20 месяцев в действующей армии (1877—1878). Том 2 (Крестовский 1879)/82/ДО

[429]

LXXXII
Переходъ черезъ Траянъ
Бой на Траянѣ 26-го декабря.
Движеніе обходной колонны полковника Грекова. — Минутный вихрь. — Движеніе колонны графа Татищева. — Канонада. — Штурмъ карнарскихъ укрѣпленій. — Наступленіе противъ главныхъ траянскихъ укрѣпленій. — Охотники. — Общій видъ на Траянѣ и характеръ турецкой позиціи. — Памятная пуля. — Психическій эффектъ пули и гранаты. — Передовой перевязочный пунктъ. — О. Іоаннъ Доброхотовъ. — Смерть штабсъ-капитана Швейбуцкаго. — Штурмъ «Орлинаго гнѣзда». — Нижніе чины, отличившіеся на штурмѣ.
Траянскій отрядъ, д. Карнари, 31-го декабря.

Темное небо дымилось разорванными тучами и въ ихъ просвѣтахъ мигали рѣдкія звѣзды, когда колонна полковника Грекова, ровно въ четыре часа, тронулась съ бивуака. Всѣ части ея, взобравшись на вершину и сосредоточась, подъ покровомъ ночной темноты, въ небольшой сѣдловинѣ, противъ главныхъ турецкихъ укрѣпленій, въ глубокой тишинѣ двинулись по вершинамъ влѣво. Ни одна трубка, ни одна папироса не курплась; ни одного слова не перекинуто промежь людей. И говоръ, и куреніе были строго воспрещены. Въ головѣ шли стрѣлковыя части въ составѣ четырехъ ротъ[1], предназначенныя въ цѣпь. Командованіе всею пѣхотою обходнаго отряда полковникъ Грековъ ввѣрилъ маіору Иванову[2], который въ главныхъ силахъ обходной колонны сосредоточилъ шесть ротъ, слѣдовавшихъ за цѣпью[3].

Къ половинѣ восьмаго часа утра всѣ эти части расположились уже въ разстояніи 1,500 сажень передъ правофланговыми укрѣпленіями, преграждавшими путь на Карнари[4]. [430]

Резервныя части отряда, находнвшіяся подъ начальствомъ графа Татищева, еще не снимались съ бивуака, когда въ пять часовъ утра какъ бы могучій вздохъ или стонъ пронесся по лѣсу и вдрутъ загудѣлъ вихрь, заставившій ёкнуть не одно сердце. Поднимись теперь вьюга — ничто не удалось бы: погибла бы задаромъ и обходная колонна, и все, что́ было на бивуакѣ… По счастію, минутъ черезъ пять вихрь улегся и согналъ съ неба послѣднія тучи. Въ шесть часовъ утра двинулись на перевалъ резервы и расположились тамъ въ сѣдловинѣ[5]. Два орудія[6] установлены были на двухъ сосѣднихъ высотахъ такимъ образомъ, что первое дѣйствовало противъ главнаго передоваго люнета и его ложементовъ, а второе — противъ укрѣпленій карнарской дороги[7]. Оба они открыли огонь одновременно. У турокъ очутилось теперь въ обоихъ укрѣпленіяхъ по одному горному орудію, которыхъ не было еще въ ночномъ дѣлѣ 23-го декабря, а на слѣдующій день (24-го) на наши пробные выстрѣлы отвѣчало только одно, изъ люнета; стало быть, противникъ втаскивалъ на Траянъ свою артиллерію почти одновременно съ нами. Оба горныя орудія тотчасъ же очень бойко и задорно стали отвѣчать на огонь девяти-фунтовокъ, но не смотря на задоръ, ни одинъ ихъ снарядъ не нанесъ намъ ни малѣйшаго вреда во все время боя. Въ началѣ дѣла горныя гранаты почти не разрывались, но за то потомъ лопались очень изрядно и ложились большею частію возлѣ перваго нашего орудія и нѣсколько лѣвѣе его, въ томъ направленіи, гдѣ находился графъ Татищевъ съ Сухомлиновымъ и конвоемъ. Казаки, каждый разъ, какъ только заслышатъ въ воздухѣ шипѣніе приближающейся гранаты, такъ и командуютъ сами себѣ: «вались!» — и вся полусотня разомъ припадетъ къ землѣ и выжидаетъ пока зловѣщій спиральный звукъ шипящаго [431]снаряда не пронесется надъ ихъ головами и не разрѣшится либо взрывомъ и звономъ летящихъ осколковъ, либо же простымъ шлепаньемъ гранаты въ снѣгъ гдѣ нибудь по близости. Тогда всѣ какъ одинъ человѣкъ поднимаются уже безъ всякой команды. Черезъ часъ это «вались» и общіе земные поклоны уже вызывали смѣхъ и шутки между казаками.

Въ восемь часовъ утра карнарское укрѣпленіе открыло ружейный огонь почти съ полутора-верстнаго разстоянія по развернувшимся войскамъ колонны Грекова. Постепенно подвигаясь впередъ и обходя это укрѣпленіе съ обоихъ фланговъ, маіоръ Ивановъ по общему сигналу повелъ атаку. Турки изъ ложементовъ, находившихся противъ лѣваго фланга Иванова, пытались было встрѣтить наше наступленіе штыками и съ этою цѣлью густой гурьбою высыпали передъ траншею; но общее наше «ура» и штыковый штурмъ съ разу покончили дѣло: турки были выбиты изъ карнарскаго укрѣпленія и, понеся громадныя потери, бросились бѣжать по крутому спуску къ Карнари. Во слѣдъ бѣгущему противнику тотчасъ же были пущены четыре сотни 30-го полка. Хотѣли было казаки захватить орудіе, которое, прекративъ пальбу еще ранѣе штурма, уходило теперь внизъ, но это имъ не удалось: орудіе спускалось такъ поспѣшно и такъ неловко, что сверглось со скалы вмѣстѣ съ лошадью въ глубокую, почти отвѣсную пропасть, откуда нѣтъ никакой возможности его вытащить. Ужь на что́ четники Цеко Петкова — люди привыкшіе къ горнымъ движеніямъ, родившіеся и выросшіе въ Балканахъ, и тѣ ничего не могли подѣлать, не смотря на всѣ свои отчаянно-смѣлыя попытки, — такъ орудіе и остается на днѣ пропасти.

Во время преслѣдованія бѣгущихъ, казаки наткнулись на таборъ, пришедшій на помощь траянскимъ защитникамъ изъ Карлова. Передовая часть этого табора уже поспѣла было въ укрѣпленіе, но была обращена въ бѣгство вмѣстѣ съ другими силою нашего штыковаго штурма. Впрочемъ, подробности этого дѣла послѣ.

Въ десять часовъ утра Грековъ уже прислалъ донесеніе, что турки выбиты Ивановымъ изъ ихъ правофланговаго укрѣпленія и бѣгутъ по спуску въ Карнари. Тогда на помощь обходной колоннѣ графъ Татищевъ отправилъ 3-й батальонъ своего полка, а 2-му батальону приказалъ наступать на [432]главный передовой люнетъ съ фронта. Извѣстивъ объ этомъ генерала Карцова, графъ просилъ прислать къ нему поскорѣе 4-й эшелонъ, на усиленіе истощившагося резерва. Генералъ Карцовъ съ поля сраженія послалъ этому эшелону приказаніе двигаться со всею возможною поспѣшностію. Между тѣмъ графъ Татищевъ, отправляя на штурмъ 2-й батальонъ, далъ командиру его, маіору Духновскому, приказаніе «не зарываться». — «Колонна полковника Грекова обошла и выбила турокъ изъ правофланговыхъ укрѣпленій, — писалъ онъ, — не несите напрасныхъ потерь и захватите укрѣпленіе, какъ только противникъ станетъ оставлять его».

Получивъ это приказаніе, маіоръ Духновскій вызвалъ изъ 2-й стрѣлковой роты шесть охотниковъ, которые дожны были, такъ сказать, служить піонерами его атаки. На этотъ вызовъ откликнулись унтеръ-офицеры: Иванъ Гадаевъ, Назаръ Лексинъ, Сидоръ Кусакинъ и рядовые: Дмитрій Шалавинъ, Ѳедоръ Улитинъ и Григорій Иванычевъ. 2-й батальонъ двинулся молча и серьезно. Не было въ немъ человѣка, который не снялъ бы шапки и не перекрестился: всѣ понимали, на какое трудное дѣло ведутъ ихъ…

Вотъ каковъ былъ видъ этой позиціи, увѣнчанной грознымъ люнетомъ. Когда мы поднялись на высоту перваго гребня, предъ нами въ блескѣ великолѣпнаго зимняго утра какъ на ладони открылась вся макушка Траянова черепа. Влѣво были двѣ высоты, занятыя нашими орудіями; вправо тоже высота, гдѣ расположился наблюдательный постъ отъ 5-й сотни. Отсюда, если глянешь внизъ, виднѣлись впереди, въ глубокой долинѣ, черепичныя кровли и тонкій, бѣлый минаретъ мусульманской деревни Текке́, находящейся уже по ту сторону Балканскаго хребта. Тамъ, среди орѣховыхъ и дубовыхъ рощъ, среди роскошныхъ фруктовыхъ садовъ и правильно разбитыхъ плантацій, сверкали мѣстами подъ солнечнымъ лучемъ излучины не замерзшей рѣки Гіопса. То была поэтическая и не разъ уже воспѣтая «Долина Розъ»… И какъ близко къ намъ, казалось, была эта деревня и эта долина — просто, рукой подать! А между тѣмъ не такъ оно было на дѣлѣ: въ горахъ столь легко поддаешься на оптическіе обманы и такъ скрадываются здѣсь разстоянія. [433]

Прямо впереди передъ нашими глазами шло ровное пространство, пересѣкаемое въ верстѣ разстоянія небольшою лощинкой, служившей началомъ лѣсистаго спуска — того самаго, къ которому въ ночной демонстраціи 23-го числа подполковникъ Сосновскій подвинулъ резервныя сотни, въ ожиданіи обхода со стороны турокъ. Въ этой лощинѣ залегли теперь резервы 2-го батальона. Противоположный подъемъ ея представлялъ бугоръ, на которомъ 23-го находилась офицерская группа. 2-я стрѣлковая и 5-я линейная роты раскинули цѣпь еще въ лощинкѣ, гдѣ вражескія пули пролетали надъ ихъ головами. Шесть охотниковъ первыми перебѣжали бугоръ, а за ними быстрымъ бѣгомъ миновали его и цѣпи обѣихъ ротъ. За бугромъ, на протяженіи нѣсколькихъ десятковъ сажень, шло опять совершенно ровное мѣсто, образуя по срединѣ себя лишь небольшую складку мертваго пространства, гдѣ 23-го числа находился Сосновскій съ полковникомъ Бородинымъ и куда придвинулись тогда же резервы стрѣлковаго батальона. Эта складка послужила теперь первымъ этапомъ цѣпи на пути ея къ люнету: въ ней на нѣкоторое время залегли наши звенья и открыли огонь вверхъ по укрѣпленію. Впереди складки, въ разстояніи нѣсколькихъ шаговъ, начинается крутой подъемъ на конусообразную скалистую высоту, вершина которой вѣнчалась люнетомъ. Высшая точка скалы составляла исходящій уголъ укрѣпленія, который чернѣлся передъ нами какимъ-то остроконечнымъ шпилемъ, въ родѣ шалаша или кровли. Двѣ-три такія же вышки, только нѣсколько меньшихъ размѣровъ, вырисовывались и по обоимъ фасамъ люнета. Отъ крайней изъ нихъ съ правой (а отъ противника съ лѣвой) стороны спускались внизъ, по гребню скалы, сложенные изъ камней ложементы; слѣва видна была торчащая гряда камней, тоже служившихъ ложементами, а позади люнета можно было различить какой-то скалистый утесъ, вышка котораго также курилась ружейными дымками: это было тыловое укрѣпленіе люнета, — родъ редюита, доставлявшаго всѣмъ вообще траянскимъ твердынямъ двухъ-ярусную оборону. Подъемъ къ люнету у исходящаго угла былъ столь крутъ, что и генералъ Карцовъ, и графъ Татищевъ справедливо сомнѣвались въ возможности взять его штурмомъ съ этого именно пункта, и разсчитывали на атаку фланговъ. Надо замѣтить, что все [434]передовое укрѣпленіе слыветъ у болгаръ и турокъ подъ характернымъ именемъ «Орлинаго гнѣзда»; наши же солдатики разжаловали его нѣсколькими степенями ниже и еще до штурма окрестили въ шутку «вороньимъ гнѣздомъ» и «вороньею стрехой». Впрочемъ, отъ этого едва ли оно сдѣлалось легче. Протяженіе всего турецкаго фронта курилосъ бѣлыми дымками ружейныхъ залповъ. Огонь противника направлялся не только на штурмующія части, но одновременно разсыпался вѣеромъ и по всей нашей линіи: пули достигали и 3-го батальона, шедшаго обходною дорогою на подкрѣпленіе полковника Грекова, и обѣихъ орудійныхъ позицій, и резервныхъ частей, стоявшихъ вмѣстѣ съ болгарскими четами на высотѣ перваго гребня: свистали и мимо ушей свиты генерала Карцова; стрѣляли турки спеціально и по ординарцамъ, направляемымъ съ приказаніяли въ ту, или другую сторону. Все это какъ у насъ, такъ и у противника было на виду, какъ на ладони.

Одна изъ этихъ пуль навсегда будетъ памятна какъ для меня, такъ и для генерала Карцова. который находился впереди резервовъ. Желая отправить одно изъ приказаній къ графу Татищеву, онъ вынулъ изъ кармана записную книжку и, положивъ ее на мое плечо, сталъ что-то писать карандашемъ; въ это время пуля рѣзко свиснула между его лицомъ и моимъ затылкомъ. Передвинься мы предъ этимъ моментомъ на полшага назадъ, или на полшага впередъ, и конечно — либо его, либо меня не существовало бы. Иные скажутъ,что это курьезный случай изъ разряда счастливыхъ: я же научился относить такіе «курьезные» случаи только къ Божьему промыслу, которой мы, къ сожалѣнію, не всегда склонны принять или постигнуть во всей его простой и каждому доступной очевидности. Впрочемъ, наши солдаты, «не мудрствуя лукаво», до глубины понимаютъ это дѣло и понимаютъ такъ ясно, во всей его простотѣ!.. Оттого-то они и крестятся столь набожно и усердно, когда идутъ въ атаку. Но странное дѣло: опытъ нынѣшней войны до́зналъ, что пули наносятъ вредъ гораздо существеннѣе, чѣмъ гранаты, изъ которыхъ рѣдкія разрываются безусловно-безукоризненнымъ образомъ (и для этого надо, чтобы граната попала въ середину какой нибудь густой и плотной колонны) — и что́ же? Сознавая это изъ опыта, тѣмъ не [435]менѣе, все-таки спокойнѣе переносишь рѣзкій свистъ пули, пролетѣвшей мимо уха, чѣмъ заранѣе слышимое приближеніе артиллерійскаго снаряда. А при этомъ послѣднемъ душу охватываетъ безпокойное, ноющее чувство, въ которомъ откровенно сознается бо́льшая часть офицеровъ, испытавшихъ тотъ и другой огонь: быть можетъ, это происходитъ оттого, что пуля, летящая мимо уха, напоминаетъ смерть только одно мгновеніе, да и напоминаетъ его, собственно говоря, уже тогда, когда смерть пронеслась мимо; а спиральное шипѣніе гранаты возвѣщаетъ смерть еще за три-четыре секунды ранѣе чѣмъ она пронеслась надъ головою или разрѣшилась взрывомъ гдѣ нибудь по блйзости. Вотъ почему эффектъ артиллерійскаго огня, даже самаго недѣйствительнаго, психически дѣйствуетъ въ началѣ на всякія войска болѣе, чѣмъ самый существенный огонь ружейный. Впрочемъ, это бываетъ такъ только въ началѣ каждаго дѣла, а съ развитіемъ его это чувство постепенно притупляется.

Съ того мѣста впереди резервовъ, гдѣ находился генералъ Карцовъ, очень удобно было слѣдить за всѣмъ ходомъ атаки, которая, по близости ея разстоянія, даже и безъ биноклей, отлично была видна простымъ, невооруженнымъ глазомъ. Мы видѣли, какъ постепенно, словно цѣпкія кошки, все впередъ и впередъ подвигались шесть охотниковъ 2-й стрѣлковой роты и какъ вслѣдъ за ними перебѣгала цѣпь, какъ снялись изъ лощинки ея резервы, какъ наши солдаты, будто бульдоги, вцѣпились чуть не зубами въ подножіе люнета и не уступали ни шагу, не смотря на градъ ружейныхъ выстрѣловъ. Линія раненыхъ, спускавшихся съ бѣло-снѣжной горы, ясно обозначалась отдѣльными чернѣвшимися человѣчками. Тамъ и сямъ, словно маленькія черточки, были раскиданы на снѣгу убитые и тяжело раненые. Генералъ Карцовъ направилъ туда санитаровъ, которые подъ частыми пулями отлично исполняли свое дѣло. Между этими санитарами были сѣдобородые старики, украшенные еще кавказскими крестами и даже крымскими медалями. Они бодро шли въ самый кипень боя и выносили изъ него раненыхъ, первая помощь которымъ подавалась подъ выстрѣлами. Передовой перевязочный пунктъ расположился у насъ около резервовъ, и здѣсь младшій врачъ 9-го полка Кимбаръ, совсѣмъ еще розовый юноша, и [436]дивизіонный докторъ Кунаховичъ, подъ пулями, перевизывали приносимыхъ страдальцевъ, а полковой сващенникъ 9-го же полка, отецъ Іоаннъ Доброхотовъ напутствовалъ желающихъ изъ «тяжелыхъ» послѣднимъ христіанскимъ обрядомъ. Умилительно было видѣть этихъ трехъ людей, съ такимъ самоотверженіемъ исполнявшихъ свои обязанности. Въ особенности пріятно было смотрѣть на отца Іоанна: съ его молодаго и широкаго великорусскаго лица, не смотря на зловѣщіе свисты, не сходила добрая, ободряющая улыбка. Да что̀ и говорить! — Здѣсь всѣ, отъ перваго до послѣдняго, военные и не военные добросовѣстно и честно исполняли свое святое дѣло. Но хорошо отбивались и наши противники! Надо отдать и имъ полную справедливость. Теперь уже дѣло шло на историческое самолюбіе: перешегнетъ ли въ первый разъ отъ созданія міра военная нога черезъ недоступный Траянъ и назоветъ ли исторія эту ногу русскою ногою?

Время шло уже къ полудню; ослѣпительный блескъ солнечныхъ лучей, отражаясь на снѣгѣ, жестоко рѣзалъ глаза; кромѣ того, солнце стояло какъ разъ передъ глазами нашей цѣпи и мѣшало ей вѣрно цѣлить. На вершинѣ оно пекло совершенно по лѣтнему и въ первомъ часу стало такъ жарко, что хоть скидай съ себя все, до сорочки! Мы обливались потомъ. Казалось, не только турки, но и самая природа соединилась съ ними, чтобы противостать нашему наступленію. Въ это время санитары приносятъ извѣстіе, что командиръ 5-й линейной роты 9-го полка, штабсъ-капитанъ Швейбуцкій, убитъ. Первая пуля попала ему въ ладонь лѣвой руки; онъ только что хотѣлъ обернуться къ своей ротѣ и крикнулъ ей «впередъ» — какъ вдругъ вторая пуля хватила его прямо въ грудь, выше сердца, и перебила аорту. Бѣдный Швейбуцкій, завертѣвшись нѣсколько на мѣстѣ, упалъ уже мертвымъ. Графъ Татищевъ считалъ его однимъ изъ лучшихъ своихъ ротныхъ командировъ. Этотъ офицеръ никогда не хотѣлъ носить ни полушубка, ни пальто, сшитаго изъ грубаго солдатскаго сукна, всегда вступалъ въ бой изящнымъ щеголемъ, въ чистенькомъ мундирчикѣ, на виду у всѣхъ, впереди своей роты, и оттого, безъ сомнѣнія, обращалъ на себя вниманіе непріятеля. За это онъ, бѣдный, и поплатился. Солдаты бережно отнесли его въ лощину, гдѣ на слѣдующій день похоронили. [437]

Время шло, а между тѣмъ передовой люнетъ намъ не давался, не смотря на то, что мы имѣли уже извѣстіе о благополучномъ спускѣ Грекова въ «Долину Розъ» у Карнари. Взять укрѣпленіе «въ лобъ», прямо съ фронта, было крайне трудно, если даже не окончательно невозможно. Тѣмъ не менѣе, наши солдаты 2-го батальона впились въ скалу, какъ пьявки, и подвигаясь вслѣдъ за своими шестью піонерами, каждыя пять минутъ постепенно укорачивали на нѣсколько шаговъ разстояніе между своимъ фронтомъ и недоступнымъ брустверомъ. Послѣ полудня къ генералу Карцову пріѣхали графъ Татищевъ, Сухомлиновъ и Сосновскій, отправившійся еще въ началѣ дѣла на артиллерійскую позицію. Въ виду полученной наканунѣ депеши Великаго Князя, внушавшаго не увлекаться фронтальною атакой и не нести напрасныя потери, а также замѣчая теперъ неодолимыя трудности штурма, всѣ эти лица уже начали было совѣщаться — что̀ предпринять далѣе, какъ вдругъ вокругъ вышки люнета, которую облѣпили наши солдаты, словно рой пчелъ, раздалось общимъ кличемъ побѣдное «ура!» — первле «ура» нынѣшняго дня. Всѣ взоры невольно обратились въ ту сторону, и мы увидѣли, что подъ напоромъ нашего настойчиваго, молодецкаго штурма, турки прекратили пальбу и бѣгугъ изъ укрѣпленія. Не прошло и двухъ минутъ, какъ наши уже перескочили за брустверъ и «ура» зашумѣло внутри укрѣпленія… Что̀ за торжественная была эта минута! Все, что̀ было вокругъ насъ, скинуло шапки, закидало ихъ къ верху и закричало «ура». Офицеры бросились къ Карцову поздравлять его съ побѣдою, кидались одинъ другому въ объятія, цѣловали и поздравляли другъ друга. Солдаты и казаки дѣлали то же. И такъ, невозможное, или почитавшееся до сихъ поръ невозможнымъ, достигнуто наконецъ русскою грудью! Непроходимый Траянъ побѣжденъ маленькимъ русскимъ отрядомъ и побѣжденъ въ ту самую минуту, когда уже явилось нѣкоторое сомнѣніе въ возможности преодолѣть эти твердыни, и все-таки надо сказать, что результатъ этотъ достигнутъ благодаря энергіи и настойчивости начальствующихъ лицъ, отъ генерала до послѣдняго унтеръ-офицера. Такъ, напримѣръ, унтеръ-офицеры 2-й стрѣлковой роты Семенъ Колесовъ, Исаія Куклевъ и Василій Кисловъ, вмѣстѣ съ шестью охотниками, первыми [438]ворвались въ люнетъ, причемъ Кисловъ захватилъ непріятельское орудіе, а рядовой 5-й роты Василій Лукановъ помогъ ему въ этомъ. Той же роты рядовой Шліома Шульцъ, про котораго товарищи дружелюбно говорятъ, что онъ «зъ нашихъ», не смотря на полученную имъ тяжкую рану въ плечо, продолжалъ наступать впередъ и то-же одинъ изъ первыхъ перескочилъ за непріятельскій брустверъ. Въ часъ и десять минутъ по полудни все уже было покончено въ Траянскомъ люнетѣ.


Примѣчанія править

  1. 1-я стрѣлковая рота 9-го полка, 1-я и 3-я стрѣлковыя роты 10-го полка и 2-я рота 10-го стрѣлковаго батальона.
  2. Командиру 1-го батальона 9-го полка.
  3. 3-я и 4-я роты 9-го полка, 1-я и 3-я роты 10-го стрѣлковаго батальона (4-я рота этого батальона находилась на позиціи при орудіяхъ) и 1-я и 2-я роты 9-го полка.
  4. Въ боевой линіи части эти стали въ слѣдующемъ порядкѣ: на правомъ флангѣ 10-й стрѣлковый батальонъ, имѣя двѣ роты въ цѣпи и одну роту въ частномъ резервѣ; въ центрѣ — 1-я и 3-я стрѣлковыя роты 10-го полка; на лѣвомъ флангѣ — 1-я стрѣлковая рота 9-го полка, а въ частномъ резервѣ за лѣвымъ флангомъ — 3-я и 4-я роты 9-го полка, въ общемъ же резервѣ обходной колонны — 1-я и 2-я роты 9-го полка и четыре сотни 30-го казачьяго полка.
  5. 2-й и 3-й батальоны 9-го полка, 3-я рота 6-го сапернаго батальона и 6-я сотня 30-го полка; полусотня 5-й сотни того же полка находилась въ конвоѣ начальника эшелона, графа Татищева, и стала лѣвѣе перваго орудія.
  6. 1-го взвода 3-й батареи 3-й артиллерійской бригады.
  7. При орудіяхъ находились 4-я рота 10-го стрѣлковаго батальона, которая смѣнена была 9-го и 10-ю ротами 9-го полка и направлена вслѣдъ за своимъ батальономъ.