Когда я, наконецъ, легъ въ постель, то чувствовалъ сильную усталость; но какъ хорошо было вытянуться во весь ростъ и дать отдыхъ мускуламъ, которые такъ долго находились въ сильномъ напряженіи. Но, увы! о снѣ нечего было и думать! По всѣмъ корридорамъ раздавалось хрюканье этихъ дворянокъ, ихъ шумъ и скобленіе — это походило на совѣтъ демоновъ и я не могъ сомкнуть глазъ. Но, бодрствуя, я начиналъ думать и мои мысли были заняты Сэнди и ея курьезнымъ заблужденіемъ. Она была вполнѣ въ здравомъ умѣ, какъ и вообще всѣ обитатели королевства; но, съ моей точки зренія, она дѣйствовала, какъ безумная женщина. О, страна! вотъ какова сила ея воспитанія, ея вліянія! Я ставилъ себя на мѣсто Сэнди, желая убѣдиться въ томъ, что она вовсе не съумасшедшая. Если же поставить ее на мое мѣсто, то и я для нея могъ казаться съумасшедшимъ, потому что она не была такъ хорошо развита въ умственномъ отношеніи, какъ былъ развитъ я. Если бы я сказалъ Сэнди, что видѣлъ вагонъ, совершенно чуждый вліянія какихъ либо чаръ и который въ состояніи пролетѣть 50 миль въ часъ, далѣе, — что человѣкъ, совершенно непричастный къ магіи, садится въ корзинку и скрывается изъ глазъ между облаками, наконецъ, что безъ помощи всякаго волшебства можно слушать разговоръ лица, находящагося за нѣсколько сотъ миль отъ васъ, то, конечно, Сэнди, если и не признаетъ меня абсолютно съумасшедшимъ, то будетъ утверждать, что тутъ замѣшаны чары, такъ какъ она знаетъ это лучше. Всѣ окружающіе ее вѣрили въ волшебство и никто въ этомъ не сомнѣвался; сомнѣваться въ томъ, что замокъ могъ превратиться въ хлѣвъ, а его обитатели въ свиней, было все равно, что если бы кто въ Коннектикутѣ сталъ бы удивляться телефону — въ обоихъ случаяхъ это служило бы доказательствомъ разстроеннаго ума и разстроеннаго разсудка. Да, Сэнди была совершенно въ здравомъ умѣ и съ этимъ слѣдовало согласиться. И если я желалъ казаться Сэнди въ здравомъ умѣ и въ полномъ разсудкѣ, то долженъ былъ оставить при себѣ свое мнѣніе относительно незаколдованныхъ локомотивовъ, воздушныхъ шаровъ и телефоновъ. Кромѣ того, я былъ убѣжденъ, что земля не плоскость и вовсе не поддерживается столбами, что нѣтъ никакого навѣса для поворачиванія воды, занимающей все пространство наверху; но такъ какъ я былъ единственнымъ лицомъ въ королевствѣ, зараженнымъ такими нечестивыми и преступными мыслями, то я прекрасно понималъ, что слѣдуетъ умалчивать о всѣхъ подобныхъ вещахъ, если не желаю прослыть за съумасшедшаго.
На слѣдующее утро Сэнди собрала всѣхъ свиней въ столовой и дала имъ позавтракать; она сама лично наблюдала за ними и выказывала имъ особое почтеніе, которое выказываютъ обыкновенно всѣ соотечественники ея острова всѣмъ титулованнымъ лицамъ, не обращая вниманія ни на ихъ умственныя способности, ни на ихъ нравственныя достоинства. Я также завтракалъ бы со свиньями, если бы принадлежалъ къ титулованнымъ особамъ; но такъ какъ я былъ простой смертный, то долженъ былъ покориться обстоятельствамъ и нисколько не сожалѣлъ объ этомъ. Мы, Сэнди и я, завтракали за вторымъ столомъ. Хозяева этого дома были въ отсутствіи. И я сказалъ:
— Какъ велика здѣшняя семья, Сэнди, куда всѣ они прячутся?
— Семья?
— Да.
— Какая семья, милостивый лордъ?
— Какъ? Эта семья, ваша семья.
— По правдѣ сказать, я васъ не понимаю. У меня нѣтъ никакой семьи.
— Какъ нѣтъ семьи? Развѣ это не вашъ домъ, Сэнди?
— Еакимъ образомъ онъ можетъ быть моимъ домомъ, когда у меня нѣтъ никакого дома.
— Въ такомъ случаѣ, чей же это домъ?
— Какъ вы хотите, чтобы я это вамъ сказала, когда я и сама не знаю.
— Неужели вы не знали никогда этихъ людей? Въ такомъ случаѣ, кто же пригласилъ насъ сюда?
— Никто насъ не приглашалъ; мы пришли, вотъ и все!
— Въ такомъ случаѣ, хозяйка этого дома должна быть крайне странная особа. Подобное безстыдство вполнѣ достойно удивленія. Мы съ шумомъ врываемся въ домъ человѣка, наполняемъ этотъ домъ единственнымъ почетнымъ дворянствомъ, какое когда-либо освѣщалось солнцемъ на землѣ, и оказывается, что мы даже не знаемъ имени хозяина дома. Чѣмъ вы объясните такое своевольство? Я думалъ, что это вашъ домъ. Но что скажетъ хозяинъ?
— Что онъ можетъ больше сказать, какъ только благодарить насъ?
— Благодарить? За что?
На ея лицѣ выразилось внезапное удивленіе.
— Право, ты смущаешь мой умъ твоими странными словами. Развѣ кто-нибудь при такомъ положеніи, въ какомъ находится этотъ хозяинъ дома, могъ бы когда-нибудь мечтать о пріемѣ въ своемъ домѣ такого общества, какое мы привели къ нему?
— Да, если вы ссылаетесь на это, то въ данномъ случаѣ даже можно побиться объ закладъ, что онъ въ первый разъ въ жизни видѣлъ въ своемъ домѣ такихъ гостей, какъ эти.
— Такъ пусть онъ остается благодаренъ и выразитъ свое смиреніе признательною рѣчью; онъ былъ прежде собакою и происходитъ отъ собакъ.
По моему мненіо, наше положеніе все же было крайне неудобное. Оно могло сдѣлаться еще неудобнѣе. Поэтому намъ следовало двинуться отсюда и я сказалъ:
— Уже поздно, Сэнди. Намъ нужно собрать нашу аристократію и двинуться.
— А куда, милостивый сэръ и Патронъ?
— Мы должны развести ихъ по домамъ, не такъ-ли?
— Вотъ, если бы тебя послушаться. Да онѣ всѣ съ различныхъ концовъ земли. Каждую нужно привести въ ея собственный домъ; но развѣ тебѣ будетъ достаточно на это той короткой жизни, которая опредѣлена имъ послѣ грѣхопаденія Адама? Нашъ праотецъ былъ вовлеченъ въ грѣхъ своею помощницею, а та прельстилась словами сатаны, вошедшаго въ змія; съ тѣхъ поръ онъ царитъ надъ человѣческимъ родомъ, вовлекая его въ грѣхъ; природа, которая была такою чистою и прекрасною, стала…
— Ахъ, великій Боже!
— Лордъ!
— Вы знаете, что у насъ очень мало времени для обсужденія такихъ вещей. Развѣ вы не знаете, что мы можемъ раздать по землѣ вѣсь этотъ народъ въ болѣе короткое время, чѣмъ вы употребили на то, чтобы доказать, что этого невозможно сдѣлать. Намъ теперь некогда говорить, а слгѣдуетъ дѣйствовать. Вы должны позаботиться объ этомъ, а не давать воли своей мельницѣ, когда на это нѣтъ времени. Теперь къ дѣлу; постарайтесь обходиться безъ лишнихъ словъ. Кто отведетъ домой нашу аристократію?
— Конечно, ихъ друзья. Они пріѣдутъ за ними изъ отдаленныхъ концовъ земли.
Это было такъ неожиданно, точно молнія, блеснувшая съ яснаго неба; такое облегченіе было подобно прощенію, дарованному преступнику. Она, вѣроятно, останется, чтобы освободиться отъ своего товара.
— Тогда слушайте, Сэнди; такъ какъ наше предпріятіе окончилось прекрасно и вполнѣ успѣшно, то я отправлюсь и донесу объ этомъ; если же кто-либо другой…
— Я совершенно готова и поѣду съ тобою.
Это было все равно, что отмѣна прощенія.
— Какъ? Вы хотите ѣхать со мною? Къ чему это?
— Неужели ты хочешь, чтобы обо мнѣ подумали, будто я измѣнница своему рыцарю? Это будетъ безчестіемъ. Я не могу уѣхать отъ тебя, пока ты не встрѣтишься въ битвѣ съ какимъ-либо другимъ рыцаремъ. Тотъ побѣдитъ тебя и я ему достанусь, какъ добыча. Я даже заслуживаю порицанія, если стану думать о томъ, что можетъ произойти такой случай.
«Избранъ на продолжительный срокъ! — вздохнулъ я про себя; — нечего дѣлать, придется и съ этимъ примириться». Тогда я сказалъ вслухъ:
— И такъ, пора опять въ путь.
Пока Сэнди ходила прощаться съ своими свиньями, я передалъ все это пэрство прислугамъ и попросилъ ихъ все убрать и почистить, гдѣ эти аристократы гуляли, ѣли и имѣли помѣщеніе; но слуги замѣтили мнѣ на это, что ничего нельзя трогать, такъ какъ это было бы отступленіемъ отъ обычая, и заставитъ только праздные языки болтать объ этомъ. Отступленіе отъ обычая — вотъ что связывало ихъ; это такой народъ, который, казалось, былъ способенъ ради этого совершить преступленіе. Слуги сказали, что будутъ слѣдовать обычаю, который у нихъ считается священнымъ; они постелятъ свѣжій тростникъ въ залахъ и во всѣхъ комнатахъ, и тогда пребываніе въ домѣ аристократіи не будетъ почти и замѣтно. Это было нѣчто въ родѣ сатиры природы; это былъ научный методъ, геологическій методъ; антикварій допытывается до всего этого и затѣмъ, по окончаніи каждаго столѣтія, разсказываетъ о тѣхъ улучшеніяхъ, которыя вводились въ семьи въ теченіе истекшихъ ста лѣтъ.
Первое, что намъ попалось на встрѣчу въ тотъ день, была партія странниковъ. Не смотря на то, что намъ было съ ними не по дорогѣ, но я присоединился къ нимъ; я желалъ мудро управлять этою страною и мнѣ необходимо было входить въ подробности ея жизни и узнавать эти подробности не изъ вторыхъ рукъ, а руководствоваться своими собственными личными наблюденіями.
Эта компанія странниковъ состояла изъ людей всѣхъ возрастовъ и всѣхъ профессій; точно также тутъ представлялось и большое разнообразіе костюмовъ; тутъ были и молодые люди и старики, молодыя женщины и старухи, веселый народъ и серьезный людъ. Тутъ ѣхали на мулахъ и на лошадяхъ; только не видно было дамскихъ сѣделъ, такъ какъ это приспособленіе стало известно въ Англіи только девятьсотъ лѣтъ тому назадъ.
Это была хорошая, дружная и общительная компанія; они всѣ были набожны, счастливы, веселы, отличаясь въ то же время безсознательной неучтивостью и наивною нескромностью. То, что они считали простымъ веселымъ разсказомъ, переходившимъ изъ устъ въ уста, былъ, конечно, пикантнаго свойства анекдотецъ, который смущалъ ихъ также мало, какъ мало смущалъ лучшее англійское общество двѣнадцать столѣтій позднѣе. Разныя шутки, достойныя англійскаго остроумія первой четверти девятнадцатаго столѣвтія, разсказывались и тутъ, переходя изъ устъ въ уста по всей линіи и возбуждая всеобщія одобренія; иногда, если кто дѣлалъ по этому поводу какое-либо остроумное замѣчаніе на одномъ концѣ всей процессіи, то его передавали другъ другу, оно доходило до слѣдующаго конца и часто возбуждало громкій взрывъ хохота.
Сэнди прекрасно знала цѣль такого странствованія и потому, обратившись ко мнѣ, сказала:
— Они направляются въ Валлэй Голинессъ (Священную Долину) испить цѣлебной воды.
— Но гдѣ находится это мѣсто?
— Оно лежитъ на разстояніи двухдневнаго пути, у границъ страны, называемой королевство Куку.
— Разскажите мнѣ что-нибудь о немъ. Это мѣсто пользуется большою славою?
— О, конечно; подобнаго ему не существуетъ.
— Тамъ часто недоставало воды; только по временамъ появлялся цѣлый потокъ чистой и свѣжей воды какъ бы чудесною силою въ этомъ пустынномъ мѣстѣ. Но тутъ злой духъ сталъ искушать построить баню, которая и была выстроена. Но вдругъ вода перестала течь и потомъ совершенно исчезла.
— Молитвы, слезы, — все было напрасно; вода не появлялась. Ничто не помогало и всѣ дивились такому чуду.
— И что же случилось дальше?
— Такъ прошелъ годъ и одинъ день, тогда приказали срыть баню. И вдругъ вода потекла снова и въ большомъ обиліи; съ тѣхъ поръ она не перестаетъ струиться для этого благословеннаго края.
— Такимъ образомъ, съ тѣхъ поръ никто и не мылся?
— Всякому предоставлена полная свобода; но врядъ-ли кто ею пользуется.
— И обитатели этой мѣстности благоденствуютъ съ тѣхъ поръ?
— Да, именно съ этого самаго дня. Слухъ о такомъ чудѣ распространился по всѣмъ странамъ. Отовсюду прибывали новые поселенцы, такъ что приходилось воздвигать постройку за постройкою.
Еще до полудня, мы встрѣтили другую партію странниковъ; но тутъ не слышно было ни шутокъ, ни смѣха, ни громкихъ разговоровъ, не было замѣтно счастливаго настроенія духа ни между молодыми, ни между старыми. А тутъ также были и молодые, и старые; мужчины и женщины средняго возраста, мальчики и дѣвочки и даже три грудныхъ ребенка. Одни дѣти только смѣялись, а между взрослыми не видно было ни одного лица, которое не выражало бы грусти и безнадежнаго унынія; ясно было видно, что эти люди подвергались жестокимъ испытаніямъ и давно были знакомы съ отчаяніемъ. Это были рабы. Ихъ руки и ноги были закованы въ кандалы и потомъ они были еще скованы по нѣсколько человѣкъ одною отдѣльною цѣпью; одни дѣти бѣгали на свободѣ; несчастные ихъ отцы и матери должны были и ходить скованными, и спать скованными, какъ свиньи. Они прошли триста миль пѣшкомъ въ восемнадцать дней, получая при этомъ самую скудную пищу. На нихъ были накинуты какіе-то лохмотья, но все же нельзя было назвать этихъ людей одѣтыми. Желѣзные кандалы стерли у нихъ кожу на рукахъ и на ногахъ, вследствіе чего образовались гнойныя болячки. Ихъ босыя ноги потрескались, и каждый изъ нихъ шелъ прихрамывая. Сначала было около ста этихъ несчастныхъ въ одной партіи, но половина изъ нихъ была продана во время самаго пути. Ихъ проводникъ ѣхалъ на лошади и держалъ въ рукахъ длинный бичъ съ короткою ручкою и съ длиннымъ плетенымъ ремнемъ, раздѣленпымъ въ концѣ на нѣсколько отдѣльныхъ частей, изъ которыхъ каждая оканчивалась узломъ. Этимъ бичемъ онъ стегалъ по плечамъ тѣхъ, которые отъ усталости не могли идти и останавливались на одно мгновеніе. Онъ не говорилъ ни слова, такъ какъ ударъ бичемъ былъ слишкомъ краснорѣчивъ и безъ словъ. Ни одинъ изъ этихъ несчастныхъ даже и не взглянулъ на насъ, когда мы проѣзжали; они, казалось, и не замѣтили нашего присутствія. Изъ ихъ устъ не вылетало ни одного звука; слышалось только однообразное бряцаніе цѣпей по всей линіи съ одного конца до другого, когда эти сорокъ три человѣка поднимали и опускали ноги. Вся партія шла въ облакѣ пыли, которую она поднимала сама.
Всѣ эти лица были сѣраго цвѣта отъ слоя налегшей на нихъ пыли. Конечно, многимъ приходилось видѣть, какъ налегаетъ пыль на скульптурныя украшенія въ нежилыхъ домахъ и какъ по этой пыли какой-нибудь лѣнтяй напишетъ что-нибудь пальцемъ; мнѣ припомнилось это, когда я смотрѣлъ на лица нѣкоторыхъ женщинъ, въ особенности на лица молодыхъ матерей, которыя несли своихъ дѣтей, близкихъ къ смерти и къ освобожденію; что происходило въ ихъ сердцахъ, то, казалось, было написано на ихъ запыленныхъ лицахъ; жаль было смотрѣть, а еще болѣе жаль было это читать. Одна изъ этихъ молодыхъ матерей была сама еще почти ребенокъ и грустно стала смотрѣть, какъ такое ужасное горе посѣтило этого ребенка, которому слѣдовало бы только радоваться утру своей юной жизни. Безъ всякаго сомнѣнія…
Она остановилась ненадолго, измученная отъ усталости, но тотчасъ послышался ударъ ремнемъ, который выхватилъ кусокъ кожи съ ея обнаженнаго плеча. Я вздрогнулъ, точно кто ударилъ меня самаго. Начальникъ остановилъ всю партію и соскочилъ съ лошади. Онъ кричалъ и бранился на эту несчастную, говоря, что она и такъ причиняетъ много безпорядка своею лѣнью; но теперь онъ непремѣнно сведетъ съ нею счеты. Несчастная бросилась на колѣни, подняла къ нему руки и стала просить о пощадѣ, умоляя его со слезами и съ громкими воплями. Онъ вырвалъ у нея ребенка и приказалъ рабамъ, скованнымъ съ нею съ задней и съ передней линіи, повергнуть ее на землю и держать, а самъ сталъ неистово хлестать ее ремнемъ; вся спина несчастной была изсѣчена и представляла ужасный видъ. Одинъ изъ мужчниъ, державшій молодую женщину, отвернулся; онъ былъ не въ силахъ смотрѣть на это ужасное зрѣлище, но за такое проявленіе человѣколюбія его выбранили и наказали. А несчастная жертва жалобно стонала отъ боли.
Остальная же партія рабовъ смотрѣла на эту экзекуцію и обсуждала между собою, по собственному опыту, какъ дѣйствовалъ тотъ или другой взмахъ ремня. Эти люди слишкомъ огрубѣли отъ каждодневнаго соприкосновенія съ рабскою долею, иначе они нашли бы, что при видѣ такого зрѣлища можно было бы подумать о чемъ-либо другомъ, чѣмъ о пересудахъ. Слѣдствіемъ рабства было полное извращеніе самыхъ лучшихъ человѣческихъ чувствъ; но между тѣмъ, всѣ эти рабы были люди съ сердцемъ и при другихъ обстоятельствахъ не допустили бы такого обращенія съ лошадью, не только что съ человѣкомъ.
Мнѣ было желательно прекратить эту ужасную сцену и освободить рабовъ, но я не могъ этого сдѣлать. Мнѣ не слѣдовало слишкомъ много вмѣшиваться въ такія дѣла; этимъ я заслужилъ бы славу, что объѣзжаю страну и дѣйствую противъ ея законовъ и противъ правъ ея гражданъ. Если бы я прожилъ долѣе и мнѣ удалось бы достигнуть извѣстной силы и могущества, то я нанесъ бы смертельный ударъ рабству, я уже рѣшился на это; но я положилъ устроить это такъ, что когда буду исполнителемъ этой реформы, то сдѣлаю это по приказанію народа.
Какъ разъ у дороги стояла кузница; въ это время пріѣхалъ одинъ сельскій собственникъ, купившій еще за нѣсколько миль отсюда ту самую молодую женщину, которую подвергли наказанію; кузнецъ долженъ былъ расковать ея кандалы; но тутъ произошелъ споръ между начальникомъ партіи рабовъ и сельскимъ собственникомъ, кому слѣдуетъ платить кузнецу. Лишь только молодую женщину освободили отъ оковъ, какъ она бросилась со слезами и съ рыданіями на грудь къ тому рабу, который отвернулся, когда ее били. Онъ прижалъ ее къ своой груди; осыпалъ поцѣлуями и ея лицо и лицо ребенка, обмылъ эти дорогія ему лица потоками слезъ. Я узналъ, что это были мужъ и жена. Пришлось силою оторвать ихъ другъ огъ друга; несчастная женщина рыдала и металась какъ безумная, пока не повернула въ сторону и не скрылась изъ виду. Теперь невольно является вопросъ: неужели этотъ несчастный отецъ и мужъ никогда не увидитъ ни жены, ни ребенка? Я никакъ не могъ смотрѣть на этого человѣка и поскорѣе уѣхалъ; но я знаю, что эта ужасная картина никогда не изгладится изъ моей памяти; даже теперь, лишь только я вспомню объ этомъ, какъ чувствую сильное біеніе сердца и тоску.
На ночь мы остановились въ деревенской гостинницѣ. На слѣдующее утро, когда я проснулся и взглянулъ на дорогу, то увидѣлъ ѣдущаго по ней рыцаря, залитаго лучами солнца; я узналъ въ немъ одного изъ моихъ рыцарей — сэра Озана ле-Кюръ Гарди. Онъ стоялъ у меня на линіи джентльменовъ и его спеціальностью были шляпы. Онъ былъ одѣтъ въ стальную кольчугу и въ прекрасномъ вооруженіи того времени. Конечно, къ такому одѣянію ему следовало бы надѣть на голову шлемъ, но у моего рыцаря вмѣсто шлема была надѣта блестящая, въ видѣ трубы, шляпа; этотъ рыцарь, конечно, представлялъ крайне оригинальное зрѣлище, какое когда-либо можно было встрѣтить; это также служило къ изгнанію рыцарства, представленнаго въ смѣшномъ и глупомъ видѣ. Сѣдло сэра Озана было все увѣшано кожанными картонками для шляпъ; лишь только онъ встрѣчалъ какого-либо странствующаго рыцаря, какъ вербовалъ его ко мнѣ на службу, снабжалъ его шляпою и заставлялъ ее носить. Я одѣлся и пошелъ къ нѣму на встрѣчу узнать отъ него новости.
— Какъ идетъ промыселъ? — спросилъ я его.
— У меня осталось всего четыре, ихъ было всѣхъ шестнадцать, когда я выѣхалъ изъ Камелота.
— Вы, конечно, хорошо вели дѣла, сэръ Озана. Гдѣ вы были въ послѣднемъ мѣстѣ?
— Я ѣду изъ Валлей Голиндесъ; тамъ изсякла вода въ долинѣ, а такого бѣдствія не было уже двѣсти лѣтъ…
— Такимъ образомъ, въ источникѣ перестала течь вода! Тамъ опять, вѣроятно, кто-нибудь вымылся?
— Нѣтъ; только подозрѣвають, но врядъ-ли это такъ. Источникъ изсякъ, вотъ уже девять дней. Послали за тобой, сэръ Патронъ, чтобы ты испробовалъ надъ источникомъ твои чары; но такъ какъ ты не могъ пріѣхать, то послали за Мерлэномъ; онъ уже три дня тамъ и говоритъ, что заставитъ течь воду, хотя бы ему пришлось для этого разрыть вѣсь земной шаръ и причинить гибель всѣмъ его царствамъ; вотъ все это время онъ усердно работаетъ и взываетъ ко всѣмъ обитателямъ преисподней, чтобы тѣ поспѣшили придти къ нѣму на помощь, но нѣтъ даже и признака какой-либо влажности…
Завтракъ былъ готовъ; лишь только мы вышли изъ-за стола, какъ я показалъ сэру Озана нѣсколько словъ, написанныхъ на внутренней сторонѣ его шляпы: «Химическій департаментъ, Лабораторный отдѣлъ, Отдѣленіе G Pxxp. Пришлите два первой величины, два № 3 и шесть № 4, со всѣми ихъ мельчайшими принадлежностями — и двухъ моихъ ученыхъ ассистентовъ»; и сказалъ:
— Теперь поспѣшите въ Камелотъ, поѣзжайте какъ можно скорѣе, мой храбрый рыцарь; покажите мою записку Кларенсу; скажите, чтобы онъ доставилъ это какъ можно скорѣе въ Валлэй Голинессъ.
— Все исполню въ точности, сэръ Патронъ, — сказалъ рыцарь и уѣхалъ.