Тотчась по взятіи передоваго люнета, генералъ Карцовъ послалъ меня осмотрѣть турецкія укрѣпленія на Траянѣ. Не доѣзжая до нихъ шаговъ полтораста, я увидѣлъ влѣво отъ себя распростертое на снѣгу совершенно обнаженное человѣческое тѣло. — «Это наши, замѣтилъ одинъ изъ сопровождавшихъ меня казаковъ, — извольте посмотрѣть, ваше благородіе, тутъ ихъ нѣсколько». Я подъѣхалъ къ первому тѣлу и почувствовалъ невольное содроганіе ужаса: предо мною лежалъ голый трупъ русскаго солдата, раненаго въ ногу. Голова этого несчастнаго была совершенно отрѣзана и уткнута носомъ въ снѣгъ, а тѣло лежало навзничь съ поднятыми къ шеѣ и судорожно сведенными руками. Видно, что страдалецъ въ послѣднее мгновеніе жизни сдѣлалъ отчаянное усиліе, чтобы защититься, да такъ и застылъ съ этимъ жестомъ… Второй трупъ былъ не менѣе ужасенъ: грудь его исполосована крестообразными ранами, горло проткнуто штыкомъ, темя разрублено, и тоже крестообразно. У третьяго были отрублены ноги по щиколки, у четвертаго — по колѣни. Всѣхъ труповъ оказалось восемь, но остальные четыре не носили на себѣ никакихъ слѣдовъ истязаній, а только были ограблены до нага, даже и сорочекъ на нихъ не оставили. Невольно рождался вопросъ: почему же только четверо подвергнуты столь ужасньшъ истязаніямъ? Но вопросъ этотъ разрѣшался очень нросто, стоило лишь обратить вниманіе на свойство раненій; у послѣднихъ четырехъ труповъ раны были безусловно смертельныя: въ грудь и въ голову, поэтому ихъ и не мучили; истязаніямъ же подверглись только раненые относительно довольно легкимъ образомъ и преимущественно въ ноги. Это были наши стрѣлки 10-го батальона, оставленные за невозможностію разыскать ихъ въ потемкахъ, послѣ ночной демонстраціи 23-го декабря. Нѣтъ силъ и словъ описать то чувство, которое испытываешь, видя во-очію подобныя звѣрства. Это совсѣмъ не то, что слышать или читать о нихъ съ чужаго разсказа. Нѣсколько солдатъ и казаковъ приблизились вслѣдъ за мною къ убитымъ и молча стояли надъ ними, видимо потрясенные и возмущенные до глубины души этимъ зрѣлищемъ. Лица ихъ были суровы и мрачны. Наконецъ одинъ изъ казаковъ, отходя прочь, перекрестился и промолвилъ: «Ну, Господи, прости же Ты меня, а только ни одному я больше не дамъ пощады». Этотъ казакъ случайно былъ выразителемъ общей и единой мысли всѣхъ присутствовавшихъ. Турки, когда ихъ упрекаютъ въ звѣрствахъ надъ ранеными, всегда сваливаютъ вину на черкесовъ и баши-бузуковъ. Но ни тѣхъ, ни другихъ на Траянѣ не было. Здѣсь дралась исключительно регулярная пѣхота, и стало быть исключительно она ограбила и изуродовала стрѣлковъ 10-го батальона.
По скалистой кручѣ взобрался я наконецъ на небольшую площадку, составлявшую внутренность люнета.
Да, турки, пожалуй, и правы, назвавъ его орлинымъ гнѣздомъ… Все укрѣпленіе, равно какъ и оба ряда ложементовъ, сложены изъ камня, а снаружи обсыпаны землею и покрыты дерномъ. Рва не имѣется, да онъ, пожалуй, тутъ и не нуженъ, такъ какъ подножіемъ люнета, и особенно у исходящаго угла, служитъ почти отвѣсная скала. То, что̀ издали представлялось намъ черными конусообразными крышами, въ дѣйствительности оказалось шалашами, вѣнчающими исходящій уголъ и фасы люнета. Шалаши эти очень хорошо приспособлены къ безопасному помѣщенію въ нихъ солдатъ: съ основанія и до половины своей высоты они сложены изъ камня же, какъ и всѣ траянскія укрѣпленія, а снаружи покрыты достаточно толстымъ слоемъ земли и дерна. Въ каждомъ шалашѣ продѣлано по одному или по два небольшихъ окошка, изъ которыхъ турки могли стрѣлять, не подвергаясь сами ни малѣйшей опасности отъ выстрѣловъ противника. Здѣсь, около площадки, мы нашли восемь турецкихъ труповъ, въ числѣ которыхъ былъ и офицеръ, командовавшій люнетомъ. Онъ убитъ осколкомъ гранаты и притомъ очень замѣчательно: осколокъ, попавъ ему въ шею, совершенно срѣзалъ голову съ туловища. Вообще, здѣсь оказалось, что нашъ ружейный огонь, благодаря свойствамъ укрѣпленія, не причинилъ противнику ни малѣйшаго вреда: всѣ пораженія нанесены были исключительно осколками. Около стѣнокъ люнета и ложементовъ было разбросано множество изстрѣлянныхъ металлическихъ гильзъ и чуть ли еще не болѣе неизрасходованныхъ патроновъ. Валялось и нѣсколько оружія. Болгары, появившіеся тутъ вслѣдъ за штурмовавшими ротами, усердно подбирали то и другое, и шарили по обширнымъ, помѣстительнымъ землянкамъ, расположеннымъ позади люнета; тамъ они находили и кофе, не остывшій еще на тлѣющихъ очагахъ, и пшеничный хлѣбъ, и много баранины, а еще больше жестяныхъ коробокъ съ патронами.
Между сотнями болгаръ-четниковъ и окрестныхъ поселянъ въ особенности выдѣлялись пять типическихъ личностей: это сѣдокудрый старецъ-священникъ въ камилавкѣ и съ посохомъ, два молодые дьякона съ винтовками за спиной и патронташами вокругъ пояса, и двѣ прелестныя дѣвушки-болгарки, лѣтъ 17—19-ти, тоже съ ружьями и патронными сумами. Все это были бѣглецы изъ-подъ Филиппополя и вообще съ береговъ Марицы, возвращавшіеся теперь, вмѣстѣ съ русскими войсками, въ мѣста своей родины. Лица дѣвушекъ и обоихъ дьяконовъ пылали увлеченіемъ, восторгомъ, вдохновеніемъ… И съ какимъ чувствомъ кричали они привѣтственное «ура» нашимъ казакамъ и солдатамъ, какъ стремительно и ловко, словно горныя газели, прыгали со скалы на скалу, преслѣдуя бѣгущихъ турокъ!.. Я заглядѣлся, залюбовался на этихъ красивыхъ и храбрыхъ амазонокъ, изъ которыхъ одну зовутъ Марицей, а другую Бойкой. Одинъ лишь священникъ, какъ лицо, приносящее безкровную жертву Господу, оставался безоружнымъ посрсди всѣхъ этихъ юнаковъ-добровольцевъ; его оружіемъ былъ наперсный крестъ, которымъ онъ благословлялъ на бой и напутствовалъ умирающихъ четниковъ.
Надо было взглянуть на траянскія укрѣпленія извнутри, чтобы судить о ихъ силѣ и вполнѣ понять, какія невѣроятныя трудности пришлось преодолѣть штурмовымъ ротамъ. Не удайся намъ обходное движеніе, сопряженное со штурмомъ укрѣпленій, прикрывавшихъ карнарскій путь, — можно сказать почти навѣрное, что при атакѣ люнета «въ лобъ» едва ли не разбились бы усилія цѣлаго корпуса, а не то̀ что нашего маленькаго отряда! Дѣло въ томъ, что въ случаѣ фронтальной атаки, по взятіи люнета, намъ пришлось бы брать еще редюитъ, прикрывающій тылъ и расположенный на особой отвѣсной со всѣхъ сторонъ скалѣ, на которую ведетъ зигзагами только узенькая головоломная тропинка, сплошь находящаяся подъ выстрѣлами. Взбираться по ней возможно не иначе, какъ по одиночкѣ, да и то съ ужасными затрудненіями, а въ это время кучка непріятельскихъ стрѣлковъ могла бы съ полнымъ успѣхомъ бить любаго человѣка, на выборъ — и ни одинъ не ушелъ бы цѣлымъ изъ-подъ выстрѣловъ. Только обозрѣвъ вполнѣ всю траянскую позицію, я понялъ окончательно, почему здѣсь въ сѣдой древности гибли римскіе легіоны и почему военные авторитеты нашего времени считаютъ ее недоступною.
Мнѣ было приказано — по обозрѣніи укрѣпленій, спускаться на южную сторону Балкана, вмѣстѣ съ 6-ю сотнею 30-го полка и старо-ингерманландскими ротами, которыя, не медля ни одной минуты, начали предслѣдованіе бѣгущаго противника. 2-я стрѣлковая и 5-я линейная роты, вмѣстѣ съ охотниками отъ всѣхъ остальныхъ ротъ 2-го батальона, сбросивъ съ себя въ укрѣпленіяхъ все лишнее, въ родѣ сухарныхъ мѣшковъ и палатокъ, и оставивъ при этихъ вещахъ особыхъ часовыхъ, пустились преслѣдовать турокъ налегкѣ, съ одними патронами.
На первомъ же уступѣ южнаго склона я нагналъ графа Татищева и подполковника Сухомлинова. Не льстя ни тому, ни другому, я тѣмъ не менѣе долженъ сказать, что бодрость и энергія графа и его помощника, не спавшихъ болѣе сутокъ и вынесшихъ наравнѣ съ солдатами массу трудностей, были изумительны.
Южный склонъ хребта еще хуже сѣвернаго: онъ гораздо круче, скалистѣе и пересѣченнѣе, а такъ какъ мы спускались на Текке, то въ этомъ направленіи даже и тропинки не существуетъ. Нерѣдко приходилось прыгать внизъ съ камня на камень, какъ бы по естественнымъ ступенямъ, изъ которыхъ многія были болѣе чѣмъ въ полтора аршина вышиною. Здѣсь наши добрыя русскія лошади просто поражали насъ своимъ умомъ и снаровистой ловкостію. А вѣдь это все по преимуществу степныя лошади, изъ которыхъ едва ли какая видала и испытала горные пути прежде Балкана! Передъ каждою такою ступенью лошадь вся осѣдаетъ назадъ, затѣмъ осторожно выноситъ впередъ и спускаетъ внизъ одну, потомъ другую ногу, плотно ставитъ ихъ рядомъ, и тогда уже, утвердясь передними копытами на новой ступени, плавно соскальзываетъ на нее поджатыми подъ себя задними ногами. Это была такая эквилибристика, какую не часто встрѣтишь и въ образцовомъ циркѣ, а здѣсь сама нужда выучила. На этомъ спускѣ множество солдатъ вконецъ изодрали свою обувь, нарѣзываясь на острые каыни. Снѣгу на южномъ склонѣ было уже очень мало: онъ бѣлѣлся только во впадинахъ да въ глубинѣ затѣненныхъ овраговъ, но за то мѣстами глинистая почва, размякшая подъ стаявшимъ снѣгомъ, липла къ подошвамъ и усугубляла трудности движенія. Многіе выбивались изъ силъ, и однако же волей-неволей надо было спускаться, потому что, во-первыхъ, мы должны были преслѣдовать непріятеля, а во-вторыхъ — на склонѣ не имѣлось ни одного достаточно просторнаго мѣста, гдѣ можно бы провести ночь; да и не безопасно проводить ее зимою на Балканѣ, гдѣ погода такъ предательски измѣнчива. Потерпѣвъ значительное крушеніе въ своей обуви и утомясь до полнаго изнеможенія, нѣкоторые офицеры и казаки — сколь ни жалко лошадей — вынуждены были сѣсть верхомъ: но спускъ мѣстами до того былъ крутъ, что имъ приходилось совершенно опрокидываться корпусомъ на заднюю луку, дабы сохранить на сѣдлѣ вертикальное положеніе. Пѣшіе люди въ подобныхъ обстоятельствахъ просто ложились на спину и скатывались внизъ.
Въ одномъ мѣстѣ, проходя мимо глубокой пропасти, мы замѣтили на ея противоположномъ и почти отвѣсномъ склонѣ узенькую тропинку, которая чернѣлась на снѣгу и стремилась въ глубину по совершенно прямой линіи. Въ началѣ намъ казалось непонятнымъ, какъ это можно взбираться или спускаться по такой тропинкѣ и притомъ безъ малѣйшихъ уклоновъ и зигзаговъ. Но когда вглядѣлись пристальнѣе въ дно пропасти у того мѣста, въ которое упиралась мудреная тропинка, для насъ объяснилось съ разу въ чемъ тутъ дѣло: это былъ путь, избранный большинствомъ турокъ, бѣжавшихъ съ Траянова черепа, въ виду нашего преслѣдованія. Тамъ, на днѣ пропасти, валялась груда мертвыхъ и умирающихъ аскеровъ, которые еще кое-какъ барахтались изъ-подъ налегшихъ на нихъ товарищей, а одинъ трупъ, съ разможженною головою, лежалъ по серединѣ тропинки, зацѣпясь за сучекъ терноваго кустарника. Это, вѣроятно, былъ послѣдній человѣкъ изъ тѣхъ, что̀ избрали такую буквально головоломнѵю дорогу для своего спасенія. Очевидно, что турки просто скатывались внизъ, предпочтя это направленіе, какъ кратчайшее: но надо думать, что такой ужасный путь могли указать людямъ только ихъ смертное отчаяніе и жесточайшая паника. Тѣ, кому удалось болѣе или менѣе благополучно свергнуться внизъ, старались прятаться отъ взоровъ нашихъ солдатъ за большими камнями, или за объемистыми стволами старыхъ деревьевъ, либо же пробиралисъ сквозь густой и колючій кустарникъ, покрывавшій дно пропасти. Солдаты и болгары, замѣтивъ гдѣ нибудь внизу кучку такихъ бѣглецовъ, начинали ихъ подстрѣливать; турки иногда отвѣчали на огонь, и тогда завязывалась тамъ и сямъ кратковременная перестрѣлка, въ результатѣ которой гдѣ нибудь на днѣ оказывалось нѣсколько турецкихъ труповъ. Наши стрѣлки большею частію укладывали всѣхъ до послѣдняго. Весь нашъ путь усѣянъ былъ трупами. Это было дѣломъ двухъ ротъ — 2-й стрѣлковой и 5-й линейной, вмѣстѣ съ охотниками, шедшими въ разбродъ по скаламъ, впереди преслѣдующей колонны.
Какъ я сказалъ уже, передовой люнетъ былъ взятъ 2-мъ батальономъ въ часъ и десять минутъ по полудни, причемъ преслѣдованіе началось немедленно же, а спустились мы въ Долину Розъ только въ семь часовъ вечера, когда стало уже совершенно темно и на ясное, темносинее небо выплылъ золотистый серпъ молодаго мѣсяца, сіявшій рядомъ съ «рождественскою» звѣздою. И такъ, чтобы пройдти пятиверстное разстояніе спуска отъ люнета до Текке[1] намъ, при всей поспѣшности нашего марша, потребовалось шесть часовъ времени, и все это движеніе сопровождалось непрерывнымъ стрѣлковымъ боемъ. Такъ какъ бо̀льшею частію приходилось идти по карнизамъ пропастей, то изъ глубины послѣднихъ нерѣдко посылались вверхъ турецкія пули, которыя хотя и свистали мимо ушей, но, по счастію, не причиняли людямъ почти никакого вреда: снизу вверхъ вообще цѣлить весьма трудно, а тѣмъ болѣе при такихъ крутизнахъ. За то наши пули били на выборъ, и много, много правовѣрныхъ полегло въ этотъ день въ терновыхъ кустарникахъ, на днѣ пропастей, гдѣ отыщутъ ихъ развѣ одни во́роны....
Во время этого спуска одинъ чрезвычайно живописный моментъ особенно врѣзался въ мою память. На небольшой площадкѣ графъ Татищевъ далъ кратковременный отдыхъ саперамъ и тремъ ротамъ своего 2-го батальона. Пріостановились мы не болѣе какъ минутъ на пять, на шесть. Графъ воспользовался этимъ временемъ, чтобы поблагодарить людей за совершонное ими сегодня гигантское дѣло. Отвѣтомъ ему было громкое «ура» въ честь Государя. Тутъ же кучка солдатъ 2-й стрѣлковой роты, вмѣстѣ со своимъ лихимъ командиромъ, штабсъ-капитаномъ Яковлевымъ, тащила на рукахъ свой призъ — горное орудіе съ лафетомъ и со всѣми принадлежностями, и ужь Богъ ихъ знаетъ, ка́къ это они ухитрялись протаскивать подобную тяжесть по такимъ трущобамъ… Пара муловъ, нагруженныхъ снарядами этого орудія, слѣдовала непосредственно за кучкой. Я обернулся назадъ и кинулъ взоръ на верхъ къ пройденному пространству. Съ этого мѣста снѣжный черепъ Траянскаго перевала уже не былъ видѣнъ, а являлась возможность охватить взглядомъ только нѣсколько террасообразныхъ и картинно очерченныхъ уступовъ, которые обширнымъ амфитеатромъ развертывались надъ нашими головами. Всѣ эти уступы покрыти были множествомъ пестрыхъ человѣческихъ группъ, спускавшихся къ низу; тутъ находились и наши отсталые, и цѣлыя массы болгаръ, мужчинъ и женщинъ, невѣдомо какъ и откуда вдругъ набравшихся въ хвостѣ нашей колонны. А впереди, внизу, развертывался прелѣстный и граціозный видъ на долину Гіопса, разграфленную полосами благодатныхъ пашень, усѣянную орѣховыми рощами, розовыми плантаціями и темными пятнами турецкихъ деревень, изъ которыхъ Текке была, казалось, такъ близко, совсѣмъ подъ ногами. Всю эту широкую картину дивной природы, эту долину, рисовавшуюся какъ на ландкартѣ, и эти суровыя сѣрыя скалы, окружавшія насъ, и эти сосѣднія снѣжныя вершины, и все это множество народа, унизывавшаго уступы, волшебно озаряло съ боку ярко-розовымъ свѣтомъ заходящее солнце.
— Взгляните на эти массы людей — сказалъ мнѣ одинъ изъ офицеровъ, — вѣдь это словно какое-то великое переселеніе… словно библейскій народъ на рубежѣ земли обѣтованной!
И дѣйствительно, общая картина въ эту минуту, при побѣдныхъ кликахъ войска и при этомъ багряномъ солнечномъ блескѣ, являла собою дивную декорацію, исполненную торжественнаго величія и высокаго драматизма. Тотъ народъ, что̀ валилъ теперь по пятамъ русскаго солдата — народъ, угнетенный пятивѣковымъ рабствомъ, могъ смотрѣть на разстилавшіяся у ногъ его пространства, какъ на обѣтованную землю своей будущей свободы, искупленной цѣною русской крови!
А внизу межь тѣмъ кипѣла горячая перестрѣлка.
Черезъ нѣсколько минутъ солнце скрылось за горами и наступили короткія сумерки, послѣ которыхъ насъ объяла прозрачная тьма, насыщенная слабыми лучами молодаго мѣсяца. До Текке оставалось еще съ версту; впрочемъ, движеніе въ этой тьмѣ было еще кое-какъ возможно, тѣмъ болѣе, что тутъ появилось уже нѣкоторое подобіе тропинки. Мы шли мимо колючихъ кустарниковъ терна и шиповника, отъ которыхъ сильно доставалось нашему платью. Порою приходилось нагибаться, чтобы пройдти подъ древесными вѣтвями, загородившими тропинку. Но вдругъ передъ нами неожиданное препятствіе: поперекъ пути легла глубокая разсѣлина, около полутора аршина въ ширину, по которой прядаетъ сверху шумящій и пѣнистый водопадъ, обдавая насъ брызгами. При этомъ — ни малѣйшаго намека на какой бы ни было мостикъ. Надо прыгать черезъ разсѣлину и ухитряться попасть ногою на узенькое горизонтально лежащее пространство въ родѣ батарейной бермы, не болѣе какъ въ двѣ четверти шириною. Но главная трудность еще не въ прыжкѣ, а въ томъ, что тропинка съ разу, на томъ же шагу дѣлаетъ крутой заворотъ влѣво мимо терноваго куста и тутъ же круто начинаетъ спадать внизъ. Мой прыжокъ обошелся мнѣ вполнѣ благополучно, если не считать кровавыхъ уколовъ терна, за который пришлось ухватиться рукою; но я съ ужасомъ подумалъ о моей верховой лошади: каково-то удастся ей совершить это мудреное salto mortale, — и что̀ же! — не только верховыя, но даже вьючныя лошади всего отряда прошли здѣсь въ потьмахъ безъ несчастныхъ случаевъ. Опять-таки ихъ выручили природныя качества, которыя, къ сожалѣнію, мы такъ мало цѣнимъ въ нашей русской лошади.
Въ долинѣ и въ самой деревнѣ то и дѣло вспыхивали огоньки ружейныхъ выстрѣловъ; но вотъ послѣдовательно, одинъ вслѣдъ за другимъ, раздались два отчетливые залпа, затѣмъ грянуло родное «ура», которое поглотило въ своемъ звукѣ какіе-то стоны и отчаянные вопли: этому крику, мгновенье спустя, словно эхо, откликнулось издали другое «ура», подхваченное нашими въ сосѣдней деревнѣ Карнари, и затѣмъ на нѣсколько минутъ все смолкло, какъ бы замерло… Мирно и, казалось даже, будто привѣтливо мигали огоньки въ окнахъ селеній; мирно покоилась долина, слегка заволакиваясь тонкимъ туманомъ: кротко обливалъ мѣсяцъ всю окрестность своими тихими серебристыми лучами. Какіе странные и рѣзкіе контрасты! Даже не вѣрилось какъ-то, что за минуту по этой самой долинѣ могли гремѣть боевые выстрѣлы. Но вотъ опять молніеподобная вспышка, опять роковой звукъ, и вслѣдъ за нимъ, гдѣ-то, по близости, заунывно просвистала пуля. Этотъ выстрѣлъ раздался изъ какого-то дома въ Текке. Жители-турки стрѣляли по войскамъ, вступавшимъ въ деревню. Съ нашей стороны было пущено двѣ-три отвѣтныя пули. Спустя нѣсколько минутъ мы уже шли по одной изъ улицъ селенія. Порою тамъ и сямъ раздавались еще отдѣльные выстрѣлы, но звукъ ихъ уже замѣтно удалялся. Это — отстрѣливаясь отъ насъ, бѣжали изъ Текке, подъ покровомъ вечерней темноты, послѣдніе изъ жителей и аскеровъ, фанатически рискнувшись оставаться въ деревнѣ вплоть до занятія ея русскими силами. Уже въ самой улицѣ мы наткнулись на два трупа — казака и болгарина-добровольца, павшихъ жертвами послѣднихъ вражьихъ выстрѣловъ. Вскорѣ казаки донесли, что селеніе окончательно очищено жителями, и мы спокойно могли размѣститься по квартирамъ.
Положеніе нашего небольшаго отряда было далеко не изъ бозопасныхъ. Мы перешагнули за Балканскій хребетъ и очутились безъ артиллеріи, безъ сухарей и съ самымъ ничтожнымъ количествомъ боевыхъ патроновъ, въ мѣстности, служившей пріютомъ исключительно турецкому населенію. Показанія захваченныхъ въ плѣнъ турецкихъ офицеровъ и солдатъ единогласно удостовѣряли, что справа и слѣва отъ насъ, не далѣе какъ въ пятнадцати верстахъ, въ Клиссурѣ и въ Карловѣ, находятся еще турецкія силы: можно было разсчитывать, что если не въ эту же ночь, то завтра утромъ противъ насъ будетъ сдѣлана ими какая-либо попытка, а потому, на всякій случай, изъ предосторожности, роты были расположены въ сосредоточенномъ порядкѣ по нѣсколькимъ сосѣдннмъ дворамъ, селеніе окружено цѣпью довольно сильныхъ аванпостовъ, къ сторонѣ же Карлова и Клиссуры посланы значительные разъѣзды. Къ числу затруднительныхъ сторонъ нашего положенія надо отнести также и то обстоятельство, что пути отступленія у насъ не существовало. Если еще кое-какъ возможенъ былъ шестичасовой спускъ съ Траяна, то подъемъ на него съ боемъ являлся уже окончательно немыслимымъ. Нѣсколько нашихъ ротъ и казачьихъ сотень преслѣдовали турокъ вплоть до Малаго Балкана и окончательно ихъ разсѣяли. Отъ той стороны порою все еще доносились звуки ружейныхъ выстрѣловъ.
Войдя въ занятый нами домъ, мы нашли очагъ, пылавшій еще полнымъ пламенемъ. Надъ нимъ висѣлъ на цѣпи мѣдный котелъ, въ которомъ варилась какая-то бобовая похлебка. Цыновки, коверъ, подушки, полная домашняя утварь — все это оставалось на своихъ обычныхъ мѣстахъ, какъ будто тутъ не случилось ничего особеннаго, какъ будто все «обстояло и обстоитъ благополучно». Основываясь на этихъ признакахъ, надо было думать, что хозяева покинули свое жилище въ числѣ самыхъ послѣднихъ, т. е. самыхъ неуступчивыхъ обитателей Текке, предъ самымъ вступленіемъ нашимъ въ деревню, и потому ничего не успѣли захватить съ собою. Домъ этотъ, судя по всему, принадлежалъ къ числу весьма зажиточныхъ и отнюдь не походилъ на тѣ несчастныя болгарскія землянки, какъ напримѣръ въ Боготѣ, жизнь въ которыхъ стала для насъ подъ конецъ совсѣмъ невыносимою. Здѣсь на каждомъ шагу являлась полная благосостоятельность, во всемъ проглядывало довольство, изобиліе. На дворѣ стояли большія скирды сѣна и соломы, въ хлѣвахъ тѣснился крупный и мелкій ротатый скотъ, домашняя птица сидѣла въ сараѣ на насѣстахъ, закромы полны были пшеницею, ячменемъ, овсомъ и кукурузою; въ кладовыхъ наша пруслуга отыскала большіе запасы рису, бобовъ, муки, грецкихъ орѣховъ, сиропу, меду и цѣлыя бутыли прекрасной розовой воды. Но замѣчательно, что во всей деревнѣ не нашлось ни капли спирту, вина или водки. Это одно уже свидѣтельствуетъ, что тутъ обитало старозаконное, настоящее мусульманское населеніе, строго соблюдавшее постановленія корана. Не нашлось также и ни одной лошади, но это потому, что на лошадяхъ ускакали отъ насъ жители. Мы поужинали турецкимъ добромъ очень аппетитно, тѣмъ болѣе что цѣлый день рѣшительно ничего не ѣли, и не раздѣваясь отлично заснули, всѣ въ повалку, на ворохѣ ароматнаго сѣна.
На слѣдующее утро, 27-го числа, главныя силы отряда были передвинуты въ Карнари, гдѣ еще со вчерашняго дня находились части обходной колонны полковника Грекова. Штабъ нашъ, въ девятомъ часу, только что успѣлъ сѣсть на коней и выѣхать въ одинъ изъ закоулковъ Текке, какъ повстрѣчался съ Грековымъ. Полковникъ ѣхалъ къ намъ въ сопровожденіи нѣсколькихъ казаковъ, конвоировавшихъ толпу плѣнныхъ аскеровъ. Позади его развѣвались два вчерашніе трофея: турецкое пѣхотное знамя — красное, съ бѣлыми надписями, и большой значекъ, съ огромнымъ краснымъ полотнищемъ, по срединѣ котораго красовался бѣлый полумѣсяцъ со звѣздою. Полковникъ Грековъ, представивъ свои трофеи, примкнулъ вмѣстѣ съ ними къ нашему штабу и поѣхалъ обратно въ Карнари, лежащее верстахъ въ пяти отъ Текке. Плѣнные были направлены туда же. Изъ ихъ показаній выяснилось, что противъ насъ было пять таборовъ, кромѣ того, который шелъ на подкрѣпленіе изъ Карлова. Три табора защищали передовой люнетъ, редюитъ и ложементы, одинъ находился въ право-фланговомъ укрѣпленіи и одинъ на спускѣ, въ резервѣ, а сотня черкесовъ занимала Карнари. Всѣмъ отрядомъ командовалъ Раффикъ-бей, успѣвшій бѣжать въ Малые Балканы.
Тутъ же на пути мы узнали слѣдующія подробности дальнѣйшихъ вчерашнихъ дѣйствій нашей обходной (карнарской) колонны.
Послѣ того какъ маіоръ Ивановъ со своимъ 1-мъ батальономъ 9-го полка успѣшно взялъ штурмомъ укрѣпленія, прикрывавшія спускъ на Карнари, полковнику Грекову было послано приказаніе атаковать главный люнетъ съ тылу, со стороны Текке. Въ силу этого приказанія, маіоръ Ивановъ направилъ по карнарскому спуску двѣ роты (2-ю и 3-ю) 9-го полка и часть казаковъ къ Текке, куда эти части должны были прослѣдовать по дорогѣ, лежащей въ долинѣ между подошвою Балканскаго хребта и Карнари. Между тѣмъ непріятель, выбитый изъ правофланговыхъ укрѣпленій маіоромъ Ивановымъ, успѣлъ, хотя и съ большими потерями, спуститься въ долину и занять Карнари. Тутъ присоединился къ туркамъ совершенно свѣжій таборъ пѣхоты, который только что пришелъ изъ Карлова на помощь защитникамъ Траянова перевала и теперь усѣялъ своими стрѣлками окраины деревни. Двѣ сотни 30-го полка, слѣдовавшія въ головѣ колонны Грекова, съ крикомъ «ура» бросились на селеніе, и лихо, въ одну минуту, такъ сказать, пронизали его на сквозь своею атакою. Этотъ молодецкій налетъ былъ поддержанъ какъ разъ во̀-время четырьмя пѣхотными ротами[2], которыя бѣгомъ или, вѣрнѣе говоря, кубаремъ скатились въ долину съ послѣдняго уступа Карнарскаго спуска и штыками выбили непріятельскихъ стрѣлковъ изъ-за каменныхъ оградъ, составляющихъ окраины деревни. Тутъ были взяты съ боя: турецкое знамя, штабъ-офицеръ, командовавшій карловскимъ таборомъ, и нѣсколько десятковъ аскеровъ, принадлежавшихъ къ аравійскому корпусу; остальные бѣжали къ Малымъ Балканамъ и на протяженіи пяти верстъ были настойчиво преслѣдуемы нашею пѣхотою и казаками. Большинство этихъ бѣглецовъ легло на пути — либо подъ пулями, либо отъ ударовъ пики. Пика работала здѣсь по преимуществу, и зіяющія сквозныя раны, наносимыя этимъ оружіемъ, безъ преувеличенія были ужасны… По крайней мѣрѣ, я никогда еще не видалъ подобныхъ.
Въ то самое время какъ Грековъ со своими донцами и четырьмя ротами атаковалъ Карнари, 2-я и 3-я роты 9-го полка съ частію казаковъ, направленныя на Текке для атаки въ тылъ передоваго люнета, едва успѣли миновать пространство между хребтомъ и Карнари, какъ наткнулись по дорогѣ на уходившій военный обозъ, прикрываемый частію аравійскаго низама и черкесскою сотней. Аскеры разсыпались за повозками и открыли огонь, а черкесы вздумали было встрѣтить нашихъ атакою, но не успѣли еще изготовиться къ ней, какъ казаки уже налетѣли на ихъ гурьбу и смяли ее въ одно мгновеніе ока. Тутъ въ происшедшей свалкѣ былъ отнятъ большой значекъ черкесской сотни, а между тѣмъ капитанъ Шелеповъ со своею 3-ю ротою штыками выбилъ пѣхотное прикрытіе изъ-за повозокъ, и овладѣлъ транспортомъ въ 80 повозокъ, наполненныхъ галетами, рисомъ, мукою, солью, патронами, овчинами и палатками. Передавъ все это казакамъ, капитанъ Шелеповъ двинулся далѣе.
На половинѣ пути между Карнари и Текке, шагахъ въ трехстахъ отъ дороги, съ лѣвой стороны находится древній курганъ, покрытый густыми колючими кустами и фруктовыми деревьями. Съ высоты этого кургана раздался вдругъ бѣглый огонь въ лѣвый флангъ 3-й роты. Повернувъ свой фронтъ влѣво, Шелеповъ съ трехъ сторонъ охватилъ курганъ цѣпью и крикнулъ туркамъ: «Проси аманъ! Сдавайся!» Тѣ отвѣчали на это усиленіемъ бѣглаго огня. Тогда Шелеповъ, придвинувъ резервъ своей цѣпи, стянулъ въ сомкнутый строй всю роту, далъ по кустамъ два отчетливые залпа и затѣмъ бросился на штурмъ кургана. Рота, воодушевленная успѣхами этого дня, съ крикомъ «ура» дружно бросилась впередъ, менѣе чѣмъ въ полминуты взбѣжала на вершину и продралась сквозь кустарникъ… Турки, не прося пощады, защищались съ отчаяннымъ мужествомъ и всѣ до послѣдняго человѣка пали подъ нашими штыками. Штыковая «работа» была ужасна по своей силѣ и ожесточенію. На другой день, утромъ, я видѣлъ этотъ курганъ со всѣми безмолвно краснорѣчивыми свидѣтельствами послѣдняго боеваго эпизода. Трупы были буквально пропороты штыками; ударъ, нанесенный въ лобъ одному аравитянину, отличался такою силою, что штыкъ, пробивъ лобную кость, вышелъ наружу до половины длины своей сквозь темя; что это была рана штыковая, свидѣтельствуетъ ея трехгранное очертаніе. Впрочемъ, ожесточеніе нашихъ солдатъ имѣло свою причину: предъ самымъ штурмомъ кургана, въ виду всей роты, былъ убитъ любимый ею фельдфебель Дмитрій Александровъ, считавшійся однимъ изъ лучшихъ фельдфебелей во всемъ полку. «Ура», грянутое этою ротою при штурмѣ кургана и подхваченное въ Карнари и было тѣмъ самымъ крикомъ, который слышали мы при спускѣ съ послѣдняго уступа.
Потери нашего отряда, сравнительно съ достигнутымъ, почти невѣроятнымъ успѣхомъ, были крайне ничтожны: убыло 155 человѣкъ[3]. Мы особенно обращаемъ вниманіе на эту ничтожную потерю, потому что у насъ за послѣдніе мѣсяцы проявляется ошибочный взглядъ на свойство нашихъ побѣдоносныхъ дѣйствій. Только тотъ успѣхъ и считается успѣхомъ, когда потери сраженія, удачнаго по своимъ результатамъ, насчитываются цѣлыми тысячами. О такихъ дѣлахъ кричатъ, ихъ прославляютъ въ газетахъ… Это взглядъ не только ошибочный, но и вовсе не военный. При исконныхъ качествахъ русскаго солдата и при умѣньи руководить имъ въ бою, скорѣе мудрено проиграть, чѣмъ выиграть сраженіе. Но важнѣйшая задача каждаго военачальника заключается въ томъ, чтобы выиграть дѣло при возможно-наименьшихъ потеряхъ. Конечно, это менѣе эффектно, за то болѣе существенно и полезно. Сыпать солдатами какъ горохомъ, если нѣтъ на то вопіющей необходимости, вовсе не заслуга, и тѣмъ болѣе чести тому военачальнику, который посредствомъ искусно соображеннаго плана съумѣлъ достигнуть желаемаго результата при наименьшихъ потеряхъ. Малая потеря при блестящемъ успѣхѣ свидѣтельствуетъ, что начальникъ велъ свое дѣло умно, обдуманно, жалѣя жизнь ввѣреннаго ему «пушечнаго мяса». Главный же результатъ успѣха траянскаго отряда заключается въ томъ, что появленіе его за Балканскимъ хребтомъ, разрѣзавшее линію расположенія турецкихъ силъ между Шипкой и Златицей, заставило турокъ очистить Карлово, Калоферъ, Чукурлу и Клиссуру, и уже 27-го декабря, т. е. на слѣдующій же день и наканунѣ сдачи шипкинской арміи, бѣжать къ югу со всего пространства между центральнымъ Балканомъ и Адріанополемъ. Плѣнные турки и карловскіе болгары говорили намъ, что паническое бѣгство это совершилось потому, что никто изъ нихъ не считалъ возможнымъ переходъ русскихъ черезъ Траяновъ перевалъ, а если ужь черезъ Траянъ перешагнули-де, то гдѣ же послѣ этого не перейдутъ ихъ силы! И такъ, заслуга траянскаго отряда — въ первомъ нравственномъ впечатлѣніи паники, произведенномъ на противника за Балканами.
Примѣчанія править
- ↑ Эта мѣра разстоянія опредѣллется самими турками и мѣстными болгарами.
- ↑ 1-ю стрѣлковою 9-го полка, 1-ю и 3-ю лииейными 10-го полка и 2-ю ротою 10-го стрѣлковаго батальона.
- ↑ Убито при демонстраціи и на штурмѣ: офицеръ 1, нижн. чиновъ 25, ранено: офицеровъ 2, нижн. чиновъ 61, контужено: офицеръ 1, нижн. чиновъ 6, деньщикъ 1, обморожено: офицеровъ 2, нижн. чиновъ 48, безъ вѣсти пропало нижнихъ чиновъ 8, и того 155 человѣкъ общей убыли въ отрядѣ.