Эльф (Андерсен; Ганзен)


[185]


В саду красовался розовый куст, весь усыпанный чу́дными розами. В одной из них, самой прекрасной меж всеми, жил эльф, такой крошечный, что человеческим глазом его и не разглядеть было. За каждым лепестком розы у него было по спальне; сам он был удивительно нежен и мил, ну, точь-в-точь хорошенький ребёнок, только с большими крыльями за плечами. Ах, какой аромат стоял в его комнатах, как красивы и прозрачны были их стенки! То были, ведь, нежные лепестки розы.

Весь день играл эльф на солнышке, порхал с цветка на цветок, плясал на крыльях у резвых мотыльков и измерял, сколько шагов пришлось бы ему сделать, чтобы обежать все дорожки и тропинки на одном липовом листе. За дорожки и тропинки он принимал жилки листка, да они и были для него бесконечными дорогами! Раз, не успел он обойти и половины их, глядь — солнышко уж закатилось; он и начал-то, впрочем, не рано.

Стало холодно, пала роса, подул ветер, эльф рассудил, что пора домой, и заторопился изо всех сил, но когда добрался до своей розы, оказалось, что она уже закрылась и ему нельзя было попасть в неё; успели закрыться и все остальные розы. Бедный крошка-эльф перепугался: [186]никогда ещё не оставался он на ночь без приюта, всегда сладко спал между розовыми лепестками, а теперь!… Ах, верно, не миновать ему смерти!

Вдруг он вспомнил, что на другом конце сада есть беседка, вся увитая чудеснейшими каприфолиями;[1] в одном из этих больших, пёстрых цветков, похожих на рога, он и решил проспать до утра.

И вот, он полетел туда. Тсс! Тут были люди: красивый молодой человек и премиленькая девушка. Они сидели рядышком и хотели бы век не расставаться: они так горячо любили друг друга, куда горячее, нежели самый добрый ребёнок любит своих маму и папу.

— Увы! мы должны расстаться! — сказал молодой человек. — Твой брат не хочет нашего счастья и потому отсылает меня с поручением далеко-далеко за море! Прощай же, дорогая моя невеста! Я всё-таки имею право назвать тебя так!

И они поцеловались. Молодая девушка заплакала и дала ему на память о себе розу, но сначала запечатлела на ней такой крепкий и горячий поцелуй, что цветок раскрылся. Эльф сейчас же влетел в него и прислонился головкой к нежным, душистым стенкам.

Вот раздалось последнее: «прощай», и эльф почувствовал, что роза заняла место на груди молодого человека. О, как билось его сердце! Крошка-эльф просто не мог заснуть от этой стукотни.

Недолго, однако, пришлось розе покоиться на груди. Молодой человек вынул её и, проходя по большой, тёмной роще, целовал цветок так часто и так крепко, что крошка-эльф чуть не задохся. Он ощущал сквозь лепестки цветка, как горели губы молодого человека; сама роза раскрылась, словно под лучами полуденного солнца.

Тут появился другой человек, мрачный и злой брат красивой молодой девушки. Он вытащил большой, острый нож и убил молодого человека, целовавшего цветок, затем отрезал ему голову и зарыл её вместе с туловищем в рыхлую землю под липой.

«Теперь о нём не будет и помина!» — подумал злой брат. — «Небось, не вернётся больше. Ему предстоял далёкий путь за море, а в таком пути не трудно проститься с [187]жизнью, — ну, вот, так оно и случилось! Вернуться он больше не вернётся, и спрашивать о нём сестра меня не посмеет».

И он нашвырял ногами на то место, где схоронил убитого, сухих листьев, и пошёл себе домой. Но шёл он во тьме ночной не один: с ним был крошка-эльф. Эльф сидел в сухом, свернувшемся в трубочку, липовом листке, упавшем злодею на голову в то время, как тот зарывал яму. Окончив работу, убийца надел на голову шляпу; под ней было страх как темно, и крошка-эльф весь дрожал от ужаса и от негодования на злодея.

На заре злой человек пришёл домой, снял шляпу и прошёл в спальню сестры. Молодая, цветущая красавица спала и видела во сне того, кого она так любила и кто уехал теперь, как она думала, за море. Злой брат наклонился над ней и засмеялся злобным, дьявольским смехом; сухой листок выпал из его волос на одеяло сестры, но он не заметил этого и ушёл к себе соснуть до утра. Эльф выкарабкался из сухого листка, приблизился к самому уху молодой девушки и рассказал ей во сне об ужасном убийстве, описал место, где оно произошло, цветущую липу, под которой убийца зарыл тело, и, наконец, добавил: «А чтобы ты не приняла всего этого за простой сон, я оставлю на твоей постели сухой листок». — И она нашла этот листок, когда проснулась.

О, как горько она плакала! Но никому не смела бедняжка доверить своего горя. Окно стояло отворённым целый день, крошка-эльф легко мог выпорхнуть в сад и лететь к розам и другим цветам, но ему не хотелось оставить бедняжку одну. На окне стояла в цветочном горшке месячная роза; он уселся в один из её цветов и глаз не сводил с убитой горем девушки. Брат её несколько раз входил в комнату и был злобно-весел; она же не смела и заикнуться ему о своём сердечном горе.

Как только настала ночь, девушка потихоньку вышла из дома, отправилась в рощу, прямо к липовому дереву, разбросала сухие листья, разрыла землю и нашла убитого. Ах, как она плакала и молила Бога, чтобы он послал смерть и ей.

Она бы охотно унесла с собой дорогое тело, да нельзя было, и вот она взяла бледную голову с закрытыми [188]глазами, поцеловала холодные губы и отряхнула землю с прекрасных волос.

— Оставлю же себе хоть это! — сказала она, зарыла тело и опять набросала на то место сухих листьев, а голову унесла с собой, вместе с небольшою веточкой жасмина.

Придя домой, она отыскала самый большой цветочный горшок, положила туда голову убитого, засыпала её землёй и посадила в землю жасминовую веточку.

— Прощай! Прощай! — прошептал крошка-эльф: он не мог вынести такого печального зрелища и улетел в сад к своей розе, но она уже отцвела, и вокруг зелёненького плода держалось всего два-три поблёкших лепестка.

— Ах, как скоро приходит конец всему хорошему и прекрасному! — вздохнул эльф.

Наконец, он отыскал себе другую розу и уютно зажил между её благоухающими лепестками. Но каждое утро летал он к окну несчастной девушки и вечно находил её, всю в слезах, подле цветочного горшка. Горькие слёзы ручьями лились на жасминовую веточку, и по мере того, как сама девушка день-ото-дня бледнела и худела, веточка всё росла, да зеленела, пуская один отросток за другим. Скоро появились и маленькие бутончики; девушка целовала их, а злой брат сердился и спрашивал, не сошла ли она с ума: иначе он ничем и не мог объяснить себе эти вечные слёзы, которые она проливала над цветком. Он, ведь, не знал, чьи закрытые глаза, чьи розовые губы превратились в землю в этом горшке. А бедная сестра его склонила раз головку к цветку, да так и задремала; как раз в это время прилетел крошка-эльф, прильнул к её уху и стал рассказывать ей о последнем её свидании с милым в беседке, о благоухании роз, о любви эльфов… Девушка спала так сладко, и среди этих чудных грёз незаметно отлетела от неё жизнь. Она умерла и соединилась на небе с тем, кого так любила.

По всей комнате разлился чудный, нежный запах белых колокольчиков жасмина, — это они оплакивали усопшую.

Злой брат посмотрел на красивый цветущий куст, взял его себе в наследство после умершей сестры и поставил его у себя в спальне, возле самой кровати. Крошка-эльф последовал за ним и стал летать от одного колокольчика [189]к другому: в каждом жил маленький дух, и эльф рассказал им всем об убитом молодом человеке, о злом брате и о бедной сестре.

— Знаем! Знаем! Ведь, мы же выросли из глаз и из губ убитого! — ответили духи цветов и при этом как-то странно покачали головками.

Эльф не мог понять, как могут они оставаться такими равнодушными, полетел к пчёлам, которые собирали мёд, и тоже рассказал им о злом брате. Пчёлы пересказали это своей царице, и та решила, что все они на следующее же утро накажут убийцу.

Но ночью, — это была первая ночь после смерти сестры — когда брат спал близ благоухающего жасминового куста, каждый колокольчик раскрылся, и оттуда вылетел невидимый, но вооружённый ядовитым копьём, дух цветка. Все они подлетели к уху спящего и стали нашёптывать ему дурные сны, потом сели на его губы и вонзили ему в язык свои ядовитые копья.

— Теперь мы отомстили за убитого! — сказали они и опять спрятались в белые колокольчики жасмина.

Утром окно в спальне вдруг распахнулось, и влетели эльф и царица пчёл со своим роем; они явились убить злого брата.

Но он уже умер. Вокруг постели толпились люди и говорили:

— Его убил сильный запах цветов.

Тогда эльф понял, что то была месть цветов и рассказал об этом царице пчёл, а она со всем своим роем принялась летать и жужжать вокруг благоухающего куста. Нельзя было отогнать пчёл, и один из присутствовавших хотел унести куст в другую комнату, но одна пчела ужалила его в руку, он уронил цветочный горшок, и тот разбился вдребезги.

Тут все увидали череп убитого и поняли, кто был убийца.

А царица пчёл с шумом полетела по воздуху и жужжала о мести цветов, об эльфе, и о том, что даже за самым крошечным лепестком скрывается кто-то, кто может рассказать о всяком преступлении и наказать самого преступника.

Примечания

  1. Каприфо́ль — вьющийся кустарник. (прим. редактора Викитеки)