III. История Чехии до образования Чехословацкой республики. Чешские земли издавна были заманчивым местом для заселения. Вероятно, они входили в наиболее старое из известных нам европейских государственных образований — кельтское. Из кельтов на территории современной Чехословацкой республики сидели бойи, оставившие стране в наследство ее латинское имя (Boiohemia-Bohemia), котины и вольки-тектозаги вплоть до середины I в. до н. э., а отчасти и дольше. Вероятно, эти первые известные нам насельники были вытеснены германскими племенами, из которых наряду с маркоманами и квадами (пребывание их удостоверено до V в. н. э.) также и лангобарды перевалили через чешские земли (начало VI века); но постоянное значение в истории земли эти приобретают только после заселения славянами. Археологические данные заставляют предполагать, что славяне заселяли чешские земли с очень давних пор, а кельтские и германские следы в названиях гор и рек могут служить доказательством, что славяне в чешских землях действительно встретились с этими своими предшественниками. Но в качестве исторического фактора славяне засвидетельствованы здесь впервые в начале VII в. и, следовательно, их выступление восходит к VI в. н. э. Тогда во главе их борьбы против владычества аваров, начатой еще ранее, стал франкский купец Само (623—624) и завершил ее победою. Он основал первую большую славянскую державу, средоточие которой, по всей вероятности, дозволительно приурочить к Ч. и которая, распространившись на окружающие земли, сумела отстоять свою независимость от франкской монархии (битва при Вогастисбурге, приблиз. 631). Со смертью Само (приблиз. 658—659) государство его вновь распалось, и упоминания о чешских землях прекращаются в источниках почти на двести лет.
Когда снова поднялся занавес над историческою сценою, обстановка несколько изменилась. Расширение великой империи, которую в конце VII и начале VIII вв. основал Карл Великий, не остановилось перед чешскими пограничными лесами. Его биограф причисляет и чехов к народам, ему подвластным; мы слышим об их сношениях с империею, мирных и вооруженных. В ближайшем все-таки времени исторический центр тяжести перемещается дальше на восток, в Моравию, где ранее, чем в Ч., удалось объединить отдельные славянские племена. Первый исторически засвидетельствованный властитель мораван (с 822 года причислявшихся к франкской монархии), Моймир, может считаться обладателем всей тогдашней Моравии, если только отзвуки продолжающегося объединительного движения не скрываются для нас в известиях о столкновениях Моймира с Прибиною, — князем словацкой Нитры, вероятно последним из самостоятельных племенных князей. Состязание окончилось изгнанием Прибины (прибл. 833—836). Милость германского короля предоставила, однако, ему новое княжение над паннонскими славянами в Моосбурге, где удержался и сын его Коцел.
По смерти Моймира (846), с соизволения германского короля, властителем Моравии стал Ростислав, который вынужден был в 864 г. признать свою зависимость от франкской монархии. Быть может, он пошел на это в надежде быстрым принятием христианства (863 — приглашение из Византии Кирилла и Мефодия) отнять у франкской монархии предлог к повторным вторжениям. Дело увенчалось успехом, но Ростислав его не дождался: погиб в 870 г. во время новой войны, вследствие измены своего племянника Святополка. Но его предатель стал и мстителем за него: значительно расширил свое государство, завладев Ч. и другими соседними землями, в частности Паннониею. Но упорядочить взаимоотношения с франкскою монархиею Святополку не удалось. В 894 г. он умер, а вскоре моравское государство пало под ударами мадьяр (около 906).
Уже перед его падением в 895 г., как нам известно, чешские племена, освободившись из-под власти Моравии, подпали под верховенство восточной франкской монархии. Славянская колонизация чешских земель совершилась не сразу, но, идя из прародины, с северо-востока, и двигаясь вверх по течению больших рек, с низменностей к возвышенностям, происходила так, что племена, приходившие позже (и более сильные), вытесняли пришедших раньше в местности, расположенные южнее и менее плодородные. Чешские славяне распадались на несколько самостоятельных племен, которые, будучи под властью отдельных князей, относились друг к другу по большей части враждебно и лишь иногда объединялись под влиянием общей опасности. Основною политическою единицею было племя, развивавшееся из рода. Удерживали род в родовой общности экономические причины, трудности примитивного хозяйствования (глав. образ., экстенсивного лесного пала), которые можно было превозмогать лишь общим хозяйничанием большого количества рабочих сил, хотя рядом с ним мы встречаем и более легкое скотоводство. Собственно членами рода (а потом племени) являются только свободные; им противостоят, скорее в качестве какого-то инвентаря, чем подвластных данному племени, рабы, глав. обр. из военнопленных. Известия о вооруженных столкновениях чешских славян с соседями, об их вторжениях в окрестные земли позволяют говорить о том, что они уводили пленников, преимущественно женщин, в рабство. Но в более давние времена рабы служат, прежде всего, предметом торговли, особенно вывоза, так как примитивное хозяйствование не умело еще полностью использовать их силу, и разве только женщина-рабыня была оберегаема то для домашней работы, то для услаждения господина. Зато и цена ее вдвое превышает цену раба-мужчины.
Таких самостоятельных племен в Ч. было много, и они только в дальнейшем объединялись то мирно, то насильственно. Но уже издавна выдвигается между ними племя собственно чехов, осевшее в середине страны. Вождем этого племени был Боривой, в котором, следуя преданию, мы можем видеть первого христианского князя: известие о том, что его крестил Мефодий, представляется правдоподобным. Лишь после смерти Боривоя (880) власть над чехами досталась Святополку. И это, быть может, ускорило процесс объединения. Известие от 895 г. о подчинении чехов германскому верховенству сообщает о большом числе чешских князей, но двух из них называет главнейшими. Одним из них является племя зличан с княжеским родом Славниковичей, другое — племя собственно чехов с городом Прагою и родом Пшемысловичей. Это последнее, сумев принудить и княжество Славниковичей к признанию своего старшинства, вскоре довершит объединение всей страны под своим главенством.
Но еще ранее, чем это случилось, сюда вмешалась германская империя. Уже Генрих I, подчинив себе полабских славян, пошел в 929 г. походом на Ч. Тогдашний (прибл. с 923—924) чешский князь Вячеслав заботился о распространении христианства и стремился к соглашению с германскою империею. То и другое он считал основными условиями рационального самосохранения. Поэтому он признал верховенство империи. В том же году Вячеслав погиб. Его преемники вели борьбу с империей, мадьярами и Польшей, завоевали и вновь потеряли Моравию, зато внутри страны искоренением рода Славниковичей добились единства власти. Поворот наступил при Бретиславе (1034—1055), который вернул Моравию и в 1041 г. подчинился императору. Этим он положил начало чешской политике, которая удержалась долее ста лет. Ч. остается леном германской империи, но, занимая с самого начала положение до известной степени исключительное, выкупает вассальными повинностями, не слишком тягостными, самостоятельность внутреннего развития и, следовательно, возможность дальнейшего прогресса.
Перемена эта сопровождалась, а, отчасти, и обусловливалась изменениями в способе хозяйствования и в связанном с ним социальном устройстве. Теперь разница в цене раба и рабыни сглаживается. Это является признаком, что примитивное хозяйничание уступает место более интенсивному хозяйству в больших имениях. Тогдашнее большое имение было самодовлеющей натурально-хозяйственной единицей, требовавшей много рабочей силы. Ее доставляли рабы, предназначенные на земледельческие и ремесленные работы и специализировавшиеся соответственно роду своих работ. Поэтому положение раба меняется. Предметом вывоза он все-таки остается, но цена его растет, так как его можно выгодно использовать и дома. Рука об руку с этим идут дальнейшие общественные изменения. Служилое дворянство переходит постепенно в родовое, поднимаясь над остальным слоем свободных, который, конечно, и в дальнейшем остается ядром нации. Но общественные грани были постоянно достаточно подвижными, и было возможно и из свободных и даже из дворянства спуститься в ряды несвободных. Мы встречаемся и с такими фактами, что свободный землевладелец (zeman), будучи не в силах справиться с нуждой и с насилием крупных вотчинников, добровольно переходит в разряд зависимых землепользователей. Экономика ведет и к дальнейшей дифференциации среди свободного сословия: рядом со свободными землевладельцами-земанами выступают и лица, свободно хозяйничающие на унаследованной земле, но имущественно хуже поставленные. Выявляется и политическая сторона. Если мы слышим о коллоквиях, „собраниях всех чехов“, для которых можно пользоваться названием „сейм“, то не следует переоценивать это, так как на них решала единственно княжеская воля, и ни о каких правах (кроме права присутствия) говорить не приходится. Но уже и в том, что обычай, развиваясь, требовал, чтобы собрания эти, хотя и созванные только для выслушания княжеской воли, были оповещаемы о некоторых событиях, таился зародыш ленного права, развившегося в дальнейшем.
Бретислав I, умирая (1055), выразил желание (которое, в зависимости от значения княжеской власти того времени, имело силу закона), чтобы престол переходил всегда к старшему в роде Пшемысловичей. Этим он думал предупредить распри между своими многочисленными сыновьями и урегулировать отношения к германской империи; тем не менее ближайшие полтора века были наполнены усобицами среди Пшемысловичей, из которых империя извлекала не мало выгод. Ч. не только потеряла Моравию, но лишилась и Праги, которая, как епископство, была признана самостоятельной имперской землей. Правление Пшемысла-Отокара I (1192—1230) открывает новую эру в чешской истории.
Задача ему была облегчена тем, что преждевременная смерть императора Генриха VI (1197) ввергла германскую империю в междоусобицу, способствовавшую усилению внутреннего распада. Во время борьбы Филиппа Швабского и Оттона IV Брауншвейгского, Пшемысл неоднократно менял знамя и всякий раз получал ценные выгоды для своего государства и для себя, пока, наконец, их не подтвердил в 1212 г. Фридрих II, когда Пшемысл стал на его сторону, первый из владетельных князей. Ч. стала наследственным королевством, император обещал считаться с выборами в стране, признана была зависимость Моравии от Ч., инвеститура чешских епископов предоставлена чешскому королю, ограничена обязанность являться на имперские съезды, дозволено откупаться от обязательного участия при поездках германских императоров в Рим (единственном остатке бывшей повинности оказывать военную помощь). Ленная зависимость при таких минимальных обязанностях становилась почти выгодою, связанною уже с тем, что Ч. была имперским государством, и увеличивавшеюся еще от того, что чешский король вслед затем занял место среди курфюрстов, что ему обеспечило влияние на мировую политику. Для страны Пшемысла наступает пора быстрого движения вперед — внутреннего и внешнего.
И теперь это сопровождается переменами — экономическими, социальными и политическими. Хозяйственный переворот с запада постепенно проникает и в чешские земли и выражается в ликвидации натурального хозяйства, в появлении обмена между поместьями и между поместьем и городом, в возникновении новых городов. В поместьях обнаруживается стремление заменить натуральные повинности крестьян денежными, и происходит нивелировка крестьянского сословия путем улучшения юридического положения у крепостных и ухудшением его у свободных. Образуется широкий слой зависимого люда под властью дворянства, положение которого очень укрепилось в XII в. во время борьбы за престол между Пшемысловичами.
Растет и политическая роль дворянства. Все более частые упоминания о сеймах (коллоквиях) называют их и теперь по-прежнему собраниями всех чехов, но в действительности они являются уже собраниями дворянства, которое мало-по-малу становится нациею в политическом смысле. Но и в самом дворянстве имущественное неравенство и родовые традиции понемногу начинают обрисовывать два слоя: дворянство высшее и низшее; разница эта вполне разовьется позже.
Пшемыслу I удалось обеспечить престолонаследие за своим сыном, что укрепило власть короля. И только благодаря этому новое внутреннее потрясение — пятилетняя распря с епископом Андреем (1216—1222), окончилось все-таки благополучно. Спор шел не меньше, как о полном перевороте бывших до того отношений церкви к государству, которые в Ч. покоились еще на старом воззрении, что церковные имущества являются частной собственностью. То, что костел до этого времени считался имуществом основателя и его рода, стало предпосылкою взгляда, что церковные имущества принадлежат государству. А это вело к полной зависимости духовенства от светской власти. Именно против этого и восстал епископ Андрей. Принципиально требования церкви победили: король отказался от своих прав на государственные имения, находящиеся во владении церкви, и от доходов, ими приносимых.
Утрата королем церковных доходов, когда к тому же собственные его имения уже давно уменьшились, главным образом из-за его щедрости к дворянству, заставила его искать новых доходов. Нашел он их в немецкой колонизации, к чему эта победа церкви послужила последним толчком. Иностранцы, особенно немцы, приглашаемые во множестве, занимают на сошном праве места, до тех пор невозделанные; новые правовые отношения (эмфитевтические), дающие землевладельцу в виде единовременно уплачиваемой суммы за „допуск“ к земле капитал для дальнейших оборотов, а в виде правильных ежегодных процентов постоянный доход, обеспечивают поселенцам наследственное владение земельными участками. Новые города, на этом же основании возникающие и пользующиеся в своих границах обширными торговыми правами и значительною автономиею на праве немецком (магдебургском или нюрнбергском), становятся новыми торговыми и промышленными средоточиями и образуют новый слой свободного населения, который экономически постоянно растет, увеличивая и доходы королевской казны.
Вследствие всего этого чешское государство занимает все более и более важное место в развитии европейской политики. Сын и преемник Пшемысла, Вячеслав I (1230—1253), пользуясь прочным положением, которое доставило ему отцовское правление, сумел в большой борьбе между куриею и императорскою властью занять, после кратковременного колебания, благоприятное для своих земель положение. Чешское государство начинает помышлять о территориальном расширении. Уже в последние годы правления Вячеслава были присоединены земли Бабенбергов, а сын его Пшемысл II (1253—1278), пользуясь междуцарствием в империи, захватывает всю Австрию и основывает великую монархию, доходящую на юге до Адриатического моря. Избрание Рудольфа Габсбургского (1273) уже вследствие того, что обидно обошли чешский голос, сделало невозможным соглашение, о котором Рудольф, впрочем, и не старался, желая завладеть земельными приобретениями Пшемысла. Их и лишился Пшемысл после войны 1276 г. и вынужден был удовольствоваться чешскими землями, которые даны ему в лен на худших условиях (см. Германия, XIII, 532/33). Побежден был Пшемысл скорей не оружием, а изменою, так как его военный план, которому угрожала уже недобросовестность союзников, был погублен восстанием части чешского дворянства (Витковичи). Он стал с дворянством в неприязненные отношения частью из-за ревиндикации коронного имущества, отчасти же из-за того, что развивал сам колонизационную деятельность, перед тем предоставленную дворянству, и этим мешал дворянским поползновениям. После того как большие пространства были заселены в правление Пшемысла королевскою заботою, немецкий элемент стал силен; он рос уже со времени Вячеслава и при дворе и в дворянстве. Мир с Рудольфом не мог длиться, так как Рудольф вмешивался во внутренние дела чешские, препятствуя Пшемыслу наказывать виновных. Будучи вызван на новую войну, Пшемысл в 1278 г. потерпел поражение на Морхерельдской равнине и был убит. План Рудольфа захватить и чешские земли разбил, став во главе сопротивления страны, опекун и дядя несовершеннолетнего сына Пшемысла, Оттон Бранденбургский. Он принудил Рудольфа удовлетвориться занятием Моравии на 5 лет, а сам остался на это время правителем Ч. Вячеслав II (1283—1305) талантами не уступал отцу. Его планы об обратном завладении хотя бы частью альпийских приобретений Пшемысла потерпели неудачу, но в имперских делах он восстановил влияние Ч. От Альбрехта Габсбургского, как раньше от Рудольфа, он получил значительные выгоды для своего государства. После первых затруднений, вызванных предшествующим безвластием, Вячеслав укрепил в Ч. королевскую власть, умея противостоять высшему дворянству, которое тем временем достигло преобладающего влияния в политической жизни. Социальное расслоение остается в том же положении, как оно развилось раньше, но реформы Пшемысла, поделение страны в административном отношении на провинции (kvaje) и реорганизация земского суда с преобладанием высшего дворянства, оказывают свое влияние и в царствовании Вячеслава II, который в 1300 г., пользуясь богатой добычей новых рудников в Кутной Горе, начинает правильно чеканить монету. По соглашению с Альбрехтом, который хотел этим отвратить его от ревиндикационных планов, Вячеслав обращается (частью по примеру отца) к востоку, завладевает Польшею и принимает польскую корону (1300); Венгрии, где угасла династия, он дает королем своего сына Вячеслава (1301). Такой успех возбудил тревогу в Альбрехте, но его вторжение в Ч. (1304) кончается неудачно. Вячеслав II умер (1305), готовясь к новой обороне. Сын его, Вячеслав III, отказавшись от венгерской короны, тем решительнее стремился удержать Польшу, но был убит во время похода (1306). Он был последним из Пшемысловичей. После пятилетних усобиц его престол достался сыну нового императора, Яну Люксембургскому, женатому на его сестре.
Король Ян (1310—1346) в Ч. встретил со стороны высшего дворянства оппозицию, которая, переходя порою в гражданскую войну, была обострена раздорами между королем и королевою. Эта борьба сделала для Яна тягостным пребывание в стране, с которой он не сроднился. Его правление в Ч., которое он, оставаясь большею частью за границею, предоставлял знати, не было счастливым, хотя назначение сына его Карла маркграфом моравским и правителем государства (1333) и приносит улучшение. Ян заботится о территориальных приобретениях, добывает короне снова Будишинскую область и всю Верхнюю Лужицу (названную так позже), начинает завоевание Силезии, старается установить чешское господство в Хорватии, на берегах Адриатики. Он был лучшею опорою Людовику Баварскому и помог ему удержаться на престоле, выиграв битву у Мюльдорфа (1322), а также долго служил посредником в столкновениях между ним и папою. Он дожил до избрания (2 июля 1346 г.) своего сына Карла римским королем, но вскоре после того, 26 августа 1346 г., пал в битве при Креси, сражаясь во главе своих рыцарей на стороне французов.
Вступление на престол Карла IV (1346—1378) открывает новый период чешской истории, который можно назвать гуситским по самому значительному его событию. Уж то, что с этого времени чешский король бывал также римским королем и императором, являлось немаловажным обстоятельством, а еще тогда же стало складываться правило, превратившееся потом, именно к концу XVI, началу XVII в. в руководящее, по которому нельзя было удержать императорскую корону без чешской; собственно говоря, при увеличивающемся разложении германской империи мощь ее главы покоилась, в сущности, на той мощи, которую ему давало его господство над Ч. И Карл сделал много для германской империи. Получив уже в 1354 г. при поездке своей в Рим императорскую корону, он сумел и в Италии восстановить действие забытых прав империи и о том же заботился он и в Германии. Его золотая булла (см. Германия, XIII, 538) не только упорядочивала избрание императора, но также старалась обеспечить более определенный порядок управления, увеличивая власть курфюрстов (1356). Образцовым было здесь положение чешского короля среди них: его отношения к империи установлены так, что приносили ему почти только выгоды. Ради увеличения своей мощи он умел выгодно пользоваться и браками. По смерти (1348) первой жены, Бланки де Валуа, брак с Анною, дочерью Рудольфа Пфальцского, превращает в 1349 г. этого прежнего врага его в друга; после ее смерти в 1353 г. брак с Анною Свидницкою открывает ему путь к довершению земельных приобретений в Силезии; четвертый брак с Елизаветою Поморскою помогает его планам на севере империи. Всегда на ряду с увеличением политического влияния достигал он и увеличения материальных средств своего рода.
На первом месте стоят, конечно, заботы Карла о чешских землях. Ч. никогда не развивалась вполне обособленно, без оживленных сношений с соседями: теперь сношения эти расширяются и углубляются. Еще при жизни отца в 1344 г. использовал Карл расположение к нему курии и добился того, что пражский епископ возведен был в сан архиепископа и тем самым вышел из-под власти немецких иерархов. В 1348 г. он основал в Праге университет, его канцелярия стала на время центром, откуда выходили новые гуманистические начинания. Считаясь с итогами прошлого, Карл бережно относится к правам, которыми дворянство, особенно высшее, уже тогда обладало, и только старается помешать дальнейшим захватам. Хотя широкие законодательные планы, памятником которых является его Maiestas Carolina и не были осуществлены из-за сопротивления дворянства (в 1356 г. законопроект взят был назад), но, во-первых, многие частности из отвергнутого в целом кодекса удалось претворить в закон иначе, а, во-вторых, некоторые, нашедшие себе место в Каролине, предписания получили почти законную силу действием обычая. Что же касается внешнего положения государства, то оно все-таки было утверждено законом. Установив точно понятие „чешской короны“, появляющееся впервые при его отце, Карл наполнил его и новым содержанием, определив ленные отношения Моравии (отданной во вторую линию Люксембургского дома) и последовательно инкорпорируя Силезию, обе Лужицы и так называемые немецкие лены, многочисленные земли, приобретенные в Германии куплею и соглашениями; была еще старая держава рода, Люксембург, но там правил младший брат Карла, Вячеслав; а позже (1373) приобретенная Бранденбургская марка, будучи курфюршеством, не могла стать частью чешской короны.
Такая большая мощь сделала возможным (хотя и не без затруднений) и избрание его сына Вячеслава (Венцеля) преемником его в Германии (1376). Но в это время стали сказываться и теневые стороны. Жертвы, которых требовали покупка Бранденбурга и избрание Вячеслава, неизбежно сближали Карла с имперскими князьями и ставили его против городов, с которыми те были во вражде. Необходимость лавировать в борьбе между князьями и городами была одним из затруднений, встретивших Вячеслава на пороге его царствования. Другим — была великая схизма. Справиться с ними новый король был бессилен. Поняв значение, которое могла дать ему в церковной политике императорская корона, он неоднократно делал приготовления к поездке в Италию, но его удерживали от этого домашние дела, больше всего чешские неурядицы. Вячеславу пришлось столкнуться с властолюбивым пражским архиепископом Яном из Енштейна; в 1393 г. столкновения эти завершились насильственными мерами короля против архиепископа и его советников, из которых один, известный Ян из Помука, был по приказу короля утоплен. Это явилось, так сказать, сигналом к восстанию части чешских панов; Вячеслав восстановил их против себя своим покровительством низшему дворянству и городам. Важность восстания возросла от того, что к нему присоединились слизкие родственники короля (двоюродный брат Йошт, маркграф моравский, а потом и родной брат Сигизмунд). Восставшим удалось в 1394 г. взять короля в плен; скоро, впрочем, он был освобожден, но мир не возвратился. Король постоянно был занят имперскими делами и вопросом о церковном расколе. В 1402 г. Вячеслав вторично был лишен свободы Сигизмундом. Пребывание Вячеслава в плену, задерживавшее решение имперских вопросов, дало желанный предлог курфюрстам, которые 20 августа 1400 г. объявили его низложенным и на его место избрали римским королем Рупрехта Пфальцского.
Из плена Вячеслав освободился в 1403 г.; в дальнейшем правление его уже не нарушалось восстаниями, но полного спокойствия не было: все сильнее стал отзываться религиозный вопрос. Корни чешского религиозного движения нужно искать еще в пору царствования Карла. Культурный переворот, наступление которого было его заслугою, действовал тем глубже, что приходил отчасти без предуготовления. Выйдя из подчинения Майнцу, чешская церковь вступила в прямые сношения с куриею, как-раз в то время, когда хищническая финансовая система курии достигла наибольшего размаха. Деятельность архиепископа Арношта и его преемников увеличивает тягостный церковный формализм и способствует углублению пропасти между духовенством и народом. Церковь подозревала ересь в каждой попытке нового проявления благочестия и заменяла поэтому прежнее духовное водительство усилиями дать единую форму разнообразию человеческих убеждений. А это с неизбежностью пробуждало тоску по внутренней, подлинной набожности, подобно тому, как щедрость Карла к церкви усиливает то, что искони было главною причиною упадка нравственности среди духовенства. В итоге необходимо рождается и увеличивается стремление выйти из этого невыносимого положения, освободить из-под душного давления авторитета личность и общество.
Церковный гнет вызывал всюду сопротивление. Еще в правление Карла начинает свою обличительную проповедническую деятельность Конрад Вальдгаусский (ум. в 1369 г.) и Ян Милич из Кромержижа (ум. в 1374 г.), оба, особенно Милич, полагающие основание школе проповедничества, которая поддерживалась пробудившеюся в народе жаждою проповеди. Ни один из них не думал отделяться от церкви, но конфликта с церковью не избежали. Великая схизма дала свободу критике, а взаимное анафематствование обоих пап совсем по иному освещало самое понятие ереси. Оппозиция против того состояния, в каком тогда находилась церковь, выступает смелей. В пражском университете ряд прогрессивных профессоров-иностранцев смело вскрывает пороки церкви. Присоединяются к ним и чешские ученые (Войтех Раньков). Настоящим наследником Милича становится дворянин-землевладелец, Фома из Штитного (ум. в 1401 г.), который, будучи мирянином и не имея поэтому возможности влиять с амвона, тем усерднее пишет по-чешски и во всем выражает готовность подчиниться церкви, расходясь только с ее практикою. И другой ученик Милича, Матвей из Янова (ум. в 1391 г.), прямо указывает путь будущего и ищет подлинную церковь, минуя обоих ссорящихся пап и отдаваясь свободному мистическому созерцанию.
Реформационное движение, первоначально вызванное интернациональными влияниями, переходит в чешские руки. Прогрессивные немецкие магистры ушли из Праги в новые германские университеты. Место их в реформационном движении занимают чешские магистры, которые тем охотнее берутся за дело реформы, что оно само начинает ознаменовываться охлаждением к нему немецкого населения и возрастающим воодушевлением чехов. С начала XV в. чешскому реформационному движению в том его виде, как оно развилось под влиянием всего бывшего ранее, новый толчек дает знакомство с учением Джона Виклефа (см.). Теперь национальное и религиозное сознание сливаются нераздельно, усиливая друг друга.
Присоединение чешского элемента в университете к партии реформы делало влияние иноземцев тем неприятнее, что оно, несомненно, являлось уже в чешской земле аномалиею. Повод к перемене представился, когда кардиналы обоих пап, созывая собор в Пизе, обратились и к Вячеславу как римскому королю, а он, никогда от этого сана не отказывавшийся, решил тем воспользоваться для своего в нем восстановления; когда же немецкое большинство в университете, на чьи голоса он думал опереться, обмануло его ожидания, а чешские магистры его поддержали, король Кутногорским декретом 18 января 1409 г. было перевернул отношение голосов в университете: чехам дано было три голоса, а иноземцам — один. Немцы оставили Прагу, а университет выбрал ректором виновника переворота, Яна Гуса, которому влияние короля помогло восторжествовать и над архиепископом, когда тот, будучи принужден признать папу, избранного в Пизе, мстил жалобою на Гуса пред куриею, ограничением его проповеднической деятельности и сожжением книг Виклефа (1410). Но уже в 1412 г. торговля Иоанна XXIII индульгенциями побудила Гуса начать борьбу с папством, в которой он нашел конец (см. Гус).
Насильственная смерть Гуса и Иеронима Пражского возбудила в Ч. стихийный отпор. Чешское дворянство решительно отказалось подчиниться собору; Гус и Иероним были признаны святыми мучениками; ряды их приверженцев росли день ото дня, „божья правда“ стала девизом всех, и среди требований появилось новое, которому суждено было стать символическим. Еще перед отъездом Гуса в Констанц, друг его, Якубек из Стшибра (Миса), пришел к убеждению, что и миряне должны причащаться под обоими видами. Мысль эта, особенно после того как была положительно одобрена Гусом (еще перед заключением его под стражу), дала всему движению определенную цель и стала существенною частью его программы. Движение ширится с удивительною быстротою: в провинции быстрее, чем в столице; присоединяются и новые, более радикальные мысли, особенно в южной Ч., где этому, кроме воздействия Гуса в тех местах по его удалении из Праги, могли содействовать и влияния вальденцев. Косвенно помог этому и король Вячеслав, который, будучи сперва настроен почти благосклонно к движению, потом, боясь за свою корону, выступил против движения, чем и подвинул его на более радикальные пути. Гроза начинала уже греметь, когда смерть избавила короля от новых страхов и забот (1419). В гуситстве национальная и религиозная стороны нераздельно слиты, одна без другой немыслима, одна вытекает из другой.
В момент смерти Гуса развитие это далеко не было окончено; напротив, тогда-то оно и переживало один из наиболее тяжких своих кризисов. Отход Вячеслава от движения в последнее время его царствования, вытеснив приверженцев чаши из храмов, заставил их искать убежища под открытым небом, на бивуачных сборищах, „на горах“, как говорили, сперва только с религиозными целями. Но возрастающие препятствия и особенно неизвестность, что будет дальше, когда по смерти Вячеслава на его престол заявил притязания брат его Сигизмунд (к которому не было доверия даже у тех, кто в нем видел законного наследника, так как он был известен за врага „правды божьей“), — все это будило апокалиптическое настроение. Гуситское движение переживает, особенно в провинции, хилиастический фазис: нафанатизированные толпы ждут уничтожения врагов „божьей правды“ внезапным чудом, от которого погибнет все, кроме „гор“ и пяти городов, — даже непостоянная Прага не будет пощажена. Было счастьем для молодого движения и всего народа, что нашлись люди, которые сумели целесообразно воспользоваться этим опасным настроением и, указав, что ожидаемому чуду нужно деятельно помочь истреблением божьих врагов, превратили фанатических безумцев в неодолимых „божьих воинов“. И общая опасность грозящей войны заставила сплотиться на время тех, кого поступательный ход движения готов был разъединить. Вопрос о дозволительности войны был решен положительно, хотя университетские магистры, на обсуждение которых он был поставлен, вели себя сдержанно и уклончиво; к мерам обороны было приступлено раньше, чем новое суждение магистров высказалось о них несколько более благоприятно. Нет сомнения, что наибольшая в этом заслуга принадлежала Яну Жижке из Троцнова, бывшему вместе с Николаем из Гуси главным организатором Таборского братства. Совсем накануне войны, приблизительно в ноябре 1419 г., удалось для умеренных и радикальных течений, все более расходившихся друг с другом на практике и в теории, выработать общую всем программу, известные четыре артикула пражских: 1) чтобы достойные священники могли проповедывать слово божье свободно, 2) чтобы всякое прегрешенье, особенно явное, было караемо теми, кому надлежит, 3) чтобы причащение давалось верующим под обоими видами, 4) чтобы духовные лица, отказавшись от светского властвования, жили по закону христову.
Это была программа общая всем, ценная особенно политически и облегчающая общее выступление против общей опасности. 17 марта 1420 г. Сигизмунд обнародовал папскую буллу о крестовом походе на чешских еретиков, и крестовый поход начался. Огромное войско со всего почти света вторглось в Ч., предаваясь неслыханным жестокостям; в июне 1420 г. была осаждена Прага. Но Жижка, который тем временем блестяще организовал военное братство в Таборе, отразил 14 июля на Витковой горе (или, как назвали потом, на Жижкове) первый приступ, так и оставшийся последним: начавшаяся между крестоносцами рознь затрудняла действия, и сам Сигизмунд, оберегая свое наследие, противился обстрелу Праги. Коронование Сигизмунда чешским королем в пражском кремле (граде) 28 июля было собственно единственным последствием похода: вскоре после того крестоносное войско разошлось без успеха, а новая попытка Сигизмунда овладеть Прагою кончилась его поражением под Вышеградом (1 ноября). В конце 1420 г. от имени всей страны отправлено было в Польшу посольство с предложением чешской короны или королю Владиславу (Ягайлу), или Витовту. И единодушную волю страны подтвердил и сейм всех земель короны чешской, созванный в Часлави (июнь 1421 г.), который, торжественно присоединившись к общей программе и провозгласив Сигизмунда лишенным прав на престол, позаботился и о временном правительстве. Сейму принадлежит выдающееся место и в политическом отношении. В созыве его принимал участие и город Прага, а в работах сейма участвовали представители городов, которые, сблизившись со страною на национальной почве, впервые выступают в качестве особого сословия. Но скоро национальная борьба перешла в социальную. Факторы ее и ход революции рассмотрены в ст. гуситы (см. XVII, 414/23), и мы не будем здесь возвращаться к анализу этого движения. Как указано в названной статье, сплочение гуситских партий против врага держалось довольно долго, но постоянно умножались причины, способствовавшие расхождению; они привели к Лейпцигскому поражению 1434 г. и к пражским компактатам 1436 г. Компактаты открыли, наконец, Сигизмунду дорогу на чешский престол. Но его правление, ознаменованное вопреки данному обещанию крайней противогуситской реакцией, скоро вызвало отпор; отпор этот еще усилился после того, как король предал позорной казни на Староместской площади в Праге не признавшего его таборского вождя Яна Рогача из Дубой (9 сентября 1437 г.). Отъезд короля из Праги и из страны очень походил на бегство; на пути он и умер в Знойме 9 декабря 1437 г. На новых выборах католическая партия избрала королем зятя Сигизмунда, Альбрехта австрийского, а утраквисты, опереженные этими выборами, избрали Казимира польского. В гражданской войне Альбрехту удалось удержаться, но он умер (27 октября 1439 г.) раньше, чем мог проявить себя в качестве правителя. Настало новое безвластье. Притязаниям от имени сына Альбрехта, Ладислава, родившегося уже по смерти отца, препятствовало не только желание сословий произвести свободные выборы, но и, главным образом, то, что положение страны не допускало царствования ребенка. Однако, неудача нескольких попыток новых выборов указывала иное решение. Произошло это, главным образом, из-за неискренности католической партии и особенно ее вождя, Ольдриха из Рожиберка (Розенберга), который мешал попыткам улучшить положение, какие с известного времени предпринимал Гинце Птачек из Пиркштейна. Затруднения увеличивались. Дело шло об утверждении гусита Яна Рокицаны на посту архиепископа. Это являлось жизненным интересом утраквизма, которому важно было получить свою церковную организацию. Стараниями Птачка удалось объединить утраквистов привлечением самой умеренной партии (пшибрамской) на сторону Рокицаны, не без насилия над таборитами, которые были объявлены вне закона (1443—1444). Неудача попыток произвести новые выборы короля принудила, наконец, партию Птачка признать ради блага земли Ладислава выбранным королем под условием, что к управлению страной будут приняты надлежащие меры, но и здесь интриги Рожиберка испортили дело. Только когда по смерти Птачка (1444) водительство принял ученик его политической школы, молодой и энергичный Юрий Подебрадский, в нем вырос достойный соперник старому интригану. Юрий ловким нападением захватил Прагу (1448), куда мог возвратиться и Рокицана; затем Юрий достиг того, что его признали правителем государства; даже император, до тех пор также виновник неуспеха переговоров, должен был признать его правителем, особенно когда Юрий оружием подавил Табор, а Рожиберка принудил покинуть политическую сцену (1452). Ладислав, как избранный король, водворен был в стране и коронован (1453), но собственно власть осталась за Юрием, что увеличило королевскую мощь и дало отдых измученной стране. Правда, отъезд Ладислава из страны отдалил его снова от чешской и утраквистической среды, с которой Юрий старался его сблизить, и католическая партия в Ч. и за границей возлагала самые смелые надежды на уже недалекое самостоятельное правление короля. Но Латистав, по возвращении в Прагу, среди приготовлений к свадьбе умер от моровой язвы 23 ноября 1457 г., не достигнув полных восемнадцати лет.
Преемником ему выбрали, хоть и не было недостатка в кандидатах, Юрия Подебрадского (2 марта 1458 г.); за него голосовали и чешские католики, к которым он, как правитель, относился всегда беспристрастно. Выбор оказался удачным. Царствование Юрия является продолжением и большей частью завершением его деятельности в качестве правителя. В стране вновь водворился мир, стало расти благосостояние, и можно было успешнее продолжать ослабевшие прежние старания возобновить связи между землями короны чешской. Дипломатическая ловкость, с какою Юрий вмешивается в распри отдельных князей между собою и с императором, возвышает его значение и вызывает мысль об его избрании римским королем и соправителем, а быть-может и преемником неспособного императора Фридриха III; смелый же план союза европейских государей с французским королем во главе (и с исключением императора и папы) для мирного разрешения международных споров говорит о широких горизонтах мысли. Стоя на почве компактатов, которыми утраквисты были признаны сынами церкви, Юрий подразумевал под еретиками сектантов, а не причащающихся под обоими видами, тогда как курия объясняла это как обещание подавить гуситов обоих толков. Юрий верил в возможность добиться признания особого вероисповедного положения для чехов, тогда как папа ждал, что Юрий поможет ему избавиться и от тех незначительных уступок, которые получило гуситство. И вышло так, что строгое беспристрастие Юрия к католикам и его преследования братской общины, принявшей наследство Гуса, все еще не уничтоженное предшествовавшими событиями, будили опасения в среде утраквистов, а курию не удовлетворяли. На посольство Юрия с просьбою об утверждении компактатов папа Пий II ответил объявлением их отмененными; папа не мог начать борьбу с Юрием немедленно, так как император был на стороне чешского короля, а Зеленогорский союз (дворян-католиков), основанный в 1465 г. и прикрывавший религией экономические интересы, не мог приобрести силы без чужой помощи. Тогда (1466) папа наложил на Юрия интердикт, и на сторону папы стал Матвей, король венгерский. Но весною 1469 г. Юрий окружил Матвея у Вилемова и принудил его прекратить войну и содействовать примирению Ч. с куриею. Матвей, оправившись, принял выбор в чешские короли от восставших против Юрия дворян (3 мая 1469 г.). Силы Юрия, несмотря на переменчивость военного счастья, оказались достаточными, чтобы воспрепятствовать дальнейшим успехам Матвея, но он был вынужден искать дружбы с Польшей. Поэтому после смерти Юрия (1474) королем чешским избран был Владислав Ягеллон (1471—1516), но война с Матвеем, за которого стояла католическая знать, продолжалась и была кончена в 1478 г. Оломоцким миром, по которому Владиславу досталась Ч., а к Матвею отошли Моравия и Силезия. Расчленение чешских земель устранено было лишь по смерти Матвея (1490), когда Владислав избран был и на венгерский престол; но отъезд короля из Ч. увеличил еще упадок в стране. Реакция старалась покончить с достижениями гуситской революции. Король, фанатический католик, не умел ей противостоять. Напор со стороны курии продолжался. Ослабление утраквизма усиливает „братскую общину“, которая, возвращаясь к идеалам гуситства, оживленным проповедью Рокицаны, нашла, с его согласия, в творениях Петра Хельчицкого, зовущих назад к подлинной церкви, внутреннюю для себя спайку, а в лице брата Григория искусного организатора. Внутренняя история Ч. полна спорами сословий, так как дворянство отказывает городам в правах третьего сословия, приобретенных за гуситское время, и заботится об увеличении своих прав в ущерб короне. Поэтому королевская мощь, которая в других странах крепнет, в землях чешских слабеет. Этим был облегчен путь к мировой волне ухудшения в положении сельского населения, не миновавшей и Ч. На Кутногорском сейме католики и утраквисты договорились о религиозном мире на почве компактатов. Сословные распри, разгоревшиеся вскоре после того еще сильней и обостренные мелкими несогласиями, закончились в 1515 г. Святовячеславским договором, по которому города за признание политических их прав отказались от некоторых экономических привилегий. Религиозный мир возобновлен в 1512 г. бессрочно, а затем выступление Лютера усложнило и чешское религиозное движение. По смерти Владислава сын его Людовик наследовал престол как в Ч., так и в Венгрии (с 1516 г.), и соединение корон поставило чешские земли в непосредственное соприкасание с турецкою опасностью. В бою с турками при Могаче молодой Людовик и погиб (29 августа 1526 г.).
В кандидатах на престол недостатка не было, находились в сословиях и люди, от которых не укрылось ни значение международного положения соединенных королевств, ни необходимость сохранить государство. Но не эти соображения, а скорее корыстные мотивы привели к тому, что на чешский престол был избран 24 октября 1526 г. Фердинанд Габсбургский, до той поры эрцгерцог австрийский. Он стал чешским королем не по наследственному своему притязанию в качестве мужа Анны, дочери Владислава, а на основании свободного выбора. Правление его знаменует усиление королевской власти: у него являются централизаторские стремления, особенно в делах финансовых, к ущербу для независимости Ч.; он ограничивает сословное движение, в частности урезывая компетенцию учреждений, которые в своем естественном развитии могли бы создать регулятив для королевского абсолютизма. Впереди интересов страны у него стоят интересы личные и семейные. С этого времени чешские земли собственно несут бремя мировой политики Габсбургов (см. Германия, XIII, 578/82). Его отношение к Ч. выявляет особенно его политика в делах религиозных. И Фердинанд стоит к ней на основе компактатов, но здесь как раз и кроется огромная разница между ним и Юрием. Компактаты в эту пору были уже недостаточны. Рядом с меньшинством утраквистов, согласным на примирение с Римом, еще существовала растущая и способная к развитию братская община, существовали прямые последователи Лютера — большинство утраквистов, которое, не забывая родных традиций, возрожденное духом немецкой реформации, было готово к дальнейшей борьбе. Компактаты для Юрия являлись средством к утверждению утраквизма, а для Фердинанда они должны были послужить к победе католичества. Эту цель король никогда не упускал из виду: в 1556 г. водворены в Праге иезуиты, в 1561 г. возобновлено пражское архиепископство, упразднившееся со времен гуситского движения. В 1562 г. у сословий было отнято право назначения в члены консистории и тем обеспечено власти влияние на этот единственный орган утраквистов. В 1564 г., за несколько дней до смерти, он испросил у папы разрешения причащать мирян под обоими видами. Его сын и преемник Максимилиан II (1564—1576), человек веротерпимый и некогда близкий реформации, был все-таки слишком членом своего рода, чтобы вредить его интересам религиозными уступками. Вопрос был очень сложен вследствие многочисленности некатолических групп. Рядом с вымирающим староутраквизмом, который годился только как орудие для реакционных попыток двора помочь усиливавшемуся католичеству, было еще значительное большинство утраквистов, которое умело освежить свои гуситские традиции элементами лютеранства; была далее, не считая мелких сект, братская община, численно, правда, не слишком большая, но культурно достигшая необычайного влияния. Только в 1575 г. удалось объединить чешское исповедание; в существе это было габсбургское (см.), но с изменениями, делающими возможным согласие общины. Максимилиан, пораженный соглашением, которого не ожидал, дал только устное разрешение и потом старался как-нибудь его ограничить, так что к его смерти правовое положение некатоликов ничем не было обеспечено, а против братской общины даже возобновлены преследования. И если в первое время царствования Рудольфа II (1576—1612) вновь появившаяся рознь между некатоликами не повела к ухудшению дел, то причиною этому было, что Рудольф мало интересовался этими вопросами. За это в возникшей вскоре (1608) борьбе короля против его брата Матвея, поддерживаемого недовольными австрийскими и венгерскими сословиями, чешские сословия остались верными Рудольфу и сохранили ему по либенскому миру, по-крайней мере, Ч. и Силезию (остальные земли должны были отойти к Матвею). В благодарность за это Рудольф дал обещание окончательно решить религиозный вопрос, но по наущению фанатических советников уклонялся от его исполнения. Тогда чехи под предводительством члена братской общины Вячеслава Будовца, из Будовы, вынудили его дать грамоту (majestat) от 9 июля 1609 г., которою было признано чешское исповедание и дана полная свобода его последователям назначать должностных лиц консистории и управлять университетом и предоставлена свобода вероисповедания даже крепостным. Особое „Porovnàni“, заключенное между сословиями, преследовало обеспечение мирного развития. Но этого не хотела усилившаяся католическая партия, в которой уже начали играть роль воспитанники иезуитов, беспрестанно разжигавшая смуту. Рудольф вскоре умер среди новых усобиц. Его сменил брат его Матвей.
Междоусобие в среде Габсбургов сильно поколебало верность династии в чешских землях и легитимировало революцию. Недоверие к центральной власти побуждало сословия для большего обеспечения своих прав создать вооруженный союз всех габсбургских земель. Но дипломатия двора сумела, однако, парализовать эту опасность постановлением об исключительном пользовании чешским языком в официальных сношениях. Преждевременная старость и поздний брак императора вскоре снова оживили вопрос о престолонаследии. И тут искусным действиям двора удалось воспользоваться неподготовленностью сословий и провести в 1617 г. выборы Фердинанда II, которого боялись вследствие насильственно выполненной им рекатолизации в альпийских землях. Но чешский вопрос тем временем стал мировым, возбуждая внимание всех тех, кто, опасаясь растущей силы католичества, намеревался ослабить его главную опору — Габсбургов. Нет сомнения, что дело, в сущности, шло о религиозной свободе, которая, разумеется, сливалась с вопросом сословным, так как нераздельною его частью было и требование свободы веры. И европейская ситуация бросала сюда свои тени, усложняя и заостряя ход дела. Католическая партия в дворянстве, чувствуя себя достаточно сильной, дразнила противников систематическими нарушениями грамоты Рудольфа. Эти факты вывели из терпения сословия и привели к дефенестрации 23 мая 1618 г.: из окон королевской канцелярии в Праге были выброшены Вилем (Вильгельм) Славати и Ярослав Борита, в которых сословия видели подстрекателей к неприязненным действиям со стороны двора. Потом началось собирание войска, и было образовано временное правительство в составе 30 директоров. Вопрос о новом избрании короля нашел себе почву только после смерти Матвея (20 марта 1619 г.), когда достигнутые тем временем военные успехи чехов, которыми они были обязаны, главным образом, Индриху-Матвею Турну, давали основание для смелых надежд. 26 августа 1619 г. Фердинанд, преемник Матвея, был низложен и выбран королем Фридрих Пфальцский. Но счастье скоро отвернулось от чехов. 8 ноября 1620 г. на Белой Горе чешское войско было разбито, и начались репрессии. 21 июня 1621 г. в Праге было казнено 27 главных деятелей восстания, не спасшихся после битвы бегством; к жестокостям, предшествовавшим изгнанию из страны всех некатоликов, прибавилась наибольшая — массовая конфискация; почти все дворянство было приговорено к утрате имений, то в целом составе, то в части, или к превращению имения в лен; даже и у тех, кто лишился только части имений, были отнимаемы имения целиком, а возмещение давалось деньгами, что при низкой оценке и с выпуском неполноценной монеты равнялось доведению почти до нищеты всего дворянства. Было конфисковано более трех четвертей земли, стоимость отобранных имений доходила до 24 миллионов коп. т.-е. более, чем до полумиллиарда довоенных карон. Кары довершены были еще крутою рекатолизациею, которая лишила страну лучшей части населения. Всему этому дано как бы правовое основание Нового земского уложения — Obnovené zvízení zemské (в 1627 г., в Моравии — 1628 г.). Государственной самостоятельности Ч., правда, еще не коснулись, но дозволением одного лишь католического вероисповедания, допущением на сеймах особого духовного сословия и ослаблением городского, признанием равных прав за немецким и чешским языками, установлением наследственности престола и расширением королевских прав в ущерб правам сословий характер чешской государственности был существенно изменен. О дальнейшем ходе событий войны см. Тридцатилетняя война и Валленштейн. О последствиях войны см. Германия, XIII, 582/601.
Одновременно с изданием Нового земского уложения и в его духе строжайше было воспрещено некатоликам проживание в стране: кто еще не выехал, должен был теперь выехать. Более 185 родов из высшего дворянства и более 36.000 других семей не могли примириться с изменившимися обстоятельствами и покинули отечество. А в чешских землях, высасываемых наехавшими иностранцами, моральные и материальные бедствия, особенно крепостного крестьянства, не имевшего права покинуть отечество, увеличивались свирепыми насилиями рекатолизации, проводимой при помощи военных мер, и отягощались финансовым утеснением, ухудшением крепостного состояния и умножением повинностей. Отчаяние народа прорывается во многих восстаниях (1622, 1623, 1626 и 1628), которые, будучи насильственно подавлены, ведут только к новым притеснениям. Бедствия увеличились, когда в длительной войне чешские земли становятся театром ее действий. Некоторая передышка была дана Ч. после победы шведов при Брейтенфельде в 1631 г., когда они овладели Прагою и значительною частью Ч. Тогда вернулись многие изгнанники, среди них мужественный Индрих-Матвей Турн, сражавшийся в шведских рядах, и др. Тогда было покончено с опозорением казненных главарей чешского восстания: погребли головы 12 из них, торчавшие со времени казни на башне Карлова моста. Тогда было возобновлено прежнее церковное управление, исправлены отчасти и несправедливости конфискаций. Но не надолго. Счастье вернулось к императорскому оружию, саксонцы с изгнанниками были вытеснены из Ч., за свою победу при Люцене (1632) Густав-Адольф заплатил жизнью. Бедствия Ч. вернулись снова.
Вестфальский мир, поскольку вопрос шел о Ч., признавший то правовое положение, которое водворено было Белогорской битвой и Новым земским уложением, был ратификован в 1650 г., когда последние шведские гарнизоны очистили чешские земли. Тогда-то Ян Амос Коменский дал выражение неописуемому разочарованию всей эмиграции рвущим сердце криком: „Завещание умирающей матери, Братской общины“ (1650), к которому через десять лет присоединил еще более трогательный „Скорбный голос постигнутого гневом божиим пастыря к рассеянному и гибнущему стаду“ (1660).
Несмотря на то, что самостоятельность чешских земель не была отменена и Новым земским уложением, в действительности наступили большие перемены. Из-за перенесения императорской резиденции в Вену, верховный канцлер чешский, этот настоящий представитель чешской независимости, вынужден был подолгу там проживать и, хотя оставался наглядным символом государственного единства земель чешской короны, все более подпадал влияниям Тайного совета, а в финансовых вопросах и влияниям придворной каморры, которая, усиливаясь со времени Фердинанда I, приобретает больше и больше веса. Власть высших сановников, правящих в стране в качестве наместников, очень, конечно, ограничена, но важнее другие фактические перемены. Приток чужеземных авантюристов, которые как землевладельцы заменили чешское дворянство, повел к тому, что установленное Новым земским уложением равноправие немецкого языка превратилось в его засилие и к тому, что эти чужеземцы, хоть и разного происхождения, способствовали фактической германизации и своими связями и своим окружением. Германизация росла и помимо этого. Долголетнею войною страна была в большей своей части обезлюжена (из трех почти миллионов населения осталось, приблизительно, полмиллиона): и города опустели, и много деревень осталось совсем без жителей, и много имений — без хозяев. Насилия контр-реформации, в конце концов, достигали цели, и деревенский люд постепенно стал принимать католическую веру. Прошлое, однако, этим не было сглажено, недоверие не исчезало, подозрение в ереси тяготело на всем чешском, быть чехом являлось уже грехом. Университет и все школы отданы были в руки иезуитов, становящихся, таким образом, водителями всей духовной жизни.
Материальная нищета соответствует социальному и культурному упадку. Привлечение иностранного дворянства, без традиций, без любви к стране и без охоты узнать ее, ведет к неслыханному угнетению крестьянства. Убыль в людях побуждает дворянство неслыханно увеличивать работу и препятствовать свободному передвижению; подчиненный во всем своим господам, люд отдан им на величайший произвол, на который нет жалобы и который по большей части направляется на неслыханное до той поры отягощение крепостных. И такое положение еще ухудшается тем, что уплата контрибуций, многочисленных во время войны и после войны, всегда перелагается на крепостных, которые едва могут просуществовать на то, что зарабатывают своим трудом. Нечего и удивляться, что в 1680 г. вспыхнуло большое крестьянское восстание, подавленное круто, но обратившее внимание на необходимость облегчить тяготы; на такой путь вступает патент о барщине, изданный тогда и повторяемый позже, но неясности в этих патентах помимо воли облегчили новое отягощение работами. Не прекращаются побеги крепостных за границу, главным образом в Пруссию, где курфюст провозгласил свободу веры для того, чтобы привлечь трудолюбивых колонистов к возделыванию пустующих земель.
В дальнейшем история Ч. сливается с историей Габсбургской монархии (см. Австро-Венгрия — история). Внутри страны проводились от времени до времени реформы управления. В 1749 г. Мария-Терезия упразднила чешскую придворную канцелярию и вместо нее учредила directorium in publicis et cameralibus, изъяв из его ведения судебные дела, подведомственные высшему суду (oberste Justizstelle), при чем наместники заменены были депутациею и каморрою. А когда новый порядок не оказался пригодным, канцелярия была восстановлена, но уже как соединенная чешская и австрийская (1762), депутация же уступила место губерниуму. Этим впервые поставлена была под угрозу государственная самостоятельность земель чешской короны, хотя императрица и не намеревалась уничтожить чешскую независимость целиком. Влияние сословий было устранено и при губерниумах, где преобладало отборное чиновничество, и в провинциях (в Ч. — 16), а раньше управление там принадлежало сословиям. И другие перемены, в основе своей благотворные, не всегда были без тени. Увеличены заботы о просвещении, что особенно было облегчено уничтожением иезуитского ордена (1773). Но и перед этим иезуиты и в университете и в гимназиях должны были подчиниться государственному надзору и новым предписаниям, а иногда и уступать место другим преподавателям. Ревниво относясь к вмешательству церкви, Мария-Терезия ограничила политически ее влияние (placetum regium, дозволение правительства на оглашение папских булл), но строгого отношения к иноверцам не изменила. Прогрессом было изъятие уголовной юрисдикции из рук дворян-землевладельцев и учреждение особых уголовных судов, составленных из специалистов, которым был дан и особый уголовный устав (1768); работы над новым гражданским уложением, закончены были значительно позже (1811). Что касается крепостных, то императрица, основываясь на примере, который дали еще сословия составлением так наз. berni volla 1656 г. (soupis vustikalni), и на попытке Иосифа составить особый кадастр (доконченный в 1748 г.), сама попыталась дать новый кадастр (1756), более справедливый; патент же о барщине 1775 г., от которого крепостные ждали большего, вызвал новое крестьянское восстание; подавленное, оно только немного умерило старые притеснения. В 1780 г. Мария-Терезия умерла, и ее преемником был сын ее Иосиф II, который с 1765 г., по избрании его германским императором, правил совместно с матерью.
Царствование Иосифа (1780—1790) приносит много нового. В 1781 г. он издал патент о веротерпимости, которым покончено с единовластительством католиков и дарована свобода совести допущением обоих евангелических и православного вероисповедания. Значение патента было огромно, и его не может уменьшить то обстоятельство, что в отношении отдельных сект, которые, несмотря на все преследования, удержались в Ч., были допускаемы жестокие меры. Издание патента было вызвано мыслью, что религиозные преследования ведут к уменьшению населения. Патент о барщине (см. XIII, 605 след.) 1 ноября 1781 г. возвратил крепостным свободу передвижения (а в имениях, состоящих в заведывании каморры, прекращена барщина). Новый кадастр должен был, конечно, также служить и интересам фиска (1785—1789), но правило, понижающее налоговые повинности сельского люда и оставляющее за ним три четверти дохода с земли, хотя и не удержавшееся после, действительно облегчило положение крестьян, а меры к укреплению промышленности значительно усиливают ее развитие. Упразднение земского суда (и с ним нескольких др.), правда, было воспринято болезненно, но правосудие было относительно достаточно обслужено новым земским судом и судом апелляционным, куда были назначены хорошо подготовленные работники, а при частных судах дворян-землевладельцев о нем заботились особые юстициарии. Охраняя независимость государства от церкви, Иосиф решился на закрытие многих монастырей, поскольку они не служили общественным интересам. Школьное дело двинулось вперед необычайно. Прогрессом было уже то, что в университете латынь в 1784 г. заменили немецким языком, хотя это было в ущерб чешскому языку. Брат и преемник Иосифа, Леопольд II (1790—1792) пытался, хотя и не столь энергично, продолжать его политику, но после его смерти сын его Франц (1792—1835) заводит такую правительственную систему, в которой абсолютизм стал из просвещенного прямолинейно-реакционным, особенно с той поры, как во главе правительства становится (1809) Меттерних.
Первая половина царствования Франца занята войнами с Франциею, которые велись с огромными жертвами. Последствием их был финансовый патент 1811 г., признавший государственное банкротство и разоривший большую часть подданных. На тот же год падает и обнародование нового гражданского уложения, которое, впрочем, только завершает (а отчасти и ухудшает) наследство лучшего прошлого. Французская революция испугала все правительства, особенно австрийское — теперь можно говорить уже об австрийском правительстве, именно когда Франц в 1804 г. принял титул императора австрийского, а спустя два года отказался от титула германского императора, став затем членом и председателем нового германского союза (Bund). Он приходит к той „удушливой“ политике, которая в каждой новой мысли подозревает революцию, а сама держится централизующего направления, систематически нарушая права сословий. Такая политика, естественно, питает недоверие к национальному самосознанию. Это и испытали на себе чехи.
Февральская революция 1848 г. в Париже привела к падению Меттерниха (18 марта) и положила начало конституционной жизни в Австрии. В Праге уже 11 марта памятное собрание в святовячеславских банях формулировало политическую программу чешскую — труд доктора Браунера: государственная целокупность земель чешской короны с общим сеймом и учреждениями, равноправие чешского языка с немецким, а равно другие требования в духе времени. Петиция представлена была двору двумя депутациями (после нового избрания 28 марта, которое было вызвано поведением Вены). Высочайшим решением 8 апреля вопрос о государственной целокупности чешских земель был отложен, а прочие пожелания были удовлетворены; в частности, что касалось созыва учредительного сейма, то пока должен был управлять образованный тем временем национальный комитет; деятельность его подавала надежды на успех, особенно когда наместником чешского королевства был назначен молодой Лео Тун, относившийся к домогательствам чехов не неблагосклонно. Но вышло иначе. Созвание франкфуртского сейма с целью объединения всех немцев, побуждая и Австрию послать туда своих представителей, заставило обратить внимание на опасность, оттуда грозящую славянам. Палацкий (11 апреля) выступил против посылки депутатов по Франкфурт (хотя чешские земли причислялись к германскому союзу, существовавшему до тех пор) и в противовес франкфуртским домогательствам отстаивал необходимость для интересов славян сильной Австрии. Ради единства ее чехи были готовы к уступкам в своих требованиях, касающихся чешской государственности, хотя мадьяры уже успели, образовав свое министерство, создать самостоятельное государство и хотя конституция Пиллерсдорфа, обнародованная 25 апреля, напросто отвергла чешскую государственность, поставив Ч. в ряду остальных „провинций“, вопреки высочайшему решению. Радикальные венские круги добились того, что конституция эта была отменена и дано согласие на учредительный всеимперский сейм, выборы в который были назначены, хотя одновременно шли и выборы во франкфуртский сейм, состоявшиеся, несмотря на предостерегающие голоса. Естественно вызванные этим волнения Лео Тун попытался успокоить самовольным назначением выборов в чешский сейм, к великому неудовольствию Вены, и когда он эти выборы позволил провести раньше выборов в имперский сейм, в Вене стали требовать даже его отставки. В противовес франкфуртскому сейму, который заставил разойтись с чехами и чешских немцев, до тех пор дружно с ними выступавших, созван был в Праге славянский съезд, посвященный, прежде всего, интересам австрийских славян. Особая чешская депутация, отправленная к императору в Иннсбрук, куда он должен был переехать, спасаясь от венской революции, снова разъяснила ему, насколько чехи заинтересованы в сильной (хотя и преобразованной) Австрии. Работа славянского съезда была нарушена восстанием 12—16 июня, вызванным Виндишгрецом (в данном случае не может быть и речи о каком-либо организованном заговоре, и Бакунин, хотя и был в Праге, влияния не имел). Двору, однако, представился удобный предлог отказаться от данных обещаний. Чешский учредительный сейм не был созван, хотя выборы в него и были произведены; вместо него созван был имперский сейм в Вене. Еще до этого Пиллерсдорф, сменивший раньше Меттерниха, должен был уйти; новое правительство, направление которого определяли Добльгоф и Бах, начало с того, что уволило Туна в отставку (23 июля). Из совещаний сейма вышел прежде всего закон об отмене крепостного состояния и упразднении патримониальной юрисдикции (7 сентября), которым впервые покончено с вековою неправдою и возвращены крестьянам человеческие права. Но работа сейма была прервана венской революцией, которая, обострившись в связи с мадьярским восстанием, привела к тому, что сейм был разогнан. Новое правительство, в котором главою был Феликс Шварценберг, а министром народного просвещения Лео Тун, но решающее влияние (особенно после смерти министра внутренних дел Стадиона) имел опять Бах, по настоянию особенно чешских депутатов, созвало новую сессию сейма в Кремзире (22 ноября), и вскоре после того Фердинанд отрекся от престола в пользу племянника Франц-Иосифа (2 декабря). Но и кремзирский сейм, где вскоре столкнулись федералистические течения с централистическими, был распущен (7 марта 1849 г.) после поражения мадьяр, а конституцию правительство дало само (4 марта).
Боязнь новых идей, которые недавно так смело выявились, привела к тому, что новое правительство стало под знаменем реакции. Нельзя отрицать, что некоторые его мероприятия (именно административные) были не без пользы, но вследствие непонимания исторических фактов, которые содействовали возникновению империи, общее направление правительственной политики не могло не оказаться совершенно ложным и вредным. Хотя Шварценберг, в противность домогательствам Франкфурта присоединить Ч. и альпийские земли к новоорганизованной Германии, и сумел отстоять единство империи, но вхождение Австрии в Союз (Bund) стало позже источником новых несчастий. Данная правительством конституция вовсе не знает земель чешской короны, и, если эту конституцию делал неприемлемою уже способ ее издания, неприемлемость ее еще увеличивалась. В области просвещения деятельность Туна знаменует большой прогресс особенно поднятием положения университетов; при этом также и чешскому языку дано было значительно больше прав. В противовес этому, в то же время, однако, серьезно возросло влияние церкви, с которою в 1855 г. заключен конкордат, что, конечно, соответствовало реакционному характеру правительства. Вся эта перемена наибольшие разочарования принесла чешским землям. Политические их надежды вознеслись так высоко; между тем правительство насильственно подавляло каждое оказательство отпора. Уже июньское восстание 1848 г. вызвало жестокие репрессии (в связи с введением исключительного положения); революционная попытка, предпринятая под влиянием Бакунина (1849), преждевременно выданная, повела к еще большим репрессиям и к новому введению исключительного положения (до 1853 г.). Каждое, даже невиннейшее, оппозиционное оказательство подавлялось с помощью новоучрежденной жандармерии. Было это тем легче, что 31 декабря 1851 г. и мартовская конституция была отменена, и возродился чистый абсолютизм.
Кое-какие улучшения, казалось, принесло поражение 1859 г. (см. I, 313). Октябрьский диплом 1860 г. обещал, что новая конституция будет сообразована с историческими правами земель. Но между „землями“ была сделана разница. Венгрии действительно предположено было вернуть старую конституцию, тогда как остальным, среди них и чешским землям, предполагалось дать новую. Выяснилось это, когда министр Шмерлинг 21 февраля 1861 г. изготовил свою конституцию. Она проводила централизм и пренебрегала правами чехов на государственную самостоятельность. Тем не менее, чехи в надежде воспрепятствовать дуализму, к которому уже тогда делались приготовления, не приняли точки зрения дворянства, примирились с февральскою конституциею, хотя и упрекали ее в нарушении основных положений октябрьского диплома, и послали депутатов в сейм, созванный на ее основании. Когда же на просьбу сейма короноваться чешским королем император изъявил согласие, послали депутатов также и в парламент. Там, однако, получили перевес централистические течения, так что в 1863 г. депутаты из чешских земель были вынуждены покинуть парламент. Пассивная оппозиция, которая так началась, длилась 15 лет; только на сеймах чехи сперва остались, главным образом, под влиянием дворянства. Отношение к дворянству разделило чешских политиков на две партии: на старочехов (кроме Палацкого, главным образом Ригер), настаивавших на совместных действиях с дворянством, и младочехов — либерально-демократического направления (1863; Сладковский, Грегры). Но так как на практике поводов для столкновений у них было мало, это расхождение помогло скорей соперничеству на культурно-политическом поле и освежению всей национальной жизни. Надежды на улучшение ожили в 1865 г., когда после падения Шмерлинга бразды правления взял моравский дворянин, Рихард Белькреди, который, приостановив действие февральской конституции, пытался вступить в переговоры. Переговоры, однако, были прерваны прусско-астрийскою войною 1866 г. (см. I, 314/16).
Пражский мир, заключенный в августе, лишил Австрию Венеции, но желание короля Вильгельма получить часть Ч. Бисмарк сумел победить. Стремление отплатить Пруссии вело двор к упорядочению внутренних дел, а, следовательно, прежде всего к уступкам в пользу мадьяр. Дуализм осуществился. В венгерской части полновластными господами стали мадьяры, в австрийской — такое же место хотели занять немцы. Декабрьская конституция (21 декабря 1867 г., составленная также Шмерлингом) имела силу только для австрийской части империи (Цислейтании) и попирала отдельные государственности (парламент должен был пополняться посылкой в него депутатов от местных сеймов). Чехи не могли бороться против такого положения. Когда сеймы чешских земель отказались в 1867 г. выбирать депутатов в парламент, они были распущены, а немецкое большинство в курии крупных землевладельцев, уступая давлению правительства, вынудило чешских депутатов покинуть сеймы.
Однако, несмотря ни на какие препятствия, национальное движение настолько уже усилилось, что более нельзя было не считаться с ним. Даже и преобразованное министерство во главе с Гаснером не выдержало испытания и должно было уйти в отставку (12 апреля 1870 г.). Министерство Потоцкого вступает с чехами в переговоры, начав роспуском сейма, которому новые выборы принесли чешское большинство, и новым обещанием коронования (рескрипт 26 сентября 1870 г.). Но переговоры рушились из-за нежелания чехов послать депутатов в парламент. Иначе начал новый глава кабинета, граф Гогенварт: он пригласил в состав своего министерства двух чехов (Иречек и Габетинек). Рескрипт 12 сентября 1871 г. признал чешскую государственность и опять обещал коронование. Он вызвал в ответ адрес, где „основание статьи“, относительно которых договорились уже раньше, указывают главные черты будущего управления чешских земель и их отношение к Цислейтании. Но принятие этих статей в сейме возбудило настоящую бурю. Министр иностранных дел Бейст и венгерский министр Андраши побудили императора к нарушению обещания, и Гогенварт пал (1871). Его сменил Ауэрсперг. В Ч. возобновились преследования; неслыханными обманами и с помощью „хабруса“ (общество для скупки больших имений) была достигнута правительственная победа в курии крупных землевладельцев, давшая правительству большинство в сейме, а когда чехи продолжали оппозицию, на это ответили введением прямых выборов в парламент (1873). После франко-прусской войцы и заключения тройственного союза (1883) среди чешских депутатов возникли сомнения, является ли пассивная оппозиция целесообразной политикою. Когда новый министр-президент граф Таафе пригласил в свой кабинет мораванина доктора Пражака, в парламент вошли и чешские депутаты, но, конечно, с оговорками о правах Ч. и не без уступок. В 1882 г. пражский университет был разделен на чешский и немецкий, через год победа в курии крупных замлевладельцев дала в сейме чехам большинство голосов. Но позже появилась реакция против перемены курса — у правых, к которым по обстоятельствам момента нашли нужным примкнуть чешские депутаты в Вене (в большинстве старочехи). У себя в Ч., где было яснее видно, что правительство лишь злоупотребляет поддержкой чехов, делая неохотно даже и небольшие уступки, они боролись с правыми. В 1880 г. распоряжение министра Штремайера, признавшее за чешским языком в официальных сношениях равное право с немецким, хоть и не принесло ничего нового, встретило стремительный отпор в виде проекта Вурмбрандта о введении немецкого языка в качестве государственного и в попытках немцев устроить в Ч. так называемую замкнутую немецкую территорию. Несколько раз старались чехи провести чешско-немецкое соглашение, но старания их разбились о чрезмерные притязания и неискренность немцев. Неудовлетворенность бесплодной политикою старочехов, проявлявшаяся и раньше, привела в 1889 г. при выборах в сейм к большой победе младочехов. Положение должна была спасти попытка нового чешско-немецкого соглашения (так называемая пунктация 1890 г.). Но соглашение это, приносившее (на ряду с некоторыми действительными выгодами для чехов) собственно разделение страны на территории немецкую и двуязычную и почти исключавшее возможность перемен в будущем, должно было быть отвергнуто. На выборах в парламент (1890) младочехи, старавшиеся об отмене этого соглашения, одержали над старочехами полную победу. Наибольшим успехом новых депутатов явилось распоряжение о языке, вводившее употребление чешского языка в чешских землях в сношениях внутренних и внешних, изданное в 1897 г. новым первым министром Бадени. Немецкая обструкция вынудила его выйти в отставку (1898), а Гауч, сменивший Бадени, безуспешно старался умиротворять немцев тем, что хотел ввести для внутренних и внешних официальных сношений соответствующий язык на чешской и немецкой территории и оба языка на смешанной территории, как делились чешские земли. Еще менее удалось это новому министерству Туна, в которое вошел чех Кайзль. Преемник Туна, Клари, вовсе отменил распоряжение о языке (1899). (См. Австро-Венгрия — история, I, 290/309).
Рабочий вопрос в чешских землях сказывается сравнительно поздно. Вследствие полного преобладания немецкого капитала в промышленности, рабочий вопрос по большей части сливается с национальным. Только 1888 г. способствует наступлению перемены в этом отношении: организуется социал-демократическая партия в Австрии. В Ч., правда, интернационализм классовых интересов не подавил национального чувства. Впрочем, на ряду с попыткою согласовать классовые интересы с национальною программою, что привело к образованию национально-социальной партии, неосмотрительные приемы руководительства социал-демократическою партиею позже также привели к возникновению автономного направления (представленного чешскими социал-демократами) в противовес централистическому (немецкому). Но сила идеи сама по себе не позволила не считаться с нею. Уже министерство Таафе сделало первый шаг понижением избирательного ценза; при Бадени появилась пятая курия (но не исключительно из рабочих, а общая).
При Беке в 1907 г. проведено было всеобщее избирательное право. Но ожидания были обмануты. Конечно, сословные интересы нашли себе на выборах выражение иными путями (партия аграрная и др.), и ослаблена была партия чешских горожем однако, и всеобщее избирательное право не устранило национальной розни. Споры выявились еще острей, немецкая обструкция поставила под угрозу работоспособность чешского сейма, и правительство не нашло другого средства, как приостановить и деятельность земского комитета (1913). Согласие на это со стороны Крамаржа, вождя младочехов, лишило его популярности. А в 1914 г. министерство Штюргка отсрочило занятия парламента надолго. Подошла мировая война. Чехов она застигла неприготовленными, и именно потому они сперва только пассивно подчинились ей, хоть с самого начала и питали преувеличенные надежды на тройственное согласие. Но правительство и особенно высшее военное командование сумели непопулярную войну превратить в ненавистную. Ограничение личной свободы и свободы печати, ужасные преследования и жестокие расправы вплоть до смертной казни — все это способствовало постепенному росту сопротивления в среде чешских воинов; они стали перебегать к неприятелю, из-за чего репрессии еще увеличивались. Сейчас же после начала войны, в 1914 г., вождь национальных социалистов Клофач, позже популярный писатель Махар, в 1915 г. Крамарж, Рашин и мн. др. были арестованы и преданы военному суду. Действие оказалось как раз обратным. Крамарж (присужденный потом к смерти) стал самым популярным человеком; убеждение, что с Австриею соглашение невозможно, становилось всеобщим. Проф. Масарик вынужден был выехать за границу, чтобы укрепить там сознание международного значения чешского вопроса. Деятельность Масарика внесла систему в заграничную работу, уже ранее начатую чешскими эмигрантами, углубила и организовала ее, в чем ему помогали Э. Бенеш, последовавший за ним в изгнание, и М. Р. Штефаник, живший еще до войны во Франции и бывший в сношениях с влиятельными кругами, и мн. др. Весною 1916 г. они учредили Национальный чешский совет, председателем которого был Масарик, товарищем председателя — депутат аграрной партии Дюрих.
Еще в начале войны заграничные чехи пришли к мысли о деятельном, с оружием в руках, участии на стороне тройственного согласия, и во Франции скоро дошло до вступления отдельных добровольцев в действующую армию. Наибольшие надежды будила Россия, где было и наибольшее число чехов, как постоянно там живших, так и военнопленных. Но образованию отдельного чешского войска препятствовали затруднения международного характера. Приезд Масарика в Россию (весною 1917 г.) упорядочил дело (см. об этом и о чехословацких легионах в России Россия — гражданская война).
В чешских землях смерть Франц-Иосифа (21 ноября 1916 г.) и восшествие на престол молодого Карла уменьшили преследования; дошло до того, что был созван парламент и даже дана была амнистия (2 июня 1917 г.). Вялая деятельность чешских депутатов вызвала в стране неудовольствие, и его выражение — майское выступление писателей — побудило депутатов при созыве парламента быть решительнее. Тщетные попытки императора заключить сепаратный мир и неспособность правительства рождали все более и более широкие надежды, несмотря на выход России из войны, на разгром Румынии и на победу над Италией, что, разумеется, австрийскому правительству снова придало смелости. События, развертывавшиеся за границею, оправдывали рост надежд.
После России дошло до образования чешского войска и во Франции (1917), где добровольцы участвовали в войне уже задолго до того, и в Италии (1918), вступление Соединенных Штатов в войну облегчило деятельное в ней участие американским чехам. Это еще не означало окончательного признания заграничного Национального совета чешского, но было достаточно для того, чтобы поднять чешское самосознание дома, где депутаты уже 6 января 1918 г. торжественно провозгласили волю народа иметь самостоятельное государство, что и было поддержано всенародною присягою на собрании 13 апреля 1918 г. Усилия чешской заграничной акции поддержал также съезд угнетенных народов Австро-Венгрии в Риме (9—12 апреля), но больше всего облегчили события в России. Они побудили французское правительство публично признать чешские притязания на государственную независимость, и вскоре все державы Согласия признали Ч. союзным государством, воюющим на их стороне, а Национальный заграничный совет — за орган, предваряющий будущее правительство этого государства.
Конец известен. Растущий развал германской и австрийской армий его ускорил. Уже 14 октября Бенеш довел до сведения правительств отдельных государств, что Национальный совет преобразован во временное правительство (Масарик, Бенеш, Штефаник); 18 октября Масарик в Вашингтоне торжественно провозгласил Чехословацкую республику. Тогда и император должен был разрешить представителям чешского восстания внутри страны выезд в Женеву для соглашения с временным правительством. Но раньше, чем это могло состояться, заявление императора, что он принимает пункты Уильсона для мирных переговоров, побудило Национальный комитет пражский, образованный уже в июле из представителей всех партий, к провозглашению 28 октября 1918 г. независимой Чехословацкой республики. Когда посланные в Женеву вернулись, республике была дана (13 ноября) новая временная конституция, а 14 ноября Национальное собрание, возникшее путем расширения Национального комитета, устами доктора Крамаржа провозгласило Габсбургов низложенными и единогласно избрало президентом республики Масарика, приезд которого 21 декабря 1918 г. начинает новый период чешской истории.