ, мы пролетаемъ не болѣе сотни миль въ часъ. Даже птицы обгоняютъ насъ, по крайней мѣрѣ, нѣкоторыя. Увѣряю васъ, я ничуть не преувеличиваю. Конечно, наше движеніе кажется еще медленнѣе, чѣмъ оно есть на самомъ дѣлѣ, потому что у насъ нѣтъ масштаба для опредѣленія нашей скорости; къ тому же мы летимъ по вѣтру. Когда намъ попадается на встрѣчу воздушный шаръ, мы имѣемъ возможность опредѣлить скорость своего движенія и убѣждаемся, что дѣло идетъ довольно сносно. Не смотря на привычку къ этому способу передвиженія, я все-таки каждый разъ испытываю легкое головокруженіе, когда встрѣчный шаръ пролетаетъ какъ разъ надъ нашими головами. Онъ всегда кажется мнѣ огромной хищной птицей, готовой броситься на насъ и унести въ своихъ когтяхъ. Одинъ пролетѣлъ сетодня на разсвѣтѣ, такъ близко надъ нами, что задѣлъ своимъ канатомъ за сѣтку, которая поддерживаетъ нашу корзину, и не на шутку испугалъ насъ. Нашъ капитанъ говоритъ, что если бы шаръ былъ устроенъ изъ предательскаго пропитаннаго лакомъ «шелка», который употреблялся пятьсотъ или тысячу лѣтъ тому назадъ, мы неминуемо потерпѣли бы крушеніе. Этотъ шелкъ, по его словамъ, приготовлялся изъ внутренностей какого-то земляного червя. Червя откармливали тутовыми ягодами, — нѣчто въ родѣ арбуза — а затѣмъ, когда онъ дѣлался достаточно жирнымъ, толкли въ ступкѣ. Получавшееся такимъ образомъ тѣсто называлось папирусомъ и, подвергнутое цѣлому ряду операцій, превращалось въ «шелкъ». Странно, что этотъ послѣдній считался весьма цѣннымъ матеріаломъ для женскихъ нарядовъ. Изъ него же устраивались обыкновенно воздушные шары. Впослѣдствіи былъ найденъ матеріалъ лучшаго качества. Онъ добывался изъ пушка на плодахъ растенія, называемаго ботаниками Euphorbium, а въ то время извѣстнаго подъ именемъ «Молочая». Этотъ послѣдній сортъ шелка назывался букингамъ, по причинѣ своей прочности, и пропитывался растворомъ каучука — вещества, которое въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ напоминаетъ современную гуттаперчу. Этотъ каучукъ назывался также резинкой или гумиластикомъ и, безъ сомнѣнія, принадлежалъ къ разряду грибовъ. Говорите послѣ этого, что я плохой антикварій!
Кстати о канатахъ. — Кажется, въ эту самую минуту, нашъ канатъ сбросилъ за бортъ человѣка съ одного изъ маленькихъ электрическихъ судовъ, которыми кишитъ океанъ подъ, нами.
Эта шлюпка въ шесть тысячъ тоннъ, повидимому, до безобразія переполнена пассажирами. Слѣдовало бы запретить принимать на такія маленькія суда болѣе опредѣленнаго числа людей. Разумѣется, этому господину не позволили снова взойти на судно, и вскорѣ онъ исчезъ изъ вида вмѣстѣ съ своимъ спасательнымъ снарядомъ. Я радуюсь, дорогой другъ, что мы живемъ въ такомъ просвѣщенномъ вѣкѣ, когда личность ставится ни во что. Человѣчество должно заботиться только о массахъ. Кстати о человѣчествѣ. Извѣстно-ли вамъ, что идеи нашего безсмертнаго Виггнса о соціальномъ устройствѣ вовсе не такъ оригинальны, какъ думаютъ его современники. Пундитъ увѣряетъ меня, что тѣ же самые взгляды были высказаны болѣе тысячи лѣтъ тому назадъ Ирландскимъ философомъ Фурье. Вы знаете, Пундитъ не можетъ ошибаться. Такъ съ каждымъ днемъ подтверждается глубокое замѣчаніе Индуса Аріесъ-тоттля (цитированное Пундитомъ) — «и такъ мы должны согласиться, что не однажды, не дважды, не нѣсколько разъ, а почти безконечно повторяются въ человѣчествѣ однѣ и тѣ же идеи».
2-го апрѣля. Переговаривались сегодня съ электрическимъ катеромъ, станціей плавучаго телеграфа. Говорятъ, что когда Моржъ впервые изобрѣлъ этотъ телеграфъ, никто не вѣрилъ возможности проложить проволоки по морю. А теперь мы не въ силахъ понять, въ темъ тутъ могло быть затрудненіе. Такъ измѣняется міръ. Tempora mutantur — простите мнѣ эту Этрусскую цитату! Что бы мы стали дѣлать безъ атлантическаго телеграфа. Мы остановились на нѣсколько минутъ разспросить катеръ и узнали въ числѣ прочихъ пріятныхъ новостей, что гражданская война свирѣпствуетъ въ Африкѣ, а чума успѣшно опустошаетъ Юропу и Эйшеръ. Не удивительно, что въ эпоху, не озаренную свѣтомъ истинной философіи, люди считали войну и моровую язву бѣдствіями. Знаете-ли вы, что въ древнихъ храмахъ молились объ избавленіи человѣчества отъ этихъ бѣдствій (!).
Трудно понять, какимъ принципомъ руководствовались наши предки. Повидимому, они не понимали въ своей слѣпотѣ, что истребленіе миріадъ отдѣльныхъ личностей прямая выгода для массы!
3-го апрѣля. Истинное удовольствіе взобраться по веревочной лѣстницѣ на верхушку шара, и оттуда обозрѣвать окружающій міръ. Въ корзинѣ вашъ кругозоръ стѣсненъ; вы не видите, что дѣлается наверху, но здѣсь (гдѣ я пишу въ настоящую минуту), на верхушкѣ шара, вы можете видѣть съ роскошно меблированной площадки все, что происходитъ вокругъ по всѣмъ направленіямъ. Въ настоящую минуту воздухъ кишитъ аэростатами, которые представляютъ очень оживленную картину; отовсюду доносится гулъ милліонъ человѣческихъ голосовъ. Говорятъ, что когда Желтый или Фіолетовый (какъ называетъ его Пундитъ), котораго считаютъ первымъ аэронавтомъ, доказывалъ возможность плавать въ атмосферѣ по всѣмъ направленіямъ, поднимаясь и опускаясь, пока не попадется благопріятное теченіе, — современники не хотѣли его слушать. Они считали его талантливымъ безумцемъ, потому что тогдашніе философы (!) признали его мысль неосуществимой. Мы же рѣшительно не въ состояніи понять, какимъ образомъ такая простая вещь могла ускользнуть отъ проницательности тогдашнихъ savants. Но во всѣ времена развитіе знаній встрѣчало сильнѣйшія препятствія со стороны такъ называемыхъ людей науки. Конечно, наши ученые не такіе рутинеры. О! я могу разсказать вамъ презабавныя вещи на эту тему. Знаете-ли вы, что не болѣе тысячи лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ метафизики согласились признать нелѣпымъ странное мнѣніе, отяготѣвшее надъ умами тогдашнихъ людей, — будто есть только два возможныхъ пути къ постиженію Истины. Можете вы этому повѣрить? — Повидимому, дѣло происходило такъ. Давно, давно, въ незапамятныя времена, жилъ турецкій (а можетъ быть индѣйскій) философъ Аріесъ Тоттль. Этотъ господинъ ввелъ, или, по крайней мѣрѣ, пропагандировалъ такъ называемый дедуктивный или апріорный методъ изслѣдованія. Исходнымъ пунктомъ для него служили такъ называемыя аксіомы, или «очевидныя истины», изъ которыхъ онъ «логически» выводилъ слѣдствія. Главные его послѣдователи были: нѣкто Невклидъ и нѣкто Кантъ. Аріесъ Тоттль неограниченно господствовало, надъ умами, до появленія нѣкоего Гогга, который предложилъ совершенно противуположную систему, названную имъ индуктивной или à posteriori. Она основывалась на ощущеніяхъ. Гоггъ совѣтовалъ наблюдать, анализировать и классифицировать факты — Insantia rerum, какъ ихъ вычурно называли — постепенно переходя къ общимъ законамъ. Короче сказать, система Аріесъ Тоттля основывалась на noumena; система Гогга на phenomena. Эта послѣдняя система возбудила при своемъ появленіи такой восторгъ, что Аріесъ Тоттль на время потерялъ кредитъ, но въ концѣ концовъ возвратилъ утраченное значеніе и раздѣлялъ владычество въ царствѣ истины съ своимъ соперникомъ. Ученые рѣшили, что Аристотелевскій и Баконовскій методы — единственные возможные пути къ познанію истины. «Баконовскій» — тоже что «Гогговскій»: первое прилагательное чаще употребляется, какъ болѣе благозвучное и внушительное.
Могу васъ увѣрить, дорогой другъ, что я излагаю исторію этого предмета на основаніи безусловно надежныхъ авторитетовъ. Вы сами понимаете, что такое очевидно нелѣпое мнѣніе должно было страшно тормозить развитіе истиннаго знанія, — которое почти всегда подвигается впередъ интуитивно, скачками.
Напротивъ, древній методъ заставлялъ изслѣдованіе двигаться ползкомъ; и въ теченіе многихъ столѣтій увлеченіе выше означенными методами, въ особенности Гогговскимъ, было такъ велико, что въ сущности прекратилось всякое мышленіе, заслуживающее этого названія. Никто не смѣлъ высказать истину, если былъ обязанъ ею только собственному духу. Если даже эта истина была очевидно истиной, — ее отвергали: тогдашніе тупоголовые savants смотрѣли только на путь, которымъ она была достигнута. Они не хотѣли даже взглянуть на цѣль. — «Средство»! восклицали они, — покажите намъ средство! И если средства не подходили подъ категорію Аріеса (т. е. Барана), ни подъ категорію Гогга, то этого было довольно: тогдашніе savants называли «теоретика» глупцомъ и знать не хотѣли ни его, ни его истины.
Между тѣмъ, ихъ пресмыкающаяся система не могла добраться до истины даже въ теченіе многихъ вѣковъ, такъ какъ устраняла воображеніе, а это зло не возмѣщалось надежностью древнихъ методовъ изслѣдованія. Ошибка этихъ Гурманцевъ, этихъ Ранцузовъ, этихъ Ангельчанъ, этихъ Амрикановъ (послѣдніе, между прочимъ, наши прямые предки) совершенно тождественна съ ошибкой мудреца, который вообразилъ бы, что чѣмъ ближе онъ поднесетъ предметъ къ глазамъ, тѣмъ лучше его разсмотритъ. Эти господа ослѣпляли себя деталями. Когда они разсуждали по Гогговски — ихъ «факты» далеко не всегда были фактами — вещь сама но себѣ не важная, если бъ не предполагалось что они были фактами, и должны быть фактами, потому что казались таковыми. Когда же они разсуждали по методу Барана, ихъ путь врядъ-ли былъ прямѣе бараньяго рога, потому что у нихъ не было ни одной аксіомы, которая въ дѣйствительности была бы аксіомой. Только крайняя слѣпота мѣшала имъ замѣтить это, потому что, уже въ ихъ время многія изъ «установленныхъ» аксіомъ были отвергнуты. Напримѣръ: «ex nihilo nihil fit; «тѣло не можетъ дѣйствовать тамъ, гдѣ его нѣтъ»; «существованіе антиподовъ невозможно»; «тьма не можетъ образоваться изъ свѣта», всѣ эти, и десятки другихъ подобныхъ положеній, считавшихся въ началѣ безспорными аксіомами, были признаны не состоятельными уже въ ту эпоху, о которой я говорю. Какимъ абсурдомъ является послѣ этого ихъ упорная вѣра въ «аксіомы», какъ въ незыблемыя основы Истины! Но даже въ сочиненіяхъ ихъ сильнѣйшихъ мыслителей не трудно найти доказательства пустоты и безсодержательности ихъ пресловутыхъ аксіомъ. Кто былъ ихъ сильнѣйшій логикъ? Позвольте, пойду спрошу Пундита, и сейчасъ вернусь… Вотъ она! Эта книга написана почти тысячу лѣтъ тому назадъ, и переведена недавно съ англійскаго языка, который, замѣчу мимоходомъ, былъ, если не ошибаюсь, зародышемъ Амриканскаго. Пунднтъ увѣряетъ, что это умнѣйшій изъ древнихъ трактатовъ по логикѣ. Авторъ его (пользовавшійся въ свое время большою извѣстностью) нѣкто Миллеръ или Милль. Но заглянемъ въ трактатъ!
Ага! «Представимость или непредставимость», — говоритъ мистеръ Милль, «отнюдь не можетъ считаться критеріумомъ несомнѣнной истины». Какой здравомыслящій человѣкъ нашего времени вздумаетъ оспаривать этотъ труизмъ? Можно только удивляться, почему мистеръ Милль счелъ необходимымъ высказать такую очевидную вещь. Пока все обстоитъ благополучно. Но повернемъ страницу. Что мы на ней находимъ? «Взаимныя противорѣчія не могутъ быть оба истинны», т. е. не могутъ совмѣстно существовать въ дѣйствительности. Мистеръ Милль подразумѣваетъ подъ этимъ, что, напримѣръ, дерево можетъ быть или деревомъ или не деревомъ, а отнюдь не можетъ быть разомъ деревомъ и не деревомъ. Очень хорошо; но я спрашиваю почему? Онъ отвѣчаетъ — и никакого другого отвѣта не даетъ, «такъ какъ невозможно представить себѣ, чтобы два взаимно исключающія положенія были оба истинными». Но это вовсе не отвѣтъ, ибо самъ же онъ только что высказалъ труизмъ: «представимость или не представимость отнюдь не могутъ считаться критеріумомъ очевидной истины».
Но меня возмущаетъ не столько логика этихъ древнихъ ученыхъ, логика, по ихъ же сознанію, безпочвенная, несостоятельная и фантастическая — сколько нелѣпое и торжественное veto, наложенное ими на всѣ другіе пути къ уразумѣнію Истины на всѣ другія средства къ ея постиженію, всѣ, кромѣ двухъ нелѣпыхъ тропинокъ, по которымъ они заставляютъ ползти или карабкаться Душу, одаренную стремленіемъ парить.
Между прочимъ, дорогой другъ, я думаю, что эти древніе догматики затруднились бы опредѣлить, какимъ изъ двухъ путей была добыта величайшая и возвышеннѣйшая изъ познанныхъ ими истинъ? Я подразумѣваю законъ Тяготѣнія. Ньютонъ обязанъ имъ Кеплеру. Кеплеръ утверждалъ, что его три закона были угаданы, — три закона законовъ, приведшіе великаго Ангельскаго математика къ его принципу, началу всѣхъ началъ, за которымъ уже начинается Царство Метафизики. Кеплеръ угадывалъ, то-есть воображалъ. Онъ былъ типичный «теоретикъ», слово, имѣющее нынѣ почетное значеніе, а въ то время презрительный эпитетъ. Точно также затруднились бы эти старые кроты растолковать, какимъ изъ двухъ «путей» разгадчикъ шифровъ добирается до разгадки запутанной криптограммы, какимъ изъ двухъ путей Шамполліонъ привелъ человѣчество къ познанію важныхъ и почти безчисленныхъ истинъ, разобравъ Іероглифы.
Еще слово о томъ же предметѣ, и я перестану докучать вамъ. Не правда-ли, чрезвычайно странно, что эти рутинеры, вѣчно разглагольствуя о путяхъ къ Истинѣ, — упустили изъ виду, дѣйствительно прямой и широкій путь — путь Связности? Не странно-ли, что они не могли уразумѣть изъ твореній Божіихъ, что совершенная связность должна быть абсолютной истиной! Какъ быстро мы двинулись впередъ съ тѣхъ поръ, какъ признали это положеніе! Изслѣдованіе было отнято у кротовъ и возложено на истинныхъ, и единственно истинныхъ мыслителей — людей съ пылкимъ воображеніемъ. Эти послѣдніе создаютъ теоріи. Воображаю, какое презрѣніе возбудили бы эти слова въ нашихъ прародителяхъ, если бъ они могли заглянуть въ мое письмо? Эти люди, говорю я, создаютъ теоріи и ихъ теоріи просто исправляются, сокращаются, систематизируются, и очищаются мало по малу отъ всего безсвязнаго, пока, наконецъ, совершенная связность не превратитъ ихъ въ абсолютную и безспорную истину.
4 апрѣля. Новый газъ дѣлаетъ чудеса въ связи съ новымъ способомъ приготовленія гуттаперчи. Какъ безопасны, покойны, и во всѣхъ отношеніяхъ удобны наши современные аэростаты! Вотъ приближается къ намъ громадный шаръ со скоростью полутораста миль въ часъ. Онъ переполненъ пассажирами, тамъ ихъ человѣкъ триста или четыреста, и тѣмъ не менѣе онъ паритъ на высотѣ мили, поглядывая на насъ бѣдныхъ съ горделивымъ презрѣніемъ. Впрочемъ, сто или даже двѣсти миль въ часъ не особенно быстрое путешествіе. Помните нашъ переѣздъ по желѣзной дорогѣ черезъ Канадійскій материкъ по триста миль въ часъ? — вотъ путешествіе! Ничего не видѣть, — и ничего не дѣлать, только пить, ѣсть и развлекаться флиртомъ въ великолѣпныхъ вагонахъ. Помните, какое странное впечатлѣніе мы испытали, когда случайно увидѣли внѣшніе предметы на полномъ ходу вагона? Все казалось однимъ цѣлымъ — сплошною массой. Я съ своей стороны предпочитаю путешествіе на медленномъ поѣздѣ, по сто миль въ часъ. Тутъ, по крайней мѣрѣ, допускаются стеклянныя окна, можно даже отворять ихъ и получить довольно ясное представленіе о странѣ, по которой путешествуешь… Пундитъ увѣряетъ, будто путь для великой Канадійской дороги былъ намѣченъ въ большей или меньшей степени около девятисотъ лѣтъ тому назадъ! Онъ утверждаетъ даже, что и въ настоящее время можно видѣть слѣды дороги, относящіеся къ этой отдаленной эпохѣ. Рельсовъ, повидимому, было только два; на нашей дорогѣ ихъ, какъ вамъ извѣстно, двѣнадцать, къ которымъ будетъ прибавлено четыре или пять новыхъ. Эти древніе рельсы были очень легки и помѣщались на близкомъ разстояніи другъ къ другу, что по нашимъ современнымъ понятіямъ совершенно неправильно, если не опасно. Даже нынѣшняя ширина колеи, пятьдесятъ футовъ, считается не вполнѣ надежной, безопасной. Я, съ своей стороны, не сомнѣваюсь, что какая-нибудь дорога должна была существовать въ эти отдаленныя времена. Для меня совершенно очевидно, что Сѣверный и Южный Канадійскіе материки были когда-то, конечно, но менѣе семисотъ лѣтъ тому назадъ, — соединены; слѣдовательно, Канадійцы должны были по необходимости проложить желѣзную дорогу черезъ континентъ.
5 апрѣля. Я просто умираю отъ скуки. Единственный человѣкъ въ нашей компаніи, съ которымъ можно разговаривать, Пундитъ; но онъ, бѣдняга, умѣетъ говорить только о древностяхъ. Онъ цѣлый день пытался убѣдить меня, что древніе Амриканы управляли собою сами, — слыхалъ-ли кто-нибудь о подобной нелѣпости? — образуя родъ конфедераціи, гдѣ каждый былъ самъ по себѣ, какъ «луговыя собаки», о которыхъ мы читаемъ въ баснѣ. По его словамъ, они исходили изъ самой странной идеи, какую только можно себѣ представитъ — именно, что всѣ люди рождаются равными и свободными — и это въ виду законовъ градаціи, столь очевидно налагающихъ свою печать на всѣ явленія духовнаго и матеріальнаго міра. Каждый «вотировалъ», какъ они называли это, то есть занимался общественными дѣлами, пока, наконецъ, не выяснилось, что дѣло, которое касается всѣхъ, никого не касается, и что «Республика» (такъ назывался этотъ нелѣпый порядокъ) есть въ сущности отсутствіе всякаго правительства. Самодовольство философовъ, изобрѣтшихъ эту «Республику», было впервые нарушено поразительнымъ открытіемъ, что всеобщая подача голосовъ даетъ поводъ къ самымъ мошенническимъ продѣлкамъ, съ помощью которыхъ любое количество голосовъ можетъ быть собрано партіей, достаточно безчестной, чтобы не стыдиться обмана. Послѣ такого открытія не трудно было сообразить, что при подобныхъ условіяхъ мошенничество должно взять верхъ. Пока философы, устыдившіеся своей глупости, измышляли новыя теоріи, дѣло приняло совершенно неожиданный оборотъ по милости господина по имени Чернь. Онъ захватилъ правленіе въ свои руки и установилъ такой деспотизмъ, въ сравненіи съ которымъ тираннія баснословныхъ Зерона и Геллофагабала является невинной и желанной. Говорятъ, будто этотъ Чернь (кстати сказать, иностранецъ) былъ гнуснѣйшій изъ людей, когда либо населявшихъ землю. Гигантскаго роста, наглый, хищный, грязный, онъ соединялъ въ себѣ желчь быка съ сердцемъ гіены и мозгомъ павлина. Въ концѣ концовъ собственная энергія погубила его, доведя до полнаго истощенія. Тѣмъ не менѣе онъ принесъ свою долю пользы, какъ и всякое, даже худшее, зло; онъ далъ человѣчеству урокъ, котораго оно никогда не забудетъ: научилъ его сообразоваться во всемъ съ естественными аналогіями.
6-го апрѣля. Ночью любовались Альфой Лиры. Въ зрительную трубку нашего капитана она является подъ угломъ въ полъ градуса и напоминаетъ наше солнце, какимъ оно является для невооруженнаго глаза въ облачный день. Альфа Лиры гораздо больше нашего солнца, но очень походитъ на него своими пятнами, атмосферой и многими другими особенностями. По словамъ Пундита, только въ прошломъ столѣтіи было заподозрѣно двойственное отношеніе между этими двумя мірами. Очевидное движеніе нашей системы въ міровомъ пространствѣ, по мнѣнію древнихъ астрономовъ, совершалось (странно сказать!) по орбитѣ, центромъ которой является чудовищная звѣзда въ серединѣ млечнаго пути. Вокругъ этой звѣзды или, во всякомъ случаѣ, вокругъ центра тяжести, общаго всѣмъ звѣздамъ Млечнаго Пути и предполагаемаго вблизи Альціоны въ Плеядахъ, вращаются всѣ эти міры, въ томъ числѣ и наша система, періодъ обращенія которой равняется 117.000.000 лѣтъ. Мы, съ нашими телескопами, съ нашими приспособленіями, затрудняемся понять самую основу подобной идеи. Ее высказалъ впервые нѣкто Медлеръ. По всей вѣроятности, создавая свою дикую гипотезу, онъ руководился главнымъ образомъ аналогіей; но въ такомъ случаѣ надо было довести аналогію до конца. Положимъ, онъ высказалъ мысль о громадномъ центральномъ тѣлѣ; и въ этомъ отношеніи былъ послѣдователенъ. Но это центральное тѣло динамически должно быть больше всѣхъ окружающихъ тѣлъ вмѣстѣ взятыхъ. Если такъ, то является вопросъ: почему же мы его не видимъ? именно мы, находящіеся въ серединѣ этого роя, по близости отъ того мѣста, гдѣ должно находиться чудовищное центральное солнце. Быть можетъ, астрономъ отвѣтитъ, что это тѣло не свѣтящееся. Вотъ уже аналогія оборвалась. Но если даже мы допустимъ не свѣтящееся центральное тѣло, то все-таки оно должно быть видимо, вслѣдствіе отраженнаго свѣта безчисленныхъ роевъ солнцъ, окружающихъ его по всѣмъ направленіямъ. Такимъ образомъ, въ концѣ концовъ авторъ гипотезы приходитъ къ признанію простаго центра тяжести, общаго всѣмъ этимъ вращающимся мірамъ, но здѣсь опять таки аналогія обрывается. Правда, наша система вращается вокругъ общаго центра тяжести, но это происходитъ въ связи съ существованіемъ и вслѣдствіе существованія матеріальнаго солнца, масса котораго превосходитъ остальную систему. Математическій кругъ есть кривая, состоящая изъ безконечнаго множества прямыхъ линій, и это представленіе о кругѣ — представленіе, которое въ нашей земной геометріи является чисто математическимъ въ отличіе отъ практическаго, нагляднаго, — это представленіе есть единственная практическая идея по отношенію къ Гигантскимъ кругамъ, съ которыми намъ приходится имѣть дѣло, по крайней мѣрѣ въ воображеніи, если только мы допустимъ, что наша и всѣ остальныя системы вращаются вокругъ извѣстнаго пункта въ центрѣ млечнаго пути. Пусть попытается самая могучая фантазія представитъ себѣ этотъ невообразимый кругъ! Безъ всякаго пародокса можно сказать, что сама молнія, вѣчно двигаясь по окружности этого круга, будетъ вѣчно мчаться по прямой линіи. Допустить, что движеніе нашего солнца по такой окружности, что направленіе нашей системы при такой орбитѣ можетъ сколько нибудь замѣтно отклониться отъ прямой линіи хотя бы въ милліонъ лѣтъ, допустить это было бы совершенною нелѣпостью; а между тѣмъ, древніе астрономы воображали, будто имъ удалось замѣтить подобное уклоненіе, совершившееся въ теченіе короткаго періода ихъ астрономической исторіи, т. е. чистаго нуля, точки, какихъ-нибудь двухъ или трехъ тысячъ лѣтъ! Рѣшительно непонятно, какъ подобныя соображенія не навели ихъ на мысль объ истинномъ положеніи вещей, т. е. о двойномъ обращеніи нашего солнца и Альфы Лиры вокругъ общаго центра тяжести.
Апрѣль. Ночью продолжали наши астрономическія развлеченія. Любовались пятью Нептуріанскими астероидами и съ большимъ интересомъ наблюдали установку двухъ огромныхъ Карнизовъ въ новомъ храмѣ Дафны на лунѣ. Забавно думать, что такія крошечныя существа, какъ лунные жители, такъ непохожіе на людей, далеко превосходятъ насъ по части механики. Трудно также представить себѣ, что чудовищныя массы, съ которыми такъ легко справляются эти существа, въ дѣйствительности вовсе не тяжелы, въ чемъ убѣждаетъ насъ разумъ.
8-го апрѣля. Eureka! Пундитъ въ восторгѣ. Сегодня мы встрѣтили воздушный шаръ изъ Канадіи, который бросилъ намъ послѣдніе №№ газетъ; въ нихъ мы нашли чрезвычайно любопытныя сообщенія, относительно Канадійскихъ или скорѣе Амриканскихъ древностей. Вамъ, по всей вѣроятности, извѣстно, что въ послѣднее время работники расчищали мѣсто для новыхъ фонтановъ въ Парадизѣ, главномъ увеселительномъ саду императора. Парадизъ, повидимому, былъ въ буквальномъ смыслѣ островомъ съ незапамятныхъ временъ, т. е. его сѣверную границу всегда составляла рѣчка или, вѣрнѣе сказать, узкій морской рукавъ. Постепенно расширяясь, этотъ рукавъ достигъ своей настоящей ширины въ милю. Длина острова девять миль, ширина измѣняется въ различныхъ мѣстахъ. Лѣтъ восемьсотъ тому назадъ, вся его площадь (по словамъ Пундита) была застроена домами, причемъ нѣкоторые имѣли по двадцати этажей: земля (по совершенной непонятной причинѣ) цѣнилась необыкновенно высоко въ этой мѣстности. Но опустошительное землетрясеніе 2050 г., уничтожило и засыпало этотъ городъ (онъ былъ слишкомъ великъ, чтобы называться деревней) такъ основательно, что нашимъ антикваріямъ, даже самымъ настойчивымъ, ни разу не удалось найти какихъ-нибудь данныхъ (въ видѣ монетъ, медалей или надписей), на основаніи которыхъ можно бы было получить хоть отдаленное представленіе о привычкахъ, образѣ жизни etc. etc. etc. обитателей города. Намъ было извѣстно только, что они принадлежали къ племени Кникербокеровъ, дикарей, которыми кишѣла страна, когда ее впервые открылъ Рикордеръ Риккеръ, рыцарь Золотого Руна. У нихъ была своего рода цивилизація, существовали различныя искусства и науки. Они отличались остроуміемъ во многихъ отношеніяхъ, но были одержимы маніей постройки зданій, называемыхъ на древне-амриканскомъ языкѣ «церквами», родъ пагоды, предназначенной для служенія двумъ идоламъ, извѣстнымъ подъ названіемъ Богатства и Моды. Говорятъ, что подъ конецъ девять десятыхъ всего острова были застроены этими пагодами. Ихъ женщины отличались безобразнымъ развитіемъ той части тѣла, которая помѣщается ниже спины, и что всего страннѣе, эта уродливость считалась въ то время красотой. Какимъ-то чудомъ сохранились два или три изображенія тогдашнихъ женщинъ. Дѣйствительно, онѣ имѣютъ очень курьезный видъ, напоминаютъ нѣчто среднее между индѣйскимъ пѣтухомъ и драмадеромъ. Вотъ все, что намъ было извѣстно до сихъ поръ о древнихъ Кникербокерахъ. Во время послѣднихъ раскопокъ въ императорскомъ саду (который, какъ вамъ извѣстно, занимаетъ весь островъ), рабочіе отрыли гранитную глыбу кубической формы въ нѣсколько сотъ футовъ вѣсомъ, очевидно, искусственно обтесанную. Она хорошо сохранилась и, повидимому, почти не была повреждена землетрясеніемъ. На одной изъ ея сторонъ оказалась мраморная доска, а на доскѣ (можете себѣ представить) надпись! Пундитъ въ экстазѣ. Когда подняли доску, подъ ней оказалось углубленіе, а въ немъ свинцовый ящикъ съ медалями, длиннымъ спискомъ именъ, какими-то бумагами, вродѣ газетъ и тому подобными предметами, представляющими глубокій интересъ въ глазахъ антикварія. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что это амриканскія древности, принадлежавшія племени Кникербокеровъ. Газеты переполнены снимками медалей, надписей etc. etc. Я списываю для вашего развлеченія Кникорбокерскую надпись на мраморной доскѣ:
Это буквальный переводъ, сдѣланный Пундитомъ, такъ что ошибки не можетъ быть. Эти немногія слова даютъ намъ возможность сдѣлать нѣсколько интересныхъ выводовъ; между прочимъ, тотъ, что тысячу лѣтъ назадъ настоящіе памятники вышли изъ употребленія. Въ то время, какъ и нынѣ, ограничивались простымъ указаніемъ намѣренія воздвигнуть памятникъ; воздвигали только краеугольный камень и онъ «въ своемъ безотрадномъ одиночествѣ» (простите мнѣ эту цитату изъ великаго Американскаго поэта Бентона!) являлся достаточнымъ свидѣтельствомъ великодушнаго намѣренія. Что касается достопамятной сдачи, о которой упоминается въ этой удивительной надписи, то мы ясно видимъ изъ нея, кто, когда и какъ сдался. Гдѣ? въ Іорктоунѣ (гдѣ бы онъ ни находился). Кто? Лордъ Корнваллисъ (безъ сомнѣнія, какой-нибудь богатый хлѣботорговецъ). Онъ сдался. Надпись упоминаетъ о сдачѣ, кого? «Лорда Корнваллиса». Возникаетъ вопросъ, зачѣмъ понадобилась дикарямъ его сдача. Безъ сомнѣнія, они были людоѣды, принимая въ соображеніе это обстоятельство, заключаемъ, что они предназначали его на колбасы. Какъ онъ сдался, совершенно ясно. Надпись говоритъ объ этомъ вполнѣ опредѣленно. Лордъ Корнваллисъ сдался (на колбасы) «заботами Общества сооруженія Памятника Вашингтону». Это было, безъ сомнѣнія, благотворительное учрежденіе для постановки краеугольныхъ камней… Небо! что это? А, понимаю, шаръ лопнулъ и мы летимъ въ море. Спѣшу прибавить, что, судя по снимкамъ надписей etc., были въ то время два великіе человѣка, Джонъ кузнецъ и Захарія портной.
До свиданія. Мнѣ все равно, получите вы это письмо или нѣтъ: я пишу для собственнаго удовольствія. Впрочемъ, я вложу это письмо въ бутылку и брошу ее въ море. Будьте здоровы.
