и во всѣхъ отношеніяхъ удобны наши современные аэростаты! Вотъ приближается къ намъ громадный шаръ со скоростью полутораста миль въ часъ. Онъ переполненъ пассажирами, тамъ ихъ человѣкъ триста или четыреста, и тѣмъ не менѣе онъ паритъ на высотѣ мили, поглядывая на насъ бѣдныхъ съ горделивымъ презрѣніемъ. Впрочемъ, сто или даже двѣсти миль въ часъ не особенно быстрое путешествіе. Помните нашъ переѣздъ по желѣзной дорогѣ черезъ Канадійскій материкъ по триста миль въ часъ? — вотъ путешествіе! Ничего не видѣть, — и ничего не дѣлать, только пить, ѣсть и развлекаться флиртомъ въ великолѣпныхъ вагонахъ. Помните, какое странное впечатлѣніе мы испытали, когда случайно увидѣли внѣшніе предметы на полномъ ходу вагона? Все казалось однимъ цѣлымъ — сплошною массой. Я съ своей стороны предпочитаю путешествіе на медленномъ поѣздѣ, по сто миль въ часъ. Тутъ, по крайней мѣрѣ, допускаются стеклянныя окна, можно даже отворять ихъ и получить довольно ясное представленіе о странѣ, по которой путешествуешь… Пундитъ увѣряетъ, будто путь для великой Канадійской дороги былъ намѣченъ въ большей или меньшей степени около девятисотъ лѣтъ тому назадъ! Онъ утверждаетъ даже, что и въ настоящее время можно видѣть слѣды дороги, относящіеся къ этой отдаленной эпохѣ. Рельсовъ, повидимому, было только два; на нашей дорогѣ ихъ, какъ вамъ извѣстно, двѣнадцать, къ которымъ будетъ прибавлено четыре или пять новыхъ. Эти древніе рельсы были очень легки и помѣщались на близкомъ разстояніи другъ къ другу, что по нашимъ современнымъ понятіямъ совершенно неправильно, если не опасно. Даже нынѣшняя ширина колеи, пятьдесятъ футовъ, считается не вполнѣ надежной, безопасной. Я, съ своей стороны, не сомнѣваюсь, что какая-нибудь дорога должна была существовать въ эти отдаленныя времена. Для меня совершенно очевидно, что Сѣверный и Южный Канадійскіе материки были когда-то, конечно, но менѣе семисотъ лѣтъ тому назадъ, — соединены; слѣдовательно, Канадійцы должны были по необходимости проложить желѣзную дорогу черезъ континентъ.
5 апрѣля. Я просто умираю отъ скуки. Единственный человѣкъ въ нашей компаніи, съ которымъ можно разговаривать, Пундитъ; но онъ, бѣдняга, умѣетъ говорить только о древностяхъ. Онъ цѣлый день пытался убѣдить меня, что древніе Амриканы управляли собою сами, — слыхалъ-ли кто-нибудь о подобной нелѣпости? — образуя родъ конфедераціи, гдѣ каждый былъ самъ по себѣ, какъ «луговыя собаки», о которыхъ мы читаемъ въ баснѣ. По его словамъ, они исходили изъ самой странной идеи, какую только можно себѣ представитъ — именно, что всѣ люди рождаются
